| Обошедши все места, чтобы видеть все ли везде в порядке, он зашел, наконец, и в кухню, и застал брата, которому поручено было кухонное дело, за работаньем рогож. Сколько времени, спросил он, как не подается зелень к столу? Брат отвечал: «Месяца два будет», – извиняясь в отступлении от правил тем, что большая часть братии, по воздержанию своему, ничего не ела, и все приготовляемое таким образом пропадало даром; – «Но, – говорит, – чтобы не быть праздным, я работал, в замен того труда, рогожи, потому что для приготовления всего к столу достаточно было и одного брата, помощника моего». Выслушав его со вниманием, пр. Пахомий спросил: «Сколько ты наделал рогож?» – Пятьсот, отвечал тот. «Неси их сюда», – сказал старец, но когда они были принесены, он велел запалить их, и они все до одной сгорели дотла. Тогда сказал кухоннику в присутствии других, на которых лежало тоже послушание: «Как ты ни во что вменил правила, определяющие твое послушание, так я ни во что ставлю твою работу. Я осудил ее на сожженье, чтобы вразумить тебя, как не хорошо нарушить правила, данные на спасение душ. Скольких венцев лишил ты братию? Не знаешь разве, что когда, имея возможность удовлетворить нашему желанию, мы отказываем однакож себе в этом по любви к Богу, то за это ожидает нас большая награда; между тем как мы не можем иметь такого упования, когда воздерживаемся от чего по неволе, потому что нет средств удовлетворить нашему желанию? Не видишь ли, что если б ты поставлял братьям пищу, как повелевает правило, то они совершали бы дело, Богу приятное, когда бы, имея перед глазами пищу, не касались ее по воздержанию? А теперь, как ты не ставил ее, то лишение их вынужденно и воздержание бесплодно. Стоило ли сберегать несколько фунтов масла, чтобы лишить братью стольких случаев получить награду: пусть пропадет все, что имеем мы в мире сем, лишь бы не лишить братью средства показать на деле хоть одно такое действие добродетели. Вот почему я всегда был той мысли, что братиям всякий день должно поставлять на трапезу все, что положено правилом, чтоб те, которые хотят лишить себя чего-либо, смотря по тому как располагает их ревность о самоумерщвлении, делали то произвольно, и через то действительно преуспевали в подвижничестве. |
| Обошедши все места, чтобы видеть все ли везде в порядке, он зашел, наконец, и в кухню, и застал брата, которому поручено было кухонное дело, за работаньем рогож. Сколько времени, спросил он, как не подается зелень к столу? Брат отвечал: „месяца два будет,» извиняясь в отступлении от правил тем, что большая часть братии, по воздержанию своему, ничего не ела, и все приготовляемое таким образом пропадало даром; – „но, говорит, чтобы не быть праздным, я работал, в замен того труда, рогожи, потому что для приготовления всего к столу достаточно было и одного брата, помощника моего.» Выслушав его со вниманием, пр. Пахомий спросил: „Сколько ты наделал рогож? " -Пятьсот, отвечал тот. „Неси их сюда,» сказал старец, но когда они были принесены, он велел запалить их и они все до одной сгорели дотла. Тогда сказал кухоннику в присутствии других, на которых лежало тоже послушание: „Как ты ни во что вменил правила, определяющие твое послушание, так я ни во что ставлю твою работу. Я осудил ее на сожженье, чтобы вразумить тебя, как не хорошо нарушить правила, данные на спасение душ. Скольких венцев лишил ты братию? Не знаешь разве, что когда, имея возможность удовлетворить нашему желанию, мы отказываем однакож себе в этом по любви к Богу, то за это ожидает нас большая награда; между тем как мы не можем иметь такого упования, когда воздерживаемся от чего по неволе, потому что нет средств удовлетворить нашему желанию? „Не видишь ли, что если б ты поставлял братьям пищу, как