| В лице братьев Иоасафа и Варлаама о.Алексий приобрел замечательных людей, редких по смирению, послушанию и выносливости. Святые люди. Труд, который взвален им на плечи, непомерно тяжел — обременены они работой до переутомления. Продолжительные скитские церковные службы, молитвенное келейное правило, тягота хозяйства: печенье просфор, работа в огороде, кухня, водовозное послушание (артезианский колодезь вырыли сравнительно недавно, а первые годы воду приходилось возить бочками за четыре версты на ручной тележке). Престарелому о.Алексию при двух трудоспособных помощниках, конечно, со всей сложностью скитского устава справиться трудно. Я упрекал о.Алексия за то, что он переобременяет своих сподвижников непомерным трудом, и убеждал его пересмотреть вопрос об уставе, но, по словам о.Алексия, молодые монахи сами стоят за сохранение его в нерушимости. Этим решением — не изменять устава, думаю, и объясняется то явление, что за 6 лет существования скита ни один из аспирантов, попадавших под начало о.Алексия, искуса не выдерживал и новых пострижешщ за все это время не последовало. Афонский устав рассчитан на многочисленную братию, среди которой распределить все необходимые послушания нетрудно; в нашем скиту они взвалены полностью на 2–3 человек, и физически долго этого не выдержать. Надо понять, что устав применяется к реальным условиям жизни, а потому эти условия нельзя не учитывать. Монашеский идеал не знает незыблемо–неизменных форм. Но о.Алексия, 29 лет подвизавшегося на Афоне, убедить в этом трудно. Отличный знаток афонского устава, начитанный в аскетической литературе, монах опытный на путях духовного делания, он, однако, не смог зажечь, при всех своих положительных данных, того огонька, к которому бы души повлеклись. Преобладание «Типикона», «буквы», формального начала над духом на путях монашеского подвизания — неблагоприятная атмосфера для произрастания молодых побегов, а долголетний афонский стаж, который укрепляет о.Алексия в сознании, что только он один на высоте монашеского идеала, не способствует, а препятствует сближению с ним душ, взыскующих монашества. |
| 66 Это вступление несомненно принадлежит Нилу, как видно из завещания инока Иннокентия, в котором, ссылаясь на писание своего старца, он перечисляет все предметы, входящие во вступление к уставу: «о еже како пребывати в пустыни нашей, и о молитве и пении, и како питаются и когда подобает исходити потребы ради во благословенно время, и о рукоделии, и о прочем, сиа вся вчинена суть в писании господина и учителя моего старца Нила… А о созидании и украшении церковном написано в предисловии старца Нила словес. (Сборн. 1519; снес. Ист. Рус. Иерар. ч. 4, стр. 302). Но то обстоятельство, что в большей части списков «Предания» оно не находится и что сам Нил, в сокращении содержания своих творений (стр. 111–112), не обозначает содержания вступления, наводит на мысль, что оно писано не одновременно с уставом, а или раньше или позднее. Мы склонны думать, что «вступление» первоначально писано было для Иннокентия и его монастыря, может быть, по просьбе его, тем более, что в некоторых списках тотчас после него следует Завет Иннокентия. 67 Шевыр. Ист. Рус. Слов. 4, 196. Г. Шевырев Иннокентию приписывает и «пристежение», Ibid. c. 183. 69 Изд. Елагина, стр. 21–23. Послания имеют тесную связь с уставом. Первое послание «о помыслах» есть краткий и сжатый очерк учения об этом предмете, подробно раскрытого Нилом в Уставе (с. 164–165). 2-е послание «о пользе» представляет почти буквальное сходство с Уставом в рассуждении о помыслах блудных и хульных (с. 120–127, 138–139, снес. посл. 8, с. 200–202, с Устав. с. 141–142). А слово его «о победе на злые помыслы» есть сокращение слова «о борьбе и победе над 8-ю страстными помыслами» (Уст. с. 113–120). По изложению своему, последние послания, 7–11, весьма значительно отличаются от 1-х четырех. Изложение в них сжатое и сухое, тогда как в первых живое и убедительное, особенно от множества живых примеров св. угодников и от доводов собственного разума (напр. посл. 4, стр. 186–189 и др.). 8-е посл. похоже на пастырское наставление или проповедь , какая произносится пред собранием слушателей. 9-е, начинающееся словами: «Нил преп. рече», повидимому было устным наставлением, записанным после слышавшими его. 10-е есть краткая заметка или размышление, какие вносятся в дневник. Вообще нужно думать, что эти творения явились позднее первых. |
