| СМА и прививки: чем важен успех Юлии Самойловой Не надо забывать о силе духа и достижениях самой девушки 15 марта, 2017 Не надо забывать о силе духа и достижениях самой девушки О заболевании СМА, может ли оно быть связано с прививками, и что могло произойти со здоровьем Юлии Самойловой, рассказывает директор фонда «Семьи СМА» Ольга Германенко. Родители детей со СМА сначала живут с абсолютно здоровыми детьми Любой родитель, который получает известие о болезни ребенка, пытается найти ее причину. Сейчас у нас в фонде «Семьи СМА» примерно 350 подопечных, большая часть из них отказывается от прививок, и многие наши родители говорят, что «мы сделали прививку и заметили, что с ребенком что-то не так». Большинство симптомов заболевания начинает проявляться в первый год жизни ребенка. Тогда же, когда начинается физиологическое развитие ребенка, набор им так называемых «вех моторного развития»: способности удерживать голову, переворачиваться, сидеть, ползать, ходить. И в это же время проходит и вакцинация согласно графику. Именно в этот период родители замечают, что с ребенком что-то не то. Ведь большинство детей со СМА выписывают из роддома абсолютно здоровыми, так было и с моей дочкой. Сначала все прекрасно – и общие показатели, и прибавка в весе. Мы все, родители детей со СМА, какое-то время живем с абсолютно здоровыми детьми – так думаем не только мы, но и наблюдающие врачи, пока не появятся первые признаки, указывающие на болезнь ребенка. У каждого в разное время. Кто виноват, что наш ребенок болен? Но на самом деле, ребенок, несущий генетическую мутацию, уже болен. И когда становится понятно, что ребенок не набирает навыки, которые уже должны быть в его возрасте, или набирает, но не совсем так, как положено (есть разные типы СМА, проявляющиеся по-разному), родители начинают искать причину. И совпадение по времени определенных прививок и проявления симптомов заболевания приводит к тому, что часто именно в прививке мы, родители, видим «толчок» к развитию болезни. Заметим, что речь идет как правило о прививке АКДС или против полиомиелита, по графику совпадающих с периодом, когда дети активно набирают моторные навыки, и именно в это время у большинства детей со СМА начинают быть заметными их особенности. |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Оболганный Мазепой Вышла новая книга о гетмане Иване Самойловиче 18.12.2012 777 Время на чтение 4 минуты Среди мерзких «иудиных» поступков гетмана Ивана Мазепы, коими была переполнена его жизнь, числилась измена своему благодетелю – гетману «русского» Левобережья Ивану Самойловичу Самойловичу. Личность последнего далеко неоднозначно рассматривается даже сверхтенденциозной историографией современной Украины . Жизни и деятельности этого гетмана была посвящена монография московского историка Александра Сергеевича Алмазова «Политический портрет украинского гетмана Ивана Самойловича в контексте русско-украинских отношений (1672-1687 гг.)», презентация которой проходила днями в киевском филиале Института стран СНГ. Серьезное научное исследование, которое историк Алмазов готовил 7 лет, базируется на мощной источниковой базе, и среди использованных документов стоит особо выделить документы, хранящиеся в Российском государственном архиве древних актов – фонды «Сношения с Польшей», «Малороссийские дела», «Портфели Миллера», «Разрядный приказ», «Сибирский приказ», «Малороссийский приказ», «Преображенский и Семёновский приказы», документы «Счеты приходу и расходу разных сумм, присланные гетманом Иваном Самойловичем» от 28 сентября 1678 г., «Опись движимого имущества, принадлежавшего малороссийскому гетману Ивану Самойловичу и его сыновьям, Григорию и Якову» (1690 г.), а также Соборное Уложение 1649 года, конституции польских сеймов (1673, 1676, 1678, 1685 гг.), тексты международных договоров (Андрусовское перемирие, «Вечный мир», Бахчисарайский мир 1681 г.). Серьезность и основательность исторического текста отмечал наставник историка, известный в России и на Украине исследователь Северной войны и Полтавской Победы В.