повелевает правило, то они совершали бы дело, Богу приятное, когда бы имея перед глазами пищу, не касались ее по воздержанию? А теперь, как ты не ставил ее, то лишение их вынужденно и воздержание бесплодно. Стоило ли сберегать несколько фунтов масла, чтобы лишить братью стольких случаев получить награду: пусть пропадет все, что имеем мы в мире сем, лишь бы не лишить братью средства показать на деле хоть одно такое действие добродетели. Вот почему я всегда был той мысли, что братиям всякий день должно поставлять на трапезу все, что положено правилом, чтоб те, которые хотят лишить себя чего либо, смотря потому как располагает их ревность о самоумерщвлении, делали то произвольно, и через то действительно преуспевали в подвижничестве. |
| Нам известны следующие славянские рукописи этого времени, содержащие чины обручения и венчания: I. Русские: ГИМ, Воскр. 7, 1380 г., л. 51об.–59об.; 73об.–75. ГИМ, Син. 598, кон. XIV в., л. 76об.–86. ГИМ, Син. 601, кон. XIV в. («Служебник митрополита Киприана»), л. 124об.–132об. РГБ, ф. 247 (Рогож.) 566, кон. XIV в., л. 65–79об. II. Южнославянские: РНБ, Q.n.146, кон. XIII–haч. XIV в. 34 , сербск., л. 98–99об. НБКМ 960, 1-я треть XIV в. («Зайковский Требник»), сербск. копия болг. оригинала, л. 16об.–27. РНБ, Гильф. 21, 1-я пол. XIV в. 35 , сербск., л. 15об.–19об. РНБ, Q.n.I.24, 1-я пол. XIV в., сербск. копия болг. оригинала, л. 8об.– 15об. НБС, Дечан. 67, сер. XIV в., сербск., л. 60–67об. ГИМ, Хлуд. 121, кон. XIV в., сербск., л. 5–16об. НБС, Дечан. 69, ок. 1390–1400 г., сербск., л. 160–166об. В приведенный перечень не включены рукописи РНБ, Соф. 525 и РГАДА, Син. тип. 42, также содержащие рассматриваемые чины и датируемые в ряде публикаций XIV в. Это объясняется уточнением их датировок: листы Служебника РНБ, Соф. 525 71–78об., которые содержат чины обручения и венчания, принадлежат не XIV (как указано в рабочем описании Софийского собрания), а XV в. 36 ; рукопись РГАДА, ф. 381 (Син. тип.) 42, согласно устному сообщению А. А. Турилова, следует датировать 1-й половиной XV в. 37 Во всех перечисленных списках содержатся как чин обручения, так и чин венчания. Всюду, кроме ГИМ, Воскр. 7, эти два чина выписаны подряд (в ГИМ, Хлуд. 121 чины обручения и венчания скопированы разными переписчиками). Научное издание существует лишь для одной из этих рукописей – «Зайковского Требника» 38 38 ; прочие рукописи не изданы и были изучены нами de visu. Система рубрик: общие замечания Уже само заглавие чина обручения в пяти из десяти славянских рукописей XIV в. (в РНБ, Q.n.I.46 чина обручения нет): Чинь на оброучение кь моужоу цремь и прочимь – так в НБКМ 960; РНБ, Гильф. 21; НБС, Дечан. 67; ГИМ, Хлуд. 121; ГИМ, Син. 601 39 39 , – заставляет вспомнить об описанном нами выше комплекте рубрик, появляющемся с XI в. в греческих списках чинов обручения и венчания с пополнениями константинопольского типа, поскольку аналогичное греческое заглавие чин обручения получает именно в рамках этого комплекта. И действительно, во всех пяти славянских списках, дающих чину обручения процитированное характерное заглавие, описанный нами выше комплект рубрик присутствует полностью. Имеется этот комплект также и в трех из пяти оставшихся рукописей: ГИМ, Син. 598; РГБ, ф. 247 (Рогож.) 566; НБС, Дечан. 69, – несмотря на то, что заглавие чина обручения в этих рукописях имеет иной вид 40 40 . |
