| е. управлял бы ею так, как управляли прежние Митрополиты, в зависимости от Князя Киевского, а не Московского. Но Патриархи, в видах сохранения Православия, всегда поддерживали Князя Московского, защитника Православия, и боясь вторжения Католичества через Литву и Польшу не соглашались даже и на то, чтобы Митрополиты жили в областях, подвластных Литве и след. под влиянием князей Литовских, большей частью католиков. Доказательства на это мы уже видели и прежде. То же случилось и в настоящее время. Патриарх Матфей не думал исполнять желания Витовта и 2-го Сентября 1408 г. посвятил в Митрополиты всея России Грека Фотия 218 . Фотий был уроженец Морейский из города Монемвасии 219 . С юности, как он говорит о себе, он воспитывался у благочестивого старца Акакия, уважаемого всеми Патриархами и Царями за его благочестие. Посвятив себя богомыслию, Фотий отказался от всех мирских связей. «Одно было у меня желание, говорит он, спасти душу свою и представить себя непорочным Владыке и Богу, Творцу моему». При таком распоряжении духа он никогда не думал домогаться высших степеней. Промысл судил иначе. В то время, когда было получено требование нового Митрополита в Россию, он находился в Константинополе, по поручению от Акакия и, не смотря на все отрицания, должен был принять жезл святительский 220 . С горестью оставлял Фотий пустыню, как бы предчувствуя свои будущие горести. Незлобивый инок, не знавший мира, он не умел бороться с миром и искусившийся в борьбе с диаволом, явился не искусным в борьбе со злобой людей и не всегда чистыми, благородными и бескорыстными целями и действиями государственной политики того времени. 1409 г. 1-го Сентября он явился в Киев 221 , и здесь представил настольную грамоту, в которой Патриарх, описывая его достоинства и обязанности, просил князей и духовенство – оказывать ему должное послушание, как своему духовному отцу и наставнику в вере и благочестии 222 . Но Витовт, оскорбленный отказом Патриарха посвятить Феодосия, не хотел сначала принимать Фотия; только клятвенное обещание последнего бывать часто в Киеве отклонило его от этого намерения 223 и он предоставил Фотию управление всеми Православными Христианами, жившими в его областях. |
| Он называет их «несмысленными, суесловными и несвященными, помраченниками, а не просветителями, волками, а не пастырями, рабами чреву, а не епископами, людьми неподобными, непотребными, окаянными, безбожными»; резко осуждает их своеволие в поставлении Григория, укоряет их за нарушение клятвы, данной каждым из них при посвящении в епископский сан, не принимать другого митрополита, кроме присылаемого из Константинополя от патриарха, и убеждает всех православных не иметь с ними, как отступниками, никакого общения ни в чем, даже в пище и питии. С особенною силою нападает Фотий на своего совместника Григория и говорит, будто он, когда еще находился в Царьграде, не только был лишен священнического сана, но и предан проклятию от патриарха и священного Собора. Тут едва ли нет преувеличения. Могли ли бы литовские епископы, которые, как видно из их соборной грамоты, желали вполне сохранить единомыслие и церковное единение с Константинопольским патриархом и всем Востоком, могли ли бы они возвесть на митрополитскую кафедру человека, лишенного сана и даже анафематствованного в Царьграде? Разве предположить, что до поставления Григория они ничего об этом не знали . Фотий не ограничился только окружным посланием ко всем христианам, он написал еще послания в Киев, где предполагалась кафедра Григория Самвлака, и в Псков, как соседний Литве. Жителей Киева он извещал, что «мятежник» Григорий поставлен «от неправедного сборища, самозаконно» и насилием мирской власти, что еще прежде он лишен был сана и предан проклятию в Константинополе, а теперь общим судом русских святителей он «извержен, отлучен и проклят», равно как и поставившие его епископы, и что всяк, кто считает его за лицо освященное, сообщается с ним или принимает от него благословение, епископ ли то, или священник, или мирянин, также подвергается отлучению и проклятию. Вследствие этого Фотий убеждал всех, еще не приобщившихся «беззаконному делу», чтобы они удалялись от Григория, не принимали от него посланий, ни рукополагаемых им священников и не имели с ними никакого общения ни в чем, даже в пище и питии. |