А.Артамонов. Структурировано книга делится на пять разделов, в которых отдельно рассматривается внутренняя и внешняя политика Гетманщины, основные направления интеграции России и Украины в рамках единого государства в период гетманства Самойловича, включая военное, политическое, финансовое, религиозное, социальное и культурное и история отстранения гетмана от власти. Представляя портрет «политического долгожителя» гетмана И.С.Самойловича, автор прописывает его в широком контексте отношений Левобережной Украины, входившей тогда в состав России, с Москво й, а также российской политики в Малороссии. |
| В Чигирине, после удаления Дорошенка, московским воеводою поставлен был немец Трауернихт. В августе 1677 года турки и татары осадили Чигирин, но на помощь осажденным подоспели Ромодановский и Самойлович и прогнали турок. На следующий 1678 год, в июле, снова явилось турецкое войско с самим визирем и Юрием Хмельницким под Чигирином, где уже был другой московский воевода - Иван Ржевский. На этот раз турки и татары повели упорную осаду. Ржевский был убит на городской стене неприятельскою гранатою. Турки взорвали подкопами нижний городок, находившийся на берегу Тясмина: осажденные бросились на мост; но мост был зажжен турками; многие потонули. Турки стали приступать к верхнему городу, расположенному на высокой горе, над нижним. Русские отбивались отчаянно; наконец, по приказанию Ромодановского, стоявшего неподалеку с войском, зажгли верхний город и ушли к Ромодановскому, безуспешно преследуемые неприятелем. Малороссияне говорили, будто Ромодановский нарочно не подоспел впору на выручку Чигирина, потому что сын его был в плену у турок, будто ему дали знать турки, что сына его освободят, если он допустит турок взять Чигирин, в противном случае пошлют ему, вместо сына, кожу его, набитую сеном. Как бы то ни было, Ромодановский не вступил в битву с турками и ушел на левый берег Днепра . Юрий Хмельницкий захватил и подчинил своей власти Жаботин, Черкасы, Корсунь, Канев и другие городки, в то время уже очень малолюдные . Юрий потом утвердил свое местопребывание в Немирове и принял небывалый титул князя сарматского. Юрий подписывался Гедеон-Георгий-Венжик Хмельницкий, князь сарматский и гетман запорожский. Силу его составляли турки и татары. В начале 1679 года он покусился было напасть на левый берег Украины, но ему помешали большие снега; весною он повторил нападение, но безуспешно; Самойлович, вслед за ним, перешел на левый берег и отобрал городки, недавно покоренные Юрием. Тогда Самойлович приказывал умышленно сжигать все города и села на правой стороне Днепра и заставлял всех остававшихся там жителей переселяться на левую сторону. |
| ГЛАВА ТРЕТЬЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ ЦАРСТВОВАНИЯ АЛЕКСЕЯ МИХАЙЛОВИЧА Нашествие турок на Польшу. – Битва при Катоге. – Взятие Каменца-Подольского. – Распоряжения в Москве по случаю войны турецкой. – Освобождение Серка. – Прибытие сыновей гетмана Самойловича в Москву. – Известия с западного берега. – Ханенко изъявляет желание поддаться царю. – Ilobeдehue митрополита Тукальского. – Неудачное движение Ромодановского и Самойловича к Днепру. – Неудовольствия малороссиян на царское войско и на воеводу князя Трубецкого. – Похвалы князю Ромодановскому. – Ропот на Самойловича. – Военные действия на Дону. – Вор Миюска. – Самозванец Семен в Запорожье. – Поведение Серка. – Сношения Дорошенка с Москвою. – Самойлович хлопочет, чтобы царь не принимал Дорошенка в подданство. – Ромодановский и Самойлович на западном берегу Днепра. – Письмо Ханенка к князю Трубецкому. – Переяславская рада: избрание