| Несмотря на разнообразие, наблюдаемое в заключительной части чина венчания согласно славянским рукописям XIV в., можно все же выявить в нем некоторые закономерности. Прежде всего, в заключительной позиции, то есть после молитвы Ч, располагается, как правило, только одна молитва (из перечисленных выше) – исключения из этого правила представляют лишь списки РГБ, ф. 247 (Рогож.) 566 и НБС, Дечан. 69. Впрочем, последняя рукопись, строго говоря, не является исключением, так как в соответствующей позиции здесь выписана также только одна молитва; вторую молитву – на благословение брачного чертога – от самого венчания отделяет здесь брачный пир. Далее, в большинстве случаев такой молитвой оказывается либо молитва Ги бе нашь. блви вньць лтоу, либо молитва Ги бе нашь. пришьдыи вь каноу галилейскю. Можно поэтому предположить, что выбор первой или второй из этих двух молитв был обусловлен принадлежностью к одной из двух различных традиций. Эти две традиции могли взаимодействовать – подтверждением этому, как кажется, служит РГБ, ф. 247 (Рогож.) 566, где выписаны обе молитвы. Наконец, можно объяснить различие двух традиций их происхождением из разных частей Византии: если греческий оригинал молитвы Ги бе нашь. блви вньць лтоу впервые появляется в классических Евхологиях, происходящих из столицы Византии – тех самых, где впервые появляется и рассмотренный нами выше комплект рубрик константинопольского типа 62 , – то греческий оригинал молитвы Ги бе нашь. пришьдыи въ каноу галилейскю изначально засвидетельствован в рукописях, созданных на периферии византийского мира 63 , где было сильно влияние неконстантинопольских обрядов. На то, что последняя молитва не вполне вписывается в классическую константинопольскую традицию, указывает и ее содержание – она создает повтор, повествуя о том же событии брака в Кане Галилейской, о котором уже говорилось в молитве В2, тогда как выше мы видели, что первоначальный константинопольский комплекс молитв обручения и венчания обладал определенной тематической стройностью (см. прим. 13). |
| 113 . За исключением времени, посвящаемого молитвословию, все остальное употреблялось преимущественно на работу. Пр. Кассиан свидетельствует, что у них не было ни одной минуты праздной, без дела: руки были заняты работою, а ум Богомыслием. «Равно, говорит, упражняя силы телесные и душевные, они уравнивали приобретения внешнего человека с пользами внутреннего» (кн. 2, п. 14). 114 . Бл. Иероним, в предисловии к уставу, говорит: «Братия одного мастерства помещаются в одном доме, под одним смотрителем. Например: которые ткут холст – в одном; которые делают рогожи – тоже в одном особом; портные, сапожники, плотники также помещаются в особых домах, под особыми смотрителями, которые ими правят, и каждую неделю дают отчет в работах Авве монастыря». 115 . Смотритель дома, кроме умственных и нравственных качеств, конечно, и по мастерству был не из последних, чтобы мог заправлять и этим делом. Но самое производство работ было определено правилами. Была назначена мера изделиям, меньше или больше которой сработать равно считалось нехорошим делом, – первое по нерадению, второе – по тщеславию. 116 . Самое обширное рукоделие было приготовление рогож, кошелей и вервей. Им более и занимается устав, ничего не говоря о других, так что о порядках производства их можно судить только по порядкам относительно рогожного дела. 117 . Для рогож заготовлялись пальмовые ветви, из которых намоченных кто вил верви, кто делал кошели, кто сшивал или плел рогожи. 118 . Заготовленные ветви хранились в особой камере, вероятно, на руках эконома и без него брать их никто не мог (п. 74). Они выдаваемы были недельному, назначенному исправлять все потребности по работам. 119 . Вечером недельный узнавал от смотрителей домов, сколько куда нужно ветвей; соответственно тому получал их сам от того, у кого они на руках, намачивал их, и утром раздавал в каждый дом, сколько требовалось. Если утром оказывалось, что ветвей нужно больше, нежели сколько заготовлено, он брал их снова от блюдущего их, намачивал и относил их, куда следует (п. 26). Это последнее могло случиться только потому, что иногда вечером, когда собирались сведения о числе потребных ветвей, иного брата не было дома по законным причинам (п. 145). |
