| Сказали Боян и Ходына, Святославовы песнотворцы старого времени Ярослава, и Олега-князя любимцы: «Тяжко голове без плеч, беда и телу без головы» – так и Русской земле без Игоря. Солнце светится на небе, – а Игорь князь в Русской земле. Девицы поют на Дунае, – вьются голоса их через море до Киева. Игорь едет по Боричеву ко святой Богородице Пирогощей. Села рады, грады веселы. Певши песнь старым князьям, потом и молодым петь: «Слава Игорю Святославичу, Буй туру Всеволоду, Владимиру Игоревичу! Здравы будьте, князья и дружина, Борясь за христиан против нашествий поганых! Князьям слава и дружине! Аминь. Слово о полку Игореве (перевод К.Д. Бальмонта) Нам начать не благо ль, братья, песню старыми словами, Песнь, как полк в поход повел он, славный Игорь Святославич? По былинам лет тех бывших, не по замыслу Баяна, Эту песнь зачнем мы, братья. Он, Баян, певец тот вещий, Коль кому восхочет песни, белкой он течет по древу, По земле он серым волком и орлом под облак сизым. Вспомнит быль времен тех первых, об усобицах сказанья, Соколов пускает десять к лебединой стае белой, Чуть домчится первый сокол, лебедь первая закличет, – И певучим словом песни Ярослав проходит старый, И в певучем слове песни восстает Мстислав тот храбрый, Он, зарезавший Редедю пред косожскими полками, И Роман тот Святославич, в песне он красиволикий. А Баян пускал не десять соколов проворных, братья, К лебединой стае белой не летел поспешный сокол, Нет, он вещие на струны возлагал персты, и звонко Князю, избранному песней, струны славу рокотали. Так начнем же, братья, повесть, от Владимира начало И до Игоря, что ныне ум напряг свой, ум-твердыню, Заострил свое он сердце, ратным мужеством наполнив, И привел свои полки он до земли до Половецкой, Да отмстит, и мщеньем правым, он за Русскую за землю. Тут взглянул на солнце Игорь, солнце светлое на небе, Видит он – от солнца черной тьмою воинство покрыто. И сказал к своей дружине Игорь: «Братья и дружина, Лучше быть мечом сраженным, чем в бою быть полоненным. На коней на борзых сядем, Дона синего посмотрим!» |
| Одни из историков, напр. Д. И. Иловайский и Е. Е. Голубанский, совершенно ее игнорируют, другие, как напр., преосвящ. Макарий и С. М. Соловьёв, охотно пользуются ею, но с осторожностью. Летопись Иоакимова, по совершенно верному замечанию Соловьева, «не заключая в себе никакого противоречия начальной Киевской летописи», может служить в данном пункте прекрасным к ней комментарием. Любопытны следующие подробности, занесённые в Иоакимовскую летопись. Святослав Игоревич, вообще не подвергавший христиан гонению, во время войны с греками переменил свои отношения к ним: поверив внушениям окружавших его язычников, будто виновниками неудач военных были христиане, находившиеся в дружине, он воздвиг на них гонение, причём не пощадил даже своего брата Глеба, и послал в Киев приказ разорить христианские храмы. Это известие является совершенно правдоподобным в виду констатированного Львом Драконом факта, что в языческой дружине Святослава при неудачах обнаруживается особый подъем религиозного духа, выражавшийся в кровавых жертвоприношениях. Таковы напр. жертвоприношения, совершенные после неудачной для русских битвы, в которой пал исполин Икмор (Ист. Льва Диак., перев. Попова, стр. 92–93). Что же касается борьбы Владимира с Ярополком, то успех в этой борьбе Владимира Иоакимовская летопись объясняет главным образом изменой не любивших Ярополка язычников. 11 Исландский подлинник этой саги с русским переводом напечатан протоиереем Сабининым в Русском Историч. Сборнике Общества Истор. и Древв. Российских, т. 4, кв. 1. М. 1840 г. 12 См. нашу статью: «Великий князь Киевский Святослав Игоревич иисторич. знач. его богатырских подвигов», Труды Киев. дух. Ак. 1888г., март. 13 Помещенный в летописи текст договоров признается переводом (копией) с греческого подлинника. Основываясь на этом, некоторые ученые высказывают мнение, что слово ,,князь» в данном случае может быть неудачным переводом какого-нибудь греческого термина, означавшего другое понятие. Недоумение это вполне разрешается следующим местом из договора Олега. |
