| Богров обдумал тактику и ранее – а смотря на глупо-хлопотливое лицо Кулябки и вовсе уверился в своём обеспеченном превосходстве. Кулябко был выдающийся баран, до поразительности ни о чём не осведомлён, рад каждому второстепенному сведению и не могущий различить ценности его. (А Богров ещё так недавно предлагал применять к этому дураку террор!) При такой ситуации не было и нужды производить крупные выдачи. Можно было дурить: придавать вид агентурных сведений некоторым результатам уже происшедших провалов. Можно было в увлекательной форме представлять сведения безразличного характера или хотя бы партийную дискуссию. Или указывать явные преступные деяния – но без лиц. Или известных лиц, но без преступных деяний. Ощущая десятикратное превосходство ума, всё это Богров разыгрывал без труда – и суетливый глупый жадный Кулябко сиял от его осведомлённости, Богров казался ему светочем, ни с кем подобным он не работал. Разумеется, приходилось давать и более существенный улов – но можно было и пожертвовать кем-то из этой скотины, только грязнившей революционное знамя: чей-то адрес, или по какому подложному документу живёт, чью-то линию переписки, не самой важной; или пункт передачи журнала “Буревестник”; или свинячую группу борисоглебских максималистов; и группу анархистов-индивидуалистов (может быть немного увлёкся, не надо было); или предупредить экспроприацию в Политехническом институте (всё равно делили бы деньги между собой). То – разъяснил трудное дело Юлии Мержеевской, нервической и даже сумасшедшей девицы, лишь по случайности не успевшей в Севастополе убить царя (опоздала на поезд), но затем болтавшей о своём покушении вслух и всё равно обречённой. Богров вошёл в её доверие, брал её конспиративные письма и носил в охранку. (После этого уже не было границ кулябкинского доверия). Но при провале группы Сандомирского Богров владел самыми серьезными документами – и не выдал их. Для правдоподобия пришлось и самому испытать дома обыск, огорчив родителей, затем, до конца 1907 года, на время самых интенсивных арестов, уезжать в Баку. |
| Генерал-губернатор Трепов (ещё петелька) никогда не заявлял о несоответствии Кулябки занимаемой должности и был согласен возложить на Кулябку заведывание народной охраной. Стал сенатор Шульгин собирать следственные протоколы Богрова – и вдруг в суде почему-то не оказалось никаких протоколов, – они почему-то не велись. И пришлось ему допрашивать присутствовавших на суде прокуроров и сановников, чтобы восстановить ход суда. Несмотря на изумительно-находчивые объяснения Курлова, несмотря на его авторитет в полицейском деле и правоту всех его методов и теорий розыска, – сенатор не дрогнул и возвёл на Курлова всё те же обвинения: преступное бездействие власти; не принял мер предотвратить злодеяние; не распорядился о надзоре за Богровым, об исследовании в его квартире, о проверке его сведений; знал о выдаче билетов оба дня, не воспретил, не распорядился обыскать на оружие, наблюдать за ним в театре; не установил охраны министров, об опасности которым было предупреждение. Также и трём остальным чинам сенатор не нашёл смягчающих обстоятельств. Обвинительные заключения были составлены в августе 1912 (даже и в 1914 цензура не пропускала к печати многие части их, а Спиридовича, как близкого ко Двору, закрывала полностью). Но правосудие (в пустой след и к лицам, поставленным высоко) – самая медленная из колесниц. И только в декабре 1912 собрался департамент Государственного Совета разобрать дело курловской четвёрки. Все изучившие дело – и сенатор-докладчик и прокурор, обвиняли согласно. Богров имел возможность также и бросить снаряд в царскую ложу, и остановила его не полиция, а лишь боязнь еврейского погрома. Если бы Курлов не знал, что Богров в театре, то это ещё усугубило бы его вину – незнания. Он был командирован поставить всю охрану – и не может сваливать вину на подчинённых. Спиридович и Веригин, каковы б ни были их служебные поручения в тот момент, состояли на выдающейся государственной службе; они знали, кто такой Богров, видели его в театре и молчали. Хотя обвинения формулировались о бездействии власти с особо-важными последствиями, но из материалов выпирало, что все четверо были соучастниками убийства, а Кулябко – даже очень активным. Так, вопреки милости, выраженной Его Величеством, следствие ползло и ползло, подступая вот и к горлу. |
