| В таком порядке юридические постановления изложены в самом распространенном среди ханифитов руководстве по праву (фикх) «Мухтасарульвикая», составленном Убайдуллой Садрашшариатом, знаменитым богословом юристом Бухары (умершим в 647=1249 году). Это руководство, изучаемое повсюду в ханифитских школах (мадраса), представляет собою необычайно сжатой, более чем в 10 раз сокращение авторитетного в Средней Азии сочинения по шарихату, известного под именем «Хидая», автор которого, уроженец Маргелана, Бурганиддин Али бен Абу-Бекр, умерший в 593=1197 году (Предисловие к изданию Казембека). А фон Кремер дает несколько другую группировку изложенным в Хидае и Мухтасаре трактатам мусульманского законоведения, именно: К гражданским указаниям он относит трактаты о браке т разводе, о рабах и их владетелях, о разных случаях освобождения рабов, об опеке, об общественном положении подкидышей, о пропавших без вести. Имущественное право разработано, по его словам, с удивительным усердием и остроумием. Здесь на первом плане стоят договоры, касающиеся купли, закладов, займов, арендной платы, пропорционального деления прибыли, уполномочения, поручительства, заступничества, мировых сделок и под. Особенно подробно разработано наследственное право, составляющее, по преданию от Мухаммеда, – половину шариата и потому излагаемое в отдельном исследовании, известном под именем «Ильмуль фараиз». Узаконения относительно судопроизводства касаются: свидетелей, клятвы, сознания вины. В этом же отделе отведено видное место преступлениям и наказаниям, денежному выкупу за убийство. Сюда же относятся постановления о краже, блудодеянии и о разных нарушениях личной безопасности. В отделе административного права он помещает вопросы: об обработке в первый раз неорошенных земель и приобретении этим права собственности на них, о богоугодных и общественных делах. Наконец, фон Кремер признает в шариате начатки полицейского права – о найденных предметах, о запрещенных и дозволенных вещах, о насильственном завладении чужой собственностью, об употреблении репрессивных мер, угроз и под. |
| Если не считать этого акцента на благодати, никто не может обвинить Иисуса в том, что он принижает святость Бога. У меня, скорее, вызвала бы недоумение истина, которую провозгласил Иисус, истина более бескомпромиссная, чем те, которые проповедовали самые радикальные раввины его времени. Наставники того времени старались «не налагать на общину обязательств, пока большинство ее членов не будут в состоянии их выполнить». Иисус не был столь терпим. Он расширил понятие смертного греха от убийства до гнева, понятие прелюбодеяния до похоти, понятие воровства до помышления о краже: «Итак, будьте совершенны, как совершенен Отец ваш Небесный», — сказал он, устанавливая нравственный уровень, которому никто не смог бы соответствовать. Как заметил Элтон Трублад, все основные символы, которые использовал Иисус, отличались строгим и даже агрессивным характером: ярмо как символ непосильной ноши, чаша как символ страдания, полотенце как атрибут служения, и, наконец, крест как символ казни. «Вычислите издержки», — честно предупредил Иисус тех, кто отважился пойти за ним. Один современный раввин по имени Якоб Нойснер, ведущий ученый в области иудаизма в эпоху раннего христианства, посвятил одну из своих пятисот книг («Беседы раввина с Иисусом») вопросу о том, как бы он держал себя с Иисусом. Нойснер исполнен глубокого уважения по отношению к Иисусу и христианству, и такая манера доносить свою мысль, которую мы наблюдаем в Нагорной проповеди, «впечатляет и трогает» его. Он говорит, что это было бы ему интересно в такой степени, что он, возможно, влился бы в толпу тех, кто следовал за Иисусом везде, куда бы он ни направился, приобщаясь к его мудрости. В конечном итоге, Нойснер приходит к выводу, что он принял бы общество раввина из Назарета. «Иисус делает важный шаг — в неверном направлении», — говорит он, перенося акцент с «мы», как это было принято в еврейской общине, на «я». Нойснер не может примириться с переходом от Торы к Иисусу в качестве единственного авторитета. «Во главу угла ставится фигура Иисуса, а не учение как таковое… В итоге, учитель, Иисус, предъявляет требования, которые может предъявлять только Бог». При всем своем уважении к Иисусу, Нойснер не разделяет его позицию, не будучи способным на такое радикальное изменение своей веры. |
