| Говорит: хорошо. Потом, здрасьте, ты кто? Я батюшка ваш. Говорит: заходи. А я иначе верю, чем ты веришь. Ну, давайте поспорим. Поспорили. На это нужно потратить массу времени, сил, энергии. Потом, глядишь - и храм построится, потому что батюшка пошел, поговорил, поспорил, поругался, полюбили его, отвергли его, но узнали его. Узнали - и всё, храм построили. Жизнь требует вторжения в действительность. Те, которые убегают от вторжения - проигрывают. Они не могут ничего никому объяснить. Исходя из этого, мы говорим, что с нашим человеком сегодняшним нужно общаться. Потому что человек сегодняшний - он с одной стороны атеист. Вот сейчас была борьба против абортов. ВЦИОМ опубликовал данный опрос. Оказывается 70% наших граждан - за аборты. Представляете, мы собираемся бороться, потому что нельзя убивать детей. И оказывается, что 7 из 10 - за аборты, т.е. нельзя запрещать, пускай делают, это их личное дело. Вот наш народ, вот его портрет, т.е. 7 из 10 - за убийства. Они считают, что это нормально, и они же считают, что им нужно быть счастливыми. Я, мол, имею право на счастье, т.е. я сплю, с кем хочу; я из себя скоблю, кого хочу - и я должна быть счастлива. Так они считают, и как ты им мозги поменяешь? Вот это наш сегодняшний народ. Семь десятых нашего народа считают, что убивать детей можно, даже нужно. Раз мешает ребенок карьере, фигуре - да, пожалуйста, вперед, скоблись, до свидания, пусть собака съест твоего ребеночка на мусорнике, их же в кулечке в мусорник выносят. И вы, мужчина или женщина - не важно, потом будешь счастлив или счастлива после всего этого? Но они даже не берут себе в голову. Мы живем в таком обществе и пытаемся воевать с очевидными вещами, но у нас не очень получается, потому что народ у нас очень заражен. Мы пытаемся сохранить нравственный код нашего народа. Он говорит: ортодоксы, ретрограды, люди средневекового сознания - да, всё это мы. Но, тем не менее, братья и сестры, имейте в виду, что жизнь будет длиться дальше, и Содом и Гоморра, которые были уничтожены однажды - были уничтожены не просто за личные грехи, а в наказ будущему человечеству. |
| А что корректировать?! Уберите вы ЕГЭ! Верните экзамены в том виде, в каком они существовали в нашей школе испокон веков! Мое поколение, ваше поколение как-то выросли без этого ЕГЭ. И выросли достаточно образованными. А поколение нынешних выпускников оказалось потерянным в плане образования. Оно не ваше, не наше - ничьё!». Но Медведев «ничьим поколением» вполне доволен и с какой-то школярской задиристостью, словно назло весомым аргументам противников ЕГЭ, заявил на совещании с вице-премьерами: «По поводу ЕГЭ все равно продолжается вестись дискуссия. Пишут и вам, и в правительство в целом, и мне лично, в социальных сетях. Но просто хочу, чтобы все понимали: мы не будем отказываться от единого госэкзамена». Дальше Медведев назвал прежний способ сдачи экзаменов «прошлым веком», «анахронизмом». Премьер-министр предложил взглянуть правде в глаза - в прежней системе сдачи экзаменов результат «был зависим от отношений между учеником и учителем: кто кого любит, кто кого не любит». Полная чушь: а как же вы нам, преподавателям, госэкзамены и защиты дипломов в ВУЗах доверяете (сейчас как раз они в разгаре!), наконец, как вы милиционеров в полицейские переаттестовывали - без человеческого фактора? Мы теперь видим... Образование без Учителя, хоть при получении знаний, хоть при проверке - нонсенс и ретроградство. Кстати, а кто «натаскивает» на ЕГЭ, кто проверяет и перепроверяет его? Роботы что ли, инопланетяне или иностранцы, придумавшие тесты? Никакая «борьба за чистоту» не исправит системного порока этой пагубной процедуры: её невероятной, несовременной и серой ФОРМАЛИЗОВАННОСТИ! Сама процедура может быть чистой, как раздетый ученик, а выпускник - семи пядей во лбу, однако, по большому счёту, до этого никому нет дела: гораздо важнее, попадёшь ли ты в шаблон, в схему. И тут хочется сказать Медведеву: если традиционный экзамен - прошлый век, то ЕГЭ ваших министров образования - позапрошлый! Начало позапрошлого века - это тяжёлое торжество классицизма и официальной триады Сперанского. |