| Закрыть Рогатина XII века с серебряным декором в тератологическом стиле «Сребряно строужие» князя Игоря Святославича 19.01.2015 859 Время на чтение 28 минут В предлагаемой работе дано описание копья-рогатины с плакированной серебром втулкой, декорированной в тератологическом стиле. Декор наконечника копья объединен идеей Мироздания и перекликается с декором древнерусских церквей. Рогатина датирована XII веком на основе сравнительного анализа типологических характеристик копья, техники и стиля орнамента. Определено, что это копье является высоким образцом оружейного дела и декоративно-прикладного искусства Древней Руси и принадлежало персоне высокого статуса. Показано, что место находки соответствует театру военных действий, описанных в «Слове о полку Игореве» и синхронных летописях. Сопоставление времени создания копья и упомянутых событий позволяет предполагать, что вводимый в научный оборот артефакт мог иметь прямое отношение к битве князя Игоря с половцами. Таким образом, можно считать окончательно установленным место битвы и пленения князя Игоря. Совокупность фактов, полученных в результате комплексного историко-культурного и естественнонаучного исследования, подтверждает аутентичность «Слова о полку Игореве». В начале 2014 года на открытом электронном аукционе антиквариата в частную коллекцию было приобретено копьё - рогатина, найденное в лесу местным жителем Харьковской области. Небольшая глубина местонахождения и хорошо дренируемая почва помогли артефакту довольно хорошо сохраниться (рис.1). Артефакт, безусловно, представляет исторический и художественный интерес, поскольку относится к редкому типу оружия с гравировкой по серебряному покрытию, которая украшает тулью рогатины и основание лезвия (рис. 1, 2 А-Г). Поскольку находка не принадлежит определенному археологическому комплексу, то датировать ее возможно только сравнительным методом, анализируя принадлежность к известному типу копий, а также по соответствию орнамента и техники его исполнения определенному этапу развития декоративно-прикладного искусства. Дано описание изображений декора рогатины и их трактовка с позиций языческой мифологии и христианского мировоззрения. Изображения объединены общим смыслом и являются своеобразным отражением средневекового восприятия Мироздания. Эта же идея заключена в декоре храмов Древней Руси домонгольского периода. Комплексный сравнительный анализ позволяет датировать артефакт XII веком. |
| От знамения происходит слово знамя – и как руководящая идея, и как предмет – стяг: древко с полотнищем. Знамя сообщало воинам знание о том, что происходит, по положению знамени определялась победа. Поэтому обычным выражением было: «Знамя глаголет», то есть говорит, сообщает людям об истинном положении вещей. «Стяги глаголят» – в «Слове о полку Игореве». «Знаменье глаголят, им же знаменают воеводы победу» (Григорий Богослов, XI век). Наконец, осенение себя крестом так и называется до сих пор – крестное знамение. Нельзя не заметить того, что, судя по летописям и литературе, знаменья появляются в периоды каких-то общественных нестроений, в периоды растерянности и даже прострации умов и душ. Или – в какие-то переломные периоды истории, связанные с грандиозными событиями, обычно с войной. В «Слове о полку Игореве» князя Новгород-Северского Игоря Святославича, вышедшего в поход на половцев, 1 мая 1185 года застаёт в походе солнечное затмение: «Тогда Игорь воззре на светлое солнце и виде от него тьмою вся своя воя прикрыты». Это было реальное солнечное затмение, исчисленное учёными нашего времени. Но участники похода увидели в нём знамение и сокрытый тайный