| На фоне полной неразберихи, создать сколько-нибудь дееспособную офицерскую организацию, которая могла бы вмешаться и изменить расклад сил, так и не удалось. С.В. Марков пишет: «Из Петербурга никто за время нашего ареста не приехал, и на свои письма Седов ответа не имел. Совершенно нам непонятное упорное молчание Петербурга повергло нас в тупое уныние. С момента моего отъезда прошло уже два месяца, и не говоря уже о большом количестве офицеров, обещанном мне Марковым 2-м, даже Андреевский и Гринвальд, для которых А. Вырубова достала деньги, которые должны были приехать за мной вслед, не приехали» (Марков С.В. Указ соч.) . Марков, Соловьёв и Седов принимают следующее решение: Марков, как и намеревался, поступает на службу в Красный эскадрон. Это было необходимо на тот случай, если всё же офицеры из Петрограда прибудут: «первоначальная легализация офицеров по их приезду через поступление их в эскадрон даст нам возможность получить документы, при помощи которых им удастся сконцентрироваться в районе Екатеринбурга и в самом городе» (Марков С.В. Указ соч.) . Относительно Седова: «Если же до конца Фоминой недели никто из Петербурга не приедет и никаких известий мы оттуда не получим, то Седов лично поедет туда и во всех подробностях информирует Маркова 2-го, так и А. Вырубову о создавшемся невыносимо тяжёлом положении» (Марков С.В. Указ соч.) . 12 мая были через Бориса Николаевича Соловьёва были получены известия, что Царевич Алексей поправляется, Кобылинский «окончательно обрезан в своих правах», и следует ожидать его замены, что Их Величества, по-прежнему находятся в Екатеринбурге, в доме Ипатьева, «который обносят двойным деревянным забором выше окон», а также то, что они находятся во власти комиссара Голощёкина. Установить связь Соловьёву с Царём и Царицей не удалось. В виду сложившихся обстоятельств, было принято решение о немедленном отъезде Седова в Петербург, чтобы на месте информировать руководителя организации Маркова 2-ого о создавшемся тяжёлом положении, и убедить его в необходимости привлечения германского правительства для спасения Царской Семьи, как последнему и единственному средству, поскольку возможность спасения Царской Семьи из Екатеринбурга своими силами, как пишет С.В. Марков, была «ничтожной». |
| – Аванс даете? – Ежемесячно четыре рубля на трудодень. Тоже рост. Ночевать нас определили к Николаю Ивановичу Седову. Это было сделано не без умысла. Седов родился, провел детство и жил до революции в княжеском доме и будто бы много знает про Багратиона. Семидесятилетний старик, он произвел на нас сильное впечатление. Его лицо было отковано из темной бронзы. Мохнатые брови, горбатый нос, тонкие губы – все это прочно, породисто, красиво. Еще больше, чем на бронзу, походило его лицо на темный дуб, на скульптуру из дерева. И весь он, в рубахе, выпущенной поверх штанов и распахнутой на груди, был как дуб – кряжистый, устойчивый. В разрез из рубахи проглядывало темнодубовое тело. Он пил чай, распарился и теперь блестел, как полированный. Колхозники не упускали случая, чтобы кольнуть Седова. Ты, мол, княжеский приспешник, на побегушках у князя был, тарелки за ним лизал. Но Николай Иванович относится к этому стоически и, несмотря на свой возраст, исправно работает в колхозе. В посудном шкафу у Седова среди незамысловатой крестьянской утвари – стаканов, чашек и прочего – красуется вещичка из далекого, несуществующего мира, как бы обломок Атлантиды, вымытый на берег океана прибоем. Вещичка эта – страусовое яйцо, взятое в золоченую резную оправу. За ним одним угадывалась роскошная гостиная со сверкающим паркетом, с тяжелыми портьерами, с канделябрами и бра, с породистыми женщинами в шуршащих платьях. Прошлый мир исчез, но иногда он нет-нет да и проглянет таким вот страусовым яйцом или статуэткой японской резьбы, найденной в земле ребятишками, или кустом заморских роз, расцветших вдруг на колхозной усадьбе, или бочонком вина, найденным в корнях выкорчеванного дерева. Но если остались, продолжают жить приметы старого мира внешние, значит, должны быть и внутренние, в душах людей, в их сознании. Кроме яйца, нас поразил висевший на стене увеличенный портрет хозяина дома в молодости. – Неужели это были вы? – Я самый и есть. Что, хорош? За мной, бывало, девки косяками ходили, дрались из-за меня, царапались. Ради Христа, бывало, просит погулять с ней. Художник к князю приезжал, посадит меня и рисует. А потом сказывал, будто мой портрет в Америку за двадцать пять тысяч продал. Вот и мне маленькую картинку оставил. |