| Как по гладкому спуску допрашивается блеющий от радости Кулябко. (А ему тем легче теперь попасть в лад, что он всю новую версию слышал). И он хвалит и хвалит верного сотрудника Богрова. Да ведь он и всё время так говорил: деятельность Богрова для Охранного отделения была исключительно полезной. Не поверить Богрову было бы совершенно невозможно, контролировать его – неэтично. А почему Кулябко не попытался арестовать на квартире Богрова мнимых революционеров? А потому что он ещё не схватил бы их на несомненном замысле, но этим выдал бы революционерам тайну Богрова. Что же касается допуска в театр, то (без подсказки Курлова Кулябко этого бы и придумать не мог, и шепнуть бы не осмелился): Богров был допущен в театр с ведома Столыпина!!! Уже засыпана, уплотнена земля столыпинской могилы. Теперь можно топтать и так. Оказалось всё просто, исчерпывающе ясно. (Да ведь надо и спешить). И при таком совпадении показаний Богрова и Кулябки – зачем суду допрашивать кого-либо из шести ещё прибывших свидетелей? А из неявившихся – зачитать Спиридовича и Веригина, – и суд может удаляться на совещание? Тот каляевский задуманный Суд, героическое увенчание Акта. Что желает сказать подсудимый суду ещё? Что в тюрьме он страдает от голода (тем большего, чем больше вернулась надежда на жизнь) – и просит накормить его хорошо. Вызванный администратор доложил, что Богров содержится на офицерском положении. Распорядились накормить вволю. А всего через двадцать минут вернулись и с приговором: помощник присяжного поверенного Мордко Гершов Богров, признанный виновным в соучастии в сообществе, составившемся для насильственного посягательства на изменение в России установленного основными государственными законами образа правления (им непременно нужно сообщество, так гласит статья 102-я, а иной статьи в кодексе и нет, весь кодекс не предусматривает одиночных революционных выстрелов, какие вспыхивают уже полвека, весь кодекс не готов к революционным годам), – и в предумышленном убийстве - – приговаривается к лишению всех прав состояния и к смертной казни через повешение. |
| Опасность была в Купеческом саду, где часть границы шла по холмам и плохо охранялась. Но всё сошло благополучно. А донесения Богрова не заставили себя ждать: глубоко в ночь на 1 сентября он принёс новые сведения о прибытии бомбистки. Понятно было его необычайное волнение, ибо юноша попал в завихрение огромного заговора. Остаток ночи у Кулябки был непоправимо разорван, это не сон: рано утром он уже был у Спиридовича и вместе с ним успел застать генерал-губернатора Трепова перед выездом на манёвры. Это было, конечно, ошибкой – вмешивать в историю Трепова, который уже был устранён от охраны, но они не решались потревожить так рано генерала Курлова, тем более, что до встречи террористов на бульваре ещё было в запасе несколько часов. Трепов до сих пор вообще ничего не знал о Богрове, ни о покушении, он теперь слал предупреждение Столыпину не выходить из дому и слал Кулябку отвезти Столыпину ночное предупредительное письмо Богрова. Но Кулябко, уже с Веригиным, естественно отправились сперва к своему руководителю. Генерал Курлов выбранил Кулябку за неуместную инициативу, что вмешательством Трепова внесли раздвоение и путаницу в охранную службу. Теперь, разумеется, приходилось что-то объявлять Столыпину, но, конечно, не обращаться же Кулябке прямо к нему самому, лишь к его адъютанту, и не вводить в такие детали, как ночное письмо Богрова, а пересказать в общем виде. Сам же Курлов имел этим утром назначенный у Столыпина доклад по текущим делам (например, производство Веригина в камергеры и много подписей к наградам). При том докладе он не мог теперь миновать сообщить министру вкратце о богровской истории, но передал это по возможности с меньшим значением и только просил выезжать сегодня не в коляске, а в моторе. Во время доклада Курлов смотрел и поражался, как бесповоротно пал в значении председатель совета министров. Он попросил у Курлова места в его железнодорожном вагоне в Чернигов. – Как, разве ваше превосходительство не имеет места на царском пароходе? – Меня не пригласили. |