| На этом месте он ушел, возбудив в слушателях интерес дослушать остальную часть истории. И когда афиняне остановили его и требовали, чтобы он закончил свою историю, он ответил: «Итак, вы хотите послушать о тени осла, но не о серьезных и полезных делах для города». Его прозвали Баталом 664 , некоторые говорят, потому что в юности он носил женскую одежду на гулянках; другие говорят с тем чтобы нанести ему обиду, что он получил это прозвище от уменьшительного имени своей няни. Другие, следуя за софистом Либанием, говорят, что в юности он был слабым и болезненным, ибо по этой причине он не часто посещал палестру, как привыкли делать все дети в Афинах; вот почему, когда он вырос, он был осмеян врагами из свою изнеженность прозвищем Батал. На самом деле, эфесский флейтист, называемый Баталом, первым надел женскую обувь на сцене и использовал нежные мелодии; он сделал свои выступления полностью женоподобными; отсюда впоследствии развратные и женственные мужчины получили прозвище Батал. 644 На сегодняшний день сохранилось 60 речей Демосфена (384/322 до н. э.). Большая часть этого материала исходит от Псевдо–Плутарха. 646 Современник и соратник Демосфена. Рассказ Фотия связано Либаниевым множеством литературных связей. Источником как для Либания, так и для Фотия был Цецилий. 647 Уилсон утверждает, что здесь, по–видимому еще одна ошибка, так как «Против Эсхина» должно быть то же самое, что «О ложном посольстве», упомянутой ниже. 648 Этот Аристит возможно оратор римского периода второй софистики, предмет кодексов 246–8. Он также упомянут в кодексе 158. 649 Эта речь утрачена: Уилсон предполагает, что это означает то, что Фотий, вероятно, здесь цитирует свой источник более или менее дословно. 651 Поэт и библиотекарь из Александрии, который составил Таблицы (Pinakes), своего рода библиографическое руководство по Греческой литературе. Этот отрывок дан как фрагмент 446 в издании R. Pfeiffer " а. 652 Известный софист из Антиохии (304–395 г. до н. э.) Этот пункт, кажется, скопирован непосредственно из Либания. 655 Генри утверждает, что это не из Псевдо–Плутарха; Вилсон, что анекдот этот невразумительно записан, и возможно и сам Фотий не понимал его. 656 Ученик Аристотеля и друг Теофраста. Македоняне утвердили его правителем города в 317 г. и он оставался им до 307 г. до н. э. Его многочисленные труды ныне утрачены. 659 Гарпал – знатный македонянин, оставленный Александром в Вавилоне надзирать за его имуществом. Он проявил нечестивость и когда Александр вернулся, бежал в Афины, где безуспешно пытался подкупить ведущих политиков. Затем он отправился на Крит, где был убит одним из своих офицеров. 661 В обоих рукописях стоит «Филипп», и Генри так и переводит; но Вилсон справедливо замечает, что субъектом является Антипатр и таким образом здесь содержится ошибка. Читать далее Поделиться ссылкой на выделенное |
| Во второй беседе вития описывает россов: «Таким образом мы сделались игралищем варварского племени. Ибо где Божий гнев, там и пожива; и кого кому он предает, от того тому и добыча в руки!.. Аще не Господь сохранит град, всуе труждаются стерегущии. Народ неславный, народ бесчисленный, народ состоящий из рабов, неизвестный и принявший название от нашей военной дружины, не имевший веса и ставший полновесным, некогда уничиженный и беднейший, а теперь превознесенный и богатый; народ, где-то вдали от нас живущий, варварский, переходящий с места на место, гордый оружием, никем не защищаемый, никому не подсудимый, без военной тактики, грозно, быстро, в мгновение ока, словно морская волна, нахлынул на пределы наши, и о горе! нет от него пощады ни человеку, ни скоту, ни старцам, ни младенцам» и пр. и пр. Ежели нам приятны эти отрывки, то какое впечатление произведут в нас целые беседы такого витии, каков был Фотий? Брань первобытных эллинов с троянами воспета была дивным певцом Омиром. Бранное движение первобытных россов к Цареграду извитийствовано было просвещенным проповедником Фотием. Правду поведал древний летописец наш, когда устами Гостомысла сказал, что земля наша обильна и богата, но порядка в ней нет. То же сказал