| В этих условиях Сенкевич прямо настаивает на том, что официальная Варшава не должна бояться конфронтации с РФ. «Польское правительство должно нанять (особо того не тая) известные международные юридические бюро для сбора доказательств и подготовки заявления в Международный трибунал по вопросу признания Катыни и вывоза населения с территорий, оккупированных Советским Союзом после 1939 г., военным преступлением и преступлением против человечности. Темп подготовки заявления, окончательное решение о его подаче, а в конечном итоге - последствия приговора - это поле, дающее свободу маневра польской стороне при неспособности России затормозить этот процесс», - предлагает Сенкевич. Он настаивает, что Варшава должна заняться укреплением своего влияния в ЕС, чтобы настроить его на конфронтацию с восточным соседом. Данная точка зрения является нынче в польском политикуме мейнстримом. У незнакомого близко с этой страной человека от действий польских властей может сложиться впечатления о Польше как о «стране-клоуне», вносящей изрядную долю юмора в международные отношения. Носович, однако, настаивает, что это мнение крайне поверхностное и ошибочное. «Правительство " Права и справедливости " - это ещё не вся Польша. Некоторые эксцентричные воззрения " ПиС " не разделяет даже их электорат. 80% поляков не поддерживают верхушку партии в её непоколебимой вере в то, что самолёт президента Леха Качиньского под Смоленском сбили русские спецслужбы по договоренности Владимира Путина с Дональдом Туском. Политика памяти польского руководства провоцирует в народе вандализм и осквернение культовых мест. Многолетние разговоры про снос советских памятников - это фактически индульгенция на осквернение могил, даваемая властью " общественным активистам " . Однако в Польше несколько тысяч советских мемориалов, а случаи вандализма по отношению к ним ограничиваются несколькими десятками. В абсолютном большинстве случаев местные власти и простые поляки ухаживают за памятными местами и тем более - за могилами красноармейцев. |
| 3. В романе своего рода паролем, по которому христиане опознавали друг друга, является рисунок рыбы. Знак рыбы как символ Христа, судя по археологическим данным, мог появиться как минимум на полвека позже описанных в романе событий. Кроме того, у нас нет данных, что он когда-либо использовался именно таким образом. 4. Крестили в ранней Церкви, конечно, не кроплением, как в современной Сенкевичу Римско-католической церкви, но полным погружением. Добавим, что в такой форме крещения заключен глубокий богословский смысл — смерть и воскресение (восстание — ana-stasis) во Христе, на который неоднократно указывали раннехристианские авторы. 5. Весьма маловероятно, что апостол Петр хоть сколько-нибудь мог говорить на латыни. Еще маловероятнее, что он произносил на ней проповеди (нам известно, что до середины III в. основным языком Римской Церкви был греческий). И уж совсем невероятно, чтобы Петр обращался по-латыни (“Quo vadis, Domine?”) к явившемуся ему Христу. Очевидно, Сенкевич просто не мог себе представить, что основатель Римской Церкви и “наместник Христа на земле”, говорил на каком-либо ином языке, кроме сакрального языка зрелого римо-католичества. Таких анахронизмов можно привести гораздо больше, но не в этом главное. Важнее, что герои романа совершенно не соответствуют своим историческим прототипам. 1. Петроний, изображенный в романе благородным и изысканным эстетом, на самом деле был автором грубо-порнографического сочинения. 2. Апостолы Петр и Павел, призывавшие к молитве за императора и к повиновению властям, не могли столь резко отрицательно относиться к императору, империи, ее столице и к самому принципу римской власти и государственности, как это не раз подчеркивается в книге. 3. Апостол Павел у Сенкевича вышел второстепенным персонажем, чье “пламенное красноречие”, о котором так много говорится в романе, никак не выявлено. По ходу сюжета ему приходится произносить речи, написанные за него автором. Увы, они весьма тривиальны (что неудивительно: ведь Сенкевич, при всем его таланте — не Павел). К тому же в большинстве диалогов Павел к месту и не к месту цитирует 13 главу своего 1го послания к коринфянам (хотя, коль скоро дело происходит в Риме, уместнее было бы цитировать послание к Римлянам). |
