| А это есть начало и конец нескончаемый истинного монашеского делания. И что есть видение, и умное истинное безмолвие, и внимание молитвы, умом в сердце совершаемой, не только уразумел он, но отчасти наслаждался и действием Божественной силы ея, в сердце приснодвижущейся. Ибо не мог бы он претерпевать такую нищету и скорбь, и радоваться со благодарением во всяких искушениях и теснотах, и за все скорбное прославлять Бога, что сподобился неким образом быть подражателем своему Владыке Христу, ради нас обнищавшему, если бы сердце его от Божественной молитвы не было разжигаемо в любовь к Богу и ближнему. Любовь же Божия началась в нем еще в отрочестве от чтения книг, что было семенем Божественным, падшим, по слову Господню, на добрую землю, и впоследствии принесшим сторичные плоды Духа. Ибо там между оными скитскими подвижниками, посредством исполнения заповедей Божиих и упражнения в добродетелях нравственности, семя это, укрепляемое непрестанною умною молитвою, соделало в сердце его благоухание Христово; будучи же поливаемо многими слезами, при содействии Божием, возросло и процвело. Так о. Платон, укрепляясь Божественною умною рачительностью, преуспевал в благодати Христовой, которая и наполнила душу его совершенною любовию к Богу и ближнему и неизреченною радостию о Господе, и разжигала ее ревностью, как сказано, к подвигам духовным, подобно оленю, бегущему к источникам вод. II. Пребывание старца Паисия на св. Афонской горе Достигши пристанища жилищ монашеских, юный старец радовался духом, видя святое место, где издревле заботились о душевном спасении, шла непрестанная брань с бесами, находился вертоград и жребий Пречистой Богоматери. А в то время оная Святая Гора, которая в древности, как рай, цвела Богообразными и духовными старцами и добродетельными подвижниками, уже не вертоградом представлялась, но вертепом от бедствия и жилищем разбойников. Ибо враг и ненавистник всякаго добра и губитель христианскаго спасения, древний сеятель плевел посреди пшеницы, богоборец диавол так устроил, что, где была большая святость и преподобие, где весь мир, в особенности же христианские народы, взирали на живших в Горе сей, как на столп и утверждение православной веры, как на образ благочестия и спасения, благоговения и всякой душевной пользы; там лукавый постарался посеять свои плевелы, что началось в особенности с 1721 года. |
| Заглядывая в человеческую душу, Нил понял, что исполнение внешних подвигов благочестия ведет к тщеславию, самому ненавистному для него греху. Весь монашеский подвиг у него сосредоточивается на «умном делании», которое есть не что иное, как борьба с дурными помыслами, которых он насчитывает восемь (чревообъядение, блуд, сребролюбие, гнев, печаль, уныние, тщеславие и гордость). Всякий помысел незаметно входит в душу, и это называется у него «прилогом». Если человек останавливается над дурным помыслом – это «сочетание»; если человек склоняется в пользу его – это «сложение». Если помысел овладевает душою – такое состояние называется у него «пленением», а если человек совершенно и надолго предается ему – это страсть. В этих-то различных состояниях души следует иноку вести с собою внутреннюю борьбу, стараясь более всего пресекать влияние дурных помыслов в самом их зародыше; победа над помыслами приводит к высочайшему, блаженному, спокойному состоянию души и приближает к божеству. Нил представляет в самом поэтическом образе такое состояние души, подкрепляя свое описание выписками из разных греческих сочинений о созерцательной жизни. Он требует, чтобы монах постоянно читал священное писание и духовные сочинения и руководствовался ими. «Ничего – пишет он Вассиану – не твори без свидетельства писания. Так и я, когда что хочу делать, то прежде поищу в божественных писаниях, и если не найду согласия моему разуму в начинаемом деле, отлагаю его до тех пор, пока найду; а когда найду, то с благодатью Божиею смело приступаю к делу; сам собою я ничего не смею творить: я невежда и поселянин». Сообразно с таким взглядом на значение иночества, Нил составил и свой устав скитского жития. В церкви было три способа иноческой жизни: общежитие, скитское житие и совершенное уединение. Общежитие господствовало во всех русских монастырях и довело до таких злоупотреблений, с которыми Нил не мог помириться. Уединенное житье годилось только для немногих. Напротив, тот, кто не вполне отрешился от всяких страстей, по мнению Нила, приобретает в уединении только злобу и воспитывает внутри себя пороки, которые тотчас проявятся наружу, как отшельник войдет в общение с людьми. |
