| 40. Не думайте, что это незначительные или маловажные вещи. Подумайте лучше о том, что они способны утопить душу и низвести ее в самую бездну зла. Ибо таков ведь замысел лукавого демона, чтобы соблазнить [человека] даже посредством незначительных [вещей]. Но вы, молодые воины Христовы, и мужчины и женщины, — ибо воинство Христово не знает различия полов, — уже теперь искорените всякую привычку подобного рода и полностью очистите ваш разум, чтобы никакая грязь не омрачала ваши помыслы, ибо вы ожидаете встречи с Царем всяческих. 41. Если же кто имеет врага, пусть помирится [с ним], помышляя о том, что он надеется получить от Господа, погруженный в такое множество грехов, и пусть отпустит ближнему его согрешения. Никто из вас , — говорит Писание, — да не мыслит в сердце своем зла против ближнего (Зах 8:17). Итак, если кто имеет долговые расписки и заемные письма 52 , пусть разорвет их. Разорви , — сказанов [Писании], — всякое писание 53 неправедное (Ис 58:6) 54 . Проще говоря, пусть [каждый] заранее сделает все от него зависящее, чтобы заслужить большую щедрость от Владыки. 42. И прежде всего приучите свой язык не произносить клятв, я не говорю ложных клятв, но также и бесполезных и тщетных клятв, которые приносят вред клянущимся. Ибо сказано , — говорит Господь, — не преступай клятвы. А Я говорю вам: не клянись вовсе (см. Мф 5:33–34). Ты слышал: не клянись вовсе , и отныне перестань обсуждать предписания Владыки, но слушайся Предписавшего их и полностью очисти свой разум. 43. Оставь также всякую мысль о конных скачках и зрелищах нечестивых театров, ибо это источники развращения, а не только жестокого наслаждения зверей. Скажи мне, что за удовольствие видеть, как подобного тебе [человека], имеющего с тобой одну природу, терзают хищные звери? И не боишься ли ты, не трепещешь, что ударит с неба молния и испепелит твою голову? Ведь ты оттачиваешь, если можно так сказать, зубы хищника. Ты участвуешь своим голосом и сам совершаешь убийство если не рукой, то языком. 44. Я прошу вас, не относитесь легкомысленно к своему спасению. Помысли о своем достоинстве и устыдись. Ибо если кто-либо гордится человеческим достоинством и часто отказывается от какого-либо дела, чтобы не нанести оскорбление [своему] достоинству, не должен ли ты, который хочет стяжать столь великое достоинство, уже показать себя достойным уважения? Ибо твое достоинство таково, что оно сопровождает тебя в настоящем веке и следует за тобой в будущий. Что же это такое? Отныне по Божиему человеколюбию ты будешь именоваться христианином и верным 55 . Вот не одно достоинство, а два. Скоро тебе предстоит облечься во Христа, поэтому тебе надлежит все совершать и принимать решения [в сознании], что Он повсюду с тобой. |
| Но, как это часто бывает, ожидания властей не совпали с подлинным призванием великого христианина. Проповедовать ему удается уже не так часто, как прежде, зато он с головой уходит в организацию практической деятельности Церкви: преодолевает раздоры, заменяет недостойных клириков, требует от остальных прилежания и чистоты жизни. Епископ, в его представлении – не обласканный властью чиновник, а служитель народа Божьего. Так он ведет себя сам, этого требует и от других. Например, он распродает роскошное убранство архиепископского дворца и передает вырученные средства на содержание больниц и гостиниц для паломников. Это было время, когда уже стала забываться первоначальная простота христианских общин, особенно здесь, в величайшем и богатейшем городе мира, рядом с блистательным императорским двором. Почти никого уже не удивляло, что голодный нищий и пиршествующий богач (словно из евангельской притчи) формально суть братья во Христе, а на деле от одного до другого как от земли до неба. Мало кого смущала далекая от аскезы жизнь иных христианских пастырей. Но Златоуст не собирался мириться ни с чем подобным. От нового константинопольского архиепископа достается всем: и епископам, и знати, и даже императорской чете. Но больше всего он ополчается против богатства и социального расслоения: «Сначала Бог не сделал одного богатым, а другого бедным и, приведши людей, не показал одному многих сокровищ, а другого лишил этого приобретения, но всем предоставил для возделывания одну и ту же землю. Каким же образом, когда она составляет общее достояние, ты владеешь столькими-то и столькими участками, а ближний не имеет ни клочка земли? … Корыстолюбивые богачи – это какие-то разбойники, засевшие при дороге, грабящие проходящих и зарывающие имущества других в своих кладовых… как свиньи в грязи, они услаждаются, валяясь в нечистотах сребролюбия». Так и с императрицей Евдоксией, фактической правительницей при слабом и безвольном императоре Аркадии, Златоуст вступает в конфликт из-за ее неумеренной роскоши и жадности. Он защищает от конфискации имущество вдовы и детей опального вельможи, а в храме, обличая в проповедях щегольские траты, недвусмысленно показывает глазами на саму императрицу… Такого снести она никак не могла! Ведь еще недавно римские императоры официально считались богами, а «оскорбление величества» было самым страшным уголовным преступлением. Что же это, как не оскорбление? |