| Миссионер Белов приводит в своём отчете печальный пример вышеуказанного явления среди штундистов. В дер. Анастасиевке миссионеру пришлось посетить дом штундиста Никиты Безобразова. «На этой беседе, пишет г. Белов, особенно поразил нас сын Никиты, парень лет 20-ти. Желая поговорить с ним, я спросил его: был ли он на моих беседах? – Не был, ответил парень, да и нечего ходить на них: этим беседам конца нет. Вы будете утверждать одно, другой ученый – другое, и так без конца. Каждая секта себя оправдывает, а в сущности правды нет нигде». Подобные случаи неверия среди штундистов теперь уже нередки; они являются прямым результатом протестантствующей мысли штундизма, отвергнувшего авторитет Церкви и вместо него поставившего личный произвол в толковании св. Писания. Неудивительно поэтому, что и нравственная жизнь штундистов, кичившихся прежде своею показною святостью чем дальше, тем больше падает; множество всевозможного рода преступлений и случаев нарушения нравственности в их общине нагляднее всего говорит о нравственном саморазложении штундизма. Из многочисленных примеров приведу несколько. В д. Доброй Надежде миссионер не был принят штундистом Кравченко в его дом по случаю рождения его дочерью, девицею, незаконного ребенка. В Адриановском приходе такой же грех случился со штундисткой-вдовой. Недавно, как доносит священник с. Исаевки, о. Зеленкевич, среди штундистов хутора Светоч (название хутора дано самим помещиком, поселившим в нём штундистов) произошло огромное побоище, причиной чему было кровосмешение штундиста Д. П-вки с родною сестрою жены своей, девицею М. Ч-к, дочерью вожака местных штундистов. Вообще случаев незаконного сожительства среди штундистов теперь много. В д. Александровке, того же прихода, штундисты К. и С. Щ-вы уличены в краже лошадей и других воровствах. В г. Николаеве дочь умершего от пьянства штундиста Миронова сидит за воровство в тюрьме, а зять за воровство же со взломом в арестантских ротах. По сообщению священника с. Коммиссаровки, благоприятному настроению православных, в смысле укрепления их в вере православной и отсутствия увлечения штундизмом, много способствует безнравственность местных штундистов: так, один из них – Ив. Ворона заражен пороком пьянства, часто доводящим его до грубого цинизма; другой – Гр. Глущенко осужден в минувшем году одесским окружным судом за разбой, а взрослый сын его уличен в воровстве; А. Черненко пьянствует. Вообще теперь нередко миссионеры видят штундистов, являющихся и на беседы в пьяном виде. Я сам несколько раз лично наблюдал это явление, испытывая от пьяных моих собеседников-сектантов самые грубые дерзости и оскорбления. |
| Брилиантов и «братчики» со свойственной раскольникам нахальностью, причтут, конечно, и приснопамятного митрополита Филарета к одной с нами «шайке»; в таком случае вот им авторитеты, против которых и они, прославляющие свою мнимую верность государственной власти, не осмелятся возражать. Никола Чернышев в предисловии к анонимному письму упоминает, что переправка Белокриницкого архива в Москву «вызвала даже дипломатическую переписку между правительствами австрийского и русского»; сей заграничный раскольнический дипломат прибавляет только с важностью сановника, что «не берется объяснить, как велся дипломатический переговор», ибо-де «это не входит в состав его сообщения " (!). А напрасно, – следовало, по крайней мере, сказать о результате действительно происходивших дипломатических сношений. Результат был тот, что русское правительство не нашло возможным от названных выше лиц требовать возвращения бумаг Белокриницкого архива или подвергать их какой-либо ответственности за переправу архива в Москву, т.