Не удалось извлечь искомое из базы ((( |
|
|
| Местность, религия и характер пермяков, к которым шел с проповедью св. Стефан Рассмотрим несколько подробнее: в какую именно страну шел св. проповедник, к какому народу он нес благодать христианства, веровали ли чему эти люди и каковы они были по своему характеру. В глубокой исторической древности Пермь, или иначе сказать – Биармия 36 , составляла из себя самую обширную и богатую страну. Это была страна, которую ныне занимают целых четыре губернии притом самые же обширные: архангельская, вологодская, вятская и пермская. Народы, которые населяли ее, принадлежали к финскому, или чудскому племени, имели своих князей и укрепленные города 37 . По жизнеописанию св. Стефана (рукописному) последним из этих народов числится „Пермь великая, глаголемая Чусовая“, следовательно – часть нынешнего пермского уезда пред Уралом. Ко времени его Биармия частию уже потеряла значение страны богатой. Жители ее занимались тогда преимущественно охотой на зверей: мехами этих зверей они оплачивали Москве свои подати. Между прочим, в числе племен, населявших ее, было живое племя серьян или зырян. Это были жители возвышенностей, почти исключительно лесных. Они же составляли из себя и пермян, так что слова „зыряне и пермяне“ имели совершенно один смысл и с финского языка означали вообще жителей окраины, или украйны. Зыряне, первоначально жившие при реке Каме, во времена Стефана сосредоточивались главным образом около Вычегды 38 . Из всех народов древней Биармии этому-то народу и выпал жребий впервые услышать евангельскую проповедь, и именно из уст св. Стефана. Зыряне имели свою религию, хотя оставались без всякой грамотности и письменности. Так наприм., они верили в духов, добрых и злых. При этом они частию выражали верование и в единого Бога; потому что об одном из этих духов рассуждали, что он сотворил мир 39 . Только они не признавали воображаемого между духами творца вместе с тем и промыслителем о мире, – говорили, что он живет где-то высоко, что наприм., люди, которые находятся на земле не заслуживают его попечения, что управление людьми он вверил низшим духам. |
| Тех и других нужно было дарить. Разобиженный волхв может причинить не мало бед. Но зато, если задобрить его, он может быть и полезным. Он научит уму и разуму, он отвратит неминуемую беду и даст счастье и успех во всем. Как же не уважить и не наградить волхва? Дорогой гость он в каждом доме. Хотя и дрожит от страха хозяин, а угощает гостя и дары преподносить ему. Выгодно было ремесло волхва, знахаря. Оттого и много их развелось в Пермской земле. Но все они имели над собою главного, старшего волхва, которого величали отцом. Он был человек со властью и должен был иметь попечение о хранении старых обычаев и верований в стране. К таким-то грубым людям, в страну, „идеже не бе ни следа благочестью и благоразумия, идеже имя Божие отнюдь не именовася, идеже покланяются идолам, идеже жрут жертвища, служаще глухим кумиром, идеже молятся издолбленным болваном, идеже веруют в кудесы и в волхвования и в чарованья и бесованья и в прочая прелести дьявольские”, и пришел благовестник света веры Христовой. С радостною вестью о спасении и вечной жизни явился Божий человек к людям темным, слепым, не знавшим Бога истинного. Первую стоянку по выходе из Устюга сделал Стефан в селении Котлас. Это было и тогда уже большое село в 60 верстах к северу от города. На берегу реки стояли незатейливые хижины обитателей его. Казалось, и не бедны были они. При удобном сообщении с городом и близости его, жители Котласа часто появлялись на торгу в Устюге с своими пушными товарами. Они знали русских купцов, видали и христианские храмы, по никто не говорил им о Господе Христе на их родном наречии. Но вот пришел к ним из Руси незнакомец. Он говорит на пермском языке. Но что особенно дивно, беседа его о Боге, о спасении, вечной жизни, будущем суде и праведном воздаянии. Это совсем не чиновник и не за сбором дани прибыл он. И вот у пермяков зарождается любопытство и желание послушать благовестника. Иным и западает Божья искра в сердце. Некоторые из пермяков душевно полюбили Стефана и уже не хотели разлучаться с ним. |
