| Рассказ же Симеона Логофета носит сам в себе явные признаки анекдота или чистой басни. В самом деле, согласно ли со здравым смыслом, чтобы рабы из хазар в IX столетии интересовались решением философских вопросов и немедленно же требовали применения решения к обыденной своей жизни? Едва ли многим будет основательнее и объяснение этого события тем, что рабам сообщил кто-либо мнение Фотия о составных частях человека, а те выслушали его, сообразили и решились воспользоваться для увеличения своих порций. Не следует забывать при этом и противоречия между Логофетом и Анастасием: тогда как у последнего Фотий изображается еще мирянином, подсмеивающимся над простотою патриарха Игнатия, Симеон Логофет представляет его уже патриархом, как патриарху приписывает ему и известное учение. Не есть ли это одна из уловок врагов Фотия, пустивших ее в ход посредством рабов, для унижения ненавистного себе патриарха? Или быть может, это чистая выдумка досужей фантазии, направленная с тою же целию на умы простых и невежественных людей? Во всяком случае, одно из двух; что-либо третье, тем более достоверно-историческое, немыслимо. Итак, мы перебрали все случаи, которые в состоянии указывать на отношения славянских просветителей к церкви восточной в момент отправления их в Моравию, и не увидели ничего, что бы могло свидетельствовать в пользу мнения католических писателей о недовольстве их патриархом, об отчуждении от Востока и о радостной готовности перенестись поближе к престолу римскому, в котором будто признавали они единственно законного судью в возникших церковных несогласиях. Одни из таких случаев, как отказ св. братьев от высших почетных званий после проповеди среди хазар или как соображение о периоде, в который явилось в Царьград посольство моравское, не дают и тени повода к подобным выводам; другие, напротив, как несомненное участие Фотия в назначениях св. Константина, как условность последнего при согласии на вызов императора идти в Моравию, условность, столь ярко свидетельствующая о боязни его прослыть на преданном исключительному латинизму Западе еретиком, как исторически достоверная и тесная дружба его с бывшим своим наставником, а теперь патриархом, наконец, как близость его к императору, так тесно связанному с Фотием, и беспрекословная покорность воле его, – все такие случаи, записанные в источниках, приводят положительно к обратным заключениям. |
| 883 г. Номоканон Фотия: «рукополагаемый во епископа пресвитера, диакона или иподиакона должен быть девственником или по девстве женатым однажды на девственнице» 638 . Никто по вступлении во второй брак не должен быть рукополагаем во пресвитера или диакона 639 и мн. др. 884 г. Эпанагога, где в титуле VIII, гл. 3 640 приводится выдержка из 137 новеллы, гл. 2 (Юстиниана), и в гл. 14 641 из 123 новеллы гл. 14 (Юстиниана). 886 г. 3 и 79 новеллы Льва Мудрого о браке после хиротонии 642 . Ок. 900 г. 643 или конец X в. 7 ) Пространная Эпаногога (Epanagoga aucta) в титуле 6, гл. 3, 8–13, где предписывается избирать в епископы имевшего одну жену, не вдову, не разведенную и вообще не запрещенную правилами 644 , а во пресвитера и диакона хиротонисать обещавшихся при свидетелях соблюдать девство или состоящих или бывших мужьями одной жены 645 , иподиаконов впредь запрещается рукополагать до брака и запрещается им вступать в брак после хиротонии, но при хиротонии 646 , а второбрачному и женатому на вдове, разведенной или запрещенной канонами не дозволяется восходить на высшие степени. 647 910–911 г. Василики, где приводятся 12 и 14 главы 123 новеллы, 42 гл. 22 новеллы и 2 глава 137 новеллы Юстиниана 648 . 920 г. «Сокращенная Эклога (ecloga legum in epitome expositarum), где в титуле VIII, гл. 22 говорится, что епископом должно избирать имевшего только одну жену и притом взятую девой и не вдову и не разведенную с мужем, не запрещенную как каноном, так и божественным законом 649 , в главе 46 того же титула запрещается брак после хиротонии диакону и пресвитеру, а в главе 47 запрещается возводить в высшие степени второбрачного чтеца 650 . 