| В лице братьев Иоасафа и Варлаама [ ] о.Алексий приобрел замечательных людей, редких по смирению, послушанию и выносливости. Святые люди. Труд, который взвален им на плечи, непомерно тяжел — обременены они работой до переутомления. Продолжительные скитские церковные службы, молитвенное келейное правило, тягота хозяйства: печенье просфор, работа в огороде, кухня, водовозное послушание (артезианский колодезь вырыли сравнительно недавно, а первые годы воду приходилось возить бочками за четыре версты на ручной тележке). Престарелому о.Алексию при двух трудоспособных помощниках, конечно, со всей сложностью скитского устава справиться трудно. Я упрекал о.Алексия за то, что он переобременяет своих сподвижников непомерным трудом, и убеждал его пересмотреть вопрос об уставе, но, по словам о.Алексия, молодые монахи сами стоят за сохранение его в нерушимости. Этим решением — не изменять устава, думаю, и объясняется то явление, что за 6 лет существования скита ни один из аспирантов, попадавших под начало о.Алексия, искуса не выдерживал и новых пострижешщ за все это время не последовало. Афонский устав рассчитан на многочисленную братию, среди которой распределить все необходимые послушания нетрудно; в нашем скиту они взвалены полностью на 2–3 человек, и физически долго этого не выдержать. Надо понять, что устав применяется к реальным условиям жизни, а потому эти условия нельзя не учитывать. Монашеский идеал не знает незыблемо–неизменных форм. Но о.Алексия, 29 лет подвизавшегося на Афоне, убедить в этом трудно. Отличный знаток афонского устава, начитанный в аскетической литературе, монах опытный на путях духовного делания, он, однако, не смог зажечь, при всех своих положительных данных, того огонька, к которому бы души повлеклись. Преобладание «Типикона», «буквы», формального начала над духом на путях монашеского подвизания — неблагоприятная атмосфера для произрастания молодых побегов, а долголетний афонский стаж, который укрепляет о.Алексия в сознании, что только он один на высоте монашеского идеала, не способствует, а препятствует сближению с ним душ, взыскующих монашества. |
| 1958 Естественным следствием такого положения вещей явилась борьба между представителями обоих направлений: «заволжскими старцами» с одной стороны и «осифлянами», т. е. преп. Иосифом Волоколамским с его учениками с другой. Конец борьбы, сосредоточенной около жгучих вопросов времени, был, как и следовало ожидать, не в пользу немногочисленных последователей преп. Нила, защищавших практическую пригодность идей, которым, собственно не было места в древнерусской жизни XV и XVI в.в. по её культурно-бытовому состоянию. Уже из этой краткой схемы, в самых общих чертах соединяющей историю идей преп. Нила во время деятельности его учеников, видно, что последние вносят широкое общественное содержание в направление «великого старца», с наибольшею чистотою выраженное им в Уставе о скитском житии: пред нами уже не уединенная келья или глухой, заброшенный в лесной дебри, скиток, а главный город русского государства, двор великого князя, соборы; приходится следить не за уединенной жизнью самоуглубленных подвижников, ведущих упорную борьбу со своими страстями для достижения внутреннего совершенства; эту борьбу заменяет другая – борьба партийная, полная, как и всегда, запальчивости, несправедливостей и жестокости. Эта, по-видимому, неожиданная, очень важная перемена в направлении преп. Нила Сорского , в сущности была совершенно естественна. Уже самый Устав скитского жития при всей своей видимой отрешенности от мира, сосредоточения внимания главным образом на личном совершенствовании, скрывал в себе задатки возвышенного и могущественного влияния на общество: поставляя идеалом для инока внутренний духовный прогресс он тем самым отрицал общее господствующее церковно-обрядовое направление религиозной мысли времени; вместе с тем он являлся и резким отрицанием наиболее распространенной в то время формы монашеской жизни – общежития; наконец, открыто нападая на владение монастырей селами, —58— Устав прямо затрагивал один из самых существенных вопросов тогдашней церковно-общественной жизни. А общий дух времени и отличительные особенности духовной атмосферы, окружавшей идеи преп. |
