| Все время, пока отец Пахомий телесно пребывал с нами, он денно и нощно молился о спасении наших душ и всего мира. Коптское житие Пахомия. Не подлежит сомнению, что мир все еще существует только благодаря молитве монахов, Руфин Аквилейский История монахов, пролог. Это слезы особые: очерствение и грехи людей заставляют нас проливать их. Так Самуил оплакивал Саула. Так в Евангелии Господь оплакивает Иерусалим; а в прошлые времена плакал Иеремия: «Истощились от слез глаза мои, волнуется во мне внутренность моя, изливается на землю печень моя от гибели дщери народа моего…» Это слезы праведника, подавленного бременем тревог, печалей и скорбей мира сего. То же самое явствует из надписания псалма: Молитва страждущего, когда он унывает и изливает пред Господом печаль свою (Пс. 101) Страждущий здесь — это тот, о котором говорится в Евангелии: Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное (Мф. 5, 3). Иоанн Кассиан Собеседования, 9, 29. Освободившись во Христе от греховных, порождающих раздоры страстей, которые разделяют людей во времени и пространстве, великий подвижник вступает на пути Божий, кажущиеся непостижимыми. Два брата шли повидаться с Антонием, по дороге у них кончилась вода, и один из них умер. Другому тоже предстояло умереть: вконец обессилев, он лег на землю и стал ждать смерти. Антоний, живший на горе, призвал к себе находившихся с ним двух монахов и повелел им «Возьмите кувшин с водой и поспешите на единственную дорогу: сюда шли два брата. Один уже умер, другой умрет, если вы не поторопитесь. Мне только что было откровение в молитве». Монахи пошли, нашли мертвое тело и похоронили его, подкрепили водой силы умирающего и привели его к старцу. Расстояние между ними было в один день пути. Может быть, кто–нибудь спросит: почему не было сказано об этом раньше, когда первый брат был еще жив? Такой вопрос неуместен. Решать о жизни или смерти Антоний был не властен: это дело Бога, который избрал второго брата и открыл Антонию беду, в которой тот находился Афанасий Александрийский |
| 112 Особенность (греч.). 113 В синод. переводе: …произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его. 114 В синод. переводе: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил. 115 В синод. переводе: …Который упасет народ Мой, Израиля. 116 В синод. переводе: …Который должен быть Владыкою в Израиле. 117 В синод. переводе: Начало Евангелия Иисуса Христа, Сына Божия, как написано у пророков: вот, Я посылаю Ангела… 118 В синод. переводе: Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною… 119 Парафрастически, пересказывая (греч.). 120 В синод. переводе: …и камень соблазна. 121 То есть Италой. 122 В синод. переводе: И будет Он освящением и камнем преткновения и скалою соблазна. 123 В синод. переводе: …камень претыкания и камень соблазна. 124 Согласно синод. переводу, Авраам купил у Ефрона Хетгеянина, сына Цохарова, за четыреста сиклей серебра пещеру и поле. 125 В синод, переводе: Иаков купил землю у сынов Еммора, отца Сихемова, за сто монет. 126 Аквила (лат. Aquila) или Акила — II в. по Р.Х.; из иудеев–прозелитов; переводил книги Ветхого Завета с древнееврейского на греческий язык; известен педантизмом и немыслимым буквализмом при переводе, а также явно антихристианской направленностью. — Ред. 127 Артикли и «предартикли» (греч.); в древнееврейском языке: определенный артикль и особая частица, ставящиеся вместе при объектном винительном падеже. Аквила попытался воспроизвести в своем переводе и то, и другое. — Ред. 128 Педантично, въедливо (греч.). 129 Окончание стиха Быт 1:1 — …небо и землю (греч.) — Ред. 130 Аристарх из Самофракии (II в. до Р.Х.); жил в Александрии, основал собственную филологическую школу. Занимался критикой и истолкованием известнейших греческих поэтов, в частности — Гомера. Имя Аристарха стало впоследствии нарицательным — как своеобразный символ учености и педантичности. — Ред. 131 Ювенал. Сатира 1, 15. 132 Руфин Аквилейский — старый друг 6л. Иеронима, Мелания — римская аристократка, основала монастырь на горе Елеонской. |