967–988. ’Εκλογ κα σνοψις τν βασιλικν. (Synopsis basilicorum), где запрещается брак после хиротонии, возведение в высшие степени второбрачного чтеца 651 и дозволяется клирикам иметь лишь одну жену 652 . X в. Симеон Логофет , Compendium трулльских канонов 3: Второбрачные и нераскаявшиеся священники лишаются степени, а отвергшие от себя зло будут отлучены от священной должности на известное время. Ибо не благословляет раненый и кто вопреки законом заключили браки. |
| Феофан, который, как и его предшественник Синкелл старался только дать полезное и удобообозримое изложение чисто фактических сведений, свои источники называет редко и лишь мимоходом; поэтому изучение его источников наталкивается на большие трудности. Для более раннего времени до смерти Феодосия в сочинении обнаруживается преимущественно пользование церковными историями Сократа, Созомена и Феодорита 106 ; однако, Феофан пользовался, вероятно, этими сочинениями не непосредственно, а из эклоги, восходящей к сочинению Феодора Чтеца 107 . Это тот самый источник, которым впоследствии пользовались Георгий Монах, Симеон, магистр и логофет, и другие, отчего Феофан и согласуется с ними в отдельных частях. В изложении более позднего времени Феофан согласуется с Прокопием, Агафием, Иоанном из Епифании, Феофилактом Симокаттом, Малалой, Георгием Писидом и бревиарием патриарха Никифора. Однако, лишь дальнейшее исследование может показать, пользовался ли Феофан этими авторами непосредственно или же только построенным на них источником. Там, где он согласуется с Никифором, кажется, он пользовался не этим последним, а более древним источником, общим для них обоих. Вероятно, Феофан использовал и городскую хронику Константинополя, написанную по образцу древних анналов, но более подробную. Об источниках для списков патриархов, см. изд. С. De Воог’а, II, 484. Отделы, повествующие о Магомете и следующих халифах, по мнению Reiske, восходят к сирийско-греческому источнику; но относительно этого нельзя установить ничего более или менее определенного. Мы, конечно, от аскета Феофана, который, хорошо сознавая свою слабость, только случайно стал из богослова историком и к тому же, очевидно, принужден был работать с необыкновенной поспешностью, не можем ожидать ни глубокой учености, ни хронологической точности, ни более тонкой критики, ни вообще достаточно искусного обращения с огромным материалом, которого можно достигнуть только многолетними занятиями. Однако, это обширное сочинение, заменяя нам некоторые утраченные источники являясь главным источником для последующих хронистов, превосходит другие византийские хроники по своему фактическому значению. Феофан для своего времени создал эпоху и явился завершителем древнейшей византийской хронографии. |
| Автор данного жития Григория I Великого (Двоеслова), преп. Симеон Метафраст , является одной из самых известных – и одновременно загадочных – фигур византийской истории и литературы. До сих пор не установлено с полной достоверностью, являются ли Симеон Метафраст и Симеон Логофет (или Магистр), которых часто отождествляют, одним и тем же лицом. Так, автор статьи в Энциклопедическом словаре Брокгауза-Ефрона считал, что это два совершенно разных человека, а слова «Метафраст» и «Логофет» всего лишь прозвища 1 , следуя, очевидно, аналогическому мнению русского академика А.А. Куника, высказанному им еще в 1848 году 2 . В силу отсутствия точных хронологических данных нет единого мнения и насчет дат его жизни. Так, один из виднейших католических историков XVI в. Ч. Бароний считал, что Симеон Метафраст жил в первой половине IX в., однако в результате тщательных исследований выдающийся русский византист В.Г. Васильевский установил, что автор жития свт. Григория Великого жил во второй половине X в. и умер между 990 и 1000 годами 3 . Отождествляя Симеона Метафраста и Симеона Логофета , В.