| От истинного исполнителя заповедей Божиих требуется не только то, чтобы внешними действиями исполнял оныя, но чтобы и ум и сердце свое сохранял от нарушения того, что заповедано» 38 . Теперь последуем за блаженным отцом во внутренний мир нашей души, в котором совершается незримый процесс так называемого умного делания, – воздействие психических актов одних на другие, и результат этого воздействия – изменение всего душевного настроения, выражаемого под образом победы или поражения, когда т. е. душа пребывает твердо в своем нравственном долге, или ослабевает, уклоняется от него. «Умное делание, в котором устав поставляет главную сущность иноческого подвига, вообще есть созерцательное богомыслие, внутренняя молитва , совершаемая умом и сердцем, не переходящая во внешние выражения чрез слово, соединенная с созерцанием Божества и отгнанием всех помыслов, – добрые ли то или лукавые, – могущих рассеять и смутить это благочестивое настроение; сказать кратко, это есть постоянное памятование вездеприсутствия Божия, как сказал Давид: предзрех Господа предо мною выну, яко одесную мене есть, да не подвижуся» ( Пс. 15:8 ). «Кто так поступает, тот всегда в молитве», объясняет Нил в другом месте (сл. 4). Таким образом можно различать три отдельные акта 39 .в процесс умного делания: 1) борьбу с помыслами с целью пресечь им всякий доступ к уму и сердцу и снискать мирное и бесстрастное состояние духа: «безмолвие бо есть отложение помышлений до времени»; 2) самое совершение молитвы, для которой требуется всевозможное внимание и самоуглубление: «егда же утишится ум от помысл, внемли сердцу и молитву душевне или умне дей», и 3) созерцание Божества и таинственное внутреннее с Ним соединение: «безмолвие есть – искати в сердце Господа… внутрь себе зрю Творца миру, и беседую и люблю… и се Владыка… естеством неприступен, мне же зрим есть всяко, и естеству моему смесився существом». Эти различные психические состояния обозначаются в творении Нила различными именами. Наиболее обшая суть: умное делание, душевная или умная молитва, трезвление ума, сердечное безмолвие. Затем более тесные выражения: «умом соблюдать сердце в молитве», «умом стоять в сердце и совершать молитву», «ум блюсти в сердце, устранив все помыслы», «умом пребывать затворенным в сердце»; «действие молитвы держит ум у себе» (сосредоточивает его). Сердце называется хранителем помыслов, ум – кормчим чувств. |
| Точно также обучение добродетели других может успешнее совершаться при помощи прямого опыта и живых примеров, нежели одним только словом и вразумлением. Так поступали все святые, сначала сами делая благое, а потом и иных научая (стр. 52 и 202). Пр. Нил строго держался означенного правила, так что в этом смысле скитский устав его, как справедливо замечают, был принесен с Афона не как готовое творение, заключенное в письмена; но по определенному плану (Посл 3, 180) вырабатывался постепенно им самим, на основании божественных писаний и собственных опытов духовной жизни. Нил не поступил так, как поступают многие законодатели: напишут правила и вводят их в жизнь; но он сперва находил в писаниях отцов правила о скитском житии и об умном делании; эти правила прилагал в своей обители к жизни своей и сущих с ним; и уже, по долгом испытании на поле жизни и деятельности, возводил их в форму скитского законоположения. Но нужно заметить, что он с другой стороны был свободен от той исключительности и нетерпимости, чтобы выдавать свои правила под формою закона неизменного и для всех обязательного. «Сия же вся, яже писах, аще ко благоугождению Божию суть и пользе душам, тако творим: аще-же ни, лучшее да бывает, еже есть угодно Богу и полезно душам… аз же прощения прошу. Аще ли же кто о сих вящшее и полезнейшее разумевает, той тако и да творить, мы же о сем радуемся» (стр. 63, 200). Нил Сорский ставит принцип саморазвивающейся свободной личности вместо безусловного подчинения условным формам жизни и постоянной и повсеместной опеки. Монашество его было духовною общиною, отказавшейся от всего земного; образцов для своей жизни она искала в одном Писании. Всё послушание инока в том и состояло, чтобы расположить свою жизнь строго по Писанию (Посл. 2, 175; 3, 185). Но так как «Писания многа, но не вся божественна суть», то в изучение их должна была входить известная доля критики (Посл. 2, 175). Нил не терпел ни свободы, превратно понимаемой и проявляющей себя в разнузданности нравов, ни тем более вольномыслия и безразличного или злонамеренного отношения к писаниям. |