| 892 Иконография иконы могла синтезировать оба изображения, как это, по-видимому, произошло с известным византийским образом Христа Халке (Χαλκτης), соединившего в своей композиции мозаичную икону на вратах Халке и драгоценный Крест, установленный иконоборцами на месте ее разрушения. После победы иконопочитания оба изображения были сгруппированы в один ансамбль. Мозаичную икону могли соединить с орудиями Страстей так, что ветви его образовали крещатый венец вокруг головы Иисуса, и отсутствие нимба лишь усиливало его восприятие. См.: Mango С. The Brazen House: A Study of the Vestibule of the Imperial Palace of Constantinople. Copenhagen, 1959, p. 108–142, 170–174. См. также: RBK. 1966. Bd. 1. Sp. 966–1047. Последние исследования, посвященные конструкции врат и иконе Спаса: Tognazzi Zervoù I. Propilei e Chalké, ingresso principale del Palazzo di Constantinopoli//Bizanzio e l’Occidente: arte, archeologia, storia. Studi in onore di Fernanda de Maffei. Roma, 1996, p .42–43; Speck P. Τα τηδε Βατταρισματα πλανα. Überlegungen zur Aussendekoration der Chalke im Achten Jahrhundert//Studien zur byzantinischen Kunstgeschichte. Festschrift für Horst Hallensleben zum 65. Geburtstag. Amsterdam, 1995. S. 211–220. Cp.: Cm. Auzépy M. F. La destruction de l’icone du Christ de la Chalké par Léon III: propagande ou réalité? 11 Byzantion 60 (1990), p. 445–492. Подробнее об иконографии см.: Шалина И. А. Византийский образ Спаса оплечного и иконография Христа Халке (в печати). 893 Банк А. В. Прикладное искусство в Византии IX–XII вв. М., 1978, с. 91–92, рис. 75. Любопытно, что в данном случае крест за головой Христа имеет лишь вертикальное древко, – не отражает ли оно конструкцию для подъема плащаницы? М. В. Седова допускает, что появление этой группы предметов в Новгороде можно связывать с летописным известием 1186 г. о приходе в Новгород внука Андроника Комнина – Алексея, родственника грузинской царицы Тамары, при дворе которой он пребывал долгое время после изгнания из Константинополя в 118 5 г. СедовА.М. В. Паломнический комплекс XII в. с Неревского раскопа//Новгородские археологические чтения. Мат. науч. конф., поев. 60-летию археологического изучения Новгорода и 90-летию со дня рождения основателя Новгородской археологической экспедиции А. В. Арциховского. Новгород, 1994, с. 90–91. Заманчивым было бы видеть в легендарной ставротеке «царицы Тамары» реплику константинопольского памятника. |
| Начнем с тех, которые спасали царскую семью еще в Тобольске. Среди них к момменту отъезда из Тобольска действующей была тюменьская группа, возглавляемая Соловьевым, трио – в лице Соловьева, Маркова и Седова; последний в литературе, как мы знаем, представлен завлеченным в западню первых двух, из которых один был немецким агентом, а другой – и немецким, и большевистским. Мы должны на них еще раз остановиться ввиду роли, им приписываемой, и для окончательной зарисовки рассмотренной уже по существу легенды о «петербургско-берлинской» организации. Всем троим, по словам Маркова, возможность организовать собственными силами освобождение царской семьи из Екатеринбурга представлялась «весьма ничтожной». Поэтому решено было, что Седов немедленно едет в Петербург для информирования организации Маркова 2-го, а остальные ждут сообщения от Седова и пытаются установит с Екатеринбургом связь. Седов выехал из Тюмени 14 мая. Троекратная попытка завязать отношения с екатеринбургскими узниками не увенчалась успехом. Время шло, а от Седова не было ни слуха, ни духа, рассказывает Марков Сергей. Соловьеву, находившемуся в ведении революционного трибунала, пришлось под благовидным предлогом скрыться в Покровском, Марков же оставался в своем эскадроне, мечтая пополнить его членами тобольского союза фронтовиков – «верными людьми», объединенными Гермогеном, и заслужить доверие своего начальства 388 . Вскоре, однако, случилась и беда. Около Тюмени появились чехословаки. В городе взбунтовались красноармейцы, а марковский эскадрон арестовал полностью весь местный исполком. Марков попал под следствие, но произошли еще более важные события. Казаками и чехами был занят Омск, и в Тюмень на пароходах прибыли омские комиссары со своими штабами. Тюменьское начальство было оттиснуто на задний план. В городе были взяты заложники из «именитых граждан». Старший инструктор по кавалерии, бывший офицер Крымского полка, почувствовал себя плохо в новой обстановке. Марков поспешил скрыться из Тюмени и 1 июля оказался в Екатеринбурге. |