| Литературные произведения вообще никогда не стоит путать с богословскими трудами. Изложение вероучения не является их задачей, и поэтому смотреть на художественные книги стоит как на исключительно авторский опыт осмысления, проживания Евангелия. И в ряде случаев этот опыт помогает и нам с особой силой и глубиной увидеть и прочувствовать какие-то моменты христианской истории, христианской веры. Какие из этих книг вспомнили наши читатели? Генрик Сенкевич. Камо грядеши Польский писатель Генрик Сенкевич написал свой главный роман «Камо грядеши» в 1894–1896 годах. Контекст романа — гонения императора Нерона на христиан (64–68 годы). В центре внимания жизнь христиан в Риме. Нерон, чтобы обрести вдохновение и написать поэму, устроил пожар в Риме, уничтоживший несколько кварталов города. В поджоге обвинили христиан. Среди главных героев романа — апостолы Петр и Павел, обратившие множество людей в христианство. Название взято из предания: однажды Петр, которого собирались схватить, чтобы подвергнуть пыткам, покинул Рим и вдруг увидел идущего навстречу Христа. Спросив Его, куда Он направляется (по латыни «quo vadis, Domine?», или, в старославянском переводе, «камо грядеши, Господи?»), Петр услышал: «Иду в Рим, чтобы снова быть распятым». В слезах Петр вернулся обратно в Рим. Роман Сенкевича о том, как личность Христа вдохновляет христиан, как вера в Него поддерживает их в гонениях. Роман не лишен исторических неточностей. Кто-то обвиняет его в идеологической подоплеке. Однако для многих это произведение открывает Христа и вдохновляет на изучение христианской веры. Цитата из книги: «Почитать Христа недостаточно, надо еще жить согласно Его учению. Надлежит оскорбляющих нас не только прощать, но любить их и платить им добром за зло; и недостаточно любить добрых, но надо любить и злых, ибо только любовью можно истребить в них зло». Клайв Стейплз Льюис. Хроники Нарнии Многотомник англиканского богослова Клайва Стейплза Льюиса, три части которого были экранизированы, символическим языком пересказывает сюжеты христианской истории. Цикл «Хроники Нарнии» состоит из семи частей: |
| Я убежден, что те, кто остался в живых, — это, в большинстве своем, люди, пересмотревшие и нравственные критерии своих поступков, и предыдущую жизнь. Это люди, ставшие ближе к Богу… — Известно, с каким чувством Достоевский воспринял свое помилование, как глубоко он его пережил. А как Вы восприняли свое освобождение? — Вы знаете, одним из испытаний на месте последнего заключения было испытание побега. Мне предлагали бежать люди, которые могли бы это осуществить. Теперь представьте себе ситуацию: обмен катастрофически затруднен, идут ли переговоры, мы не знаем, люди умирают каждый день по два, по три человека, с питанием опять страшно плохо, налеты авиации продолжаются, — то есть весь набор обстоятельств, которые говорят, что надежды на спасение нет. И в этот момент предлагают побег. Заманчиво? Конечно, тем более, что это единственный шанс. Я вспомнил из «Камо грядеши» Сенкевича апостола Петра, который послушал учеников и вышел из Рима, опасаясь мучений. И вот он идет и видит катящийся навстречу шар-солнце и говорит: «Господи, куда Ты идешь?» И слышит ответ: «В Рим, чтобы пострадать: ведь ты уходишь». Даже если скептически относиться к художественному вымыслу Сенкевича, постановка вопроса о взаимоотношениях человека и Бога абсолютно справедлива. У каждого своя Голгофа, каждый несет свой крест, и каждому этот крест дается по силам. Как же можно бежать? Хотя, анализируя способы и методы осуществления побега, я видел, что есть гарантия успеха. Потом я подумал, что прошлый побег привел к избиению всего лагеря и расстрелам. Значит, кто-то пострадает, если я убегу, — а физическое состояние людей было настолько ослабленным, что несколько ударов дубиной убили бы человека. Мое желание избавиться от страданий будет стоить жизни другим. — И Вы остались? — Я еще вот о чем подумал. У нас там был один доктор. Он мало, что мог сделать без медикаментов, без перевязочных средств, ведь случались гангрены, дизентерии. Он тоже хотел жить, как и все. Однако если бы ему сказали: «Мы освободим тебя, но эти люди умрут, потому что ты уйдешь и не сможешь им оказать даже элементарную помощь», — он бы остался. |