| Для сравнения, в древнейших сохранившихся рукописях византийского Евхология приводятся молитвы большего числа служб суточного круга – не только вечерни, утрени и паннихис, но и малых часов, – а в позднейших литургических книгах, вплоть до современных печатных изданий, священнические молитвы малых часов, паннихис и полунощницы не приводятся. Древнерусские Служебники студийской эпохи, регулярно содержащие молитвы паннихис, но никогда – малых часов 17 , не соответствуют ни тем, ни другим. В рукописях РНБ. Соф. 518 и 526, а также РНБ. О. п. I. 4 WAM. W. 548 молитвы паннихис выписаны между циклами молитв вечерни и утрени, что дает следующий порядок последований: В [ечерня]- П [аннихис]- У [треня]. В рукописях ГИМ. Щук. 745 и Воскр. 8, РГБ. Рогож. 566 и РНБ. Соф. 522 молитвы паннихис 18 выписаны также после молитв вечерни, но, как уже отмечалось, молитвы утрени в этих списках предваряют собой молитвы вечерни, так что порядок последований здесь таков: У – В – П 19 . Оба порядка – и В – П – У , и У – В – П – соответствуют структуре суточного круга богослужений как целого, поскольку паннихис – это служба, совершаемая после вечерни; первый порядок следует византийской традиции начинать круг суточных служб с вечерни 20 , второй порядок отличается от первого лишь перестановкой молитв утрени в начало всего корпуса 21 . В рукописях РНБ. Q. п. I. 67 и Соф. 523 , а также ГИМ. Син. 598 порядок последований отличается от описанных выше тем, что паннихис поставлена после утрени: В – У – П , – то есть на несвойственное ей место. Некоторую параллель этому порядку можно найти в особом типе Часословов, известном на Руси в студийскую эпоху, к которому восходят и дониконовские Часовники 22 . В NYPL. Slav. 1 молитвы паннихис (л. 88–90 об.) и вовсе выписаны вне связи с молитвами вечерни и утрени (л. 35–50 об.). Кроме того, во всех четырех перечисленных рукописях, а также в ГИМ. Щук. 745 и РГБ. Рогож. 566, молитвы паннихис дополнены кратким заупокойным последованием 23 , состоящим из нескольких молитв и ектении об усопших (в ГИМ. Син. 598 приведена только заупокойная ектения) 24 . Поэтому будет корректнее описать корпус священнических молитв суточных служб в РНБ. Q. п. I. 67 и Соф. 523 , ГИМ. Син. 598 и NYPL. Slav. 1 так: В – У – П – З [аупокойное последование]. |
| Лопаты для рытья земли имели рабочую лопасть прямоугольной, трапециевидной или треугольной Фомы. Нижний рабочий край был закругленным или прямым. Лопаты изготавливали с металлической оковкой или без нее. Правый верхний край любой лопаты всегда оставляли прямым, чтобы на него можно было нажимать ногой при вскапывании земли. Лопаты для закладывания различных сыпучих материалов делали прямоугольными. Их налопатник был шире и выше, чем налопатник землеройных лопат. Лопаты для сгребания снега также была прямоугольными, но отличались большими размерами. Лопаты, используемые при выпечке хлеба, имели лопасть овальной или круглой формы. Их размеры были обычно стандартными: ширина 27 см, высота 37 см. Ист.: Шангина И. И. Русский традиционный быт. Энциклопедический словарь. СПб., 2003. Сс. 190–191. Лохань (лоханка) Деревянная обручная посудина, мелкая, круглая, иногда на ножках, для стирки белья, мытья посуды. Иногда так же назывались продолговатые емкости для умывания. Лохани известны русским с X–XI вв. Лошадиный праздник см.: Флор и Лавр. Луб Крепкая, длинноволокнистая часть коры различных древесных и травянистых растений, имеющая хозяйственное применение (ткани, веревки и т. п.). Для получения волокна с деревьев снимали кору весной и затем вымачивали ее в воде в течение 