| Магистр, седобородый и почти лысый, сидел во главе стола, а по левую руку от него — угловатый коротышка (ведь он был казначей, или, скажем иначе, бизнесмен колледжа). Рядом с ним, по ту же сторону стола, сидел странного вида человек с каким–то скрюченным лицом, ибо его усы и брови, расходившиеся под разными углами, образовали зигзаг, будто у него пол–лица парализовано. Звали его Байлз, читал он римскую историю и в своих политических убеждениях опирался на Кориолана, не говоря уже о Тарквинии Старшем. Упорный консерватизм и рьяно реакционные взгляды на все, что происходит, не так уж редки среди самых старомодных университетских преподавателей; но у него это было скорее плодом, чем причиной резкости. Тем, кто пристально наблюдал за ним, казалось: что–то у него не в порядке, будто он озабочен какой–то тайной или страшной бедой; будто полуссохшееся лицо и впрямь поразила молния. Рядом с ним сидел отец Браун, а на самом конце стола — профессор химии, крупный, приятный блондин с сонным, несколько хитроватым взглядом. Все знали, что этот служитель натурфилософии считает ретроградами прочих философов, принадлежащих к умеренно классической традиции. По другую сторону стола, как раз напротив отца Брауна, сидел темнолицый и тихий человек, еще молодой, с темной бородкой; он появился в колледже, ибо кому–то вздумалось открыть кафедру персидской словесности. Напротив зловещего Байлза расположился маленький добросердечный Чэплен с яйцеобразной головой. Напротив казначея и справа от Магистра кресло пустовало. Многие были этому рады. — Я не уверен, что Крейкен появится, — произнес Магистр, бросая на кресло нетерпеливый взгляд, который никак не вязался со спокойствием его свободных манер. — Не люблю никого неволить, но, признаться, я уже дошел до того, что чувствую себя спокойней, когда он здесь. Спасибо, что не где–нибудь еще! — Никогда не знаешь, что он выкинет, — воскликнул жизнерадостно казначей. — Особенно, если он обучает студентов. — Личность он яркая, но уж больно вспыльчив, — сказал Магистр, внезапно обретая былую сдержанность. |
| Воистину, старообрядцы тоже суть «Россия, которую мы потеряли» — притом их можно назвать наиболее традиционной и самостоятельной, самой трезвой и грамотной частью русского народа. Об этом и пишет весьма убедительно Крамер. Но вот что касается его обобщений и концепций… Всё у него предельно просто: жестокий и властный царь Алексей Михайлович пожелал построить всеправославную империю с центром в Москве, а для этого решил ввести богослужебное единообразие по греческому образцу. Лукавые и продажные греки не стали ему ничего объяснять, ища лишь собственной выгоды, а пассивное русское духовенство он отчасти устранил, отчасти запугал. Простому народу эти политические игры были не нужны, поэтому в массе своей он реформ не принял, но отчасти вынужден был уступить грубой правительственной силе. При этом «никто из руководителей русской Церкви или русской политики не сказал прямо, что последняя цель реформы — военно-политическая экспансия» (с. 282). И вновь восторжествовала власть тьмы в Мордоре, простите, в России… Нельзя сказать, чтобы эта схема была абсолютно бредовой. Нет, всё это было на самом деле: и далеко идущие политические расчеты царя, и хитрость греческих иерархов, и конформизм русского духовенства, и неприятие реформ народом. Но любые простые объяснения таких сложных исторических процессов неизбежно оказываются ложными. В событиях такого масштаба участвуют много людей, у них бывают разные цели и мотивы, при этом результат их действий практически никогда не совпадает в точности с их намерениями, а победа на тактическом уровне может обернуться в дальнем плане серьезным поражением. И поэтому изображать каждого участника этих событий однозначно хорошим или плохим просто неразумно. Например, знаменитый протопоп Аввакум, а равно и весь «кружок боголюбцев», стоявший рядом с царем непосредственно перед расколом, тоже выступал за исправление явных искажений в церковной жизни – например, за отмену многоголосия, когда на службе одновременно читали и пели на несколько голосов несколько текстов. А в своих письмах из заключения Аввакум призывал к еще более жестоким расправам над никонианскими попами – всех их он желал бы казнить сразу, причем сделал бы это лично. Так кто он, ретроград или реформатор? Тихий страдалец или неудавшийся диктатор? А как посмотреть… |