| В Российской империи о малых народах заботились, прививали им навыки хозяйствования и гигиены, просвещали их на их родных языках. Часто они имели право на автономию, самоуправление. Письменность для алеутов составил святитель Иннокентий, митрополит Московский, для зырян – святитель Стефан Пермский. В Российской империи нередко инородцы имели возможность встроиться в ее жизнь без изменения привычной им веры, обычаев и традиций. И не просто встроиться, но исполнять властные функции, занимать почетные в государстве места. Около трети русских дворянских фамилий нерусского происхождения. Петр Багратион, герой войны 1812 года, был родом из грузинских князей. В Российской империи аристократия присоединяемых народов сразу же получала все права российского дворянства. Притом, что в Средней Азии или на Кавказе князем мог называться порой тот, у кого было хотя бы небольшое стадо овец. Колонизация земель не должна быть связана с расизмом. Расизм является своего рода воровством, лишением человека его национального достоинства. Воровством можно назвать стремление захватывать территории других стран, агрессивная экспансия в их пределы. Россия во многом расширялась через мирное освоение земель. Наши предки освоили громадные почти незаселенные просторы Сибири и Дальнего Востока, построили города и создали промышленность в тех широтах, где даже в Канаде никто не живет, сумели обосноваться в зонах вечной мерзлоты. Девятая заповедь: «Не произноси ложного свидетельства на ближнего своего». Не послушествуй на друга твоего свидетельства ложна. Этой заповедью запрещается всякого вида ложь, клевета, лесть. В Священном Писании сказано, что «отец лжи — дьявол» ( Ин.8:44 ). Когда человек лжет, он отлучает себя от Бога и соединяется духом с дьяволом. К лжесвидетельству можно отнести переложение своей вины на других, разнесение сплетен, распространение недостоверных, непроверенных сведений, преувеличения, неисполнение обещаний. Ложь часто встречается в быту, предпринятая для сиюминутной пользы или чтобы избавить себя от затруднений. Люди лгут, чтобы не идти на работу, сообщая, что они больны или в отъезде, лгут, чтобы не оказаться в некрасивом или смешном положении, лгут, чтобы не вскрылись порочные эпизоды их жизни. Часто ко лжи приводит привычка празднословить. Увлекшись беседой, можно легко оклеветать ближнего или разгласить его секреты. |
| В случае недостатка пищи собирался он на добычу. Если не удавалось скоро изловить зверя, так пермяк и голод готов был терпеть. Но при счастии он уделял часть добычи в жертву идолам. Пермяки были крайне суеверны. Богов своих они считали грозными и недобрыми. И много их было в Перми. Всяким явлением природы заведует особый дух, думал пермяк. Северная страна с ее продолжительными зимами, бурями и снежными заносами, и крепкими морозами совсем не ласкова была. Духи, значит, не любят людей, решал пермяк. Что же делать? Нужно задобрить и умилостивить их. И несет бедный пермяк дорогие дары своим идолам. А много их стояло в разных местах. „Бяху бо в Перми кумиры разноличнии, овии больший и меньший, друзии же средний, и инии мнозии и никто может исчести их; овем убо редции моляхуся и худу честь воздаяху, а другим же мнози не токмо ближнии, но и дальний погостове. Суть же у них и кумиры, к ним же издалеча прихожаху и от дальних мест поминки приношаху, и за три дни и за четыре, и за неделю сущи, и с всяцем тщанием прииосы и поминки присылаху”. Не было у пермяков храмов для идолов. Они помещали их на высоких и гористых местах. Не умели пермяки делать и красивых изображений своих богов. Чурбан деревянный с грубо отесанным лицом на подобие человеческого был у них красивейшим идолом. Главным среди богов пермских