| Так ни на шаг не подвинулась Вероника понять о Богрове, теперь ещё – Кулябка кто такой? – Начальник киевского охранного отделения! – швырнула ей тётя Агнесса. – От него и пошло, что Богров – агент. Да только Кулябке и охранке и спасительна эта версия, Кулябке иначе на каторгу идти! ему безопасней, чтоб его переплели с Богровым и чтоб тот был “долгий верный сотрудник”. И всем высшим чинам так безопасней, свести к тому, что нарушен какой-то пункт какого-то циркуляра, и только. И особенно выгодно представить Богрова заагентуренным как можно раньше и сотрудником как можно более успешным. Пускали даже сплетню, что Спиридович заагентурил его ещё гимназистом четвёртого класса! И какой только лжи не давали просочиться в печать: что у Богрова были сообщники, их перехватили. А он – одиноко шёл на смерть, он и не рассчитывал спастись!… И кто ж против Богрова единственный свидетель на суде? Опять Кулябко! И на ревизиях – чьи единственные материалы, что Богров – старый охранник? Кулябки же! И всё – голословно. – Ну как же голословно? – ласково-вкрадчиво спрашивала Адалия. – На полтора года исчезал из поля охранки, внезапно, в критическую минуту появился – и сразу ему полная вера! Чтобы пользоваться таким слепым доверием Кулябок – должны же быть основания в прошлом? – Ч-чистый случай превосходства блистательного ума! Богров обморочил, переиграл охранку – и открыл себе все недоступные двери! – Но из чьих же рук и почему Богрову выдан билет на спектакль, куда и не всякий генерал мог попасть? Такие билеты даром не даются. Тёти уже позабыли и племянницу. Когда между ними разгорался принципиальный спор, забывали они, что у них может кипеть, бежать, гореть на плите, не чуяли запахов, не видели дыма – и несколько уже кастрюль погибло в жаре их столкновений. – Даля, это не вина Богрова, что мы с тобой не можем объяснить получение билета в театр. Мало ли чего мы не можем понять до времени! Богров унёс правду в могилу, так это не освобождает нас от поиска её. – Ну и что ты уже нашла? Если Богрову выдали билет для помощи департаменту полиции убрать Столыпина, как пишут националисты… |
| VI. Дмитрий Феодорович, в службе в Казанском Кирасирском полку с 1749; уволен от службы секунд-майором (23 декабря 1764); предводитель дворянства Дмитриевского уезда (1789); родился, 1731 † до 1806, жена его Екатерина Яковлевна N.N. родилась 1752, † после 1806. Бабка о. Серапиона Машкина со стороны матери – Прасковья Ивановна Дергун была дочерью, по всей вероятности, майора Ивана Сергеевича Дергуна, упоминаемого как восприемник от св. купели Николая Павловича Войцеховича, родившегося 15 марта 1802 г. в с. Грузской, Кролевецкого уезда (В. Л. Модзалевский, – Малороссийский Родословник, Т. I: А.–Д., Киев, 1908, стр. 203).–Из других Дергунов могут быть указаны мною: Екатерина Наумовна – жена Михаила Максимовича Значко-Яворского (род. около 1762 г., † до 1835 г.), бывшего, помещиком в Полтавском, Дубенском и Кобеляцком уездах (Б. М. Модзалевский, – Малороссийский Родословник, Т. 2; Е–К. Киев, 1910, стр. 169–170); Мария Андреевна † около 1830 г., дочь капитан-лейтенанта, жена Петра Степановича Кулябки, (род. около 1763, † около 1828), помещика Глуховского уезда (Модзалевский, – id., Т. 2, стр. 617) и Мария Захаровна Дергунова, коллежская секретарша (1829), родственница Марии Семеновны Кулябки (id., стр. 630). VII. Михаил Дмитриевич, подпоручик (1806); рыльский помещик (1836); родился 1762, †. Жена его Прасковья Ивановна Дергун. VIII. Екатерина Михайловна, родилась 5 февраля 1825, † в ночь с 22 на 23 декабря 1903. 19 января 1847 вышла замуж за Михаила Яковлевича Машкина. (Подробности о родословии Кошелевых см, в: В. В. Руммель и В. В. Голубков, – Родословный Сборник русских дворянских фамилий, Т. I, СПБ. 1886, стр. 424–428). 569 Не была ли Екатерина Яковлевна N.N., супруга Дмитрия Федоровича Кошелева, Дуровою по отцу, дочерью Якова Акимовича Дурова, и, следовательно, сестрою Анны Яковлевны Машкиной? Тогда было бы понятно, почему Екатерина Михайловна, рожденная Кошелева, приходилась «троюродной или четвероюродной сестрой своего мужа», Михаила Яковлевича. Машкина, как говорила мне семья † А-ра Мих. |
