| Столь частому в Ивановом завещании слову “любовь” совершенно нет места в его раз и навсегда регламентированном мире долга, обязанностей, наград и наказаний. На первый взгляд, это мир “Домостроя”, но “Домостроя” без его христианского вИдения Бога и человека, без его реалистических, гуманных и теплых черт, – мир чистой абстракции, полностью изолированной от живой жизни. Такой пессимистический взгляд на человека, как мы уже видели, в сущности, является одной из самых характерных особенностей политической мысли Западного Ренессанса. Долг царя – повелевать, долг подданных – повиноваться. В послании Сигизмунду II Августу от имени боярина Бельского Грозный заявляет: “Как его царское величество, наш государь, жалует своих верных советников и оказывает им подобающую честь, так и мы, его советники, проявляем верность и глубочайшую покорность по отношению к его вольному самодержству” 323 . В этой жесткой и неизменной схеме награда царю за верность своему долгу – благосостояние державы, ограждение от бед в веке сем и спасение души в жизни вечной. Пренебрежение долгом наказывается всенародными бедствиями, падением царствующего дома и вечной погибелью. Но в сознании Грозного “дом царя” – не только его семья, но и все царство. Благосостояние же царства, означающее, что царь усерден в своем служении, лишает в глазах Бога всякого значения его прегрешения как человека и является, таким образом, залогом личного спасения царствующих. В этом и состоит милосердие Божие – предмет постоянного упования Грозного. Отсюда же понятно и то, почему мысль о грехах посещала Ивана лишь во времена военных поражений, внешнеполитических неурядиц, собственных болезней и утрат. Во всем этом он видел Божие недовольство им как правителем, чьи неудачи не оставляют места для оправдания личных грехов. Столь же незыблемым представлялось и обратное: всякий успех есть удостоверение богоугодности царя и правоты любых его деяний. Мысль, что деятельность монарха во имя главной цели – благополучия державы – освобождает его от всех нравственных обязательств, отчетливо сформулирована в XVIII главе трактата Макиавелли “Государь”. Согласно ей, о правителе надлежит судить по результатам его правления, то есть в конечном счете по тому, благоденствует ли государство. |
| Переписка князя Андрея Михайловича Курбского с царем Иваном Грозным принадлежит к числу самых известных памятников древнерусской литературы. История этой переписки вкратце такова. В апреле 1564 г. царский воевода князь A. М. Курбский бежал под покровом ночи в сопровождении верных ему слуг из новоприсоединенного к Русскому государству ливонского города Юрьева в соседний ливонский город Вольмар, принадлежавший в это время польскому королю Сигизмунду II Августу. Поводом для поспешного бегства послужили полученные Курбским сведения о готовящейся над ним царской расправе. А. М. Курбский – потомок владетельных ярославских князей, был не только видным военачальником Ивана Грозного; сражавшийся под Казанью и в Ливонии, он был также одним из влиятельных государственных деятелей этого времени и был близок к кругу самых близких к царю лиц, которых он впоследствии назвал «Избранной радой». В начале 60-х гг. XVI в. после падения «Избранной рады» многие из близких сподвижников царя были подвергнуты опалам и репрессиям. В этих условиях ожидал жестокого наказания и Курбский, и тревоги его не были лишены некоторых оснований. Уже само назначение Курбского воеводой (наместником) в «дальноконный» Юрьев после победоносного похода русской армии на Полоцк 1562–1563 гг., в котором он командовал сторожевым полком, могло рассматриваться как предвестие грядущей расправы над ним. Курбский стал вести тайные переговоры с литовцами с целью своего возможного перехода на службу к польскому королю. Бежав в Вольмар, Курбский обратился к Ивану IV с обличительным посланием, в котором обвинил русского царя в неслыханных гонениях, муках и казнях бояр и воевод, покоривших ему «прегордые царства» и завоевавших «претвердые грады». Иван Грозный, получив обличительное письмо от изменившего ему боярина, не мог удержаться от резкого пространного ответа «государеву изменнику». Так было положено начало знаменитой полемической переписке. Послания обоих политических противников были написаны с конкретными публицистическими целями. Всего известно два послания Ивана Грозного и три послания Курбского царю. |