считают Воипеля. На ряду с ним почиталась „Золотая Баба”, которая была обделана из камня в виде старой женщины с двумя младенцами на руках. Боялись ее пермяки и спешили умилостивить разными дарами. Иные приносили полотно, другие шкуры зверей, а то жир, чтобы смазать щеки и губы идола. При нем постоянно толпилось много пермяков, желавших узнать судьбу. Волхвы обманывали тут простых людей. Всем у них был готов счастливый ответ, лишь бы приношение было не скудно. Было у пермяков много и других идолов в разных местах. Боялся житель Пермской земли своих богов. Не менее страшны были для него волхвы, чародеи. Это все любимцы богов, думал пермяк. Боги не добры, да и служители их злы. |
| Но нередко в таких случаях он использует и символику формы, сопрягая последнюю с символикой библейских чисел. Вот несколько примеров. «Сице и аз ныне (говорит митрополит Пимен в связи с посвящением Стефана во епископа. – В. К.) обретох того самого Стефана – мужа 1добра, 2мудра, 3разумна, 4смыслена, 5умна суща, и 6хитра, и 7всяческы добродетелми украшена; и такова дара достойна бывша, еже при мнозех и во мнозех в нынешнее время досужна бывъша; мню же, яко пригожу ему быти, и надеюся, яко то (1) делець есть; (2) еще же к тому имать благодать, вданую ему от Бога; (3) и учительство дар, еже стяжа; (4) и (стяжал. – В. К.) талант, порученый ему, и слово премудрости и разума; (5) но и грамоты розныя умеет; (6) и языки инеми възглаголеть к людем; (7) и чувъствии душевными и телесными благопотребен есть». Этот пассаж посвящен духовным дарам святителя Стефана; видимо, поэтому в нем и использованы две седмерицы. «Коль 1много лет 2мнози философи еллинстии Icъбupaлu u IIcocmabлubaлu грамоту греческую, и едва IIIycmabuлu 3мноземи труды, и 4многыми времены едва IVcлoжuлu! Пермскую же грамоту един составил, един счинил, – един калогер, един мних, един инок – Стефан, глаголю, приснопомнимий епископ; един во едино время, а не по много времена и лета, яко же и они, но един инок; 1един 2вьединеныи и 3уединяася, 4един 5уединенный, 6един 7единого Бога на помощь призываа, 11 8един 9единому Богу моляся и глаголя: «Боже и Господи, иже наставниче и давче, заступниче, Iymbepдu u IIbpaзyмu сердце мoe u IIIдaй же ми слово, Отчее Слово, да тя прославляю в векы веком». И сице 12 един инок к единому Богу помоляся, (1) и азбуку сложил, (2) и грамоту сътворил, (3) и книги перевел малых летех, Богу помогающу ему…». Здесь, прославляя Стефана как составителя азбуки, Епифаний использует двенадцатерицу, осложненную ее производными – третицей и четверицей. Любопытна заключителная «похвале» Стефану: «Да и аз многогрешный и неразумный, последуя словесем похвалений твоих, слово плетущи, и слово плодящи, и словом почтити мнящи, и от словес похваление събираа, и приобретаа, и приплетаа, пакы глаголя: Что еще тя нареку – 1вожа заблуждьшим, 2обретателя погыбшим, 3наставника прелщеным, 4руководителя умом ослепленым, 5чистителя оскверненым, 6взискателя расточеным, 7стража ратным, 8утешителя печальным, 9кормителя алчющим, 10подателя требующим, 11наказателя несмысленым, 12помощника обидимым, 13молитвеника тепла, 14ходатая верна, 15поганым спасителя, 16бесом проклинателя, 17кумиром потребителя, 18идолом попирателя, 19Богу служителя, 20мудрости рачителя, 21философии любителя, 22правде творителя, 23книгам сказателя, 24грамоте пермьстей списателя». |