| По мнению доцента факультета международных отношений СПбГУ Натальи Ереминой, Польша и государства Прибалтики вообще длительное время старались сформировать общий единый фронт стран Восточной Европы против России. «И теперь они встревожены как раз тем обстоятельством, что невероятно сложно даже просто удерживать единство антироссийского дипломатического фронта. Заявления о финансовых претензиях можно расценивать, как показатель, на самом-то деле, слабости - и желания выступить в роли жертвы. В условиях политической нестабильности, споров о финансировании и стратегическом развитии нацию может объединить либо идея достижения успеха, либо, наоборот, общая печаль. Видимо, руководство страны решило, что что именно печаль сплотит население страны лучше всего. Это поможет забыть о внутренних разногласиях, сплотиться против " общего врага " , объяснив проблемы Польши происками извне. Конечно, это всего лишь политическая игра. Вряд ли кто-то из польской верхушки по настоящему рассчитывает получить хоть какие-то деньги от России». А вот что думает по этому поводу ведущий аналитик Агентства политических и экономических коммуникаций (АПЭК) Михаил Нейжмаков. «Это некие требования, от которых можно отказаться если не в обмен на что-то, то хотя бы " в довесок " к будущим соглашениям. При этом отказ от таких требований на деле ничего стоить не будет. Впрочем, сами польские официальные лица вряд ли ждут серьезного эффекта от этого " требования-довеска " . Недаром глава МИДа Польши Витольд Ващиковский высказался на сей счёт очень осторожно. Если бы Варшава надеялась на более серьезные результаты этого шага, то в данном случае и заявления МИД делались бы в более резкой форме - опять же ради большего пространства для торга». Тут нужно яснее представлять отношение польских властей к России. Нынешний экс-глава МВД Польши Бартоломей Сенкевич ещё в далеком 2006 году, задолго до нынешнего обострения, написал в Newsweek Polska, что Варшаве нужно готовиться к «эскалации давления» со стороны России. Сенкевич рисует картину тотального натиска Москвы на государства Запада, когда «открыто демонстрируемая поддержка прокремлевских сепаратистов в странах, желающих высвободиться из российской сферы влияния, вмешательство в избирательные кампании на стороне промосковских кандидатов, применение экономической блокады и энергетического шантажа - это лишь самые громкие события». По мнению политика, РФ грозит захватом государств Прибалтики, а также занялась «прямым шантажом стран ЕС, угрожая приостановить экспорт энергоносителей, если их не пустят на потребительские рынки Евросоюза». |
| При внимательном взгляде на книгу видно, что и тут был своего рода “политический”, или, во всяком случае, идеологический заказ: автор черпал вдохновение в решениях I Ватиканского собора . По типу роман можно назвать одной из первых мыльных опер . Конечно, он на несколько голов выше современных телевизионных мелодрам, но принцип построения сюжета и законы жанра остаются теми же. Вполне в духе жанра и трогательное своей наивностью присутствие на страницах романа о римской жизни поляков (лигийцев) в числе главных действующих лиц (Лигия и Урс). Конечно, они варвары, как неоднократно повторяется в тексте, но зато Лигия — самая красивая, а Урс — самый сильный. Не хватает разве что самого храброго пана Володыевского… Впрочем, в задачу этой статьи не входит разбор литературных достоинств и недостатков книги. Должен сказать, что при всем, написанном ниже, я вовсе не считаю этот роман совершенно не стоящим внимания и, когда моей дочери исполнится лет 12–13, наверное, не буду возражать, если она захочет его почитать. Думаю, что в этом возрасте он будет для нее весьма вдохновительным и она сможет почерпнуть из него много хорошего и полезного. Вся острота вопроса в другом — а именно в том, насколько эта сентиментальная мелодрама о злоключениях двух влюбленных соответствует духу раннего христианства. Несмотря на кажущуюся документальность в описании исторических деталей, в романе масса грубых несоответствий реалиям того времени. В первую очередь это касается Церкви. В совокупности они создают ложную картину раннего христианства, коренным образом отличающуюся от той исторической действительности, на воссоздание которой претендует автор. Вот лишь несколько из них, имеющие отношение к Церкви — те, что припомнились сразу: 1. Ко времени Нероновых гонений в Риме вовсе не было такого великого множества христиан, о котором говорится в книге. В лучшем случае, несколько сотен — по самым оптимистичным оценкам, до тысячи, но не десятки тысяч! 2. В катакомбах христиане начали молиться лишь во второй половине II в., а не середине I, как у Сенкевича. |