| Возьми какого-нибудь одержимого демоном и беснующагося, приведи его ко св. гробу, где покоятся останки мученика, и ты увидишь, что бесноватый убежит оттуда. Точно будто по разженным угольям надобно ему идти, он боится приступить к преддверию храма, не смеет поднять глаз даже на покров гроба» 228 . В городе Антиохии много тогда находилось мощей святых. В память их, храмы и самые святые останки их находились даже в предместиях городов, между прочим, и в Дафне. Во дни торжеств, совершаемых в память святых, народ собирался во множестве в храмы, посвященные имени их, и св. пресвитер, пользуясь сим обстоятельством, говорил поучения в похвалу мучеников, с обычною ревностию и красноречием, возбуждая предстоящих к подражанию жизни святых. Кроме поучений на рождество Христово, богоявление, воскресение, вознесение, пятьдесятницу, он говорил слова в похвалу святителей антиохийских, Мелетия, Евстафия, священномученика Игнатия Богоносца , Иулиана мученика, св. мучеников Ювентина и Максима, священномученика Вавилы и других. В трех поучениях восхвалил мужество и страдание братьев Маккавеев, св. мучеников египетских и всех вообще мучеников. В похвальном слове всем вообще св. мученикам, сказав о страшных орудиях казни мучеников, о их непоколебимом мужестве, и о том блаженстве, которым они наслаждаются в небесах, говорит, что ныне есть возможность совершить подобные подвиги и заслуживать туже славу. «Не сожалеете ли, вопрошает он, что ныне не время мучений? Но и мы можем подвизаться, как во время мученичества. Мученики презирали жизнь? Ты презирай удовольствия. Они ввергали тела свои в огонь? Ты повергай свое имущество в руки бедных. Они попирали горящия уголья? Ты погашай пламень плотскаго вожделения. Трудно это? Но полезно. Взирай не на настоящия скорби, но на будущия блага; не на бедствия действительныя, но на блаженство уповаемое; не на страдания, но на награды; не на труды, но на венцы; не на изнурения, но на упокоение; не на болезни, но на воздыхания; не на огонь сожигающий, но на царство предстоящее; не на окружающих мучителей, но на увенчавающаго Христа» 229 . Таким образом св. Златоуст, как верный раб, с неутомимым усердием возделывал ниву Господню. Правда, трудно было пробудить народ, беспечно предававшийся порокам, остановить бурный поток разных беспорядков, утвердившихся от продолжительности времени, рассеять облегавший людей мрак неведения истин веры и благочестия, бороться против предрассудков и укоренившихся страстей: но ревность св. Златоуста в исполнении обязанностей пресвитера была так велика, что ничто, как показал опыт, не могло остановить или расслабить его спасительной деятельности. |
| А за спиной этих дам стояла сама императрица – капризная, тщеславная и жадная Евдоксия, которая после падения Евтропия имела решающее влияние на управление государством. На первых порах она, по-видимому, благоволила к Златоусту, да и он с восторгом восхвалял благочестие императрицы, подкупленный ее наружно-смиренным участием в торжественной процессии перенесения мощей мучеников, которую он устроил после одного ужасного землетрясения в Константинополе. Но Евдоксия, конечно, не могла не сознавать, что направленные против светских женщин обличения Златоуста относятся и к ее особе, – и уже одно это страшно уязвляло ее привыкшее к подобострастной лести тщеславие; а тут еще и придворные дамы всячески старались вооружить ее против ненавистного им пастыря. Недовольны Златоустом были также и некоторые епископы: одни из них завидовали ему и, может быть, втайне мечтали занять его место (Севериан гавальский), другие – как лица, потерпевшие от его нелицеприятного правосудия; были между ними даже и такие, которые в оказанном им Златоустом простом приеме и незатейливом угощении видели для себя тяжкое личное оскорбление (Акакий верийский). Таковы были враждебные Златоусту элементы. Ими-то и воспользовался заклятый его враг александрийский патриарх Феофил. Вся вина Златоуста по отношению к этому надменному иерарху, по-видимому, заключалась в том, что его постановление во архиепископа константинопольского, которое к тому же принужден был совершить сам Феофил, разрушило честолюбивые планы последнего – если не самому лично, то хотя через своего покорного ставленника, распоряжаться кафедрой столицы. Феофил ждал только удобного случая излить на Златоуста свою затаенную злобу. И такой случай вскоре представился. Преследуемые Феофилом за мнимый оригенизм монахи Нитрийской пустыни (четыре т. наз. «длинные брата») прибыли в Константинополь просить Златоуста о защите. Тот с участием отнесся к их положенною и со всею почтительностью письменно ходатайствовал за них перед Феофилом. Но последний прислал Златоусту оскорбительный ответ, резко порицая его за вмешательство в дела чужой епархии. |