| Тот венец сплетается из роз и фиалок, этот из лилий. Твоя мать вместе с Авраамом услышала: «пойди из земли твоей, от родства твоего и из дома отца твоего, в землю, которую Я укажу тебе» (Быт.12:1) — и вняла Господу, говорящему через Иеремию: «Бегите из среды Вавилона и спасайте каждый душу свою» (Иер.51:6). И до самого дня своей смерти не возвращалась в Халдею, не возжелала ни котлов египетских, ни сочных мяс, но, сопровождаемая девственными ликами, вступила в гражданство Спасителя и, восходя из маленького Вифлеема в Небесное Царство, говорит истинной Ноеммини: «народ твой будет моим народом, и твой Бог моим Богом» (Руф.1:16). Подавленный тою же скорбью, которую переносишь и ты, пересказал я писцам это сочинение в два ночных приема; и каждый раз, как я принимался усовершенствовать слог и обработать обещанное тебе произведение, пальцы мои отказывались служить, рука опускалась и смысл притуплялся от скорби. Но таким образом и самая необработанность этого сказания становится свидетельством сердечной горести сочинителя, который сочинял, не заботясь о красоте и изяществе речи. Прости, Павла, и своими молитвами помоги последней старости твоего почитателя. Вера и дела твои соединяют тебя с Христом, и ты скоро и легко получишь от Него то, о чем будешь молить Его. Четыре книги толкований на Евангелие от Матфея И.Н. Голенищев–Кутузов Иероним Современник Амвросия Медиоланского, ритор и анахорет, аскет и ругатель, Иероним был одним из любимых авторов Эразма Роттердамского, издавшего его произведения в Базеле в 1516–1520 гг. Великий писатель Возрождения видел в Иерониме не «отца церкви», а предтечу гуманистов, филолога, истолкователя классической античности, владевшего к тому же тремя языками, на которых основывалась гуманистическая образованность — латинским, греческим, древнееврейским. Лютер ненавидел Иеронима, хотя широко пользовался переводами отца «Вульгаты». Противник Иеронима и бывший его друг Руфин так рассказывал (ок. 400 г.) о видении Иеронима во время первого его пребывания на Востоке в 70–х годах IV века. |
| Он же исполнял то Божественное речение, в котором сказано: «Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться» ( Пс. 26.3 ). Однако деяния его были столь велики и столь многочисленны, что, хотя значительность его подвигов не позволяет мне что-то оставить без внимания, все же огромное их число заставляет весьма многое упустить; поэтому слабая душа терзается, ибо не в состоянии решить, что оставить [для рассказа], а что обойти молчанием. И потому мы вспомним то немногое, что относится к делу, остальное же о нем скажет его слава, которая все же может, без сомнения, сообщить гораздо меньшее. Ведь ничего из того, что можно было бы добавить [к рассказу], она не откроет. Глава 15. О заблуждении императора Констанция Итак, в то время как Констанций один держал власть над Востоком, после того как брата его Константина недалеко от Аквилеи у реки Алсы убили солдаты, 12 Констант, приходившийся им обоим братом, весьма деятельно управлял Западом. А вот Констанций, в то время как натурой и душой царственной весьма благоволил тем первым доброжелателям царствования его, превратными священниками через евнухов весьма ловко был введен в нечестивое заблуждение, и со страстной готовностью уступил их лживым аргументам. Однако эти священники, боясь, как бы вдруг у Афанасия не появилась возможность обратиться к царю, и как бы царь не узнал от него об истинной, согласной с Писанием, вере, которую они извратили, всеми способами стали обвинять его перед императором и выставлять виновником всех преступлений и позорных поступков. Дело дошло до того, что они показали императору отрезанную от человеческого тела руку, положенную в ларец, и уверяли, что она отсечена Афанасием у некоего Арсения и используется им как орудие магии. В то же время выдумали и другое весьма клеветническое и бесчестное. Глава 16. О соборе еретиков в Тире, созванном против Афанасия По этим поводам император повелел, созвав собор, осудить на нем Афанасия. И повелел собраться ему в Тире, 13 отправив со своей стороны одного из комитов, присоединив также Архелая, в то время комита Востока, и, конечно, того, кто управлял провинцией Финикией. |