Г. Васильевский , описывая личность этого исторического деятеля, сообщил, опираясь на сведения, почерпнутые из сочинений византийского хрониста, ученого и государственного деятеля Михаила Пселла , что Симеон Метафраст родился в столице империи, Константинополе, прославился умением сочетать философию и риторику, был богат, занимал высокие должности при дворе: он был и госсекретарем, и политическим советником императора, и логофетом дрома 4 . Прозвание Метафраст (греч. «пересказчик» ) он получил за поистине исторический труд («великий подвиг», по выражению В.Г. Васильевского ) – переложение, переработку, сведение воедино и издание древних текстов о мучениках и житий святых. В имевшихся в то время житиях, с его точки зрения, существовало много недостатков – они были написаны грубым, нелитературным языком, их тексты были перегружены иногда вовсе нелепыми «чудесами», искажавшими облик того святого, которому они были посвящены. Под руководством преп. Симеона Метафраста была проделана огромная работа по составлению житийного свода. К сожалению, до конца она доведена не была. Задача же стояла следующая: сохранив дух данных житий, привести их текст в соответствие с литературными требованиями и духовными запросами современного общества, то есть изменить лишь стиль и характер изложения. Убраны были длинные и похожие друг на друга вступления и заключения. Оставались главным образом лишь повествовательные части и описания чудес, совершенных при жизни праведника. Все эти жития после переработки объединялись простотой изложения, краткостью, достоверностью, доступностью для чтения и понимания. |
| Так как в некоторых рукописях продолжатель Георгия назван логофетом, то вопрос о времени происхождения этой летописи сводится ко времени жизни не названного по имени логофета. По этому вопросу в науке не достигнуто еще утвердительного заключения 7 . Довольно твердым основанием к выводам может служить то соображение, что летописи Х в., в которых положительно засвидетельствовано знакомство с продолжением Георгия, окончены при Никифоре Фоке (963–969), – следовательно, наш логофет должен был написать свою летопись раньше этого времени, или, как думает Гирш (54), он писал в начале царствования Никифора Фоки. Можно, далее, заключить, что логофет писал отдельную летопись, не намереваясь продолжать Георгия; он соединен с летописью Георгия уже переписчиками. Это доказывается одним местом в начале хроники, где есть ссылка на историю Феофила, но как этого места в хронике Георгия не оказалось, то все вероятия говорят за то, что логофет писал и о царе Феофиле, но что эта часть хроники до нас не сохранилась. 8 У летописцев второй половины X (продолжение Феофана, Симеон Магистр ) и начала XI b. (Лев Грамматик) большинство известий о времени Михаила III, не почерпнутых из продолжателя Георгия, имеет для себя объяснение в летописи Генесия. Понятна поэтому важность для нас этого последнего писателя. Генесий писал свою историю по предложению Константина Порфирородного; как заявляет он в предисловии, писал на основании свидетельств очевидцев и сохранившегося предания. Говоря вообще, это еще не особенно важная причина, чтобы выделять Генесия из других летописцев, писавших о времени Михаила III во второй половине Х в. Но в Генесии мы имеем тип летописца, который мог иметь хорошие сведения о занимающей нас эпохе по фамильным преданиям. Не подлежит сомнению, что автор был сыном того Константина Армянина, который начальствовал отрядом царских телохранителей при Михаиле III, был товарищем его и любимцем и играл выдающуюся роль в событиях, стоящих в связи с утверждением православия и с низвержением патриарха Иоанна 9 . У Скилицы – Кедрина прямо назван историк Иосиф Генесий; в рукописных чтениях продолжателя Георгия, приводимых у Гирша 10 , Генесий прямо назван сыном Константина Армянина, у Симеона Магистра и Льва Грамматика повторено это известие – ясный признак, что оно читалось в той редакции хроники логофета, которою пользовались означенные писатели. |