| Эта злополучная ночь врезалась ужасающими чертами в воображение Златоуста. Он не любил вспоминать о ней и когда бывал принужден к этому, то говорил с осторожностью, изобличавшей следы испытанного им ужаса. Святитель написал Олимпиаде полный задушевных дружеских излияний рассказ об этой ночи, которому мы и следовали в нашем повествовании, но в то же время он советовал своей любезнейшей и благочестивейшей дьякониссе сохранить все это про себя, хотя солдаты конвоя могли по всему городу распространить эти известия, потому что они сами избежали величайшей опасности. «Пусть они поступают как знают, – прибавлял он, – это меня не касается. Я желаю только, чтобы об этих вещах не слыхали от тебя и чтобы ты даже останавливала тех, кто захотел бы с тобой говорить об этом». Эта предосторожность показывает его сердечную заботливость: указывая на то, что кесарийский клир вообще выразил привязанность к нему, он призывает к молчанию из опасения, что многие члены этого клира, бывшие в настоящее время в Константинополе, подвергнутся некоторым образом осуждению за преступные действия их епископа, что было бы во всех отношениях несправедливо. Он даже старался ослабить вполне законное негодование, которое вызывало поведение Фаретрия, извиняя его слабостью характера. Однако же в этом письме к Олимпиаде у него сорвалось одно слово, которое заставляет содрогнуться, будучи написано таким человеком, как Златоуст. «Я теперь в Кукузе, – пишет он ей, – уважаем всеми и вне опасности: не бойся в отношении меня исаврян, которых зима заключила в их норы; я же сам никого не боюсь так, как епископов, исключая немногих». III В то время как истинный пастырь Церкви, законный архиепископ всех верных православных, со всевозможными опасностями приближался к месту своего заточения, ложный пастырь, самозванец Арзас, навлекал на этих верных бремя всех строгостей – церковных и гражданских. Несмотря на ожесточение Оптата и на его свирепое искусство, розыски по делу о поджоге не привели ни к чему, признания ни от кого добиться не могли, и Аркадий, утомившись столькими бесполезными жестокостями, наконец умилостивился. Через два месяца после начала следствия, 29 августа 404 года, он издал указ, в котором откровенно признавалась тщетность всего судопроизводства и который открыл двери темниц заключенным. Итак, епископы, клирики, монахи и миряне, посаженные в тюрьму по этому обвинению, были освобождены, но с условием покинуть столицу и отправиться в свои частные жилища, как в ссылку. Такова была участь Евлизия, Кириака, а также клириков константинопольских, бывших спутниками Златоуста, задержанных с ним на пути в Никею и пересылавшихся затем из одной тюрьмы в другую. Указ об их освобождении был, таким образом, для них приговором к изгнанию. |
| «спусти четырехлетие» (Палладий); б) Феодосий 2 крещен был св. Златоустом в Пасху, а в Пасху 401 г. не было бы Златоустого в Константинополе (см. орр. Т. 3, р. 429. Chron. Theofani, жизнь св. Порфирия); в) Порфирий прибыл в Константинополь пред Пасхою, когда Златоустый был в Константинополе и императрица была в неудовольствии на Златоуста; след. путешествие в Азию пред Пасхою опять не могло быть в 401 г. Посему-то надобно положить, что у Палладия надобно считать время отбытия Златоустого с δυοκαιδεκατου ινδεκτιονυς, а не τριοκαιδεκατου. 1067 Палладий р. 126–139. Созомен 6, 6. Сократ 6, 11, 19. Св. Прокл о Златоусте (Orat. 21): «в Эфесе обнажил хитрости Миды, во Фригии соделал, что стала без детей так называемая мать Богов». Мать Богов – Рея, иначе Цибела; искусство Миды – искусство превращать все в золото; след. последнее указывает только на эфесскую Симонию. Далее: «в Кесарии оставил без почести публичные позорные дома; в Персии посеял семена благочестия; везде укоренял Православие». 1070 На сей случай говорено им слово. Т. 3, 412, см. Cos. 8, 10. Сокр. 6, 11, о Севериане см. § 92. 1071 Ed. Montf. р. 269. Слова сии ясно говорят, где и когда писаны были беседы на послание Филиписеям. Разные укоризны священникам, обличаемые Златоустом (р. 261–272) – именно те самые, которые повторялись жаловавшимися на Эфесского епископа. Здесь же говорит он: «что мне делать? Я отец: а отцы делают для детей более, нежели сколько должно, когда разгорается отеческое сердце» и пр., ясно, что это слова не священника, а пастыря епископа и такого епископа, каков был Златоуст, любивший паству свою истинно, как отец самый нежный. Заметим еще: кто-бы мог подумать, чтобы щедрость Златоуста к новым епископам могли так худо толковать, как толковали ее на Соборе Феофиловом? Но тогда говорили: «дарить поставляемых им епископов, чтобы чрез них утеснять клир». Ар. Phot. р. 55. Для нас отзыв врагов святителя дополняет картину достоинств святителя. 1073 Жизнь св. Порфирия, писанная учеником его Марком, очевидцем событий. |
|
|