| Гарнерий в пользу своего мнения приводит следующие соображения. 1. Увлекший Пелагия Руфин называется у Меркатора сирийцем, тогда как Руфин Аквилейский был итальянец и по месту своего жительства получил прозвание Аквилейского. 2. Руфин Аквилейский пользовался в свое время широкою известностию, между тем как о Руфине сирийце Меркатор выражается, как о человеке малоизвестном – Rufinus quidam, какой-то Руфин. 3. Руфин Аквилейский пришел в Рим при папе Сириции (384 –398 г.), тогда как Руфин сириец при Анастасии 4. Пресвитер Руфин, на которого ссылался Целестий на Карфагенском соборе и которого потому можно принять за учителя Целестиева, жил в Риме у известного друга Иеронимова, сенатора Паммахия (Не ресс. orig. с. 3), который не мог относиться благорасположенно к Руфину Аквилейскому. Паммахий побуждал папу Анастасия осудить Руфина Аквилейского за оригенизм и потому не мог, конечно, иметь его своим гостем. 6. Сириец отвергал передачу греха, тогда как Аквилейского Иероним обвиняет в учении о бесстрастии. 7. Против упомянутого Целестием Руфина пресвитера диакон Павлин ничего не сказал на Карфагенском соборе, тогда как против Руфина Аквилейского мог сказать многое, так как последний был подозреваем в оригенизме н даже осужден за это папой Анастасием. Об этом осуждении Павлин не мог не знать, так как одновременно с Анастасием осудил оригенистов и Венерий Миланский, у которого Павлин в то время был диаконом. 8. Целестий, по-видимому, ссылался на Руфина, бывшего еще в живых, тогда как Руфин Аквилейский скончался ранее 412 г. 9. Руфина Аквилейского, как отлученного от церкви, Целестий не мог назвать святым пресвитером (Garner. Dissert. I. с. 3). Из всех этих соображений Гарнерия можно убедиться только в том, что Руфин сириец и Руфин Аквилейский – не одно я тоже лицо, но из них не видно, что Руфин сириец тожествен с пресвитером палестинским Руфином. Об этом тожестве можно догадываться только при том предположении, что Целестий под именем «святого пресвитера Руфина» указывал на Карфагенском соборе на Руфина сирийца; это предположение вполне естественно, так как этот пресвитер Руфин отвергал передачу греха, что известно и о сирийце. Кроме того можно думать, что тот «святой пресвитер Руфин», о котором говорил Целестий, был хорошо известен Павлину и именно с хорошей стороны, так как этот последний ничего не возразил против ссылки на него. Но пресвитер палестинский Руфин, посланный к Венерию, именно и мог быть хорошо известен Павлину, так как в Милане они без сомнения должны были встречаться. |
| Из приведенных мест Иеронима видно, как настойчиво он направлял свои замечания против заверения Руфина, что он переводил только то, что говорит сам Ориген . А та энергия, с которой Руфин отстаивал свои слова, показывает, что и сам он хорошо понимал всю роковую важность этого пункта в его защите. И так как две книги апологии Иеронима сделались известны Руфину, и он отвечал на них в письме к Иерониму; то очевидно, что Руфин имел и возможность, и побуждение защищать себя на этом пункте и именно тем способом, какой указывал Иероним 483 . Оказывается, однако, что Руфин не сделал ни малейшей попытки отстоять на этой почве правдивость своего показания, и это не потому, чтобы он вовсе не коснулся этого пункта. Руфин просто предпочел привязаться к одному неточному выражению Иеронима и уклониться от защиты 484 . «Где та самоуверенность», писал по этому поводу Иероним 485 , «с которою ты самым торжественным образом заявлял, что ты в книги περ αρχν вставил только то, что читал в других книгах Оригена ? Из такого леса книг ты не можешь вынести ни одного кустарника, ни одного сучка... Ты говоришь, что я отрицаю очевидное, и, наобещавши золотые горы, не выносишь из твоих сокровищ даже и кожаной монеты... Если бы я не потребовал смело того, чего нет, казалось бы, что у тебя есть то, чего нет». Таким образом, «Апология» Иеронима представляет следующие данные по вопросу о руфиновом переводе: Иероним, прочитавший почти все сочинения Оригена , не знает, откуда Руфин заимствует свои вставки. Из приведенного Иеронимом примера видно, что Руфин не сдержал своего обещания не вносить в свой перевод ничего, кроме слов самого Оригена : под его именем Руфин переводит схолию Дидима. Несмотря на вызов Иеронима, Руфин не представил ни одной цитаты из Оригена в оправдание вставок в латинском переводе и не представил, как уверяет Иероним, потому что не мог этого сделать: таких мест нет в сочинениях Оригена . Видимость против Руфина, и, кажется, она не обманывает нас. В самом деле, у нас нет никаких данных за то, что Руфин остался верен своему слову, кроме этого самого слова. |