| Вот как говорит, например, англичанин Гладстон о теперешней русской войне с Турцией: «Что бы ни говорили о некоторых других главах русской истории, освобождением многих миллионов порабощенных народов от жестокого и унизительного ига Россия окажет человечеству одну из самых блестящих услуг, какие только помнит история, услугу, которая никогда не изгладится из благодарной памяти народов». Как вы думаете, откровенно спрашивая, мог ли бы произнесть такие слова русский европеец? Да никогда в жизни! Он проглотил бы язык свой прежде, чем это произнести; он от деликатности не то что перед Европой, а перед самим собой покраснеет, если только услышит это или прочтет по-русски и у русского. Помилуйте, да как мы смеем… в калашный ряд!.. И «для всего человечества» — это мы-то, русские! Да мы еще рылом не вышли для этого, у нас еще рожа крива, чтоб «освобождать человечество». И при этом всё нелиберальные такие мысли: «Россия освобождает народы» — какая нелиберальная мысль! Вот искреннее мнение русского европейца чистого типа, и он отрубит себе сначала пальцы, чем напишет то же, что и Гладстон. «Гладстону-де можно, пожалуй, так сочинять; он или не понимает ничего в России, или себе на уме сочиняет, для дальнейших целей» — вот что думает европеец. А иные из них, подобрее и погорячее, тут же, пожалуй, прибавят про себя не без гордости: «А ведь мы, русские европейцы, пожалуй что и либеральнее европейских-то европейцев, дальше пошли: кто у нас из трезвых умов заикнется теперь об каком-то „освобождении народов? Вот ретроградство-то! И Гладстон такие вещи говорит не стыдясь!» Как это всё назвать, господа? Лакейством или деликатностью перед Европой? Я всё стою на том, что в европейском периоде нашей истории огромную роль играла деликатность. Ведь из этих европейцев наших так много людей честнейших, смелых, людей чести, хоть и чужой, усвоенной, хоть и не понимаемой, может быть, самим-то рыцарем, потому что всё же это европейская для него тарабарщина, но всё же чести, — людей, которые лично себе на ногу наступить не позволят. Ну как же прямо так-таки и назвать их лакеями? Нет, деликатность заела нас, а не лакейство. Опять-таки, разумеется, перед Европой деликатность: у себя дома мы свое наверстаем. |
| В монографии «Кризис европейского сознания (1680-1715)», тонко воспроизводящей общую картину духовного климата западноевропейского общества на рубеже XVII-XVIII вв., известный французский историк-компаративист Поль Азар (1878-1944) отмечает: «Иерархия, дисциплина, порядок, который берется обеспечить власть, догмы, прочно регулирующие жизнь вот ценности, почитаемые людьми XVII века. Принуждение, власть, догмы вот то, что ненавидят их непосредственные преемники, люди XVIII века. Первые являются добродетельными христианами, вторые неверующими; первые верят в божественное право, вторые в право естественное; первые спокойно живут в обществе, разделенном на неравноправные классы, вторые мечтают о равенстве». Отнюдь не случайно, что первые печатные труды европейских просветителей появились практически одновременно со «Славной революцией» 1688 г. в Англии, которая знаменовала начало конца европейского абсолютизма. Уже в этот период Просвещение показало себя как идеология, стремящаяся к политической власти. Движение Просвещения неразрывно связано с научной революцией, случившейся в Европе в XVII-XVIII вв. После переворота в естественных науках произошло обновление и в сфере философии, также взявшей на вооружение рационалистическую методологию. Рост торговли и последовавший экономический подъем сделали легкую богатую жизнь более доступной, люди все чаще думали о земном, нежели о небесном. «Кто во времена Крестовых походов мог предположить, что нефтяные месторождения и каучуковые плантации станут важнее, чем Святые места?! – пишет греческий церковный историк В. Стефанидис. Поистине каучук стал символом новой эпохи: всё даже человеческие принципы и совесть приобрело теперь чрезвычайную гибкость и податливость» 4 . Процессы обожествления науки и прогресса получили широчайшее распространение в пост-просвещенческую эпоху. Отголоски этого докатились до современности. И в наше время «с технологическим прогрессом не только рядовые граждане, но и эксперты, продолжают связывать избавление от основных социальных пороков. В этих условиях любое возражение или предупреждение рассматривается как препятствие на пути прогресса и светлого будущего, как мракобесие. Именно поэтому позиция Церкви, призывающей сохранять трезвость в оценках, оттесняется на периферию общественного сознания» 5 . Навязывается искусственная оппозиция «прогрессивной» либеральности и «ретроградного» традиционалистского мышления. |