| Участник экспедиции В. Ю. Визе писал: «Многое из заказанного снаряжения не было готово в срок… Наспех была набрана команда, профессиональных моряков в ней было мало. Наспех было закуплено продовольствие, причём архангельские купцы воспользовались спешкой и подсунули недоброкачественные продукты. Наспех в Архангельске были закуплены по сильно завышенной цене собаки — простые дворняжки. К счастью, вовремя подоспела свора прекрасных ездовых собак, заблаговременно закупленных в Западной Сибири». «Перед выходом экспедиции некоторые участники ее указывали Седову на неуместность включения солонины в список основных пищевых продуктов экспедиции. Но Седов был упрямый человек и от солонины не отказался, сославшись на то, что в военном флоте и гидрографических экспедициях всегда употребляли солонину». По плану «Фока» должен был доставить отряд Седова на Землю Франца-Иосифа и вернуться в Архангельск. Однако из-за позднего выхода выполнить план не удалось. Судно было затерто льдами у северо-западного побережья Новой Земли. Нелегкой оказалась эта вынужденная зимовка: теплой одеждой был обеспечен только полюсный отряд, из-за спешки не хватало многих необходимейших «мелочей». Прояснился также наш извечный «русский фактор», аналогичный тому, что развалил все поставки фронту в русско-японской войне, — воровство, обман, подлог, не имеющие совестных границ, — купцы обманули Седова, поставив гнилые продукты — солонину и треску, фактически обрекая экспедицию на гибель. Однако воистину несгибаемый духом Седов — человек с победоносным именем Георгий, невзирая на сложившиеся против него обстоятельства, тем не менее, не оставил намерения в перспективе отправиться на собаках к Северному полюсу с Новой Земли. Вместе с боцманом А. И. Инютиным он прошел с картографической съемкой новоземельского побережья около семисот километров, похудев при этом на 15 килограммов и обморозив пальцы ног. «На обратном пути жизнь наша была трудна, больше — мучительна, ужасна, — писал он жене. — Около одного большого ледника... |
| Возможно, идеолог экспедиции втайне рассчитывал, что смена названия изменит и судьбу корабля. Когда в сентябре 1913 г. подул восточный ветер, и судно вместе со льдами было отнесено от берега, офицеры, измученные болезнями, голоданием, тяжелыми погодными условиями и воистину бесперспективностью, сразу объявили ультиматум, почти бунт, призвав Седова повернуть назад. Но начальник экспедиции отказался и несколько дней практически не сходил с мостика. Лавировали в тяжелых льдах, жгли в топке бревна, доски, старые ящики. И все-таки пробились. «Больших трудов стоило старому дряхлому судну добраться до этих широт, тем более что на пути встретилось нам столько льду, сколько ни одна экспедиция, кажется, не встречала...». На вторую зимовку судно встало в бухте Тихой на острове Гукера. Надвигалась полярная ночь. Условия жизни были на этот раз крайне тяжелыми. Помещения едва отапливались, в каютах лежал лед, и одеяла по утрам нередко примерзали к переборкам. Многие продукты кончились. Свежего мяса добыть удавалось редко. Пришла очередь и полутухлой солонины. И если первая зимовка прошла относительно благополучно, то в бухте Тихой болели почти все, за исключением трех человек. Всех одолевали цинга, одышка, странные «ревматические» боли, заставлявшие передвигаться на опухших полускрюченных ногах. Георгий Яковлевич и сам иногда по целым дням не выходил из каюты. Участники экспедиции «Совсем разбиты ноги ревматизмом, — день за днем читаем мы в его дневнике. — Я по-прежнему слаб, кашляю отчаянно... Испытываю какое-то болезненное состояние... Опять ноги простудил, опять голени болят...» Несмотря на болезнь, несмотря на то, что еще первой зимой большинство ездовых собак погибло, Седов продолжал подготовку к полюсному походу. Пожалуй, никто, за исключением самого Седова, уже не верил, что есть шансы на успех. Выход к Полюсу был назначен на 2 (15) февраля 1914 г. С Седовым отправились к Полюсу два матроса — Григорий Васильевич Линник и Александр Матвеевич Пустошный, каюр. Седов в пути тяжело заболел и 5 марта умер. |