6–8 недель с целью отделения луба от прочих частей коры; при этом луб делался настолько гибким, что легко разделялся на пучки. Из этих пучков потом приготовляли веревки и ткали рогожи. Последние находили различное употребление, гл. обр. шли на упаковку товаров. Производство рогож было особенно развито в России, в Вятской, Костромской, Казанской и Нижегородской губерниях, где оно составляло предмет кустарного промысла. Лубок (от слова «луб» [синоним липы], из которого делали гравировальные доски), жанр изобразительного искусства, объединяющий графику и литературу; русские народные гравировальные или рисованные картинки; народный изобразительный фольклор, воплощающий дух нации: ее мировоззрение, понятие о духовности, нравственности и красоте. Появившиеся в XVII в. такие картинки отстаивали русские национальные традиции, противостояли западным влияниям на народную культуру. Лубки были по содержанию религиозные и светские, которые тоже во многом выражали православную душу русского народа. Картинки духовного содержания наклеивались на стенах крестьянских изб и городских домов, рядом с иконами, дополняя обычный иконостас простого русского народа. |
| В России до 1700 года было одиннадцать патриархов, а именно: 1) Иов,2) Гермоген, 3) Игнатий, которого, впрочем, не числят в ряду патриархов, потому что он был римско-католического исповедания, при Лжедмитрии, 4) Филарет, 5) Иоасаф, 6) Иосиф, 7) Никон, 8) Иоасаф, 9) Питирим, 10) Иоаким и 11) Адриан, умерший в 1700 г., после коего преемника ему нового не избрали и до сего времени. В 1689 году в Москве было сорок четыре боярина, или государственных советника разных родов, а именно: двое бояр Черкасских, трое Голициных, один Одоевский, трое Прозоровских, пять Салтыковых, трое Урусовых, трое Шереметевых, один Долгорукий, один Ромодановский, один Троекуров, один Репнин, один Волконский, один Козловский, один Барятинский, один Щербатов, двое Головиных, один Шеин, двое Бутурлиных, один Пушкин, один Хилков, один Стрешнев, один Собакин, двое Милославских, двое Нарышкиных, один Соковнин, один Юшков, один Матюшкин. Все они – царские советники и заведовали различными делами государства. Войска русского государя простираются обыкновенно до сорока шести или пятидесяти тысяч человек, кроме нескольких конных полков и копейщиков, получающих жалованье из царской казны ежегодно деньгами, хлебом и другими необходимыми вещами. В военное время призываются все русские дворяне, составляющие, таким образом, весьма солидное ополчение, доходящее до двухсот тысяч человек, включая в то число и их прислужников, которых многие из этих дворян имеют при себе по десять и даже двадцать человек, а менее значительные держат по три человека. Главнейшие доходы России, о коих было уже говорено выше, получаются от мехов, хлеба, кожи, поташу, вайдовой золы 48 , пеньки, рогож, щетины, дегтя или смолы, сала и проч., и проч. сырого товару. Много дохода приносят и кабаки, т. е. питейные дома, принадлежащие царю, в коих продаются водка, пиво и мед. Таможни также доставляют значительные доходы. Из Архангельска морем вывозят икру и карлек, т. е. пузырь рыбы стерляди, которая во множестве ловится в Астрахани и в других местах Волги. Этот карлек употребляют для очистки вина, но из него добывается и хороший клей. Он употребляется и красильщиками при окрашивании вещей. |