и Фотий. Правда и то, что Олег (Аскольд) был у ворот Константинополя, ибо дружины его видел Фотий и говорил своим: «Не выходите за город, там везде мечи; там стоят россы и они грозны, не милуют!». В Цареграде первобытные предки наши получили народное название свое от телохранительной дружины греческих царей, прозываемой Βαργγοι-Ρς=Варяги-Россы. Там крестилась их великая княгиня, мудрая Ольга. Оттуда они получили веру и ведение. Там начало их славы, не там ли и верх могущества их потомков и исходная точка наших будущих деяний всемирных? Кстати сообщаю вашему сиятельству найденную мною в одной иверской рукописи заметку монаха Иеремии о нашествии казаков в предместия Константинополя. Этот монах был очевидным свидетелем их отваги. «В 9-й день июля месяца 1623 года прибыли люди русского племени, называемые казаки, в ста моноксилах (лодках), числом 6.000, все руссы и, разъезжая по Босфору от устья его до Неохори и Иссосеени, грабили все окрестности с рассвета до полудня и зажгли домы в двух улицах. Посему-то турки в тот же год построили укрепления на восточной и западной стороне Босфора, близ устья его. Тогда святительствовал патриарх Кирилл (Лукарис), а царствовал султан Мурат, сын султана Ахмета. Тогда же янычары умертвили не только этого султана, но и визиря и янычар-агу и всех пашей и вельможей, а на престол возвели султана Мустафу безумного». |
| Что касается других плодов литературной деятельности Диодора, то свидетельства о них сохранились преимущественно у сирийских авторов 41 . Из догматико-полемических произведений известны, во-первых, названия двух его антиарианских трудов: “Против ариан” (или “Три книги против ариан”) и “Против евномиан” (возможно, оно называлось “О том, что Бог един в Троице”). К сожалению, от этих трудов не сохранилось даже фрагментов. К ним, триадологическим по своему содержанию (если исходить из названий), тесно примыкал и трактат о Святом Духе, который назывался “Различные умозаключения о Святом Духе”. Помимо сирийских авторов, о нём упоминает и святитель Фотий Константинопольский в своей “Библиотеке” 42 . Однако данное упоминание очень глухое: Фотий читал сочинение Геласия, епископа Кесарии Палестинской, “Против аномеев”, и в это сочинение, по его словам, были включены выдержки из указанного произведения Диодора, в котором Фотий обнаружил признаки “недуга Нестория”. Насколько эта оценка Фотия вызывает доверие, сказать трудно 43 , поскольку объективно оценить её невозможно за отсутствием даже фрагментов. Помимо триадологических произведений, Диодор писал и христологические трактаты, имеющие также полемическую направленность. Здесь в первую очередь следует отметить одно из главных произведений Тарсского епископа, которое носило различные наименования: “Три книги против Аполлинария”, “Опровержение Аполлинария” и т. д.; наиболее распространённое из этих названий — “Против синусиастов” ( Kat¦ Sinousiasmon). Как видно из данных надписаний, оно представляло собой опровержение ереси Аполлинария и его учеников; по отзывам древних писателей, оно являлось одним из лучших творений Диодора. К сожалению, греческий оригинал этого творения, как и большинства произведений Тарсского епископа, утерян; до нас дошли лишь фрагменты его сирийского перевода (числом 33) 44 . По характеристике Н. Фетисова, «Диодор виден в них (фрагментах — А. С.) убеждённым апостолом диофизитства, но без каких бы то ни было еретических выводов. “Совершенный прежде веков Сын воспринял совершенного от Давида: Сын Божий — сына Давида” — вот общая мысль фрагментов, которая в дальнейшем получает энергичное раскрытие в сторону полноты и цельности воспринятой Логосом человеческой природы. Раскрытие в таком духе христологической проблемы, с одной стороны, обусловливается противниками Диодора, которые готовы были смешать Бога и человека в Лице Спасителя, приписывая даже акты человеческой природы Божеству, а с другой — выходит из стремления самого автора к посильному точному уяснению догматического вопроса для пользы верующих Всё, чему в свидетели нельзя призвать Божественное Писание и веру Отцов, справедливо кажется Диодору произведением “ослабевшего” разума» 45 . Однако можно предполагать, что, горячо полемизируя против ереси аполлинарианства, Тарсский предстоятель несколько “перегнул палку” и излишне акцентировал различие и самостоятельность обеих природ Богочеловека. |