| Надо бы крепче всё увязать, но уже не хватает усталого ума. Но тем более – у сонного Кулябки. В лице Кулябки глупость – даже не личная, а типовая, если не расовая. Почёсывается, укутывается плотней, ничего не заметил, всё правильно. Спа-а-а-ать!… – он сам как тройная подушка. И, ещё перемалывая, что было в записке, и развивая: Столыпина не видел, поручения о приметах выполнить не мог. А Николай Яковлевич настаивает… (Подготовка, что понадобится театральный билет… Но брать – нельзя. Дороже билета – доверие. Может дать и билет, но приставить трёх филёров). Но покушение – не на Государя??… Нет-нет. Кулябко всё более успокаивается. Кулябко не понимает, зачем его вообще разбудили. Да! спохватился, вспомнил жалобу из Кременчуга: приметы Николая Яковлевича слишком общи, невозможно искать, уточните, голубчик! Какой дурак! Зачем ему Кременчуг?… Что ж, можно. (Немного врасплох). Вот: роста выше среднего… довольно плотный… брюнет… небольшие усы (а как там было раньше?)… подстриженная бородка… рыжеватое английское пальто… котелок… тёмные перчатки. Тёмные перчатки особенно убедительны для православного жандарма: ведь у террориста – когти, надо прятать. Пошёл Кулябко спать, а Богров – пустыми улицами, освежаясь. Ещё раз убедился: на ночь филёрский пост снимают, за домом не следят. Или – самовольно спать уходят. Вился, вился – какое искусство! Не отказало внимание, не отказал смысл. Но – утром? Но утром, когда Кулябко очнётся, – ведь он же должен докладывать? Как высоко? Самому Столыпину? По смыслу – нельзя не доложить. Так не слишком ли углубился кинжал истины? А могли – и раньше доложить? Должны были – и раньше. И – ничего? Не переиграл ли он со своей откровенностью?… Но скажи одного Кассо – не дали бы и билета. В этой игре с истиной – уже чудовищная несоразмерность: премьер-министру объявят, что на него готовится покушение! Так он – обережётся, он и в театр не пойдёт? Не спрячется. Пойдёт. Никак же не меньше, чем эту кулябку, обдумывал, изучал Богров свою будущую жертву. На вызов лётчика-эсера ответил же он тем, что сел с ним на двухместный аэроплан! Характер Столыпина – не уклоняться от опасности. Так он и встретит свою верную смерть. |
| Но я в этом архиве работал неоднократно, делал для себя кое-какие заметки и имею возможность неопределенную ссылку автора сделать вполне определенною: он имеет в виду дело Арх. Св. Синода 1744 г. под 83. Дело это, начавшееся по частному случаю, привело к учреждению Костромской епархии и назначению в оную С. Кулябки. Не буду пока приводить выдержки из этого дела. Посмотрим сначала, что извлекает из него наш автор. Извлекает, во-первых, сведение, что Кулябка назначен епископом 21 октября 1745 г.; во-вторых, из него делает вывод, что его ректуру в Академии можно приблизительно отодвигать только до октября, т. е. как бы дается знать, что пред самим назначением в епископы Кулябка не носил уже звания ректора, а почему не носил – неизвестно. Внимательный просмотр означенного дела дал бы возможность автору быть по сему вопросу безусловно точным, как это можно видеть из следующей выдержки, извлекаемой мною из документа, в деле находящегося: „Святейшему Синоду синодальные члены (следует перечень и) в письменном предложении объявили, что октября 20 дня Всепресветлейшая, Державнейшая, Великая Государыня Императрица Елизавета Петровна, Самодержица Всероссийская, в высочайшее свое в зимнем своем Императорского Величества доме в церкви присутствие, имянным своим изустным указом всемилостивейше повелеть соизволила из представленных всеподданнейшим Ея Императорскому Величеству от Синода докладом к произведению в Костромскую епархию во епископа кандидатов, в ту епархию произвести во епископа обретающагося здесь в Санкт Петербурге Киевской епархии Братскаго училищнаго монастыря архимандрита и Киевской Академии ректора Силвестра Кулябку; и во исполнение онаго Ея Императорскаго Величества высочайшаго указу помянутой архимандрит Силвестр в придворной Ея Императорскаго Величества церкви в высочайшее Ея Императорскаго Величества присутствие сего ноября 10 дня во оную Костромскую епархию во епископа хиротонисан, о чем Кабинету Ея Императорскаго Величества сим сообщается во известие“ (следуют подписи). |