| Активно участвовал в борьбе за Прибалтику в ходе Ливонской войны, добился перехода Ливонии под протекторат Польши и Литвы. Сыграл важную роль в заключении Люблинской унии 1569 г., приведшей к образованию единого Польско-Литовского государства – Речи Посполитой. Был последним представителем правившей в Польше династии Ягеллонов. «Надежда» Курбского на богатое пожалование его королем Сигизмундом II Августом «милостию его государъскою» была отнюдь не беспочвенной. Как установлено исследователями, Курбский еще до побега вступил в тайную переписку с витебским воеводой князем Н. Ю. Радзивиллом и подканцлером Е. Воловичем. После получения согласия Курбского перейти на службу к королю Сигизмунду II Августу литовский гетман князь Н. Ю. Радзивилл прислал Курбскому грамоту с обещаниями приличного содержания его в Литве, вслед за этим была отправлена Курбскому и королевская грамота с обещанием пожалования ему земель (см. подробнее: Скрынников Р. Г. Царство террора. С. 183–185). Уже 4 июля 1564 г. король Сигизмунд II Август выполнил свое обещание и щедро пожаловал Курбскому на содержание город Ковель с богатыми ковельскими землями на Волыни, а также обширные поместья в Литве взамен утраченных им на родине ярославских земель. Позднее, 25 февраля 1567 г., Ковель и ковельские земли были утверждены за Курбским и его мужским потомством на ленном праве навечно в награду за доблестную службу Курбского в рядах польской армии, воевавшей с войсками Ивана IV (см.: Устрялов Н. Сказания князя Курбского. СПб., 1868. С. XVI–XVII). Так сбылась «надежда» Курбского на богатое пожалование его новым своим «государем». ...видх же ныне синглита, всм вдома... аки соглаголник длом Антихристу... – Упоминая в данном пассаже некоего «синглита», то есть царского боярина, или советника, который подобно Антихристу рожден «от преблужения» и который через свои нашептывания ложного характера в царские уши пролил много христианской крови и погубил «силных во Израили», Курбский, очевидно, вновь напоминает царю, что приход Антихриста и Страшный суд уже близки. |
| Но этим не ограничилось влияние идей Кальвина. В по следующее время богословские сочинения Кальвина стали предметом изучения во всей немецкой Швейцарии и все более сближали ее с кальвинизмом 542 . От Запада Европы влияние Кальвина простиралось на Восток до границ образованного тогда мира и достигло Польши. Реформаторские идеи Лютера нашли для себя сочувственный отзыв сперва в Прусской Польше, за тем и в Великой, особенно в Краковском университете, где составилось общество распространения Евангелия с духовником короля во главе – Лисманини. Впрочем возникшее там реформатское движение еще не приняло определенного конфессионального направления. На варшавском сейме 1550 г. при короле Сигизмунде Августе выразилось реформационное стремление ограничением юрисдикции католических епископов. С этим-то стремлением и совпало начало влияния Кальвина на Польшу. Оно, как и в других странах произведено было сочинениями женевского реформатора. «Целая страна занимается твоими сочинениями, писал Амвросий Моибанус в Женеву; а Лисманини читал самому королю наставление в христианской вере 543 . По недостатку исторических данных нельзя с точностью сказать, с какого именно времени и как начались сношения Кальвина с Польшею. Но первые признаки его влияния на это королевство мы замечаем во второй половине 1540 годов, когда здесь образовалось несколько протестантских общин по образцу женевской Церкви. В 1549 году Кальвин свое толкование на послание к Евреям посвящает Сигизмунду Августу. В этом посвящении реформатор упоминает Королю о том всеобщем стремлении к драгоценным благам Евангелия, которое (стремление) идет по всему государству и побуждает Сигизмунда исполнить самую главную задачу – подчинить свой скипетр Христу, верховному Владыке всех. Конечно, Король не может исполнить этого без борьбы, но в ней будет ратоборствовать с ним и за него сам Господь победы. «По особенному промышлению Божию, продолжает Кальвин, в благородном царстве Польском не пролито еще ни одной капли священной крови, за которую нужно было бы приносить раскаяние и которая препятствовала бы распространению спасительного Евангелия. |