| Я зашёл в палату 123 и увидел сначала двух пациентов с «масками» на лице как на картине Мунка «Крик». Они спали, лица их были застывшими и суровыми. Рядом лежал третий пациент: маленький милый и добрый человек, очень интеллигентный, как выяснилось в общении. Рядом были вещи, это говорило о том, что он только недавно лёг сюда. Он протянул мне руку и представился: работал и на Вернадского, и на Цветном… Я спросил: — Кем? Он сказал: — Клоуном. В первый момент мне захотелось снять нос, чтобы перед коллегой в болезни не казаться фальшивым комиком. Нос я не снял, но образ и характер сразу куда-то ушли. Мы начали просто беседу про клоунаду, про этот жанр, который сейчас у нас в цирках почти затух. Фото: фейсбук Константина Седова Клоуна, кстати, в цирке звали Лемонти!!! Он оказался другом циркового клоуна, у которого я когда-то тоже учился азам (это был Руслан Легостаев, он уже ушёл от нас). Я рассказал ему про больничную клоунаду, профессиональное направление которой родилось тоже от цирковой клоунады, от клоуна Майкла Кристенсена. Мы мило поговорили как люди, потому что клоуном с клоуном я быть не смог. А ещё рядом была его жена, она тоже клоун! Очень милая. Я надеюсь, может быть когда-то через много-много лет ко мне так придут Больничные клоуны в хоспис. Вот такая история». Через два дня стало известно, что клоун Лемонти (Юрий Зальцберг) ушел из жизни. Источник: фейсбук Константина Седова Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 26 января, 2023 21 января, 2023 23 апреля, 2024 30 марта, 2024 6 октября, 2023 21 июля, 2023 15 февраля, 2023 6 февраля, 2023 4 февраля, 2023 26 января, 2023 21 января, 2023 23 апреля, 2024 30 марта, 2024 Лучшие материалы |
| 1964 год. – Почему именно керамика – азбука археологии? – Как все мы знаем, керамика – вещь очень хрупкая и часто недолговечная. Посуда бьется, люди выкидывают черепки и покупают новые миски и горшки, которые делают мастера. В интересах мастера сделать как можно больше посуды за как можно меньший отрезок времени. Поэтому в процессе работы гончаров меняются и формы сосудов, и орнамент на них. В результате по находкам черепков, битой посуды можно датировать культурный слой, из которого они происходят, с точностью до столетия; довольно часто – с точностью до полустолетия; редко, но порой можно – с точностью до четверти столетия. У Андрея Никитина в его популярной книге об археологии «Голубые дороги веков» (чудесная, кстати, книжка) я впервые прочел такие строчки: Нет ничего прочнее, чем битая посуда. Что происходит с ней? С ней происходит чудо. У них, у черепков, осколков и обломков В запасе даль веков, признание потомков. Это стихотворение Валентина Берестова, тоже археолога по образованию. – Знаменитого детского поэта Берестова? – Да. Совершенно блистательный поэт и прозаик. Он был очень талантливым человеком. С ним я был очень шапочно знаком. Берестов был другом моего научного руководителя Валентина Васильевича Седова. Собственно, Седов нас с ним и познакомил. Берестов был однокурсником будущих академиков Валентина Седова и Валентина Янина, но из археологии он ушел. 1977 год. С В.В.Седовым на раскопках в Лезгах – У вас потрясающие родители. – Мне на самом деле, я вам честно скажу, по-настоящему повезло с родителями. Они были очень талантливы. Отец – археолог. Мать – искусствовед. Кроме того, они оба были художниками. А.С. Косцова. Доклад-в Эрмитаже. Начало 60-х Отец родился в 1919 году в Казахстане в городе Актюбинске. Его отчим, Дмитрий Васильевич Белецкий, был профессиональным военным, так что семью метало по всей стране от Питера до Дальнего Востока и обратно. Отец оканчивал школу во Владивостоке. Оттуда послал на творческий конкурс в Москву свои живописные работы и был приглашен для поступления в Академию художеств. По дороге кончились деньги. Он вышел в Иркутске из поезда, сдал билет и без подготовки поступил в горный институт. |