| 1. История и авторство канона В нынешней Постной Триоди в качестве автора канона «На плач Богородицы» указан Симеон Логофет , под которым обычно понимают прп. Симеона Метафраста . Та же информация приводится и в Православной Энциклопедии, где также говорится о существовании ещё одного подобного канона, принадлежащего Симеону Логофету 4 . В актовой речи Н.Д. Успенского «Святой Роман Сладкопевец и его кондаки», прочитанной в Ленинградской духовной академии в 1966 году и впоследствии опубликованной в Журнале Московской Патриархии 5 , автор утверждал, что прп. Симеон переложил в канон кондак прп. Романа Сладкопевца на ту же тему: «В X веке Метафраст переложил поэму святого Романа «Мария у Креста» 6 в форму канона, который и теперь читают в Великую пятницу на повечерии и который известен как канон «Плач Богородицы»» 7 . Однако, при внимательном изучении оказывается, что оба этих утверждения нуждаются в исправлении. В греческой традиции каноны «На плач Богородицы» назывались θρνος τς Θεοτκου, и упоминаются впервые, кажется, в Евергетидском типиконе начала XII века 8 . В этом типиконе канон 6-го гласа с подобным заглавием положен для исполнения на повечерии в Вел. Пятницу, ирмос 1-й песни: Κματι θαλσσης «Волною морскою...» 9 . Содержащийся в нынешней Постной Триоди канон повечерия Великой Субботы (его начальный ирмос: «Яко по суху» ς ν περ) в греческом оригинале был опубликован ещё в XIX веке кардиналом Питрой на основе единственной рукописи XIV века из Парижской Национальной библиотеки 10 . Автором текста в рукописи назван отнюдь не Симеон Логофет , а патриарх константинопольский Николай 11 . О том, что автора канона звали именем Николай, бесспорно свидетельствует его подпись, содержащаяся в тексте произведения. Из четырёх тропарей каждой песни канона первые 3 тропаря по первым буквам вместе составляют сквозной алфавитный акростих, а начальные буквы четвёртых тропарей, т. н. богородичных, складываются в имя автора: ΝΙΚΟΛΑΟΥ. Трудно с уверенностью сказать, кем из четырёх патриархов Константинополя, носивших имя Николай и правивших в период с начала X по середину XII века, был автор канона, как и то, был ли он вообще патриархом. Во всяком случае, зарубежный исследователь L. G. Westerink вторично издал этот текст (по той же рукописи) в собрании сочинений св. патриарха константинопольского Николая Мистика († 925), правда как произведение небесспорного авторства 12 . |
| В 1860-е годы этот текст, вместе с переизданным тем же Беккером сборником «Писатели после Феофана» (куда вошли и Продолжатель Амартола, и Продолжатель Феофана, и Псевдо-Симеон) 11 , был включен в знаменитую «Греческую патрологию» Ж.-П. Миня 12 . Это сделало разные варианты хроники Симеона доступными для широких кругов читателей, однако отнюдь не способствовало устранению путаницы, связанной с их верной атрибуцией. В довершение ко всему явился еще один мнимый хронист, претендовавший на авторство хроники Симеона: некий Феодосий Мелитинский. Под его именем Готлиб (Теофил) Тафель издал всемирную хронику из рукописи Баварской королевской библиотеки 13 . Как выяснилось, эта мюнхенская рукопись оказалась наиболее «чистым» отражением подлинного труда Симеона, и впоследствии именно она легла в основу критического издания в качестве codex optimus. Таким образом, к концу XIX в. Симеону Магистру и Логофету оказалось приписано чужое сочинение (хроника Псевдо-Симеона), тогда как его собственный труд вышел в свет в виде целой серии сочинений под разными названиями и именами: анонимной «Эпитомы», Льва Грамматика, Феодосия Мелитинского, Продолжателя Георгия. Эти мнимые атрибуции долгое время мешали полноценному введению хроники Симеона в научный оборот, хотя наличие тесной связи между ними дало основание говорить о некоем «семействе» близкородственных хроник 