| Поют в селенье петухи. Петух свой окрик прогорланит, И вот он вновь надолго смолк, Как будто он раздумьем занят, Какой в запевке этой толк. Но где-то в дальнем закоулке Прокукарекает сосед. Как часовой из караулки, Петух откликнется в ответ. Он отзовется словно эхо, И вот, за петухом петух Отметят глоткою, как вехой, Восток и запад, север, юг. По петушиной перекличке Расступится к опушке лес И вновь увидит с непривычки Поля и даль и синь небес. Заморозки Холодным утром солнце в дымке Стоит столбом огня в дыму. Я тоже, как на скверном снимке, Совсем неотличим ему. Пока оно из мглы не выйдет, Блеснув за прудом на лугу, Меня деревья плохо видят На отдаленном берегу. Прохожий узнается позже, Чем он пройдет, нырнув в туман. Мороз покрыт гусиной кожей, И воздух лжив, как слой румян. Идешь по инею дорожки, Как по настилу из рогож. Земле дышать ботвой картошки И стынуть больше невтерпеж. Ночной ветер Стихли песни и пьяный галдеж. Завтра надо вставать спозаранок. В избах гаснут огни. Молодежь Разошлась по домам с погулянок. Только ветер бредет наугад Все по той же заросшей тропинке, По которой с толпою ребят Восвояси он шел с вечеринки. Он за дверью поник головой. Он не любит ночных катавасий. Он бы кончить хотел мировой В споре с ночью свои несогласья. Перед ними заборы садов. Оба спорят, не могут уняться. За разборами их неладов На дороге деревья толпятся. Золотая осень Осень. Сказочный чертог, Всем открытый для обзора. Просеки лесных дорог, Заглядевшихся в озера. Как на выставке картин: Залы, залы, залы, залы Вязов, ясеней, осин В позолоте небывалой. Липы обруч золотой Как венец на новобрачной. Лик березы под фатой Подвенечной и прозрачной. Погребенная земля Под листвой в канавах, ямах. В желтых кленах флигеля, Словно в золоченых рамах, Где деревья в сентябре На заре стоят попарно, И закат на их коре Оставляет след янтарный, Где нельзя ступить в овраг, Чтоб не стало всем известно: Так бушует, что ни шаг, Под ногами лист древесный, Где звучит в конце аллей Эхо у крутого спуска |
| Отец Прохор убрал со стола лишнюю посуду, а сковороду с рыбой, тарелку, соль, хлеб и пяток яиц оставил на столе, потом вышел из хаты и, возвратясь, сказал: — Нет, не видать. — Кого не видать? — спросил отец Вавила. — Василья Петровича. — Уж если б тут был, так не стоял бы за дверью. Он теперь, видно, на прогулку вздумал. Отец Прохор и отец Вавила непременно хотели меня уложить на одной из своих постелей. Насилу я отговорился, взял себе одну из мягких ситниковых рогож работы покойного отца Сергия и улегся под окном на лавке. Отец Прохор дал мне подушку, погасил свечу, еще раз вышел и довольно долго там оставался. Очевидно, он поджидал «блажного», но не дождался и, возвратясь, сказал только: — А гроза непременно соберется. — Может быть, и не будет, — сказал я, желая успокоить себя насчет исчезшего Овцебыка. — Нет, будет: парило нынче крепко. — Да уж давно парит. — У меня поясницу так и ломит, — подсказал отец Вавила. — И муха с самого утра как оглашенная в рожу лезла, — добавил отец Прохор, фундаментально повернувшись на своей массивной кровати, и все мы, кажется, в эту же самую минуту и заснули. На дворе стояла страшная темень, но дождя еще не было. Глава шестая — Встань! — говорил мне отец Вавила, толкая меня на постели. — Встань! нехорошо спать в такую пору. Неравен час воли божией. Не разобрав, в чем дело, я проворно вскочил и сел на лавке. Перед образником горела тоненькая восковая свеча, и отец Прохор в одном белье стоял на коленях и молился. Страшный удар грома, с грохотом раскатившийся над озером и загудевший по лесу, объяснил причину тревоги. Муха, значит, недаром лезла в рожу отцу Прохору. — Где Василий Петрович? — спросил я стариков. Отец Прохор, не переставая шептать молитву, обернулся ко мне лицом и показал движением, что Овцебык еще не возвращался. Я посмотрел на мои часы: был ровно час пополуночи. Отец Вавила, также в одном белье и в коленкоровом ватном нагруднике, смотрел в окно; я тоже подошел к окну и стал смотреть. При беспрерывной молнии, светло озарявшей все открывавшееся из окна пространство, можно было видеть, что земля довольно суха. |
|
|