| Биографические сведения о себе Фотий сообщает в своём духовном завещании, которое читается: в Софийском Временнике Строева, ч. II, стр. 3, во 2 Софийской летописи, – Собрание летописей VI, 144, в Никоновской летописи, V, 10, и в Собрании государственных грамот и договоров, II, 18 (в двух редакциях, между которыми первоначальной должна быть считаема кратчайшая, находящаяся во Временнике и в Софийской летописи). Сохранилась на славянском языке настольная грамота, данная Фотию патриархом, – в Актах Истории т. I, стр. 482; но странным образом патриарх, ставивший Фотия, называется в ней Антонием, тогда как он был второй по Антонию Матфей, и дата в ней вместо 1 Сентября 1408 года – 11 Марта 1393 года. Как объяснять происхождение этих неправильных показаний грамоты (или самой грамоты с этими неправильными показаниями), не совсем ясно; но несомненно то, что они суть показания вовсе неправильные или ложные. Что Фотий был поставлен патриархом Матфеем (занявшим престол после Каллиста II, КсанФотиула, позднее Ноября 1397 года и до Декабря 1398 года, см. у Миклошича. в Acta Patriarchat. Constantinop. II 581, XII-XIII) и именно 1 Сентября 1408 года, это он сам говорит в своём духовном завещании, и так как завещание мы имеем в нескольких списках (и изданиях) и во всех списках его наши показания читаются одинаково, то нет совершенно никакого основания подозревать, чтобы в известных нам списках завещания мы имели показания в повреждённом виде. (Фотий говорит, что он пришёл в Константинополь перед своим посвящением в русские митрополиты, когда Акакий был уже святителем, но последний посвящён в митрополиты Монемвасийские в Январе 1397 года, см. предыдущее примечание. Киприан после утверждения своего на кафедре митрополии всея России в 1389 году до самого конца своей жизни находился с патриархом в наилучших отношениях, которые совершенно исключают всякую возможность предположения, чтобы преемник ему был поставлен при его жизни, не только в 1393 году, что почти тотчас после его отправления из Константинополя в Россию в сане митрополита всей её, но и когда бы то ни было после). |
| Небольшой отрывок этого письма свидетельствует, что истинной причиной для раскола среди византийского духовенства была его лояльность к новой власти и что мятежники совершили серьёзные проступки против существующих законов 375 . «Я ждал найти в вас, – пишет Фотий Варде, – защитника против обидчиков, а не виновника обид» 376 . Патриарх далее жалуется на то, что отнимается половина его власти 377 . И добавляет тонко скрытую угрозу отставки: «Если бы они сделали это (разумею освобождение от этого ярма и бремени), исполняя моё желание (возможно, что они только шутят надо мною), то я был бы благодарен за отнятое» 378 . Из писем святителя Фотия можно также увидеть, что против него оказались даже некоторые его прежние друзья, что он был обманут в своих надеждах и против желания втянут в борьбу, исхода которой не мог предвидеть 379 . Даже Никита, который, естественно, делает Фотия ответственным за все репрессии, косвенно признает, что главная причина для раскола – политическая: Фотий отказался обратиться против нового правительства, ибо, согласно его утверждения, Фотий подстрекал Варду расследовать предполагаемый заговор Игнатия против императора; Никита явно возвращается к старому политическому антагонизму между умеренными и непримиримыми 380 . Никита также нам говорит другую вещь, что не Игнатий, а люди, которые утверждали, что были его последователями, были первыми, против кого возбудилось уголовное дело; это означает, что обвинение в разрыве не может возлагаться на старого патриарха, ведь и следствие, проводимое имперской полицией, доказало его невиновность. «Эта деталь имеет большую важность, показывая ещё раз, что Игнатий не был лично ответственен, по крайней мере, не думал о возвращении себе патриаршества, от которого он отказался для мира Церкви, но что ещё раз радикальные элементы непримиримой партии использовали его наивность (naivete) и авторитет, чтобы поднять своё знамя против Фотия и правительства, которое он поддерживал» 381 . Никита хорошо иллюстрирует, как правительство реагировало, чтобы предотвратить фанатиков от встреч с Игнатием. |