е., не усмотрело в этом их действии признаков воровства или хищения; в свою очередь, и австрийское правительство не нашло возможным возражать против такого решения, значит тоже не признало здесь воровства или хищения. Этого мало: сам Император Всероссийский Александр Николаевич, когда представлялись Его Величеству новоприсоединившиеся к православной церкви отцы Онуфрий, Филарет и проч., в беседе с ними упомянул о перенесении архива из-за австрийской границы и не сделал им за это никакого замечания, не считал, значит, этого дела преступным воровством или хищением. Таков суд о нем и русского правительства, и русского государя! Как же смеет после этого кричать о «краже» Белокриницкого Устава какой-то беглый из России раскольник, разыгрывающий за границей жалкую роль убогого газетчика, да какой-то торговец, разжившийся на раскольнические деньги, ради которых изменил православию! Итак, с юридической точки зрения и по суду русского правительства, по суду самого российского Императора перенесение Белокриницкого архива в Москву не было кражей. |
| В генерал-губернаторе из второго тома многое видели Александра Петровича. Гоголь относил его к категории людей, «которые способны сделать много у нас добра при нынешних именно обстоятельствах России, который не с европейской заносчивой высоты, а прямо с русской здравой середины видит вещь» (из письма к Н. М. Языкову от 12 ноября н. ст. 1844 г.), и побуждал заняться государственной деятельностью. В книге «Выбранные места из переписки с друзьями» к графу Толстому обращены семь писем-статей – больше, чем к кому-либо из других адресатов. Личная переписка Гоголя с Толстым была весьма обширна, но после смерти писателя Толстой свои письма, возможно, уничтожил. Во всяком случае, весной 1852 г. он сообщает сестре, графине Софье Петровне Апраксиной, что, разбирая гоголевские бумаги, изымает свои и ее письма к покойному – действие, из которого некоторые исследователи вывели заключение едва ли не о «краже» Толстым рукописей второго тома «Мертвых душ». Подобное предположение противоречит мнению современников о личности графа Толстого. Так, например, В. А. Жуковский, чей нравственный авторитет был необычайно высок, справляясь у П. А. Плетнева об обстоятельствах смерти Гоголя, писал в марте 1852 г.: «Где он жил в последнее время в Москве? Верно ли, что у графа? Если так, то бумаги в добрых руках, и ничего не пропадет» 23 . До нас дошли два письма графа Толстого к Гоголю. Одно из них, из Парижа, датированное 5 августа (н. ст.) 1847 г., ответ на письмо Гоголя из Остенде от 27 июля (н. ст.) того же года. В начале его Толстой передаст наставления парижского доктора Груби, затем переходит к положению на Кавказе. Некоторые мысли и даже выражения графа Толстого созвучны гоголевским интонациям, особенно в «Выбранных местах из переписки с друзьями». «Дела Кавказские и многие другие, – пишет он, – очень, конечно, грустны, но этого рода события подходят к наказаниям праведнейшего Судии, подобным холере, неурожаям и т. п. Меня не столько огорчают приговоры и наказания, сколько ослепление, ведущее неминуемо к новым неведомым несчастиям. |
| Сознание большой потенциальной опасности возрождения института кровной мести сделали борьбу с этим социальным явлением одной из главных задач Совета старейшин Абхазии. Часто только благодаря авторитету и экстренным действиям Совета старейшин Абхазии удается не допустить начала кровной мести, либо прекратить ее на начальном этапе. Вот один из показательных примеров кровной мести в современных условиях и примененного старейшинами способа ее урегулирования. В мае 1997 г. в центре Сухума был убит молодой танцор фольклорного ансамбля Кварчия. Убийство носило явно демонстративный характер: Вардания, близкий друг погибшего, вызвал его с репетиции и на глазах у многочисленных свидетелей расстрелял из автомата. По одной из версий, действия убийцы были продиктованы тем, что погибший, " с которым они были близки как братья " , был причастен к краже: якобы он попросил друга приехать на отцовском автомобиле в определенное место, а затем отвлек внимание Вардания для того, чтобы его сообщники угнали машину. Возмущенный Вардания посчитал, что только смерть прежнего друга будет достойным наказанием за его вероломство. После совершенного дерзкого убийства, он, вместе со своими друзьями, помогавшими ему осуществить задуманное, скрылся. В ответ Кварчия, продолжавшие настаивать на невиновности своего убитого сородича, сожгли в Сухуме два дома, принадлежавших фамилии Вардания. Похоронив убитого, его вооруженные родственники (около 60 человек) приехали в село Кутол, где в доме своего друга скрывался убийца. Однако кутольцы восприняли нашествие вооруженных чужаков враждебно и отказались выдать убийцу и его сообщников. Начало нового кровопролития – уже между фамилией Кварчия и кутольцами удалось предотвратить благодаря приезду в село представителей Совета старейшин Абхазии. При их посредничестве стороны договорились, что Кварчия откажутся от кровной мести, а убийца с сообщниками сдастся правоохранительным органам, которые проведут следствие и определят наказание всем виновным на судебном заседании (П. Адзинба, г. Сухум). |
| Мариус прочел. Перед ним были точные даты, неоспоримые, неопровержимые доказательства; не могли же оба эти номера газеты быть напечатаны нарочно, для подтверждения россказней Тенардье; заметка, опубликованная в «Монитере», являлась официальным сообщением полицейской префектуры. У Мариуса не оставалось сомнений. Сведения кассира оказались неверными, а сам он был введен в заблуждение. Образ Жана Вальжана, внезапно выросший, словно выходил из мрака. Мариус не мог сдержать радостного крика: – Но, значит, этот несчастный – превосходный человек! Значит, все это богатство действительно принадлежит ему! Это Мадлен – провидение целого края! Это Жан Вальжан – спаситель Жавера! Это герой! Это святой! – Он не святой и не герой, – сказал Тенардье. – Он убийца и вор. И тоном человека, который начинает чувствовать свой авторитет, прибавил: – Спокойствие! Мариус снова услыхал эти слова: «вор, убийца», с которыми, казалось, было уже покончено; его как будто окатили ледяной водой. – Опять! – воскликнул он. – Да, опять, – ответствовал Тенардье. – Жан Вальжан не обокрал Мадлена, но он вор, не убил Жавера, но он убийца. – Вы говорите о той ничтожной краже, совершенной сорок лет назад, которая искуплена, как явствует из ваших же газет, целой жизнью, полной раскаяния, самоотвержения и добродетели? – Я говорю об убийстве и воровстве, господин барон. И, повторяю, говорю о совсем недавних событиях. То, что я хочу вам открыть, никому еще не известно. Это нигде не напечатано. Быть может, здесь-то вы и найдете источник богатств, которые Жан Вальжан ловко подсунул госпоже баронессе. Я говорю «ловко», потому что втереться при помощи такого подношения в почтенное семейство, делить с ним довольство, утаить тем самым свое преступление, пользоваться плодами кражи, скрыть свое имя и приобрести себе родню – это, что ни говори, ловкая штука. – Я мог бы прервать вас здесь, – заметил Мариус, – однако продолжайте. – Господин барон, я выложу все и предоставлю вам вознаградить меня, как подскажет ваше великодушие. Эту тайну надо ценить на вес золота. «Почему же ты не обратился к Жану Вальжану?» – спросите вы. Да по самой простой причине: я знаю, что он отказался от всего, и отказался в вашу пользу. Я нахожу, что это хитро придумано. Но больше у него нет ни гроша, он мне вывернет пустые карманы. А так как мне нужны деньги для поездки в Жуайю, я предпочитаю обратиться к вам: у вас есть все, у него ничего нет. Я немного устал, разрешите мне сесть. |