| Конечно, верность таким предразсудкам ничего общаго не имеет с духом русским и никогда не нашла бы себе места среди потомков русскаго народа, если бы иностранцы не овладели посредством лести и обмана воспитанием его детей и юношей. Правда, кроме влияния Запада все подобные предразсудки имели почву и в общей греховности человечества, которое отпало от Бога, поддавшись горделивому непослушанию, но культура Востока Дальнаго и Ближняго не одобряет этого греховнаго настроения воли потомков падшаго Адама и, подобно Евангелию, ставит во главу угла добродетель смиренномудрия перед Богом, согласно первому блаженству перваго Евангелия. Согласно первому правилу добродетели, т. е. смирению, к душе христианина, усвоившей эту добродетель, постепенно присоединяется и милосердие, и всепрощение, и доброжелательство. Вот замечательныя слова, которыми один русский богатырь наставлял другого, выходившаго в поход: " Н е убей в чистом поле крестьянина, Н е помысли злом на татарина». Это повеление давалось не изнеженному барченку, а воину, выходившему в поход против врагов своего народа. Они неизбежно должны были убивать и воевать, но не имели права помыслить злом, т. е. ненавидеть и злорадствовать. Конечно, на практике такое правило часто нарушалось, но соблюдалось то, что люди никогда не считали своего греха справедливым и принимали покаяние за все грехи подобнаго нарушения. А когда в 1900 г. состоялось избиение 20 тысяч неповинных китайцев, то искренние мыслители говорили, что Бог также с Дальняго Востока покарает русскую землю за такое, хотя и не общенародное, но безчеловечное преступление, что начало сбываться с 1904 года и не окончилось еще доныне. III. Отношение русских к восточноазиатским инородцам не должно прежде всего исчерпываться борьбой или конкуренцией, хотя бы на почве материальных интересов, но выражаться в доброжелательстве не только отдельных лиц к отдельным лицам, но и к целой народности, к целой стране. Святители Стефан Пермский, Препод. Трифон Печенгский, Кирилл и Мефодий справедливо почитались не только, как ревностные проповедники Христа и Христовой веры, но как друзья того народа, к которому они принесли проповедь Евангелия, в этом и заключалась сила их влияния на людей. |
| Завидуя счастью земляков, вогуличи, непримиримые враги христианства, побуждаемые волхвами и тунами, убежавшими к ним от проповеди Стефана, сделали хищническое нападение на пермскую землю. Опустошив верхне-вычегодские и сысольские селения, они многочисленными ватагами устремились к Устьвыму с намерением разрушить и предать пламени все, устроенное Стефаном. С зверскою лютостью убивали они беззащитных поселян, зорили поля, резали скот, грабили и жгли дома, так что устрашенный народ, оставив все и спасая свою жизнь, в ужасе толпами бежал в Устьвым. Это было в 1385 году, на третей год епископства св. Стефана. При первой вести о нападении вогуличей Стефан тотчас же отправил гонца в Устюг с требованием немедленной присылки ратных людей для отпора врагам и сделал нужные распоряжения для защиты и обороны церквей. Он велел жителям сносить все свое имущество на два укрепленные холма к собору и монастырю и с оружием в руках ожидать тут неприятеля, а сам совершал в то же время моление о помощи Божией и с крестным ходом обошел весь владычный город, ободряя и воодушевлял народ. Готовый положить душу свою за своих духовных детей, он не стал ожидать нападения врагов, но облекшись в святительскую одежду, совсем духовенством и с некоторыми из зырян сам поплыл на лодках вверх по Вычегде на встречу врагам. Вогуличи издали заметили ладью Стефана, грозным показалось им лицо его, как бы огнеы горело никогда невиданное ими святительское его облачение, а сам он казался им как бы мечущим в них огненные стрелы. Более дерзкие, нежели мужественные, суеверные язычники, приняв его за страшного волхва, в ужасе бросились бежать, оставив все награбленное у зырян, и с тех пор во всю жизнь Стефана ни однажды не смели подходить и нападать на Устьвым, боясь могущественного «туна-чернеча Стэпэ» и беспокоили только одних отдаленных верхневычегодских зырян. Но едва только удалились вогуличи с верховьев Вычегды, как в том же году противоположная сторона ее, более населенная и богатая, подвергалась нападению других врагов-ушкуйников. |