| В ходе дискуссий, которые окружают эту тему, появляется все больше и больше аргументов, которые становятся особенно убедительными в условиях политического, информационного, дипломатического, экономического давления на Россию и некоторые другие страны православного мира. Еще недавно любой вопрос, который поднимался в связи с нарастанием подконтрольности частной жизни человека электронным технологиям или способам обмена информацией, воспринимался как что-то ретроградное, дикое, иррациональное. Людей, которые не хотели принимать электронные документы и не хотели все граждански значимые действия вести через электронные сети, высмеивали, говорили, что речь идет только об очень пожилых людях (это, кстати, не так). Говорили, что речь идет о людях, по непонятным причинам отказывающихся от неизбежного технологического прогресса. Однако сегодня некоторые западные деятели разоблачают электронный шпионаж и электронную слежку. Все больше и больше баз данных известных интернет-компаний вдруг оказываются открытыми, и многие предрекают скорое раскрытие банковских баз данных и баз данных государств. В этих условиях разговоры о том, что опасения тотальной электронизации и обмена информацией обо всей жизни человека являются пустыми страхами, — уже весьма далеки от реальности. Мы видим, как частная жизнь человека, его отношения с другими людьми становятся абсолютно просвечиваемыми, и сам факт этой просветки, факт хранения информации, ее публикация становятся мощнейшим средством давления на сознание человека, на его выбор, в том числе мировоззренческий, религиозный, политический — на любой общественно значимый выбор. В этих условиях России надо как следует задуматься: как же выстраивать хранение персональных данных, критически значимых для жизни людей, для их самоощущения? Других данных, которые, в частности, связаны с безопасностью государства? Некоторые представители органов власти сказали мне за последние несколько недель, что государством поставлена задача сделать так, чтобы массивы данных, которые касаются жизни людей и их граждански значимых действий, будут храниться внутри страны – и в виртуальном смысле, и в смысле «железа». Думается, что этого все-таки недостаточно. Нужно стремиться к тому, чтобы система хранения данных и обмена информацией была максимально несовместима с теми системами, которые облегчат манипуляцию этими данными со стороны зарубежных центров. |
| Наши нынешние либералы - доктринёры, которые из всех «прав» признают только одно: право сильного. Конкретнее - право на неограниченное личное присвоение богатства за счёт всего общества. Из всех свобод они знают только одну: свободу частного предпринимательства и рынка, свободу максимального обогащения тех, кто сильнее и ловчее. Ради осуществления этой «свободы» они, как показывает практика, готовы на всё, вплоть до уничтожения России и её народа. Наши «либералы» - сторонники диктатуры, железной рукой подавляющей тех, кто хотел бы ограничить человеконенавистническое всевластие «свободного рынка». Кто не помнит нынешнего вождя «либеральной оппозиции» Бориса Немцова, когда он, будучи у власти, кричал на заседании правительства РФ 4 октября 1993 года: «Давите, давите! Уничтожайте их всех, пока не поздно!»? Кто не помнит Григория Явлинского, который в тот же день, выступая по телевизору, призвал власти проявить «максимальную жёсткость и твёрдость в подавлении бандитствующих элементов»? Неужели кто-то верит, что у этих людей на первом месте - права и свободы обычных, рядовых граждан, нас с вами? Не стану спорить с теми, кто утверждает, что именно таков облик современного либерализма на Западе. Хотя, вообще-то, это больше похоже на англосаксонский консерватизм. Но меня интересует не Запад, а наша Россия. А у нас содержание понятия «либерал» когда-то полнее отражало его этимологию. Истоки русского либерализма обычно усматривают в споре между западниками и «славянофилами» в середине XIX века. Причём тех и других традиционно относят к либералам. Можно по сей день встретить трактовку «славянофилов» как консерваторов, но большинством историков она давно не разделяется. Справедливо или нет - объясню ниже, а сейчас о том, почему слово «славянофилы» беру в кавычки. Дело в том, что это наименование было дано им их оппонентами - западниками. И было взято из начала XIX века. В те времена так называли кружок ревнителей церковно-славянских форм в русском литературном языке, во главе с А.С. Шишковым. «Славянофильство» с тех пор стало синонимом ретроградства. В 30-е гг. XIX века так, с целью их дискредитации, прозвали сторонников самобытного пути развития России. Кстати, никогда «славянофильство» не было тождественно с панславизмом. У некоторых «славянофилов» середины XIX века можно найти панславистские мотивы, но они не были общими для данного направления. Правильнее было бы называть их «русофилами». Но название, данное им их идейными противниками, прижилось. Поэтому приходится оперировать им. Однако, чтобы показать его условность, лучше его закавычивать. |