смысл. Бояре и дружина сказали князю: «Княже! се есть не на добро знамение се!» Игорь же ответил им: «Братья и дружино! тайны Божия никто не знает, а знамению творец Бог и всему миру Своему» (Ипатьевская летопись). Игорь пренебрегает знамением и ведёт воинов своих дальше в Степь. Поход этот, как известно, закончился страшным разгромом Игоря и его пленением вместе с другими князьями. Но есть в тексте «Слова» и другое загадочное место, которое можно расценить так же, как знамение. Это описание накануне битвы: «Другого дни вельми рано кровавые зори свет поведают Чёрныя тучи с моря идут, хотят прикрыти 4 солнца, а в них трепещут синии молнии. Быти грому великому, идти дождю стрелами с Дону великаго!» Четыре солнца… Исследователи обычно понимают это так, что коль в походе участвовало четыре князя, они и сравниваются с солнцами: сам Игорь, его брат Всеволод Святославич из Курска, сын Владимир князь Путив льский и Святослав князь Рыльский. Действительно называть князей солнцами было обыкновением. Князь Владимир Креститель Руси – «Красно солнышко». Да и в «Слове» уже после поражения князья называются солнцами и месяцами, когда на реке на Каяле тьма свет покрыла: «Два солнца померкли, и с ними молодые месяцы – Олег и Святослав». Всё так. Но реальность события не исключает его символического и образного значения, того, что это тоже могло быть знамение. Особенно в соотношении со знамением нашего дня, здесь описанного. Тем более, что «синие молнии», помянутые в «Слове», как и «синяя мгла» в русской поэзии являются признаком сверхъестественности и потусторонности. |
| Галицкий Осмомысл Ярослав! Высоко сидишь на своем златокованом престоле, подпер горы Венгерские своими железными полками, заступив королю путь, затворив Дунаю ворота, меча бремена через облаки, суды рядя до Дуная. Грозы твои по землям текут, отворяешь Киеву ворота, стреляешь с отцовского золотого престола салтанов за землями. Стреляй же, господин, Кончака, поганого раба, за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича! А ты, буи Романе, 237 и Мстиславе! 238 Храбрая мысль носить ваю умъ на дло. Высоко плававши на дло въ буести, яко соколъ на втрехъ ширяяся, хотя птицю въ буиств одолти. Суть бо у ваю желзныи паворзи 239 подъ шеломы Латинскими. Тми тресну земля, и многи страны – Хинова, Литва, Ятвязи, 240 Деремела 241 и Половци – сулици своя повръгоша, а главы своя подклониша подъ тыи мечи харалужныи. Нъ уже, княже, Игорю утръп солнцю свтъ, а древо не бологомъ листвие срони: по Роси 242 и по Сули гради подлиша. А Игорева храбраго плъку не крсити! Донъ ти, княже, кличетъ и зоветь князи на побду. Олговичи, храбрыи князи, доспли на брань… А ты, буйный Роман, и Мстислав! Храбрая мысль влечет ваш ум на подвиг. Высоко взмываешь на подвиг в отваге, точно сокол на ветрах паря, стремясь птицу в смелости одолеть. Ведь у ваших воинов железные паворзи под шлемами латинскими. От них дрогнула земля, и многие страны – Хинова, Литва, Ятвяги, Деремела, и половцы копья свои повергли и головы свои склонили под те мечи булатные. Но уже, князь, Игорю померк солнца свет, а дерево не к добру листву сронило: по Роси и по Суле города поделили. А Игорева храброго полка не воскресить! Дон тебя, князь, кличет и зовет князей на победу. Ольговичи, храбрые князья, уже поспели на брань… Инъгварь и Всеволодъ и вси три Мстиславичи 243 не худа гнезда шестокрилци! 244 Не побдными жребии собе власти расхытисте! Кое ваши златыи шеломы и сулицы Ляцкии и щиты? Загородите полю ворота своими острыми стрлами за землю Русскую, за раны Игоревы, буего Святъславлича! Ингварь и Всеволод и все три Мстиславича – не худого гнезда соколы! Не по праву побед добыли себе владения! Где же ваши золотые шлемы и копья польские и щиты? Загородите полю ворота своими острыми стрелами за землю Русскую, за раны Игоревы, буйного Святославича! |