| Желаемого ответа от гермейстера всё ещё не получали, как от шведского короля явились в Ревель комиссары. Они объявили, что посланы к гермейстеру решительно требовать уплаты вознаграждения за оскорбления, причинённые шведским судам во Финском заливе, и если он, по-прежнему, станет отделываться утешительными словами и не заплатит к Пасхе, то король станет взыскивать своё на его подданных и на его владениях. Это была вместе с тем угроза Ревелю. Город должен был понять, что ему остаётся поскорее отречься от гермейстера и отдаться Швеции; иначе шведы придут из вражды к гермейстеру разорять Ревель и его край, как гермейстерские владения. Как бы в подтверждение того, что комиссары говорят не пустяки, в Финляндию послан был десант с приказанием быть готовым для высадки в Эстонию, как скоро комиссары, отправленные в Ревель, этого потребуют. Комиссары отправили королевское требование к гермейстеру и звали его в Ревель, а сами остались в городе дожидаться его прибытия. Гермейстер, твёрдо решаясь уже отдаться Сигизмунду Августу, не думал спешить в Ревель по приказанию шведского короля и отвечал, что не может дать ответа ранее дня св. Иоанна (24 июня). После этого медлить было нечего ревельцам. Приходилось или присягнуть шведскому королю на подданство, или ожидать его войска. Большинство в Ревеле склонялось к Швеции. – «От Римского императора, – рассуждали тогда, – нет нам ни помощи, ни утешения; гермейстер никак не в силах нам пособить, хоть бы и захотел. Какая выгода соединиться нам с Польшею и Литвою, чего ему так хочется? Польша и Литва нам не под руку; да и народ там другого языка, другой веры, других обычаев. Иное дело рижане; те хоть торговлею связаны с Польшею и Литвою по близости – получают оттуда хлеб; а нам нет ровно никакой выгоды туда отдаваться: одна погибель нам из этого будет! Шведы с нами одной веры; страна их от нас близко, и торговля у нас со Швециею постоянная; нам подручно пристать к Швеции; можно оттуда и помощь получить!» Город пригласил на съезд дворянство эстляндское к 4-му мая 1561 года. На этом съезде дворяне повели себя во всём согласно с городом. – «Мы, – говорили они, – никогда и прежде не отставали от вас ни в чём, и теперь не отстанем. Мы соглашаемся отдаться Швеции». Не многие, которые были не расположены к этому, не смели слишком резко сопротивляться. Отправили к гермейстеру посольство с отказом подданства и повиновения. 6-го июня ревельцы и дворяне эстляндские присягнули на подданство шведскому королю пред шведскими комиссарами, которые, по уполномочию от своего государя, дали его именем обещание утвердить на вечные времена все прежние права и привилегии городу и дворянству. Замок, находившийся в руках Каспара фон Ольденбокена, которому доверил его гермейстер, передан был от города шведам, но гарнизон сопротивлялся и шесть недель отстреливался от осаждающих. Он сдался 24 июня по причине скудости провианта и военных запасов. |
| Всякий, ненавидящий брата своего, есть человекоубийца; а вы знаете, что никакой человекоубийца не имеет жизни вечной, в нем пребывающей. 1 Ин. 3,15 ЛЯХОВИЧИ (ЛЯХОВИЧСКИЙ РАЙОН) Статья из энциклопедии " Древо " : drevo-info.ru В письменных источниках Ляховичи впервые упоминаются в 1492 году как центр Ляховичской волости. В это время Ляховичи были не только аграрно-торговым поселением, но и административно-хозяйственным центром крупного феодального имения. Свое название они получили, вероятно, от первых поселенцев – ляхов (поляков), которые нашли себе отчизну на гостиной западно-русской земле. В первой половине XVI века принадлежали Гаштольдам. С 1551 года Ляховичи принадлежали великому князю Сигизмунду Августу, который являлся не только владельцем так называемых " господарских " владений, но и одним из крупнейших феодальных землевладельцев Великого княжества Литовского . В 1572 году Ляховичи и некоторые другие частновладельческие имения Сигизмунда Августа были обменены на имение Свислоч пана Яна Еранима Ходкевича. Последний был представителем украинских магнатов, по своему вероисповеданию был кальвинистом и имел титул " графа на Мыши и Шклове " . В 1579 году, после смерти Я.Е. Ходкевича, Ляховичи перешли к его старшему сыну гетману Великого княжества Литовского Яну Каролю Ходкевичу, который вместо деревянного построил в Ляховичах бастионный замок, преобразив его в неприступную крепость " Ляховичская фортеция " . Построенный на левом берегу речки Ведьма, замок занимал островное положение. Его окружала река, перегороженная плотиной. Попасть в крепость можно было только по разводному мосту через наполненный водой ров и ворота башни. В центре укрепления стоял двухэтажный дворец. Я.К. Ходкевич, известный полководец, с этого времени начал писать свой титул " граф на Ляховичах " . В ходе антифеодального восстания зимой 1595 - 1596 годов Казацкие загоны С. Наливайко и М. Шавулы безуспешно штурмовали стены Ляховичского замка. В 1635 году город переходит дочери Анне, которая была замужем за сыном Льва Сапеги, Яном Станиславом. Ляховичская крепость в XVII веке считалась одной из самых значительных в Беларуси . |