14 . Ключ к окончательному решению проблемы дал славянский «Летовник Симеона Метафраста и Логофета», сохранившийся в одной из рукописей Санкт-Петербургской Публичной библиотеки (ныне РНБ). На основе его анализа Василий Григорьевич Васильевский неопровержимо доказал, что многочисленные варианты изданных под разными именами греческих текстов восходят к одному-единственному сочинению, автором которого является магистр и логофет Симеон, византийский писатель X в. 15 Многие исследователи обращались к изучению различных аспектов хроник «семейства Симеона» 16 . После основополагающей статьи Васильевского, выводы которого нашли всеобщее признание 17 , Симеон Логофет попал под пристальное внимание ученых. |
| Многие из летописцев греческих, повествующих о нападениях на Константинополь неизвестных Руссов, которых наш летописец принимает за Аскольда и Дира, говорят еще о принятии этими Руссами христианства. Именно – они сообщают, что Руссы, сделав неудачное нападение на столицу империи, возвратились восвояси, что император после этого вступил с ними в переговоры, и что посредством щедрых подарков он преклонил их к миру, и убедил креститься и принять епископа. О нападении Руссов на Константинополь говорят: патриарх Фотий в двух словах, сказанных по поводу этого события, и отчасти в окружном послании; Никита Пафлагонский в житии патриарха Игнатия, Лев Грамматик, Симеон Логофет , так называемый продолжатель Константина Порфирогенита и Зонора. – Явившись на 200 ладьях в Константинопольском устье Босфорского пролива и опустошив страшным образом берега его, они приступили к осаде самой столицы. Но после более или менее продолжительных напрасных усилий, они принуждены были снять ее и удалиться домой. О причине снятия осады Лев Грамматик и Симеон Логофет говорят: «Император, возвратившись (в город из Сарацинского похода), пребывал с патриархом Фотием во Влахернском храме Б. М., где они умоляли Бога; потом вынесли с псалмопением св. омофор Б-цы, приложили его к поверхности моря – и, между тем, как перед сим была тишина и море было спокойно, внезапно поднялась буря и суда безбожных Руссов разбились, и только немногие (из них) избежали опасности». Из свидетельства патриарха Фотия (во втором слове) оказывается, что дело было не так, именно – что риза Б. М. была не погружаема в волны залива, а обносима по городским станам; он пишет: «Когда ризу Богоматери все до одного носили вместе со мною для отражения осаждающих и защиты осажденных, и усердно совершали прилежные моления, тогда, по неизреченному человеколюбию, помиловал Господь достояние Свое... Как только риза была обнесена, варвары сняли осаду города, и мы избавились от угрожавшего плена, и сподобились спасения». Пространно говорит о крещении Руссов сам Порфирогенит, который умышленно или неумышленно смешивает императора Михаила с императором Василем и патриарха Фотия с патриархом Игнатием: «И народ Руссов, воинственный и безбожный, посредством щедрых подарков золота и серебра, и шелковых одежд (император Василий) привлек к переговорам и, заключив с ними мирный договор, убедил (их) сделаться участниками божественного крещения, и устроил так, что они приняли архиепископа. Архиепископ, прибыв в страну сказанного народа для его крещения, принят был благосклонно. |
| §11. Преподобный Кирилл Белоезерский († 1427 г.) был большим любителем «книжного учения», занимался переписыванием книг. Ему принадлежит несколько посланий, правил и монастырский устав. Три сохранившиеся послания обращены к князьям. Преподобный кротко призывает князей к братолюбию и рассудительности. §12. Епископ Авраамий Суздальский и иером. Симеон Суздальский , сопровождавшие Исидора, митрополита всея Руси, на Флорентийский Собор в 1438 г. Оба они были противниками унии и за это претерпели от униата митр. Исидора заключение под стражу и различные издевательства. Еп. Авраамий оставил интересное описание сценического представления Благовещения