| Руфин родился в христианской семье, недалеко от Аквилеи. Он учился в Риме, где подружился с Иеронимом. Их судьбам было суждено пересекаться всю жизнь. Несколько лет Руфин провел в одном из аквилейских монастырей (где недолго пробыл и Иероним). Призванием этого мирного, не любящего споров человека была молитва и ученые занятия. В Аквилее он крестился. По возвращении в Рим Руфин становится протеже богатой патрицианки Мелании Старшей. Вдвоем они отправляются в Египет, чтобы посетить в знаменитых «пустынях» великих отцов–отшельников. Руфин, владевший греческим языком, в течение шести лет учится в Александрии под руководством Дидима Слепца, который открыл ученику грекоязычное богословие, а также передал свою горячую приверженность оригенизму. В 3)77 г. Руфин поселяется в Иерусалиме, в монастыре, основанном Меланией на Елеонской горе. Иероним, судьба которого развертывалась аналогичным образом, в 386 г. обосновался в Вифлееме, и дружеские отношения между ним и Руфином возобновились. Однако дружба длилась недолго. Епифаний Кипрский, традиционалист и непримиримый враг всяческих ересей, подверг сомнению православие Оригена. Руфин выступил в защиту последнего, в то время как Иероним, заняв прямо противоположную позицию, поддержал обвинение Епифания. В 397 г. Руфин возвращается в Италию и переводит трактат Оригена О началах, смягчая или вовсе устраняя опасные места (которые, как он, по–видимому, думал, были добавлены врагами учителя). В предисловии он напоминает о засвидетельствованном в течение долгого времени восхищении, которое Иероним питал к Оригену. Разгневанный Иероним публикует полный перевод той же книги, чтобы сделать очевидным ее еретический характер. Последовал обмен памфлетами, полный разрыв отношений; Руфин был вынужден оправдываться в 400 г. перед папой Анастасием. Разочарованный, он удаляется от споров, поселяется в тихой Аквилее и предпринимает гигантский переводческий труд. Сознавая, что знание греческого языка утрачивается на Западе, он хочет передать латинскому миру тексты, которые считает фундаментальными: экзегетические труды Оригена, трактаты великих каппадокийцев, свидетельства монашеской духовности… Многие труды, оригиналы которых утеряны, известны нам исключительно по переводам Руфина. И вовремя! Старый мир рушился. Вестготы вторглись в Италию. Руфин бежал на юг и умер в 410 г. в Мессине, в самый момент разграбления Рима. |
| Из приведённых мест Иеронима видно, как настойчиво он направлял свои замечания против заверения Руфина, что он переводил только то, что говорит сам Ориген . А та энергия, с которой Руфин отстаивал свои слова, показывает, что и сам он хорошо понимал всю роковую важность этого пункта в его защите. И так как две книги апологии Иеронима сделались известны Руфину, и он отвечал на них в письме к Иерониму; то очевидно, что Руфин имел и возможность и побуждение защищать себя на этом пункте и именно тем способом, какой указывал Иероним 446 . Оказывается, однако, что Руфин не сделал ни малейшей попытки отстоять на этой почве правдивость своего показания, и это не потому, чтобы он вовсе не коснулся этого пункта. Руфин просто предпочёл привязаться к одному неточному выражению Иеронима и уклониться от защиты 447 . «Где та самоуверенность», писал по этому поводу Иероним 448 , «с которой ты самым торжественным образом заявлял, что ты в книги περ ρχν вставил только то, что читал в других книгах Оригена ? Из такого леса книг ты не можешь вынести ни одного кустарника, ни одного сучка... Ты говоришь, что я отрицаю очевидное, и, наобещавши золотые горы, не выносишь из твоих сокровищ даже и кожаной монеты... Если бы я не потребовал смело того, чего нет, казалось бы, что у тебя есть то, чего нет». Таким образом, «Апология» Иеронима представляет следующие данные по вопросу о руфиновом переводе: Иероним, прочитавший почти все сочинения Оригена , не знает, откуда Руфин заимствует свои вставки. Из приведённого Иеронимом примера видно, что Руфин не сдержал своего обещания не вносить в свой перевод ничего, кроме слов самого Оригена : под его именем Руфин переводит схолию Дидима. Несмотря на вызов Иеронима, Руфин не представил ни одной цитаты из Оригена в оправдание вставок в латинском переводе и не представил, как уверяет Иероним, потому, что не мог этого сделать: таких мест нет в сочинениях Оригена . Видимость против Руфина, и, кажется, она не обманывает нас. В самом деле, у нас нет никаких данных за то, что Руфин остался верен своему слову, кроме этого самого слова. |