| Свод ветхозаветных законов, рассматриваемый в целом, также не охватывает всех сторон жизни израильского общества. Есть ряд тем, к-рые встречаются в древнеближневост. юридических документах, но не отмечены в ВЗ, хотя в текстах существуют соответствующие намеки. Так, о краже вскользь упоминается в Лев 6. 2-7; 19. 13, об аренде собственности и плате за это, о поручительстве - в Быт 43. 9; Притч 6. 1; 20. 16, о найме рабочих - в Лев 19. 13; Иов 7. 2, о выкупе и приданом за невесту - в Исх 22. 16-17; 1 Цар 18. 25, о торговле - в Ис 24. 2; 2 Цар 24. 24. Сходство при описании социальных норм Между библейскими и древними ближневост. законами имеется много параллелей. Нек-рые случаи сходства можно объяснить близкими для этих культур социальными нормами, напр. в отношении запрета на колдовство (Исх 22. 18; Лев 20. 27; Втор 18. 10-14; Кодекс Хаммурапи 2 - ANET. P. 166; Среднеассирийские законы A 47 - Ibid. P. 184; Хеттские законы 44, 170 - Ibid. P. 191, 195), на похищение людей и их продажу (Исх 21. 6; Втор 24. 7; Кодекс Хаммурапи 14 - ANET. P. 166; Хеттские законы 19-20 - Ibid. P. 190), на лжесвидетельство (Исх 20. 16; 23. 1-3; Втор 5. 20; 19. 16-21; Кодекс Урнамму 25-26 - ANET. P. 525; Кодекс Хаммурапи 1, 3, 4 - Ibid. P. 166). То же можно заметить в области защиты прав собственности (напр. запрет передвигать границы участков - Втор 19. 14; Среднеассирийские законы B 8 - ANET. P. 186; Хеттские законы 168-169 - Ibid. P. 195), в сфере семейных отношений (напр. преимущество в наследстве первенцу - Втор 21. 15-17; Среднеассирийские законы B1 - ANET. P. 185; Нововавилонские законы 15 - Ibid. P. 198) и во мн. др. случаях. Источник законов и их авторитет Согласно шумеро-аккад. представлениям, именно боги (особенно бог Солнца) учат людей нравственному поведению ( Albright. 1957. P. 198). Так, царь Лагаша Урукагина в XXIV в. до Р. Х. провел реформы, направленные на борьбу с несправедливым угнетением бедных, опираясь на «праведный закон Нин-гирсу», попранный злодеями. Начиная с Третьей династии Ура законодательная деятельность царей обосновывается «справедливыми законами бога Солнца». Однако религ. содержание в З. М., данном Богом, более ярко выражено, чем во внебиблейском законодательстве. Законам Хаммурапи «чуждо понятие преступления, как греха, отпадения от бога, нарушения его воли; его законы не знают страха божия, не выводят всего права из любви к богу и ближнему, они рассматривают проступки исключительно с т. зр. материального вреда для личности или опасности для государства и общества» ( Тураев. 1935. С. 113). Религ. характером З. М. обусловлено еще одно его отличие - наличие описаний культовых сторон жизни израильского народа, к-рые отсутствуют в кодексе Хаммурапи и ряде др. ближневост. законодательств. Связь З. М. с заветом |
| В пяти верстах от Лыскова располагалась знаменитая нижегородская Макарьевская ярмарка, к которой Гоголь проявлял особенный интерес. В его записной книжке содержится выписка «О Нижегородской ярмарке», а также заметка «Сведения о Лыскове» (этими материалами Гоголь намеревался воспользоваться во втором томе «Мертвых душ»). Сразу после нее — запись: «Дела, предстоящие губернатору», навеянная разговорами с графом Толстым. В генерал-губернаторе из второго тома многие видели Александра Петровича. Гоголь относил его к категории людей, «которые способны сделать много у нас добра при нынешних именно обстоятельствах России, который не с европейской заносчивой высоты, а прямо с русской здравой середины видит вещь» (из письма к Н. М. Языкову от 12 ноября н. ст. 1844 г.), и побуждал заняться государственной деятельностью. В книге «Выбранные места из переписки с друзьями» к графу Толстому обращены семь писем-статей — больше, чем к кому-либо из других адресатов. Личная переписка Гоголя с Толстым была весьма обширна, но после смерти писателя Толстой свои письма, возможно, уничтожил. Во всяком случае, весной 1852 г. он сообщает