Самойловича в гетманы обеих сторон Днепра. – Дорошенко просит о принятии его в подданство. – Серко высылает самозванца в Москву; допрос и казнь вору. – Дорошенко уклоняется от подданства царю. – Приход татар к нему на помощь. – Брат его Андрей разбит царскими войсками. – Посланец Дорошенка Мазепа, отправленный к хану, схвачен запорожцами и прислан в Москву. – Показания Мазепы. – Царь не отпускает из Москвы сыновей гетмана Самойловича. – Ромодановский и Самойлович под Чигирином. – Новое нашествие турок и татар. – Русские войска отступают на восточный берег. – Мнение гетмана Самойловича о соединении русских войск с польскими. – Грамота Ромодановского к царю. – Донос архиепископа Барановича на протопопа Адамовича. – Приезд последнего в Москву с поручением от архиепископа. – Доносы Самойловича на Серка. – Жалоба гетмана на протопопа Адамовича. – Сношения Серка с Москвою. – Смута в Каневе. – Новый поход царских войск на западный берег Днепра. – Затруднительное положение Дорошенка. – Он обращается к посредничеству Серка. – В Москве не принимают этого посредничества. – События на Дону. В то самое время как на восточной стороне Днепра ставили нового гетмана, на западной разразилась наконец буря, о которой так давно и долго толковали и которой от продолжительности ожиданий и толков переставали уже бояться. |
| Алмазова немедленно опять отправили в Батурин, он повез Рославца на войсковой суд; но в грамоте своей к гетману царь писал, чтоб он простил преступника, который раскаивается. Между тем всю весну и лето ходили слухи, что султан собирается под Киев; для подкрепления Ромодановского и Самойловича двинулся в Путивль боярин князь Василий Васильевич Голицын. Ромодановский и Самойлович получили указ давать отпор неприятелю; если же турки и татары под Киев и на восточную сторону не придут, то идти к Днепру и за Днепр, промышлять над Чигириным и Дорошенком, применяясь к прежним указам царя Алексея Михайловича и смотря по тамошнему делу. О турках не было слышно, и Ромодановский с Самойловичем двинулись к Днепру. Не доходя ста верст до реки, они отправили вперед стольника Григорья Косогова с 15000 московского войска и бунчужного Леонтья Полуботка с четырьмя полками. Увидав царское войско, прибрежные места, зависевшие от Чигирина, начали поддаваться. Косогов с Полуботком, подошедши под Чигирин, схватились с тамошними козаками; но после бою начались переговоры; Косогов послал к Дорошенку увещательную государеву грамоту. На этот раз Дорошенку ничего больше не оставалось, как исполнить царские требования. Священники с крестами, старшина и чигиринские жители явились в обоз к осаждающим на речку Янычару, в трех верстах от города, и принесли присягу. Дорошенко отправил своего двоюродного брата Кондрата Тарасенка и писаря Воехевича к Ромодановскому и Самойловичу с просьбою, чтоб прежние обещания, ему данные насчет сохранения здоровья и имущества, были исполнены, и, когда воевода и гетман уверили его в этом, он приехал к ним в сопровождении 2000 человек и положил пред ними клейноты – булаву, знамя и бунчук. Чигирин, «великому государю и всей Украйне надобный город», был занят царскими войсками, пополам московскими и малороссийскими. С торжеством возвращался Самойлович от Днепра. В Переяславле он нашел Алмазова с Рославцем. Выслушав о желании великого государя, чтоб преступник был прощен, Самойлович отвечал: «Я без государева указа никакого наказания Рославцу не учиню; но теперь объявилось новое дело: бывший Дорошенков генеральный писарь Воехевич подал мне сказку на письме за своею рукою, что нежинский протопоп Симеон Адамов присылал к Дорошенку козака Дубровского, приказывая с ним, что все хотят иметь гетманом Дорошенка, а именно полковники: стародубский Петр Рославич, прилуцкий Лазарь Горленко, Дмитрашка Райча, бывший генеральный писарь Карп Мокриев; да не только старшина и чернь, сам государь не хочет меня, Самойловича, иметь гетманом. Чего Дорошенко хочет, то надо мною и сделают: захочет убить – убьют или в Москву отошлют как Многогрешного. Протопоп поцеловал крест на том, что так сделается, и прислал этот самый крест к Дорошенку, а Дорошенко отдал его мне». |