| На операции Эндометриоз — это постоянная боль. Но он лечится — Ольга Павловна, какие заболевания чаще встречаются у женщин в последнее десятилетие? — Про десятилетие особо выделить нечего. Проблема века — эндометриоз. Особенность последнего десятилетия — он сильно помолодел. Заболевание катастрофически ухудшает качество жизни женщины. Это и болевой синдром во время менструации, до такой степени, что некоторые не могут выйти на работу. Могут быть и межменструальные боли, понервничал — тоже болит. Женщину всю жизнь может сопровождать болевой синдром внизу живота. Это сильно досаждает. Эндометриоз сопровождает бесплодие. А диагностировать и лечить его довольно сложно. Нужно делать лапароскопию, и, хотя сейчас появилось МРТ, все же, пока мы не увидим эндометрий своими глазами, сложно назначить эффективное лечение. Препараты дорогие, а лечение длительное, на полгода-год. — Каковы причины заболевания? — Причиной развития эндометриоза может стать, например, ретроградный заброс. Это когда во время менструации кровь не отходит естественным путем, а остается в организме. Если заброс крови идет в брюшную полость, формируются очаги эндометриоза на брюшине. К эндометриозу может быть и генетическая предрасположенность. К нему могут привести гормональные нарушения. — Что происходит внутри организма женщины при эндометриозе? — Клетки эндометрия слизистой оболочки начинают «жить» не там, где нужно. Они попадают через маточные трубы в брюшную полость, оседают на яичниках, брюшине, мочевом пузыре, могут проникать в толщу мышцы матки. Во время месячных эндометрий тоже менструирует. Хоть в брюшной полости, хоть в толще яичника. Он может кровоточить даже в области пупка или в легких. — Процесс можно сравнить с разрастанием в организме раковой клетки? — Это не злокачественно все, но протекает иногда очень тяжело. Прорастая в кишечник, например, эндометриоз дает сильный спаечный процесс. И чаще всего это болевой синдром — боль, боль, боль, которая истощает женщину. — Ольга Павловна, какие еще важные проблемы со здоровьем вы наблюдаете у пациентов? |
| Хотя тревожные звонки были ещё в начале осени 2013 года, когда Украина готовилась подписать акт капитуляции перед Западом под названием " Соглашение об ассоциации с ЕС " . Уже тогда евроинтеграторы безапелляционно требовали от Донбасса наступить себе на горло и не мешать маршировать под радужными флагами в хвалёные " евросодом и еврогоморру " . Дескать, мы в Киеве и Львове уверенно смотрим в прекрасное европейское будущее, а вы в Донецке и Луганске боитесь расстаться со своим кошмарным совковым прошлым! Такая наглость возможна только в отношении людей, которых не ставят ни во что и на чьих костях собираются въезжать в рай. В ноябре 2013 года с киевских трибун зазвучали словеса, откровенно демонизирующие Донбасс. Для тогдашней украинской блогосферы были характерны многочисленные выпады в адрес шахтёрского края, вроде этого ушата словесных помоев: " Донбасс - экономический банкрот, ретроград идеологический... наиболее больной регион страны... он ничего не может дать ни стране, ни себе самому - кроме истерического крика " не трогайте нас " . Не будешь трогать - не будет вонять... " Спустя месяц, когда Евромайдан окончательно превратился в необандеровскую оргию, жителей Донбасса безо всякого стеснения начали называть " титушками " (презрительное название наёмных провокаторов на Украине, произошло от имени белоцерковского гопника Вадима Титушко. - Прим.) и " бандюковичами " . После февральской победы нацистов в Киеве мы стали " колорадами " , " Лугандой и Домбабве " , а первые выстрелы войны показали, что Украина уже на официальном уровне откровенно воспринимает население шахтёрского края как взбунтовавшихся унтерменшей, не желающих прислуживать новым арийцам. Интересно, что Донбасс никогда не отплачивал бандеровцам той же монетой. Например, в дни Русской Весны предложения разбить памятники Тарасу Шевченко воспринимались русскими активистами как глубоко кощунственные: с историей у нас не борются, до уровня утративших человеческое достоинство " нациков " не опускаются. Среди бывших донецких и луганских украинских националистов не было никого, кто пострадал за свои убеждения: все, кому досталось, получили заслуженное воздаяние за вполне конкретные действия, а призывы избить человека проукраинских взглядов, который ничем не провинился, расценивались как провокация. |
|
|