| В преклонных летах, до такой степени сохранял он стыдливость, что когда однажды, вместе с учеником Феодором, должен был переплыть на пути реку, сперва просил он его отойти, а потом и один не мог решиться обнажить свое тело, и озабоченный такой мыслью, сам не чувствовал, как сверхъестественною силою оказался уже на другом берегу реки. Часто посещая Антония, Аммоний принимал также в своей пустыне великого старца и вместе с ним избрал недалеко от Нитрийской горы, где уже начинали смущать его многие ученики, поприще для новых подвигов иноческих: пустыню Келий, так названную от их множества. Ее прославил впоследствии постническими трудами, знаменитейший из учеников Антония, Макарий Александрийский , который вместе с другим соименным ему Макарием Египетским , обитателем Скитской отдаленной пустыни, на рубеже Ливии, сделался преемником славы великого своего наставника и украшением пустыни; вся она внезапно процвела иноками, вдоль берегов Нила, начиная от Фиваиды до Александрии, и от поморья Чермного до внутренней Ливии. Но в Фиваиде собственно образовался первый устав жития иноческого, под руководством великого Пахомия, современника и друга Антониева. Рожденный от языческих родителей, неволею взят он был на службу воинскую, и в нищете своей призренный христианами, почувствовал влечение узнать их милосердую веру, которую восприял по возвращении из похода. Жажда уединения возникла в нем вместе с просвещением духовным, и, найдя в пустыне древнего отшельника Палемона, просил он быть принятым в его затвор. Долго не соглашался старец, не доверяя его юным годам, но юноша не уступал старцу в совершенном отчуждении пищи и всего, что только могло ласкать немощную плоть, которую томил непрестанными бдениями, трудами и хождением по колючим терниям, в память язв Христовых. Он любил совершенное безмолвие, и однажды посреди этого безмолвия, в пустыне, называемой Тавенскою, услышал голос: «Здесь оснуй обитель, и соберутся к тебе братия, чтобы жить по уставу, какой тебе дам». И в то же время Ангел вручил ему медную доску, на ней был начертан устав жития иноческого. |
| Монаху же, кто бы он ни был – старец или новоначальный – следует только «с благоговением и смиренномудрием» петь давидские псалмы, читать жития и словеса Святых Отец, поучаться священным книгам и таким путём «привлекать к себе силу Св. Духа». Впрочем, воззрения эти не имели практического успеха; они нашли себе оправдание только в одиночном келейном правиле, и даже устав скитский, назначенный «для пребывающих на внешней стране», заимствовал значительную долю своего содержания из устава общего в виде стихир, тропарей, седальных и других песнопений. 2) Сущность трёх-антифонного строя службы состоит в том, что каждая из служб суточного круга слагается из трёх псалмов, которые называются антифонами и сопровождаются таким же числом, промежуточных молитв между ними. На вечерне и утрене к этому прибавляются ещё молитвы об оглашенных и верных, и всё последование заканчивается молитвами главопреклонения и отпуска. Этот тип службы начинает выделяться в самую раннюю церковную эпоху и складывается в особую систему, которая находит себе широкое приложение в области обряда. Кассиан первый знакомит нас с этим распорядком псалмопения, когда, например, говорит, что вигилии распадались на три отделения: первое состояло из трёх антифонов, которые монахи пели стоя, второе – из трёх псалмов, которые читались кем-либо из братии и сопровождались припевом со стороны присутствующих (uno modulante respondent), третье – из такого же числа чтений (De coenob. Lib. III, с. 8). Отголосок той же системы можно заметить и в описании синайской утрени: там также три кафизмы и три чтения. В этом же смысле составилось «ино правило древних, святых отцев, иже в ските и в Египте, како пояху 12 псалмов», которое мы цитируем по рукописной праздничной минее нашей академической библиотеки лист 353). По этому правилу псалмы делятся на четыре группы, по три в каждой, и каждая из них заканчивается тремя тропарями. Конечно, не может быть и речи, чтобы тропари, записанные в цитируемой минее, принадлежали времени первых скитников – они происхождения позднейшего, – но для нас важен здесь самый приём исполнения псалмов, выделяющий трёх-антифонный состав всего служебного строя. Ещё ранее и ещё твёрже удержалась та же система в строе часов и утрени в смысле древних Lavdes, ινοι. Так как первая часть литургии была организована одинаково с другими общими часами службы и составилась из тех же главных частей, что и эти последние, то само собой понятно, при установке её состава трёх-антифонный строй был принят за основание и проведён очень рано, как видим из толкований на литургию патриархов Софрония и Германа. Первый ещё более говорит в нашу пользу, выставляя на вид аналогию между построением первой части литургии и началом прочих служб, как утренних, так и вечерних (Литург. пис. отцев т. I, 277, § 12). В литургии этот строй нашёл себе самое прочное применение и пережил ломку, какой подверглись древние формы церковной службы с введением стихир, канонов, тропарей и других обрядовых подробностей. |