| Москов.), VIII, Отд. 1, 2 (летопись м-ря Густынского); 1869 г , II, Отд. 2, 42 в примеч. (Иоасаф Горленко в 1725 г. надел здесь рясофор); 1870 г., II, Отд. 2, 66 в примеч. (в 1660 г. м-рю отведено в гор. Пе- реславле место убиения св. Бориса для постр. м-ря, но не было привед. в исполнение); 1884 г., II, Отд. 1, 28 (акты южно-русск. м-рей; архим. Гавриил 1788 г.); “Опис. документ. и дел архива св. Синода”, I, 219 (прошен. 1721 г. архим. Иродиона о выдаче книги для сбора пожертвований на разоренную пожаром обитель), 537 (жалоба 1721 г. архим. Иродиона об именовании м-ря ставропигиею Св. Синода и о посвящении в оный во архим. Киев. кафедры архидиакона Арсения Берло), прилож. CXLII, XX (духовная 1721 г. Смолен. митроп. Варлаама, завещавшего м-рю шапку красною архиерейскую), XXXVIII (благослов. грамота 1721 г. патр. Иоакима на учрежд. в м-ре ставропигии при игум. Феодосие Васковском), CCCCXLII (царская грам. о том же); II, ч. 1, 1138 (прошение 1722 г. быв. архим. Иродиона, рукоположенного во еписк. Чернигов., о пользовании на год доходами с вотчин м-ря; на место Иродиона назначен Арсений); III, 1723 г.. 216 (донош. архиеп. Киевск. Варлаама на архим. м-ря о посвящении священн. в свои вотчины), 430 (дело о сборе денег в кошельки), прилож., XXIX (в реестре м-рей Киев. епархии 1723 г. сказано: «Межигор. м-рь прежде Ставропигиальным был Свят. Патриаршего Престола, ныне же Свят. Правит. Синод как о нем устроит и утвердит?»); IV, прилож., LXXV, XIII (в м-ре было 12 пушек 70 ружей, 25 ядер, 10 пуд. пороха); VI, 1726 г., 423 (доношение архим. Арсения о пострижении в монашество студентов Кулябки и Щернацкого); VII, 1727 г., 325 (архим. Арсений был на коронации Имп. Петра II в 1728 г.); “Памятники для разбора древн. актов”, II, ч. 2, Отд. 1, 62 (в грамоте патр. Иерусал. Феофана причислен к числу мест знаменито святых), 168 (в духовной митр. Киев. Петра Могилы 1646 г. показан в числе бездоходных м-рей); “Журн. Мин. Вн. Дел”, 1848 г., XXII, 195 (Помянник м-ри, составленн. в 1689 г. игум. |
| с 21 года по 25), Theologia scholastic in Academia Kijowo-Mohilana dictate consuetisque disputationibus illustrate (читан. с 25 по 29 г.), Cursus quadriennis Theologiae Christianae orthodoxae pro varietate materiarum in varios tractatus divius (читан. с 29 по 33 г.), Сивестра Кулябки Tractatus Theologici pro diversitate materiarum varii, certo mathodo ac ratione in disputations atque questions distribute etc. (читан. с 41 по 45 г.), Tractatus theologicus de Deo uno et trino explicates in Ac. K. M. Z-na ex anno 49 in 56 812 и др. Только с пятидесятых годов отечественные богословы начали ясно сознавать непригодность старого схоластического направления богословия и начали следовать новому направлению оного. Учебник ректора киевской академии – Георгия Конисского – Christiana orthodoxa theologia, читанный с 51 по 55 год, представляет уже значительное подражание систем Феофана: все главы первой книги (de Deo ad intra quantum ad essentiam, exist. et attributa) и второй книги (de Deo quantum ad personas et perceptions earum) первой части этой системы суть те же самые, какие находятся в первых двух книгах системы Феофана, причем и порядок их совершенно одинаков с порядком глав последней 813 . Система богословия 1762 года, читанная в московской академии также представляет в одних трактатах буквальное следование системе Феофана, а в других – легкие изменения и сокращение того, о чем подробно говорится в последней 814 . Из дальнейшего богословия к Феофанову направлению принадлежат следующие системы: “Православное учение или сокращенная христианская богословия” митрополита Платона (читан. в 1763–1765 годах наследнику всероссийского престола Павлу Петровичу) 815 , “Церкви восточныя православное учение” архимандрита Макария Петровича (читан. в тверской семинарии в 1764–1766 год.) 816 , “Orthodoxae Orientalis Ecclesiae dogmata seu doctrina Christiana de credentis” ректора московской академии Феофилакта Горского (читан. с 1769 по 1774 год) 817 , “Compendium theologicae doctrinae” архимандрита Иоакинфа Карпинского (читан. |
|
|