| Гр. Ромодановскому и ему, гетману. Наконец, Самойлович писал, чтоб великий государь пожаловал, послал к Дорошенку обнадеживальную грамоту без вича (не: Петру Дорофеевичу, как обыкновенно писалось) и без упоминовения при нем старшины, а к чигиринскому посольству послал бы особую жалованную и обнадеживальную грамоту с приказом не называть Дорошенка гетманом, ни в чем ему не верить, а быть в послушании у него, гетмана Ивана Самойловича. Государь отвечал, что он не переменяет прежних указов отца своего и отпуск Деремонтова положен на рассмотрение князя Ромодановского и его, гетмана, как их господь Бог вразумит. Ромодановский решил, что не для чего удерживать тестя Дорошенко, Яненка Хмельницкого, и отпустил его в Чигирин с адъютантом рейтарского строя, Горяиновым. Во время обеда при Горяинове Дорошенко, налив вина, говорил: «Пью на том, что мне не отдавать булавы Ивану Самойловичу, силою у меня Ивану Самойловичу булавы не взять!» «Не отдадим булавы никогда, – говорили начальные люди, – а если попович (Самойлович) станет ее у нас насильно отнимать, то мы будем за нее биться». «Бог судья гетману Ивану Самойловичу, – продолжал Дорошенко, – город Чигирин всему Малороссийскому краю от бусурман не малая защита; надобно бы ему в Чигирин клейнот прибавить, а он и последний отнимает и хлеба к нам привозить на продажу заказал, а пишет ко мне так, как я и к хлопцу своему не пишу». За столом сидели запорожцы, шесть человек, присланные за тем, чтоб Дорошенко с клейнотами и булавою ехал к ним на кош. Подпивши, Дорошенко обратился к ним: «Не выдайте вы меня, как донцы Стеньку Разина выдали; пусть донцы выдают, а вы не выдавайте». «Не выдадим!» – отвечали запорожцы. Между тем Самойлович действовал, чтоб ускорить развязку тяжелого для него дела: он двинул к Днепру войско с семью полковниками; из них черниговский, Василий Бурковский, переправился за Днепр с выборными от всех полков людьми и 18 марта приблизился к Чигирину. Дорошенко вышел из города, окруженный своею пехотою, и послал спросить: зачем пришли и по чьему указу? «Государь требует и все войско тебя увещевает: принеси присягу и сложи начальство», – отвечал Бурковский. |
| В Петербурге молодой и красивый адъютант встретил радушный прием. Наружность Алексея Петровича, прекрасная, одухотворенная, внушительная и до самых преклонных дней его старости удерживавшая на себе внимание мужчин и женщин, тогда, в пору его расцвета, привлекала на него всеобщее внимание: он был высокого роста и отличался необыкновенною физическою силою и крепким здоровьем. Его большая голова, с лежащими в красивом беспорядке волосами, маленькие, но проницательные и быстрые глаза делали его похожим на льва. Взгляд его, в особенности во время гнева, был просто страшен: из глаз его буквально сверкали молнии. Горцы говорили впоследствии о Ермолове: «Горы дрожат от его гнева, а взор его поражает на месте, как молния». Как человек домашний у графа Самойлова, Алексей Петрович был членом высшего петербургского общества и каждое утро слыхивал самые откровенные и бесцеремонные отзывы, как нынче говорят, «высокопоставленных лиц», которые по вечерам наполняли зал у Самойлова и которых там, словно всерьез, просили «принять дань якобы подобающего им глубочайшего почтения». Шестнадцатилетний юноша присматривался не только к тем, которых осмеивали заочно, ко и к тем, кто осмеивал их, и по врожденной ему проницательности угадывал все нравственное ничтожество среды, в которой вращался. Прошло очень немного времени, и Алексей Петрович стал