| Обычно полагают, будто император хотел руками князя Святослава Игоревича (945–972) подчинить себе Болгарию. Но в действительности, как выяснили исследователи, он лишь пытался обезопасить крымские владения Римской державы, на которые уже покушались россы. Действительно, византийской дипломатии было куда проще натравить на болгар тех же печенегов, но только не допускать по соседству опасного Святослава 480 . Рассматривая Болгарию как потенциально свою территорию, Византийский василевс хотел избавить цветущую страну от разорения. Действительно, воинственного сына святой княгини Ольги не нужно было приглашать в поход. Получив информацию о слабости царской власти в Болгарии, он в 967 г. с 10-тысячным войском отправился в поход и вскоре захватил город Малый Переславль. Это и было целью первого похода россов – завоевав город, они успокоились, не собираясь в ближайшее время нападать ни на Болгарию, ни Византию. Однако вскоре ситуация резко изменилась к худшему. Калокир почему-то решил, что его миссия далеко не исчерпывается выполнением поручений св. Никифора Фоки, и сам задумался о царской диадеме. Святослав, к которому патрикий обратился за помощью, обещал поддержать его, и изменник начал свой путь в бесславие, попеременно отдаваясь в руки болгар и россов. Был заключен личный тайный договор Святослава с Калокиром против св. Никифора Фоки. Вскоре царь св. Петр, оправившись от неожиданного нападения, направил против Святослава 30-тысячное войско, но россы разбили его в сражении и вскоре подчинили себе Придунайские области. Однако весной 968 г. Святослав был вынужден срочно вернуться в Киев, на который напали печенеги, и это развязало руки св. Никифору для нормализации отношений с Болгарией и подготовки новых походов в Сирию и Палестину. К слову сказать, ходили упорные и небезосновательные слухи, что это нападение было инсценировано Константинополем, где всерьез начали опасаться удачливого полководца Святослава Игоревича, а потому создали ему проблему у себя на родине. Пользуясь передышкой, Римский император посчитал за благо предложить св. Петру мир, и тот радостно принял это предложение. Это вполне естественно: Византия вовсе не собиралась мириться с наличием россов на Дунае и предприняла необходимые меры предосторожности 481 . В Большой Переславль, столицу Восточной Болгарии, были направлены послы Никита Эротик и архиепископ Евхаитский Филофей, которые помимо проекта мирного договора передали просьбу св. Никифора прислать в Константинополь царских дочерей для женитьбы на царевичах Василии и Константине. Болгарский царь немедленно утвердил договор и направил в греческую столицу царственных девиц, а также своих сыновей, которые оставались там до самой смерти своего отца, случившейся 9 января 969 г. 482 Правда, эти браки так и остались «на бумаге» – след болгарских царевен затерялся во мгле веков, и что с ними стало – неизвестно 483 . |
| тут греки и чехи поют славу Святославу, корят князя Игоря, потопившего богатство на дне Каялы – реки половецкой, – просыпав русского золота. Тут Игорь-князь пересел из седла золотого в седло рабское. Приуныли у городов забралы, а веселие поникло. Святослав смутный сон видел в Киеве на горах. «Этой ночью с вечера одевали меня, – говорит, – черным покрывалом на кровати тисовой; черпали мне синее вино, с горем смешанное; сыпали мне из пустых колчанов поганых иноземцев крупный жемчуг на грудь и нежили меня. Уже доски без князька в моем тереме златоверхом. Всю ночь с вечера серые вороны граяли у Плесеньска, в предградье стоял лес Кияни, и понесли меня вороны к синему морю». И сказали бояре князю: «Уже, князь, горе ум полонило; это ведь два сокола слетели с отчего престола золотого добыть города Тмутороканя или испить шлемом Дона. Уже соколам крыльца подсекли сабли поганых, а самих опутали в путы железные». Темно было в третий день: два солнца померкли, оба багряные столба погасли, и