| С другой стороны, и некоторые из протестантов, даже находившиеся в добрых отношениях с русскими, дерзко нападали иногда на их исповедание и с жаром отстаивали свои мнения, как поступил, например, в 1575 г. пан Кадиан Чаплий (у которого еще проживали Феодосий Косой и его товарищ Игнатий) с тем же князем Курбским во время беседы их в доме воеводы волынского князя Богуша Корецкого и потом в письме к Курбскому . Очень возможно, что и теперь бывали случаи совращения русских протестантами, хотя положительных свидетельств об этом нет, но зато известны случаи, когда сами русские пытались обращать протестантов и когда отпадшие в какую-либо протестантскую секту снова делались православными . Так, князь Курбский убеждал одного из вождей кальвинизма, вице-канцлера Евстафия Воловича, возвратиться к правоверию своих отцов, часто посылал ему Беседы Златоуста для утверждения в церковных догматах и указывал старцу на его седины и на бедствия отечества во время бывшего тогда междуцарствия (1575–1576), призывавшие к покаянию, хотя и не имел успеха. А один из молодых волынцев, некто пан Федор Бокей, увлекшийся было в протестантство, снова принял родное исповедание, к общей радости православных, и Курбский писал ему наставления, как беречься на будущее время от сетей ереси. Гваньини, служивший около того времени воинским начальником в Витебске, свидетельствует: «Хотя некоторые вельможи России, подвластной польскому королю, следуют лютеранскому и Цвинглиеву учению, но весь народ и большая часть магнатов и благородных твердо содержат веру, издревле принятую по обряду греческому» . Обратимся теперь к другим делам православной Литовской митрополии, совершавшимся в рассматриваемое нами десятилетие. Митрополит Иона III Протасевич едва вступил на первосвятительскую кафедру, как показал себя пастырем весьма ревностным и попечительным. Он послал к королю Сигизмунду Августу, находившемуся на гродненском сейме, грамоту, в которой изложил целый ряд просьб о нуждах своей Церкви и духовенства, и тогда же получил от короля ответы, составленные на сейме (25 июня 1568 г.). |
| После смерти Беаты Ровно всё более и более приходило в упадок. В год её смерти (1569 г.) – его опустошили татары. Затем Ласский и Лукаш с Гурки – воевода Левчицкий – нападали друг на друга и разоряли имения, взятые ими от своих жён – Беаты и Гальшки. Ласский записал Ровно и другие имения, доставшиеся ему от Беаты, королю Сигизмунду II Августу для того, чтобы эти имения не перешли к князьям Острожским. Но преемник Сигизмунда II король Генрих Валуа (1574–1575 г.) уничтожил эту запись и решением своим признал все те имения собственностью Острожских, – но с тем, чтобы они уплатили Ласскому 33,082 злотых, записанных ему Беатой, а также 15,000 злотых в качестве долга, следовавшего будто бы от неё Ласскому. Ласский согласился на всё это и даже выдал расписку в получении этих денег, причём обязался передать князю Константину Конст. Острожскому и его племяннице Гальшке все имения, коими он владел до настоящего времени. Согласно этому обязательству князь Острожский и Гальшка были введены в 1574 году 3 августа во владение замками – Ровенским, Острожским, селом Сатиевом, половиною Степаня, Головином и Жорновом. Но Ласский не исполнил своего обязательства и фактически продолжал владеть Ровном и имениями, к нему относящимися. Лишь после смерти его эти имения фактически возвратились к князьям Острожским. Муж Гальшки Лукаш с Гурки уже не жил, и сама Гальшка доживала последние дни в г. Остроге, где и скончалась в 1582 году. В это время князь Константин Конст. Острожский жил в своём Остроге и владел всеми обширными Ровенскими имениями. Ещё при жизни его, в 1603 г., эти имения были разделены между его двумя сыновьями – Янушом, каштеляном Круковским, и Александром, воеводою Волынским, причём Ровно с замком и всеми относящимися к нему сёлами досталось Александру, а Януш получил Острог, Степань, Староконстантинов и остальные мнения отца. К Ровну тогда принадлежали: фольварк с замком, фольварк Злотыев и село, фольварк Карпевичи и село, Суховоля (иначе – Тютковцы), Дворец, Ставки, Студзень, Бегец, (ныне дер. Бегна), Савица, Хоцив, Ходозы, Ржешуцко, Вологи, Коптывичи, Святе, Солонско, Глазов, Ремле, Забороль, Жытын-Малый, Бармаки, Колоденка, Корнин, Квасилов, Кошатов-Большой и Малый, Ильпин, Богдашов, Басов-Кут, Арештов, село Обаров, село Трудек, Козлин город, село Козлин-Старый, село Вулька-Готынская и село Трушенец. Имения эти составляли Ровенский ключ. Но князь Александр, по этому разделу, получил ещё Дорогобуж с 19 сёлами, половину замка Острога с 58 сёлами, город Сураж с 69 сёлами, замок Звягель с городом и 40 сёлами, Берездов с 19 сёлами, Полипное – замок с городом и 45 сёлами, город Острополь с 21 селом. Всё это составляло только половину имений князя Константина Конст. Острожского, воеводы Киевского. |