| ночи вместо вечерни имеет особую часть в начале, состоящую из 3 статей; в 1-й статье 3 кафисмы, канон Пресв. Богородице или другой с каждение на 8 песни; затем чтение с беседой и исповедью настоятелю в течение 2–3 часов; в 2-й статье 3 кафисмы и канон Иисусу; 3-я статья состоит из 3 же кафисм и канона Троичного в воскресенье, а в праздники из литийных стихир; затем утреня обычного состава, но кафисма уже только одна — Непорочне. Если братий на службу собирается 2–3, то вместо этого бдения — 10 или все 20 кафисм Псалтири с разделением на статьи по 5 кафисм в каждой. В будни утреня начинается на рассвете прямо с 50 пс. (ср. утреню по Василию Великому, выше, стр. 147). Часы, обедница, вечерня и повечерие совершаются по общему уставу. Кроме того ежедневно полагается в зимнюю половину года, от сентября до апреля (ср. западные монаш. уст. выше, стр. 309 и д.), 10 кафисм, 600–1000 молитв Иисусовых и 300–600 поклонов, а летом 7 кафисм и молитва по желанию [ 178 ]. Влияние скитского устава Скитский устав оказывал большое влияние и на общецерковный, по крайней мере монастырский, устав. Под влиянием его общепринятый чин служб получал добавки, особенно в начале и конце служб. Так, должно быть, под этим влиянием Студийско-Алексиевская утреня в позднейших редакциях этого устава получила в начале псалом 6-й [ 179 ]. В славянских часословах XIII–XIV b. эти прибавки очень сложны. Так в Соф. 1052 вечерня и утреня поучают следующие наслоения: по обычном начале пс. 6, Трисвятое, молитва о благословении службы, Господи помилуй 12, а на утрени сверх того в самом начале краткая «молитва, начинающая всякое пение», и пред нею сложный чин утренних молитв с покаянными тропарями и псалмами (107, 126, 127 и 121) [ 180 ] Келейно-скитскому правилу ночных и дневных часов, как мы видели, обязаны своим возникновением междочасия, полунощница и осложнение повечерия. Из этого же устава должно быть, проникло добавление на постных службах Трисвятого и 12-кратного Господи помилуй пред заключительной молитвою, благодаря чему конец службы превращается как бы в отдельное краткое последование («почасие»). |
| н. вместо вечерни имеет особую часть в начале, состоящую из 3 статей; в 1-й статье 3 кафисмы, канон пресв. Богородицы или другой с каждение на 8 песни; затем чтение с беседой и исповедью настоятелю в течение 2-часов; в 2-й статье 3 кафисмы и канон Иисусу; 3-я статья состоит (с. 441) из 3 же кафисм и канона Троичного в воскресенье, а в праздники из литийных стихир; затем утреня обычного состава, но кафисма уже только одна – Непорочне. Если братий на службу собирается 2–3 , то вместо этого бдения – 10 или все 20 кафисм Псалтири с разделением на статьи по 5 кафисм в каждой. В будни утреня начинается на рассвете прямо с 50 пс. (ср. утреню по Василию В., выше, с. 161). Часы, обедница, вечерня и повечерие совершаются по общему уставу. Кроме того ежедневно полагается в зимнюю половину года, от вент до апр. (ср. западные монаш. уст выше, с. 345 и д.) , 10 кафисм, 600–1000 молитва Иисусовых и 300–600 поклонов, а летом 7 кафисм и молитва по желанию 1752 . Влияние скитского устава Скитский устав оказывал большое влияние и на общецерковный, по крайней мере, монастырский устав. Под влиянием его общепринятый чин служб получал добавки, особенно в начале и конце служб. Так д.б под этим влиянием Студийско-Алексиевская утреня в позднейших редакциях этого устава поучила в начале псалом 6-й 1753 . В славянских Часословах XIII-XIV в. эти прибавки оч. сложны. Так в Соф. 1052 вечерня и утреня поучают следующие наслоения: по обычном начале пс. 6, трисвятое, молитва о благословении службы, Господи помилуй 12, а на утрени сверх того в самом начале краткая «молитва, начинающая всякое пение», и пред нею сложный чин утренних молитв с покаянными тропарями и псалмами (107, 126, 127 и 121) 1754 Келейно-скитскому правилу ночных и дневных часов, как мы видели, обязаны своим возникновением междочасия, полунощница и осложнение повечерия. Из этого же устава должно быть, проникло добавление на постных службах трисвятого и 12-кратного Господи помилуй пред заключительной молитвою, благодаря чему конец службы превращается как бы в отдельное краткое последование («почасие»). |
|
|