сестре, графине Софье Петровне Апраксиной, что, разбирая гоголевские бумаги, изымает свои и ее письма к покойному — действие, из которого некоторые исследователи вывели заключение едва ли не о «краже» Толстым рукописей второго тома «Мертвых душ». Подобное предположение противоречит мнению современников о личности графа Толстого. Так, например, В. А. Жуковский, чей нравственный авторитет был необычайно высок, справляясь у П. А. Плетнева об обстоятельствах смерти Гоголя, писал в марте 1852 г.: «Где он жил в последнее время в Москве? Верно ли, что у графа? Если так, то бумаги в добрых руках, и ничего не пропадет» [ 2177 ]. До нас дошли два письма графа Толстого к Гоголю. Одно из них, из Парижа, датированное 5 августа (н. ст.) 1847 г., ответ на письмо Гоголя из Остенде от 27 июля (н. ст.) того же года. В начале его Толстой передаст наставления парижского доктора Груби, затем переходит к положению на Кавказе. |
| Здравая этика говорит, что для блага людей просвещенные, честные и добрые лица не должны отрекаться от той или другой, доступной им, государственной службы, а между тем гр. Толстой, под влиянием своих анархических идей и своей ненависти к государству, настойчиво советует указанного рода лицам в России всячески уклоняться от какой бы то ни было государственной службы, ибо де, когда на ней будут состоять только люди невежественные, нечестные и вообще дурные, государственный режим потеряет всякий авторитет в мнении граждан и рухнет. 223 Революционеры, начиная с Бакунина, считают для себя нравственно-дозволительным прибегать ко всяческой лжи, к разным подлогам, к краже, к грабительству, к поджогам, к убийствам и вообще ко всяким мерзостям ради достижения преследуемых ими целей. Но что особенно замечательно, эти озверевшие люди с их зверскими принципами и действиями в наш именно век находят себе сочувствие и одобрение даже в таких писателях, как пресловутый Эмиль Золя. В конце 1901 года во Франции был предан суду анархист Тальяд за напечатание статьи, одобрявшей политические убийства и призывавшей к ним. На суде говорит в пользу подсудимого и Эмиль Золя, причем не постеснялся заявить, что статья Тальяда заслуживает даже особого распространения, как своего рода классическое де произведение. 224 Вот до какого полного помрачения может доходить разум человеческий и в понимании этических обязанностей и правил. Одним словом, история моральных учений и воззрений совершенно ниспровергает свидетельство гр. Толстого о том, будто человеческий разум всегда одинаково решал и решает вопросы этики. Таким образом, человеческий разум, с какой бы стороны мы ни рассматривали его, оказывается совсем не таковым, за каковой считается он гр. Толстым. Но коль скоро несомненно, что человеческий разум отнюдь не есть единственный источник познания и критерий истины и что он само противоречит и путается в решении вопросов о Боге, о мире, о человеке и о взаимных отношениях между ними, то сама собою ниспровергается и та мысль Л. Толстого, будто человеческий разум совсем не нуждался и не нуждается в том, чтобы сам Бог чрезвычайным или сверхъестественным образом сообщил людям основные истины правильного мировоззрения. К тому же, ведь сам этот писатель справедливо утверждает, что человек не может жить «истинно-человеческой» жизнью без решения вопросов о надлежащих отношениях его к Богу, к миру и к ближним. Не будучи же способен собственными силами правильно и авторитетно решить эти важнейшие вопросы, человек, серьезно относящийся к задаче своей жизни, должен желать и не может не желать, чтобы Бог доступными Его премудрости и всемогуществу путями открыл людям потребные для них истины. Недаром же даже Кант не отвергал не только возможности, но и необходимости сверхъестественного Божеского откровения, как средства для введения истинной религии между людьми, предполагающей безусловно правильные понятия о Боге, о мире, о человеке и об их взаимных отношениях. 225 |
|
|