| Что касается других плодов литературной деятельности Диодора, то свидетельства о них сохранились преимущественно у сирийских авторов 1139 . Из догматико-полемических произведений известны, во-первых, названия двух его антиарианских трудов: «Против ариан» (или «Три книги против ариан») и «Против евномиан» (возможно, оно называлось «О том, что Бог един в Троице»), К сожалению, от этих трудов не сохранилось даже фрагментов. К ним, триадологическим по своему содержанию (если исходить из названий), тесно примыкал и трактат о Святом Духе, который назывался «Различные умозаключения о Святом Духе». Помимо сирийских авторов, о нем упоминает и святитель Фотий Константинопольский в своей «Библиотеке» 1140 . Однако данное упоминание очень глухое: Фотий читал сочинение Геласия, епископа Кесарии Палестинской, «Против аномеев», и в это сочинение, по его словам, были включены выдержки из указанного произведения Диодора, в котором Фотий обнаружил признаки «недуга Нестория». Насколько эта оценка Фотия вызывает доверие, сказать трудно 1141 , поскольку объективно оценить ее невозможно за отсутствием даже фрагментов. Помимо триадологических произведений, Диодор писал и христологические трактаты, имеющие также полемическую направленность. Здесь в первую очередь следует отметить одно из главных произведений Тарсского епископа, которое носило различные наименования: «Три книги против Аполлинария», «Опровержение Аполлинария» и т. д.; наиболее распространенное из этих названий – «Против синусиастов» ( Κατ Σινουσιαστν). Как видно из данных надписаний, оно представляло собой опровержение ереси Аполлинария и его учеников; по отзывам древних писателей, оно являлось одним из лучших творений Диодора. К сожалению, греческий оригинал этого творения, как и большинства произведений Тарсского епископа, утерян; до нас дошли лишь фрагменты его сирийского перевода (числом 33) 1142 . По характеристике Н. Фетисова, «Диодор виден в них (фрагментах. – A. С.) убежденным апостолом диофизитства, но без каких бы то ни было еретических выводов. “Совершенный прежде веков Сын воспринял совершенного от Давида: Сын Божий – сына Давида” – вот общая мысль фрагментов, которая в дальнейшем получает энергичное раскрытие в сторону полноты и цельности воспринятой Логосом человеческой природы. Раскрытие в таком духе христологической проблемы, с одной стороны, обусловливается противниками Диодора, которые готовы были смешать Бога и человека в Лице Спасителя, приписывая даже акты человеческой природы божеству, а с другой – выходит из стремления самого автора к посильному точному уяснению догматического вопроса для пользы верующих... Всё, чему в свидетели нельзя призвать Божественное Писание и веру отцов, справедливо кажется Диодору произведением “ослабевшего” разума» 1143 . Однако можно предполагать, что, горячо полемизируя против ереси аполлинарианства, Тарсский предстоятель несколько «перегнул палку» и излишне акцентировал различие и самостоятельность обеих природ Богочеловека. |
| Весьма активно подвизался Диодор и в области апологетики. В «Лексиконе» Свиды и у других христианских авторов сохранились названия многих апологетических произведений Тарсского епископа, в которых он разбирал языческие представления о Боге и материи, доказывал идею творения мира, рассматривал различные мнения о природе души, а также полемизировал с известными языческими философами (Платоном, Аристотелем, Порфирием и др.) 1145 . К сожалению, нам известны (и то очень приблизительно) лишь наименования этих утерянных произведений. Исключение составляет только труд Диодора «Против судьбы» ( Κατ εμαρμνης), обширный реферат которого сохранил в своей «Библиотеке» святитель Фотий 1146 . Судя по его словам, труд сей был достаточно объемен, содержал 8 книг («слов») и 53 главы. Фотий подчеркивает, что в нем Диодор являет себя вполне православным и нисколько не впадает в ересь по поводу Сына Божия. Все сочинение, как явствует из реферата, направлено преимущественно против астрологов, но попутно Диодор опровергает и ряд других языческих заблуждений. В