открыто относиться к этим людям с едким сарказмом, ирониею и насмешками, что, разумеется, очень скоро наплодило ему врагов. Алексей Петрович Ермолов терпеть не мог немцев и, по-видимому, беззлобно, но непереносно проходился на их счет, где только к тому представлялся хоть малейший повод. Остроты, которыми Алексей Петрович осыпал немцев, переходили из уст в уста и, конечно, многим не нравились, а «немец немцу, по пословице, всюду весть подавал», и покойный Ермолов под старость не раз говорил шутя: «Нет, господа русские, если хотите чего-нибудь достичь, то наперед всего проситесь в немцы». Ермолов не мог увлекаться светскою жизнию; он беспрестанно занимался военными науками и назойливо просил графа Самойлова зачислить его в артиллерию, что, наконец, и было исполнено. |
| На лицах немцев выразилось общее недоумение и даже перепуг. Один недоумевающий немец, остолбеневший с куском говядины во рту, торопливо пропустил глоток вина и спросил: — Это какой Василь Васичь? — Да Самойлов-с. — А-га, Самойлов! — произносил недоумевающий немец, точно проглатывал в несколько приемов большую маринованную устрицу. — Да-с, да, Самойлов! Что может сравниться, я говорю, когда он произносит это, знаете: «О, защитите нас, святые силы неба!» О, я вам скажу, это не шутка-с! — Очень хорошо, — соглашался недоумевающий немец, проглатывая вторую устрицу. — Ну, зато уж опера русская! — заводила, покачивая головою, булочница Шперлинг. — Да, опера того… нехороша была, не теперь-с, а была! — отвечал с соболезнованием Фридрих Фридрихович, — но певцы хорошие все-таки всегда были. Итальянцы там, конечно, итальянцами; но да-с, а я ведь за всех этих итальянцев не отдам вам нашего русского Осипа Афанасьевича . Да-ас! не отдам! Осипа Афанасьевича не отдам! — Кто это Осип Афанасьевич? — осведомлялся опять недоумевающий немец. — Осип Афанасьевич! А вы такой башибузук, что не знаете, кто такой Осип Афанасьевич! Откуда вы приехали? — Что ж такое… я ведь, кажется… ничего… — бормотал, испугавшись, немец. — Ничего! Нет, я вас спрашиваю: откуда вы к нам в Петербург приехали? Немец встревожился и даже перестал жевать. Меняясь в лице, он произнес: — Перестаньте, пожалуйста, бог знает что говорить, это высочайший бас! понимаете вы: это Петров, бас! Осип Афанасьевич — наш Петров! — разъяснил ему более снисходительно Фридрих Фридрихович. — Певец Петров, понимаете: певец, певец! — Петттроф, певец, — улыбался, блаженно успокоившись, немец. — Да-с; это бархат, это бархат! Знаете, как у него это! Друзья! там-там-там-там-та-ра-ри, Друзья! том-том-та-ра-ра-ра, Трам-там-там-там-там-та-ра-ри, Тром-том-том-та-ра-ра-ра! Фридрих Фридрихович напел кусочек из известной в репертуаре Петрова партии Бертрама — и взглянул исподлобья на Истомина: тот все супился и молчал. С каждым лестным отзывом Фридриха Фридриховича, с каждой его похвалой русской талантливости лицо художника подергивалось и становилось нетерпеливее. |
| Правая сторона Днепра все более и более безлюдела. Дорошенку и Ханенку приходилось властвовать над бедными остатками каждый день уменьшавшегося народонаселения, бороться чужими силами за опустелую родную землю. Снова обращался Дорошенко к Москве, опять уверял в своей преданности государю, просил его принять в подданство, но все-таки не иначе, как на тех же условиях, какие предлагал прежде: чтоб Украина была едина и свободна. " У меня детей нет, - говорил он; - я о себе не хлопочу, но дело идет о всех людях наших " . Московское правительство ласкало Дорошенка обещаниями. После того, как поляки, сами уступивши Турции Украину, отказались от господства над этою землею, удобнее было соглашаться с Дорошенком насчет единства обеих сторон Днепра. Но Самойлович боялся, чтоб его не лишили гетманства, передавши Дорошенку, а потому старался вооружить Москву против Дорошенка и советовал не доверять ему. Вместо примирения с Дорошенком, послано было против него казацкое и московское войско под начальством Ромодановского. Это войско не сделало ничего важного, но Ханенко, а с ним и несколько полковников, прислали просить милости царского величества. 