| Но как изменился Архангельск, как, оставшись самим собою, он стал удивительно не похож на себя! Американские матросы бродили по улицам, в шапочках с помпонами, в клешах, в шерстяных рубашках, обтягивающих талию и свободно выпущенных на штаны. Англичане; с начальными буквами HMS (его величества корабль) на бескозырке, держались немного строже, но и у них был беспечный вид, совершенно отличавший их от наших моряков и казавшийся мне странным. Негры встречались на каждом шагу, черные и оливково-черные, должно быть, мулаты. Китайцы стирали рубахи в Северной Двине, прямо под набережной, и, громко болтая на своем гортанно-глухом языке, растягивали их под солнцем между большими камнями. А Двина, такая просторная, русская, что другой такой, казалось, и не могло быть на свете, свободно раскинувшись, вела вперед свои полные воды. Как ножом отваливая сверкающую волну, проходили катера все на ту сторону, к торговому порту… Не иностранцы, на которых я смотрел с острым, но поверхностным любопытством, занимали меня в эти дни. Это был город Седова, Пахтусова. На кладбище в Соломбале я долго стоял у могилы «корпуса штурманов поручика и кавалера Петра Кузьмича Пахтусова, скончавшегося 36 лет от роду от понесенных в походах трудов и огорчений». Отсюда капитан Татаринов повел в далекий путь свою белую шхуну. Здесь умер в городской больнице штурман Климов, единственный участник экспедиции, добравшийся до Большой Земли. В местном музее экспедиции «Св. Марии» был посвящен целый отдел, и среди знакомых экспонатов я нашел интересные, новые для меня воспоминания художника П., друга Седова, о том, как штурман Климов был найден на мысе Флора. С утра, написав очередное письмо в село Большие Лубни и не зная, чем еще заняться, я спускался вниз к Кузнечихе. Острый запах соснового бора стоял над рекой, мост был разведен, маленький пароходик, огибая бесконечные плоты, возил народ к пристани от пролета. Куда ни взглянешь, везде было дерево и дерево – узкие деревянные мостки вдоль приземистых николаевских зданий, в которых были разбиты теперь госпитали и школы, деревянные мостовые, а на берегах целые фантастические здания из штабелей свеже распиленных досок. Это была Соломбала, и я нашел дом, в котором жил капитан Татаринов летом 1913 года, когда снаряжалась «Св. Мария». |
| Широкоротая бронзовая лунница, украшенная ложной зернью и шариками на концах (капище 3, рис. 47, 1), принадлежит к типу лунниц, распространенных в X–XI вв. (Корзухина Г. Ф., 1954, с. 65; Журжалина Н. П., 1961, с. 126; Седова М. В., 1981, с. 24). Небольшие круторогие лунницы, одна гладкая (капище 3), вторая с растительным орнаментом (сооружение 11, рис. 54, 5), датируются XII–XIII вв. (Гольмстен В. В., 1914, с. 95–98; Седова М. В., 1981, с. 24). Круглые ажурные подвески с вписанным в середину крестом, имеющим поперечные выступы на концах, так называемым «патриаршим» крестом (капище 3, рис. 47, 8), часто встречаются при раскопках городов, поселений и курганов, в том числе найдены в Галиче, Плиснеске, Звенигороде Львовском и везде относятся к XII–XIII вв. Менее известны круглые небольшие привески с четырьмя прорезями, расположенными крест-накрест (сооружение 14, рис. 57, 9), они датируются не ранее XIII в. и найдены в Галиче, Плиснеске, Зеленче (Власова Г. М., 1962, с. 257). Бронзовая пятилучевая привеска с дужкой и полыми шариками на концах (капище 3, рис. 57, 3) принадлежит к изделиям, отлитым в имитационных формах и распространенным в XIII в. Вторая привеска такой же формы, но с рельефным орнаментом в виде розетки с одной стороны и концентрическими кругами с другой (длинный дом 8, рис. 37, 5), аналогична найденной на Княжьей Горе (Корзухина Г. Ф., 1950, с. 221, 1, 1). Своеобразна массивная, литая из бронзы круглая бляха с прорезями в середине, образующими крин с боковыми выступами около него (сооружение 11, рис. 54, 1). Аналогии ей найти не удалось. Овальная привеска – медальон из горного хрусталя, окантованного плетенкой из тонкой серебряной проволоки (рис. 47, 2), и вставка от такого же медальона (капище 3) принадлежат к местным галицко-волынским изделиям. Точные аналоги происходят из слоев второй половины XII – первой половины XIII в. Изяславля, Городища Хмельницкой области, Звенигорода Львовского (Nickoba Г. О., 1987, рис.1, 3, 4; Якубовський B. I., 1975, рис. 5, 3; Свешников I. K., 1987). |
|
|