| Несмотря на то, что учение Оригена было осуждено теперь не только на Востоке, но и на Западе, литературная полемика между блаж. Иеронимом и Руфином разгорелась с новой силой; правда, касалась она не столько того, правильно или нет учил Ориген , сколько того, кто на самом деле был оригенистом – Иероним или Руфин. Когда Руфин узнал о содержании получившего широкую огласку послания блаж. Иеронима к Паммахию и Океану, в котором содержалась и скрытая критика в адрес него самого, не получив от Вифлеемского пресвитера каких-либо личных объяснений, он решил, что настало время перейти в наступление, и в 401 г. написал длинную «Апологию против Иеронима» 255 . В начале своей новой «Апологии» Руфин приводил исповедание веры 256 и оправдывал сделанные им переводы «Апологии за Оригена » мученика Памфила и трактата Оригена «О началах» 257 . К прежним аргументам, содержавшимся в его «Апологии» к папе Анастасию, он добавил, в частности, то, что еще не законченный им перевод трактата «О началах» был выкраден у него другом блаж. Иеронима Евсевием Кремонским по поручению Марцеллы и испорчен 258 . Кроме того, Руфин обвинял в оригенизме самого блаж. Иеронима, старательно собирая места из его «Толкований на Послание к Ефесянам», в которых тот излагал мнения Оригена , вполне соглашаясь с ними 259 . При этом Руфин не смог избежать и личных нападок на Иеронима, выставляя себя жертвой его непостоянного и желчного нрава и не преминув обвинить его в нарушении клятвы, данной им во сне, ставя ему в укор, что он не прекратил преподавать и цитировать языческую литературу 260 . Руфин также раскритиковал сделанные Иеронимом переводы Ветхого Завета с древнееврейского за его намерение заменить признанный Церковью перевод Семидесяти толковников новым переводом, «вдохновленным Вараввой» – то есть его иудейским учителем 261 . В заключение Руфин делал вывод, что церковное осуждение учения Оригена должно простираться также и на переводы и комментарии блаж. Иеронима, в которых это учение воспроизводится 262 . |
| Руфин старается оправдание это подорвать и обратить в свою пользу. Он уверяет, что в творениях, на которые Иероним ссылается, не осуждается ни одно заблуждение Оригена, а напротив выставляются многие, не как принадлежащие Оригену, а как свои собственные. Если же действительно они представлены Иеронимом как чужие, продолжает Руфин, то и он (Руфин) не в ответе за свою книгу о началах , потому что он тоже только перевел некоторые погрешности Оригена и даже старался по возможности представлять их в другом виде для избежания соблазна читателей. Затем Руфин жалуется на многие другие обвинения, взнесенные на него его противниками «Мне ставят в укор, – говорить он между прочим, – похвалу жизни и учению Оригена ; но сколько раз Иероним делал тоже? Различные его писания служат тому доказательством» (Invect. Lib. 2). При раскрытии этой мысли, на которую Руфин настаивает долго и с жаром, он мешает слабые укоризны с обвинениями более сильными, позволяя себе нередко прибегать к словам и выражениям полным гнева и брани, так что даже сам под конец не мог не заметить излишней жесткости своей речи. 204 На латинском «зыке она называется так: apologia adversus libros Rufini, missa ad Pammachium et Marcellam: liber primus et liber secundus. 205 Hieron. Apolog. lib III. Руфин искренно признается, что он и теперь питает большое уважение к учености и красноречив Иеронима, но в то же время порицает его за хвастовство (за слова: я философ, ритор, грамматик, диалектик, еврей, грек, латинянин Hier. Apol. lib. 2.) и злобно жалуется на речь его апологии; защищал пред ним свою веру, утверждая, что вся Италия знает ее; старался представить в самом неблагоприятном свете пребывание Иеронима в Риме и причину его удаления оттуда. Утверждал, будто Иероним не имел хороших понятий о происхождении души, равно как и о других психологических предметах, и с большою настойчивостью указывал на неверность Иеронима своему слову, данному в том давнопрошедшем сне, в котором Иероним обещал, не читать более творений языческих Писателей. |
|
|