17 марта, 1674 года, Ханенко и несколько полковников правого берега Днепра явились на раду в Переяславль. Ханенко положил гетманскую булаву, и бывшие с ним правобережные полковники избрали гетманом Самойловича. Значительная часть южной Руси правого берега Днепра переходила снова под власть русского государства. Оставалось только покориться самому Дорошенку. Действительно, чигиринский гетман отправил к Ромодановскому генерального писаря Мазепу и объявлял, как он делал это много раз прежде, что желает быть в подданстве великого государя. Но Дорошенко ни за что не хотел, чтобы ненавистный и презираемый им поповский сын, Самойлович, был гетманом над обеими сторонами Днепра, тем более, что сам Дорошенко боялся за собственную жизнь, и ожидал, что если он сдастся, то Самойлович казнит его, как Брюховецкий казнил Сомка. Притом оставшиеся ему верными старшины и полковники боялись того же и предпочли еще раз попытаться удержать независимость при турецкой помощи. |
| Однако посвящение Киевского митрополита в Москве и все нововведения могли получить законность лишь после утверждения их Константинопольским патриархом, причем в этом были заинтересованы и гетман Самойлович, и митрополит Гедеон. Поскольку поставление Киевского митрополита в Москве в большой степени было делом рук Самойловича и совершено без согласия Константинопольского патриарха, гетман Самойлович как инициатор совершившегося опасался проклятия патриарха, зная, что ранее патриарх Паисий проклял гетмана Брюховецкого, а патриарх Мефодий — гетмана Многогрешного. Что же касается митрополита, то он при рукоположении в епископа давал присягу находиться в повиновении Константинопольскому патриарху. Разрешить его от этой присяги мог только сам патриарх. В противном случае Гедеон мог быть обвинен в клятвопреступлении, и его положение становилось менее устойчивым как среди духовенства Киевской митрополии на территории Русского государства, так и среди православного духовенства в Речи Посполитой. Именно поэтому и гетман Самойлович, и митрополит Гедеон настойчиво просили московское правительство отправить посольство к Константинопольскому патриарху с просьбой дать согласие на подчинение Киевской митрополии Московскому патриархату. В декабре 1684 г., когда об этом уже велись переговоры с гетманом Самойловичем, из Москвы от царей к Константинопольскому патриарху был отправлен грек Захария Софир. Однако несмотря на богатые подарки, патриарх отказался дать необходимую грамоту, говоря, что опасается гнева визиря . В ноябре 1685 г. была предпринята новая попытка получить согласие Константинопольского патриарха на подчинение Киевской митрополии Московскому патриарху. В Константинополь был послан дьяк Никита Алексеев. В грамоте патриарха Иоакима и особенно в грамоте царей Константинопольскому патриарху подробно говорилось о правах Московского патриарха на Киевскую митрополию. Константинопольскому патриарху вместе с грамотой посылались в дар золотые и соболя . От него надеялись получить грамоту, которая бы подтверждала права Московского патриарха на Киевскую митрополию, другую — подтверждающую митрополичий сан Гедеона (Четвертинского) и его подчиненность Московскому патриарху, и третью грамоту — к православному населению России и Польши с призывом повиноваться поставленному Московским патриархом Киевскому митрополиту и его преемникам . Вместе с Алексеевым к Константинопольскому патриарху Дионисию отправился и посланец гетмана Самойловича Иван Лисица с грамотой, в которой также содержалась просьба о передаче Киевской митрополии в ведение Московского патриарха . |
|
|