| Дальнейшие изучения вновь приводят нас в отдаленные от центра русской жизни края заволжские, к их подвижникам и жизнеописаниям последних. Здесь, неизвестно когда именно, но по-видимому в конце XVI века 381 написано краткое житие преподобного Иннокентия Комельского (Охлебинина; † 1491, память 19 марта), известного сподвижника учителя скитской жизни, преп. Нила Сорского , и горячего почитателя последнего; он оставил в литературе по себе память своим „Надсловием» к Уставу Нила, переписанному им своей рукой, и „Пристежением» к нему. Нельзя не пожалеть, что до нас не сохранились первоначальные записки о жизни Иннокентия; они, как говорит биограф, погибли при пожаре во время нападения татар на Иннокентиеву обитель (как и на другие места в вологодских пределах) в 7046 (=1538) году; судя по его словам о „многих писаниях» о святом, хранившимся в монастыре, можно было бы ожидать найти в этих погибших записках немало интересного материала Да и дошедшее до нас житие встречается редко: г. Ключевскому оно было известно в единственном списке, в рукописи гр. Уварова 1247, которая представляет сборник житий святых специально вологодского края 382 (из редких текстов она, кроме жития Иннокентия, содержит житие Арсения Комельского); другой список жития – в сборнике Императ. Публ. библиотеки, 4 (по „Описанию...» А. Ф. Бычкова, вышедшему позднее книги г. Ключевского), л. 98–101. Житие это чрезвычайно кратко; оно дает указание на главные моменты жизни святого и общие замечания о характере его подвижничества. Биограф сам, очевидно, инок той же обители: „многа писания», говорит он об Иннокентии, этот последний „во обители своей списа нам и предаде братии». В житии заслуживают внимания указания биографа на отношения Иннокентия к Нилу, которого, по-видимому, он высоко ценит; он отмечает близость к нему Иннокентия, любовь его к последнему; он сообщает, как достойную замечания черту из жизни Иннокентия, что он написал своей рукой устав Нила, дабы блюсти его. Общая характеристика святого не представляет особенно резких характерных черт; но при сопоставлении жития с другими, разобранными выше, нельзя не отметить некоторых данных: таково отсутствие указаний на внешние подвиги, на соблюдение обрядовых правил и предписаний; между прочим, автор отмечает изучение и основательное „испытание» божественных писаний, углубление в них мыслью (биограф говорит о святом, что он проводил время в молитве, отличался послушанием, был „нравомъ смиренъ и образомъ кротокъ, и въ божественыхъ nucahiuxъ трудолюбно поучавашеся и всемъ умомъ испытуяше»). |
| А когда удостоишься посещения благодатного, не обеспечивайся, т.е. не предайся беспечности и не превозносись; но смиренно обратись к Богу, благодаря Его и приведи на память согрешения, сделанные тобой, по попущению. Помяни, как глубоко ниспадал ты тогда и какой был тогда у тебя скотский — несмысленный ум. Размысли об окаянстве естества своего, перечисли все нечистые помыслы и те скверные плоды, которые наполняли душу твою, когда она охладевала без теплоты благодатной. Представь тот час смущения и бесчисленных движений, который постиг тебя, незадолго перед сим, при омрачении твоем; вспомни, как скоро и внезапно уклонился ты на сторону страстей и услаждался ими, погрузясь во тьму умом своим. И все это вспоминая, кайся и укоряй себя. Разумей и то, что все сие Промысл Божий наводит на нас для того, чтобы нас смирить. Вот чти и блаженный Григорий Синаит сказал об этой цели: «Ежели человек не будет побеждаем и поражаем, одолеваясь всякой страстью и помыслом, если он не примет ран от духа злобы, не обретая помощи ни от дел, ни от Бога и ни от чего-либо иного, так что во всем утесненный едва не приходит в состояние безнадежности, то он не может сокрушиться и смириться до того, чтобы поставить себя ниже всех, счесть себя последнейшим рабом перед всеми, и даже худшим самых бесов, так как от них он стужаем и побеждается». И то имеет Промысл Божий целью, в благоустроении своем, вводящем человека в смирение, за коим всегда следует возвышение от Бога, чтобы даровать смиряемому божественную силу, действующую и совершающую в нем все, употребляющую его как орудие свое и производящую через него чудеса Божии. Внимай этому со страхом: если не смиришь мудрование свое, то благодать оставит тебя, и ты, конечно, побежден будешь в том, в чем искушаем был от находящих помыслов; ибо твердо стоять в добродетелях сам собою не можешь: это есть дело благодати, которая носит тебя, как мать свое дитя, на руках своих, сохраняя тебя от всякой сопротивности. Крайне надобно опасаться, чтобы нам самим не подать повода к укреплению восстающих на нас лукавых помыслов, а это бывает в таких случаях, когда станем проходить путь Божий неправо, не усердно и превратно. Итак, кто желает совершенствоваться в любви Божией, истинно спастися и творить дело Господне, тот со многим усердием и тщанием да жительствует и сколько есть силы да подвизается во всем, согласно с Божественным Писанием, все благочестно исполняя во смирении, всегда с ревностью, без разленения и расслабления! |