частности, он полемизирует с теми язычниками, которые отрицают тварность мира. А раз мир создан, то и все части его (земля, воздух и т. д.) также являются тварными, а следовательно, тленными и подвергающимися изменению. В средоточии полемики Диодора находится понятие рока, то есть момента рождения человека, который в силу расположения звезд фатально определяет всю его жизнь и характер. Данное представление о роке, по мнению Диодора, само по себе совершенно абсурдно. Как считает Тарсский архипастырь, если исходить из того, что Бог создал все посредством Своей благости и таким же благим образом промышляет о тварях, то мысль о судьбе и роке представляется излишней и пустой. Диодор ясно показывает, что, поскольку астрологический фатализм не оставляет места для свободы воли, это ведет к абсурдным выводам. Отрицание человеческого произволения заставляет утверждать, что злодеи и грешники не могут нести наказания за свои преступления и прегрешения, а праведники не могут обрести награды за свои благие деяния. Необходимо отметить, что по ходу реферирования трактата Диодора святой патриарх Фотий делает порой критические замечания в адрес автора, отмечая слабость некоторых его аргументов, но в целом положительно оценивает данный труд Тарсского епископа. Стиль Диодора он считает чистым и ясным, а самого его – мужем, достойным чести и благодати, усердным и любящим знания. Помимо данного труда, к апологетическим произведениям Диодора относилось, вероятно, и сочинение «К Ефронию Философу в вопросах и ответах», но о нем, кроме названия, ничего не известно. |
| Весьма активно подвизался Диодор и в области апологетики. В “Лексиконе” Свиды и у других христианских авторов сохранились названия многих апологетических произведений Тарсского епископа, в которых он разбирал языческие представления о Боге и материи, доказывал идею творения мира, рассматривал различные мнения о природе души, а также полемизировал с известными языческими философами (Платоном, Аристотелем, Порфирием и др.) 47 . К сожалению, нам известны (и то очень приблизительно) лишь наименования этих утерянных произведений. Исключение составляет только труд Диодора “Против судьбы” ( Kat¦ обширный реферат которого сохранил в своей “Библиотеке” святитель Фотий 48 . Судя по его словам, труд сей был достаточно объёмен, содержал 8 книг (“слов”) и 53 главы. Фотий подчёркивает, что в нём Диодор являет себя вполне православным и нисколько не впадает в ересь по поводу Сына Божия. Всё сочинение, как явствует из реферата, направлено преимущественно против астрологов, но попутно Диодор опровергает и ряд других языческих заблуждений. В частности, он полемизирует с теми язычниками, которые отрицают тварность мира. А раз мир создан, то и все части его (земля, воздух и т. д.) также являются тварными, а, следовательно, тленными и подвергающимися изменению. В средоточии полемики Диодора находится понятие рока, то есть момента рождения человека, который в силу расположения звёзд фатально определяет всю его жизнь и характер. Данное представление о роке, по мнению Диодора, само по себе совершенно абсурдно. Как считает Тарсский архипастырь, если исходить из того, что Бог создал всё посредством Своей благости и таким же благим образом промышляет о тварях, то мысль о судьбе и роке представляется излишней и пустой. Диодор ясно показывает, что поскольку астрологический фатализм не оставляет места для свободы воли, это ведёт к абсурдным выводам. Отрицание человеческого произволения заставляет утверждать, что злодеи и грешники не могут нести наказания за свои преступления и прегрешения, а праведники не могут обрести награды за свои благие деяния. Необходимо отметить, что по ходу реферирования трактата Диодора Патриарх Фотий делает порой критические замечания в адрес автора, отмечая слабость некоторых его аргументов, но в целом положительно оценивает данный труд Тарсского епископа. Стиль Диодора он считает чистым и ясным, а самого его — мужем, достойным чести и благодати, усердным и любящим знания. Помимо данного труда, к апологетическим произведениям Диодора относилось, вероятно, и сочинение “К Ефронию Философу в вопросах и ответах”, но о нём, кроме названия, ничего не известно. |
|
|