| А. История и историки в провинции и столицах: Сборник трудов по истории, историографии и регионоведению России XVIII–XX вв. М., 2020.Ю. М. Эскин в рецензии на работу 2020 г. отметил, что « А. А. Севастьянова рассматривает сначала наиболее ранний тип местного исторического творчества. Ведь его создавали сыновья и внуки летописцев с многовековой традицией историописания, продолжавшейся еще долгое время. Одна из частей монографии посвящена таким “летописцам”, как “Вологодский” Ивана Слободского, местного соборного певчего, который традиционно включает в него сочинения для чтения (четьи), в том числе излюбленный грамотеями уже нескольких столетий “Луцидариус”, а наряду с ним – описания любопытных сугубо современных ему естественнонаучных казусов, например бури в Крыму в 1765 г. А. А. Севастьянова раскрывает свои источники – хронографы, летописи, синодики, собирает фольклор – рассказы горожан о пребывании в Вологде Ивана Грозного, чуть не сделавшего ее своей резиденцией. Другие ранние городовые летописцы (“Двинский”, “Суздальский”, “Угличский”) также создаются уже людьми послепетровского образования, более секулярного, но сохраняющего архаические черты» ( Эскин Ю. М.[Рец.]//Отечественные архивы. 2021. 1. С. 112). От Вятки до Тобольска: церковно-монастырские библиотеки российской провинции XVI–XVIII веков. Екатеринбург, 1994; Башнин Н. В.Опись келейного имущества архиепископов Вологодских и Белозерских 1683 г.//Вестник церковной истории. 2016. 1/2(41/42). С. 5–29; Давыдов М. И., Шамина И. Н.Библиотеки архиерейских домов конца XVII — начала XVIII в.: к постановке проблемы//Вестник Екатеринбургской духовной семинарии. 2021. 36. С. 69–94. Святитель Стефан Пермский/Ред. Г. М. Прохоров. СПб., 1995; Власов А. Н.Миссия русской православной церкви в Пермском крае (по материалам древнерусской письменности)//Христианизация Коми края и ее роль в развитии государственности и культуры. Т. 1. Пленарные доклады. История. Сыктывкар, 1996. С. 6–15; Морозов Б. Н., Симонов Р. А. Об открытии цифровой системы Стефана Пермского (XIV в.)//Вопросы истории естествознания и техники. |
| Уже после общей-то проповеди он особо входил туда, где или семья была особенно велика или хозяин дома своим примером сильнее мог подействовать на обращение других или были престарелые и больные, которым недолго уже оставалось жить, следовательно, тем более требовалась проповедь о спасительной Христовой вере. (В таком порядке большею частью святой проповедник выполнял дальнейший свой путь от Котласа!) Обратившихся он крестил, а людям упорным угрожал вечною погибелью, и снова убеждал их познать истину. Из каждого места он выходил не иначе, как водрузив несколько крестов и построив часовню, и теперь можно видеть на этом пространстве (по правому берегу Вычегды) его часовни и кресты, как памятники проповеди его. Правда, это не те самые часовни, которые он под собственным своим смотрением построил. Но, несомненно, они стоят на тех же местах. Уже святой проповедник прошел от Котласа слишком 200 верст. Уже он проникал вглубь земли пермской. Пред ним было обширное, непочатое поле для проповеднического труда. Но по мере его дальнейшего пути проносилась о нем весть, как о пришельце из Москвы и проповеднике новой веры. Кто же вперед его являлся с этою вестью? Те из зырян, которые не хотели принять его проповеди и вместе с тем находили для себя противным оставаться – жить с уверовавшими и крещеными. Эти-то люди бросали (на время или совсем) свои дома и следовали впереди св. проповедника, чтоб сказать о нем главным своим жрецам и вооружить в том и другом месте против него народ. И – вот в многолюдном селе Гаме уже ожидало его самое ожесточенное сопротивление! Сюда собралось много жрецов, которых он, очевидно, лишал своею проповедью доверия, почета и материальных выгод. Он уже и известился о сборе их в этом месте и об озлоблении против него всего населения. Какая опасность представлялась делу Христову! Если в Гаме не примут проповедника, если там возьмут верх неверие и ложь: не достигнут ли ловкость и злоба жрецов и того, что все те из зырян, которые уже крестились, снова возвратятся к язычеству? Жалко было св. |
|
|