Богородицы, которое он видел во Флоренции, а иером. Симеон составил подробное описание их путешествия и отдельно «Повесть о Восьмом Соборе», где правдиво говорит о предательстве митр. Исидора. §13. Инок Пахомий Логофет († ок. 1460 г.), по национальности серб, постриженник Святой Афонской Горы, подвизался на ниве русской агиографии и гимнотворчества. Им составлены жития московских, новгородских и других святых. Наибольшую историческую ценность представляет житие преп. Кирилла Белоезерского. Помимо житий инок Пахомий Логофет зачастую писал службы, каноны и похвальные слова тем же святым. §14. Святитель Иона митрополит Московский († 1461 г.) – автор не менее 35-ти посланий. Содержание его посланий разнообразно. они посвящены, например, защите Православия перед лицом унии, умирению вражды между православными христианами, утешению князя потерявшего супругу, наставлению монашествующих. §15. Святитель Геннадий Новгородский († 1505 г.) потрудился над изданием на Руси полной Библии на церковно-славянском языке, которая легла в основу Острожской Библии. Свят. Геннадий – автор многочисленных посланий, направленных против ереси жидовствующих. Характерной особенностью его посланий является живая русская речь, в то время как большинство церковных писателей употребляло книжный церковно-славянский язык. §16. Преподобный Нил Сорский (ок. 1433–1508 гг.) фактически является основателем аскетического направления русской церковной письменности. Жанр патериковой литературы появился со времени преп. Нестора Летописца , но браться за изложение собственного аскетического опыта или даже наставлять, основываясь на святоотеческом опыте, на Руси долго никто не решался. Аскетическая мысль вызревала постепенно и проявилась как самостоятельное направление в сочинениях преп. Нила Сорского . |
| Окружное послание в собрании писем Фотия по изданию Монтакуция, Londini, 1651, р. 58, по изданию Валетты, там же, 1864, р. 178). Никита Пафлагонский в житии патриарха Игнатия, у Болландистов в Acta Sanctorum, Octobr., t. X, d. 23. p. 182; продолжатель Амартола по изданию Муральта, p. 736; Лев Грамматик, ed. Paris, (в прибавлении к Феофану), р. 463; Симеон Логофет , ed. id.,p. 445 n. XXXVIII; так называемый продолжатель Константина Порфирогенита, lib. IV, n. XXXII, ed. id., p. 121; Кедрин, ed. id., t. II, p. 551; Зонара, ed. id., t. II, p. 162 102 . Явившись на 200 ладьях в Константинопольском устье Босфорского пролива, и опустошив страшным образом берега его и близлежащие берега и острова Пропонтиды или Мраморного моря 103 , они приступили к осаде самой столицы. Но после более или менее продолжительных напрасных усилий, они принуждены были снять её, и удалились домой. О причине снятия осады продолжатель Амартола и повторяющие его Лев Грамматик и Симеон Логофет говорят: «Император, возвратившись (в город из Сарацинского похода), пребывал с патриархом Фотием во Влахернском храме Божией Матери, где они умоляли и умилостивляли Бога. Потом, вынесши с псалмопением святой омофор Богородицы, приложили его к поверхности моря. И между тем как перед сим была тишина, и море было спокойно, внезапно поднялось дуновение ветров и непрерывное восстание волн, и суда безбожных Руссов разбились и только немногие (из них) избежали опасности». (Продолжатель Порфирогенита, Кедрин и Зонара, не рассказывая о чуде подробно, подразумевают его, когда говорят, что Руссов постиг божественный гнев). Из свидетельства патриарха Фотия (во втором слове) оказывается, что дело было не так, именно – что риза Божией Матери была не погружаема в волны залива, а обносима по городским стенам; он пишет: «Когда ризу Богоматери все до одного носили вместе со мною для отражения осаждающих, и защиты осаждённых и усердно совершали прилежные моления и литии, тогда, по неизреченному человеколюбию, при матернем дерзновенном ходатайстве, и Божество преклонилось, и гнев его утих, и помиловал Господь достояние своё. |
|
|