с ними два молодых месяца – Олег и Святослав – тьмою заволоклись и в море погрузились, и великую смелость возбудили в хиновах. На реке на Каяле тьма свет покрыла – по Русской земле простерлись половцы, точно выводок гепардов. Уже пал позор на славу; уже ударило насилие на свободу; уже бросился див на землю. И вот готские красные девы запели на берегу синего моря: звеня русским золотом, воспевают время Бусово, лелеют месть за Шарукана. А мы уже, дружина, без веселья! Тогда великий Святослав изронил золотое слово, со слезами смешанное, и сказал: «О мои дети, Игорь и Всеволод! Рано начали вы Половецкой земле мечами обиду творить, а себе славы искать. Но не с честью вы одолели, не с честью кровь поганую пролили. Ваши храбрые сердца из крепкого булата скованы и в смелости закалены. Что же сотворили вы моей серебряной седине? Не вижу уже власти сильного, и богатого, и обильного воинами брата моего Ярослава, с черниговскими боярами, с воеводами, и с татрáнами, и с шельбирами, и с топачакáми, и с ревýгами, |
| За то время, что Нержин сколачивал суд, Рубин уже всё придумал. Его тёмно-карие глаза светились блеском находки. Широким жестом он пощадил Прянчикова: — Отпустите этого птенца! Валентуля с его любовью к мировой справедливости вполне может быть казённым адвокатом. Дайте ему стул! В каждой шутке бывает неуловимое мгновение, когда она либо становится пошлой и обидной, либо вдруг сплавляется со вдохновением. Рубин, обернувший себе через плечо одеяло под вид мантии, взлез в носках на тумбочку и обратился к председателю: — Действительный государственный советник юстиции! Подсудимый от явки в суд уклонился, будем судить заочно. Прошу начинать! В толпе у дверей стоял и рыжеусый дворник Спиридон. Его лицо, обвислое в щеках, было изранено многими морщинами суровости, но из той же сетки странным образом была вот-вот готова выбиться и весёлость. Исподлобья смотрел он на суд. За спиной Спиридона с долгим утонченным восковым лицом стоял профессор Челнов в шерстяной шапочке. Нержин объявил скрипуче: — Внимание, товарищи! Заседание военного трибунала шарашки Марфино объявляю открытым. Слушается дело…? — Ольговича Игоря Святославича… — подсказал прокурор. Подхватывая замысел, Нержин монотонно-гнусаво как бы прочёл: — Слушается дело Ольговича Игоря Святославича, князя Новгород-Северского и Путивльского, год рождения… приблизительно… Чёрт возьми, секретарь, почему приблизительно?.. Внимание! Обвинительное заключение, ввиду отсутствия у суда письменного текста, зачтёт прокурор. 55. Князь Игорь Рубин заговорил с такой лёгкостью и складом, будто глаза его действительно скользили по бумаге (его самого судили и пересуживали четыре раза, и судебные формулы запечатлелись в его памяти): «Обвинительное заключение по следственному делу номер пять миллионов дробь три миллиона шестьсот пятьдесят одна тысяча девятьсот семьдесят четыре по обвинению ОЛЬГОВИЧА ИГОРЯ СВЯТОСЛАВИЧА. Органами государственной безопасности привлечён в качестве обвиняемого по настоящему делу Ольгович И.С. Расследованием установлено, что Ольгович, являясь полководцем доблестной русской армии, в звании князя, в должности командира дружины, оказался подлым изменником Родины. Изменническая деятельность его проявилась в том, что он сам добровольно сдался в плен заклятому врагу нашего народа ныне изобличённому хану Кончаку, — и кроме того сдал в плен сына своего Владимира Игоревича, а также брата и племянника, и всю дружину в полном составе со всем оружием и подотчётным материальным имуществом. |