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Он возводит свою мысль к Богу и старается размышлять только о делах Божиих. Но вот суетные помыслы вторгаются в душу, смущая тихий покой ее. Что же делать с ними? Нужно прогонять их от себя, нужно жаловаться на них Богу, призывать Его на помощь в борьбе с ними. И он борется долго, с тяготою, неутомимо, все имея в мыслях Бога, все силясь беседовать с Ним одним. Ум его томится под тяжестию напряжения, сердце ноет от борьбы и необычайного подвига; но он, не покидая поле брани, с новою и новою силою понуждает себя исторгать из души лукавые помыслы и еще крепче и теснее прилепляться мыслию к Богу. И по времени, благодать Божия внемлет его подвигу: ум утишается от несообразных помыслов, сердце внемлет одному Богу. Проходит некоторое время, пока он молится с тихим умилением, в безмятежном спокойствии, – и вот наступает чудная минута: душа не чувствует более телесных уз; уму сообщается ангельская крепость созерцания; небесный свет озаряет все существо подвижника; неизъяснимая сладость, бушуя, разливается по нем… Он чувствует приближение Бога; наконец зрит Его мысленными очами и, среди этого лицезрения, забывая весь мир и все в мире, соприсутствуя с Богом, соединяется с Ним таинственным соединением и вкушает райское блаженство. Мы едва ли прегрешим против исторической истины, сказав, что русскому иноку 15 и 16 стол. такая высота созерцания была малодоступна, так как в массе, не говорим о примерах подвижничества выдающихся, как наприм. рассматриваемый, иночество держалось пока более внешнею, формальною дисциплиною благочестия. Сам пр. Нил сначала, как мы видели, долго обучался на востоке, под руководством тамошних старцев подвижников. Созерцание же на востоке не было ново: оно узаконено еще языческими философами, особенно Неоплатонической школою, очень сильно распространившеюся в первые века христианской эры, и перешло затем в христианский гносис. Без сомнения, и пр. Нил сознавал глубокую разность в положении русского инока и восточного аскета, когда неоднократно повторял о великой трудности «умного делания». |
| Затем Нил старается подействовать на обыкновенную в людях совестливость. «Вспомянем еще, говорит он, стыд и срам пред человеками; ибо представлением стыда и срама можем отразить студное и гнусное намерение. В самом деле вообразим себе, что мы застигнуты кем-либо в сквернодействе: не пожелали ли бы мы тогда лучше умереть, нежели обрестись в таком сраме»? Борьба со страстию сребролюбия в начале бывает не столь трудна: «недуг сребролюбия, говорит Нил, зарождается вне естества нашего, и происходит от маловерия и неверия. Собирающий злато и серебро и уповающий на него обнаруживает сим свое неверие в ту истину, что Бог печется о нем». Но если этот недуг укрепится, то бывает злее всех: посему-то Апостол называет его не только корнем всякаго зла, но и «идолослужением» ( 1Тим. 6:10 ). Нужно остерегаться пристрастия не только к золоту, серебру, имуществу, но и ко всякой вещи, сверх необходимой потребности: к одеянию, обуви, сосудам и т.п. Что есть у нас, то да будет немногоценно, не преукрашенно и удобно приобретаемо. – Исполяющему заповедь непамятозлобия (внушает Нил остерегая от гневливости) Господь обещал такое воздаяние, которое превышает все прочия обетования, – обещал не царство только небесное, не утешение и радость, но сыноположение: будете, сказал Он, сынове Отца вашего, Иже есть на небесех ( Мф. 5:45 ). И Он Сам первый подал пример исполнения сей заповеди; ибо не только не прогневался на иудеев, претерпев от них зло, но и молился за них Отцу Своему, вещая: «Отче отпусти им грех сей» ( Лук. 23:24 ). О помысле печали рассуждает так: иноку, говорит, свойственна и полезна одна скорбь – о грехах своих, растворяемая покаянием и надеждою на Бога, в твердой уверенности, что нет греха, побеждающего человеколюбие Божие, и что Он все грехи прощает кающимся молящимся. Что касается до находящих на нас напастей от людей и от врага нашего спасения, то нужно твердо помнить, что всё, бывающее с нами, не без промысла Божия бывает, и притом на пользу и спасение душ наших. И если посылаемое не представляется нам в настоящее время полезным, то последствия удостоверяют в том совершенно ясно. |