| По воспоминаниям младшей сестры, впоследствии известной петербургской журналистки и писательницы Веры Желиховской, она любила придумывать различные истории – «фантазировала, вслух, и собственные фантазии казались ей реальными до осязаемости». Мы также знаем, что в детстве у Елены бывали галлюцинации, доводившие её до обмороков, о чём вспоминала её тётка Надежда Андреевна Фадеева. Девочке казалось, будто её повсюду преследуют «ужасные, светящиеся глаза», но никто кроме неё их не видел... Порой на неё нападал смех: она объясняла, что смеётся над проказами каких-то невидимых существ 25 . После смерти матери Лоло впервые ощутила в себе раздвоение личности – «расщепление собственной души и сознания», по словам А. Н. Сенкевича, одного из современных исследователей. Она чувствовала «присутствие в душе кого-то постороннего», подчинявшего её своей воле и заставлявшего говорить чужими словами, как если бы она находилась в трансе 26 . Что это – явные признаки душевного расстройства или нечто другое? Может быть, проявление какого-то врождённого природного качества? Еще одна примечательная черта её характера – она никогда не признавала авторитетов, «всегда шла самостоятельно, сама себе прокладывая пути, решительно устраняя стеснительные для свободы её преграды... » 27 . Характеризуя Е. П. в юности, А. Н. Сенкевич отмечает тот факт, что с раннего возраста девочка вращалась среди людей невежественных и суеверных – слуг и крепостных, что несомненно наложило на неё свой отпечаток: «Поскольку была она ребёнком чрезвычайно впечатлительным, обострённо восприимчивым ко всему непознанному, эта питательная для всяких предрассудков среда постоянно дразнила её детское любопытство существованием незримой и нездешней волшебной силы и прививала веру в таинственное и неразгаданное. От фадеевской дворни Елене перепало кое-что из этой щедрой «потусторонней» власти. Она иногда вглядывалась в собеседника с такой напряжённой внимательностью, уставясь в одну точку, что её синие глаза, казалось, вспыхивали и прожигали насквозь. |
| ческого характера автор выбирает бессмертного героя Сервантеса, – дон-Кихота, намечая основною чертою героя – чувство долга, нравственной обязанности, делающей, не смотря на его комизм, образ печального рыцаря столь трогательным и привлекательным. Непосредственным отражением нравственных запросов, волнующих дон-Кихота, являются его общественные чувства, и они обусловливают потребность в религиозной санкции. Эти нравственные начала, вызывающие общественные и религиозные эмоции, вызывают факт необыкновенной, – крайней решительности его действий, полное отсутствие разлада между чувством и умом, а элемент воли в сильном развитии объясняют цельность этого «этического» характера. Наряду с образом дон-Кихота автор с довольно рискованной смелостью помещает три очень далеких по своей психологической природе типа: Константина Левина, Алексея Карамазова и Базарова, видя во всех трех типах, будто «этические чувства являются наиболее развитой стороной их психической природы». Вторую часть задачи автор видит в изучении «эстетических» характеров. По его мнению «одним из лучших изображений таких типов является характер Райского в романе Гончарова «Обрыв»; утверждая, что этические чувства Райского поражали своею слабостью, автор отмечает врожденное чувство красоты, скептический консерватизм, религиозный индифферентизм, сильное развитие умственных сил при параличе воли. Другими представителями эстетического характера автором выбраны герои из романа Сенкевича «Quo vadis» – Петроний, из его романа «Без догмата» – Леон Плошовский, а также Тургеневский Рудин. Здесь отмечены те же основные черты эстетического характера. В заключение, отмечена разница между этическими и эстетическими характерами и их сходство. Сходством является слабое развитие в области эгоистических чувств, во всем остальном эти характеры противоположны. Заканчивается очерк уяснением вопроса о важности изучения психологии для социологии. Очерк не претендует на научность и имеет значение главным образом литературное, так как игнорирует учение о темпераменте и основные, первичные элементы этологии. |