| 3десь, в Белобережье, Святослава захватила зима, в течение которой ему и дружине его довелось испытывать такие лишения, что например, «не бе у них брашно уже, и бе глад велик, яко по полугривне глава коняча» 116 . Наголодавшись вдоволь, Святослав, с открытием весны 972 г., отплыл из Белобережья к порогам, вошел в них, наткнулся на Печенегов, давно стороживших князя, схватился с ними, бился отчаянно – и погиб. Летописец говорит об этом, по своему обыкновению, лаконически: «нападе на нь Куря князь Печенежский, и убиша Святослава»; однако прибавляет тут же: «Взяша главу его и во лбе (черепе) его сделаша чашю, оковавше лоб его и пьяху по нем. Свенельд же приде Киеву к Ярополку» 117 . Но писатели новейшие, охотники поэтизировать, сочиняют из этого простого и всем понятного сказания летописи целые рассказы, по их мнению, более звучные, в роде следующего: «Там, в порогах, где быстрый Днепр могучей волною, бьет в каменные гряды Карпатских гор, преграждающие ему путь, и потом низвергается с них в глубокое свое русло шумными водопадами, – там, среди степей необозримых, по обе стороны реки, сложил свою буйную голову, во цвете лет, удалой наш Святослав, самый бранный из всех бранных князей древности, не понимавший, что такое опасность, не знавший, что такое страх, приведший в трепет все окружные земли. Печенеги взяли его голову, оковали череп, и сделали чашу, из которой после пили, поминая храброго врага. Верные бояре и отроки, оставшиеся в живых после греческих поражений, пали все кругом любимого вождя. Один старый Свенельд пришел в Киев с немногими воинами – известить осиротелую Русь о несчастной смерти ее славного князя, погибели всего войска и потере завоеванной Болгарии» 118 . После такого рассказа, исполненного всяких красот, любителям поэзии, конечно, не может прийтись по вкусу другой рассказ о том же. Но иного склада, представляющий, так сказать, обратную сторону медали и сохранившийся в источнике, несомненно, древнем, который под названием Иоакимовской летописи, уже начинает вступать в свои права, отнятые у него довольно опрометчиво. |
| Узнав, что много Болгар отложилось от союза Руссов и перешло к императору, Святослав ясно видел, что дела его примут дурной оборот, если жители Мисии все прибегнут под покровительство римлян. Он приказал созвать до 300 Болгар, знаменитых родом и богатством, и предал их бесчеловечно смерти: всем им отрубили головы. Множество других заключили в оковы и посадили в темницы. Потом, собрав все свои войска, числом до 60,000 чел. 95 , Святослав повел их против Римлян. Между тем, как император медленно подвигался вперед, храбрейшие из Руссов расположились в скрытом месте, и, сделав нападение на передовой римский отряд, разбили его 96 . Когда император прибыл на это место и увидел распростертых на земле наших убитых воинов, то остановил коня, сожалел о погибели своих ратников и приказал отмстить за убиенных. Посланный пехотный отряд скоро обошел и осмотрел тут находившиеся леса и овраги, захватил Руссов, в них скрывавшихся, и привел их к императору. Он немедленно приказал предать их смерти, а приведшие их наши воины тут же изрубили этих пленных своими мечами. Римские войска пришли на поле, лежавшее перед Доростолом (или Дристрою), и увидели Тавроскифов, построившихся к бою, в виде твердой стены, составленной из их щитов и копий 97 . Император выстроил против них Римлян в следующем порядке: на правом крыле и на левом были поставлены всадники в латах, а сзади них стояли пращники и пехота, которой было приказано беспрестанно стрелять из луков.... Войска сошлись, началась жесточайшая битва и долго оставалась в совершенном равновесии. Руссы сражались храбро и отчаянно: они давно приобрели славу победителей над всеми соседственными народами и почитали величайшим несчастием быть побежденными императором и лишиться этой славы. Римляне также страшились быть побежденными, и в особенности таким народом, который не умел ездить верхом.... Оба войска, находясь в таком расположении, продолжали сражаться с необыкновенною храбростию. Когда Руссы, возбужденные природным зверством и бешенством, испуская яростные крики, храбро бросились на Римлян, наши встретили их с обычным своим искусством и опытностию. |
|
|