| Однако он строго ограничил случаи и пределы приношений: милостыню можно принимать только в необходимых случаях и притом малую, а отнюдь не излишнюю; особенно должно остерегаться от «чуждоприсвоения». «Стяжания, приобретаемые насилием и чужими руками, говорит он, отнюдь не должно принимать нам, но да отреваем таковыя, как некоторый смертоносный яд». Особенного внимания заслуживают наставления пр. Нила об обязательности и смысле милостыни по отношению к монашествующим. «Имеющий не более того, сколько потребно (поучает он), не обязуется к подаянию. Поэтому истинный инок не подлежит долгу – творить милостыню; ибо откровенным лицем он может сказать: се мы оставихом вся и в следе тебе идохом» ( Мф.19:27 ). Для иноков есть другая милостыня не вещественная, а духовная: «еже помощи брату словом во время нужды и утешити ему скорбь разсуждением духовным. Вот душевная милостыня! И она настолько же выше телесной, насколько душа важнее и преимущественнее тела». В других монастырях соблюдали определенные правила касательно постов, и качество пищи и количество блюд с точностию определялись монастырским уставом. В Ниловой пустыни не существовало никаких нарочитых постановлений о пище и питье. Один и тот же человек мог употреблять различную пищу, смотря по состоянию и крепости здоровья и по роду занятий. «Здравии и юнии да утомляют тело постом, жаждею и трудом по возможному: старии же и немощнии да упокоят себе мало». Благоразумные и рассудительные вкушают всякого явства, как бы оно ни было вкусно и сладко, сказал Григорий Богослов : у них нет того, чтобы одно избирать, а другое отринуть; а чрез это и Богу за все благодарение воздают и предохраняют душу свою от надмения. Пр. Нил поучает, согласно с наставлением Василия Великого , что не нужно вообще пренебрегать никаким родом пищи, основываясь на той мысли, что не подобает ратовать против тела брашном, которое служит к его сохранению (стр. 118, 119). Неизвестный же составитель предисловия к «преданию», вероятно один из учеников его, еще с большею силою отстаивает эти мысли, проводя совершенно верное возрение, что пост и изнурение плоти суть не более, как средство, ведущее к добродетельной жизни, а не самая добродетель. |
| Из обоих этих сказаний можно извлечь то заключение, что инициатива вопроса об отобрании имуществ у монастырей и иерархов принадлежала старцу Нилу Майкову вместе с Паисием и белозерскими пустынниками. Памятники со всею подробностию говорят о том, какие доводы представляет Иосиф в пользу мнения, поддержанного большинством отцев собора; но ответы и возражения Нила остались незаписанными. Однако из творений последнего можно видеть, что главным мотивом к защите проводимого им воззрения о неуместности для монастырей владеть селами служило то, что иноки, давая обет нестяжательности и отрекаясь от мира, должны всецело помышлять только о спасении своей души; а между тем заботы об имениях снова влекут их в мир, заставляют сноситься с мирскими людьми, вести с ними тяжбы и споры, вообще обременяют иноков необычными и суетными мирскими попечениями 61 . Таким образом это мотив чисто нравственный: Нил имеет в виду единственно великий нравственный вред, наносимый монастырям владением отчинами. Наконец против того довода, что монастыри имеют между прочим своим назначением принимать странников, кормить нищих, помогать больным и т. п., а лишившись своих имений, они уже не в состоянии будут достигать этих целей, пр. Нил мог противопоставлять, что «истинный инок не подлежит долгу творить (вещественную) милостыню»; ибо с открытым лицом может сказать: «се мы оставихом вся и в след Тебе идохом» ( Мф.19:27 ). Милостыня иноческая должна быть не вещественною, а духовною: «еже помощи брату во время нужды, и утешити ему скорбь рассуждением духовным», – и нестяжание таковых выше подаяний 62 . На соборе восторжествовало однако, как мы видели, мнение Иосифа и его сторонников. Светское правительство, встретив сильный и дружный протест против секуляризации церковных имуществ со стороны членов собора, вооруженных, благодаря Иосифу, обширной канонической и исторической аргументацией, не нашло нужным настаивать на противном и утвердило определение собора. – Что касается вопроса о вдовых попах и диаконах, возбужденного на том же соборе, то, судя по образу действий последователя Нилова, князя инока Вассиана Косаго 63 ., пр. Нил держался в отношении к нему того самого мнения, которое так энергически заявлял в своем знаменитом послании к отцам собора вдовый священник города Ростова Георгий Скрипица 64 . |
|
|