| – Куда идешь, Господи? (лат. Domine quo vadis?) – Иду туда, где меня вновь распнут (лат. Eo Romam iterum crucifigi), – отвечал ему Господь и тотчас стал невидим. Услышав эти слова, изумленный апостол понял из этого видения, что Господу Иисусу угодно пострадать в его теле в самом Риме и что этим предрекается его собственная мученическая смерть. Святой апостол сейчас же возвратился в ночной город и на другой день был взят воинами. Вместе с ним задержали еще много верующих. Всех плененных христиан жестокий Нерон присудил к смертной казни через усечение мечом. Святому апостолу Петру, на которого особенно был озлоблен Нерон, была определена более жестокая казнь – распятие на кресте. Это старинное предание подсказало польскому писателю, члену-корреспонденту (1896), почетному академику (1914) Петербургской Академии Наук Генрику Сенкевичу (1846–1916) название исторического романа «Quo vadis» («Камо грядеши»). Известное событие на Аппиевой дороге нашло свое отражение в LXX главе. В этом художественном произведении повествуется о двух странниках, идущих в предрассветных сумерках по Аппиевой дороге к равнине Кампании, – апостоле Петре и его сопровождающем, юноше Назарии. Приведем ниже небольшой фрагмент из этого романа. «…Небо на востоке уже окрашивалось в зеленоватые тона, которые постепенно и все более явственно переходили у горизонта в шафранный цвет. Серебристая листва деревьев, белый мрамор вилл и арки акведуков, тянувшихся по равнине в город, выступали из темноты. Зеленоватое небо все больше светлело, становилось золотистым. Но вот восток порозовел, и заря осветила Альбанские горы – их дивные сиреневые тона, казалось, сами излучали свет. Искорками мерцали на трепетных листьях деревьев капли росы. Мгла рассеивалась, открывая все более обширную часть равнины с разбросанными на ней домами, кладбищами, селеньями и купами деревьев, средь которых белели колонны храмов. Дорога была пустынна. Крестьяне, возившие в город зелень, еще, видимо, не успели запрячь мулов в свои тележки. На каменных плитах, которыми вплоть до самых гор была вымощена дорога, стучали деревянные сандалии двух путников. |
| Обычно христианскими писателями называют Диккенса, Достоевского и Сенкевича. Но, Диккенс – это христианин без Христа, который, одновременно восхищается христианством и иронизирует над ним; перелагает Евангелие на язык детей, а сам не верит в Бога. Достоевского можно назвать гениальным анти-атеистом. Он весь в напряжении борьбы, он смелый хирург, вонзающий свой скальпель в глубину человеческого сердца, но когда смолкает гул битвы, то смолкает и сам Достоевский. А что касается Сенкевича, то ему импонирует образ не монаха-молитвенника, а ксендза, идущего с обнаженной шашкой в руке впереди воинского отряда (я имею в виду его историческую трилогию). В романе «Камо грядеши?» он показывает силу Евангелия, возрождающую и облагораживающую души людей, но живых образов христианских праведников там нет, – их заменяет община. Главным героем романа оказывается Петроний, как представитель умирающего, но дорогого для сердца Сенкевича античного эллинизма. В смерти Петрония он как бы оплакивает красоту этого, овеянного поэзией, и уходящего в сумерки истории мира. Надо сказать, что Петроний написал произведение под названием «Сатирикон», которое даже среди безнравственной античной литературы выделяется своим язвительным цинизмом. Читал ли Сенкевич это произведение? Наверное, да, и, все-таки, решил создать другого – «благородного Петрония». Не христиане, а Петроний является у Сенкевича антиподом Нерона. Что же говорить о тех книгах, где духовные вопросы начисто проигнорированы? Каков их дух? Какие чувства и ощущения вызывают они в душе человека? Пусть христианин сделает наблюдение над собой: прочитает несколько страниц такой литературы, а затем станет на молитву, и увидит, что сердце его удалено от Бога и мысли трудно собрать воедино. Каждая книга заключает в себе дух автора или отпечаток этого духа. Поэтому даже само присутствие книг отражается на духовной атмосфере помещения, в котором находятся они: как будто вместе с ними там обитают какие-то духи-невидимки. Человек назван словесным существом. Слово – это сила, это звено общения и, вместе с тем, слово это тайна, – мы не знаем, как возникает и как умирает оно. Некоторые из святых отцов свидетельствуют, что даже нераскрытые книги распространяют вокруг себя духовное благоухание или духовное зловоние, которое изгоняет благодать. Поэтому, христианин должен разборчиво вносить и держать в своем доме книги, чтобы вместе с друзьями в его жилище не вошли бы враги. |
|
|