| Княгиня Беата Острожская была слишком горда, скупа к алчна; это была женщина упрямая, своенравная; всю жизнь свою она провела самым бурным образом: она наезжала на имения своих соседей и грабила их, вела с ними тяжбы, беспокоила своими жалобами короля и сеймы. Так, по распоряжению Беаты и второго мужа её воеводы Серадского Альбрехта Ласского, урядниками их было сделано 35 наездов на Корецкие имения князя Богуша Корецкого. Князь Корецкий четыре раза жаловался Сигизмунду Августу на них за эти наезды, грабежи и разбои – и лично просил его о разборе этого дела. Наконец оно было решено королём и панами-радами на сейме в Вильно 8 января 1566 года. Решением этим присуждено было в пользу князя Корецкого с Ласского и жены его «за 35 кгвалтов, головщину, шкоды и навязки 47,407 коп грошей, один грош и пенязей осмь». Для взыскания же этих денег велено было ввести князя Богуша Корецкого во владение имениями Беаты Ласской. Затем, не желая выпустить из своих рук богатых и огромных имений Острожских и других своей дочери, Беата производила скандалы с несчастною Гальшкой и своими зятьями. Она задержала при себе Ровно не как заставное имение, а как вотчину. Вследствие этого начался спор между ней и братом покойного мужа её Константином Константиновичем Острожским, продолжавшийся долгое время. Князь К. К. Острожский доказывал, что Ровно – его вотчина, а княгиня Беата утверждала, что Ровно вошло во владение князей Острожских посредством Анны-Татьяны Семёновны из дому Гольшанских, – первой жены князя К. Ив. Острожского. Так как обе стороны не могли примириться, то Ровно «с прилеглостями» они отдали в секвестр королю, прося его постановить своё решение по этому делу. Король Сигизмунд, обращая внимание на заслуги князя Константина Ивановича Острожского, а также и на службу сына его, князя Илии, и усматривая при этом, что мать князя Илии, Анна-Татьяна, внесла это имение в дом Острожских, присудил Ровно со всеми принадлежащими к нему имениями, как было до того времени, княгине Беате и дочери её Елисавете (Гальшке) и их потомкам. |
| Не случайно в послании шведскому королю Иоганну III Грозный пишет, что достоинство государя проистекает из его принадлежности к роду самодержцев. Во всех великих государствах самодержцы не имеют себе равных, не зависят от подданных и не терпят малейшего стеснения от советников 260 . Польскому королю Стефану Баторию он напоминает, что удостоился быть царем “по Божьему повелению, а не по многомятежному желанию человечества” 261 . В послании предшественнику Стефана Сигизмунду II Августу, писанному от имени боярина Воротынского, Иван сопоставляет “вольное самодержство” с положением “посаженного”, т. е. выборного короля: “Наши великие государи – все самодержцы, начиная с Августа кесаря, обладавшего всей вселенной, и брата его Прусса и до великого государя Рюрика и от Рюрика до нынешнего государя, вольны жаловать добрых и казнить дурных, никто им ничего не указывает; ты же не волен в своих делах, потому что ты – не наследственный государь, а посаженный: захотели твои паны, пожаловали тебя и дали тебе государство” 262 . Истинное царство, олицетворяемое государем, учреждено Богом и без Его воли не может быть завоевано. По сути дела, это единственное незыблемое установление в мире сем: “Господь мне бысть помощник не убоюся, что сотворит мне человек? Божия воля, милость и десница поддерживает самодержавие царя и благословляет достойных его советников, и не только жалкая и ничтожная морская зыбь, но и бóльшая буря не может нас погубить, ибо мы стоим на церковной твердыне, которую утвердил Христос, и не одолеют ее врата адовы” 263 . Самодержавие – единственная подлинно христианская форма правления, тогда как в безбожных странах властители правят не самостоятельно, а по желанию подданных. Московские же самодержцы изначально пользовались всей полнотой власти 264 . Лишь неограниченная монаршья власть способна отстаивать и блюсти честь державы. Как писал Грозный Елизавете Английской в 1570 г., “ мы думали, что ты в своем государстве государыня и сама владеешь и заботишься о своей государской чести – поэтому мы и затеяли с тобой эти переговоры. |
|
|
