| В эти тяжкие дни я впервые услышала, как молится мой маленький сын. Никому ничего не говоря, он уединялся в комнате, становился на коленочки, крестился своими маленькими пальчиками, старательно сложенными в щепотку, и повторял, подолгу кланяясь в землю: «Господь наш Иисус Христос, Матушка Пресвятая Богородица Приснодева Мария! Помоги моему дедушке, пусть он поправится, пусть у него ничего не болит, я Вас так люблю, и дедушку тоже я люблю… Полечите дедушку, пожалуйста, пожалуйста! Вы ведь все можете!». Папа, никогда не говоривший о том, верит он в Бога или не верит, уходил из жизни достойно, по-христиански. Боли он переносил стоически, не капризничал и не раздражался, даже изредка ходил в гараж и что-то там делал с машиной. Мама не стала скрывать от него то, что болен он смертельно и что жить ему осталось очень недолго. Папа у всех нас попросил прощения за все обиды, которые причинил нам за всю жизнь. Приходили проведать его друзья, знакомые, соседи. Он со всеми прощался тепло и сердечно. В конце концов, он исповедался (первый и последний раз в жизни), причастился Святых Христовых Таин, а затем и соборовался. Умер он на четвертый день после того, как исповедался, причастился и соборовался. С утра (а это было первое апреля) по-доброму подшутил надо всеми, кто приходил его навестить, а в полдень умер. Умирал при полном сознании до последнего вдоха. Мы старались не плакать, пока он дышал, мама шептала молитвы, какие знала. Илью мы заранее отправили со знакомыми в город, и он не видел смерти обожаемого им и обожающего его деда. Но они успели попрощаться, сидели долго, о чем-то шептались, потом папа сам отослал мальчика, видимо, ему было тяжело. До соборования было видно, что папа боится смерти, хотя ничего и не говорит. Однако потом все изменилось. Он спокойно говорил о том, что умирает, и просил нас молиться о прощении его грехов, помочь ему пройти мытарства. Отца отпели, над ним читалась Псалтырь, впоследствии часто заказывали сорокоусты, панихиды. Все это исполняется, и по сей день. Теперь за этим ревностно следит Илья, у него есть свой «помянник», в котором записаны имена тех, о ком он сугубо молится о здравии и об упокоении, записано там и имя любимого дедушки. Ни я, ни мама не помним похорон. Помню, что было очень много людей: папу все любили, он был великолепный механик и никогда и никому не отказал в помощи, кто бы и зачем бы к нему ни приходил. |
| Примечательно, что семитский трехбуквенный корень – припоминать, помнить , по Швалли, имеет основным своим значением «призывать в культе», а производное , мужчина, означает собственно «культовое лицо – kultische Person», ибо только таковой, мужчина, мог участвовать в культе. 318 Таким образом, самое понятие о памятовании оказывается не более как рефлексом культового поминовения, и память вообще – применением к человеку того, что собственно относится к Богу, ибо Ему Одному свойственно помнить в истинном значении слова. «Помяни – μνσθητι – Господи, имярек», говорит иерей, вынимая на проскомидии частицу из просфоры и полагая ее на дискос. А в отношении умершего – речение равносильное: « Упокой, Господи, имярек», ибо и «упокоение» Господом и «памятование» Им означают одно и то же, – спасение того, чье имя произносится. Самые диптихи, или списки имен тех живых и усопших, за которых молится каждый из нас, носят выразительное название «помянников» или «поминальников». «Помяни, – μνσθητι – Господи, во множестве щедрот твоих, и вся люди твоя, сущыя и молящыяся с нами, и всю братию нашу, яже на земли, на мори, на всяком месте владычествия твоего, требующих твоего человеколюбия и помощи, и всем подай великую твою милость…», 319 – молится иерей в начале утрени, или, еще определеннее: «Приклони ухо твое и услыши ны, и помяни, Господи, сущыя и молящыяся с нами вся по имени, и спаси я силою твоею – κα μνσθητι Κριε τν συμπαρντων κα συνευχομνων μν πντων κατ’ νομα κα σσον ατος τ δυνμει σου». 320 О чем просил со креста благоразумный разбойник? – « Помяни меня – μνσθητι μου, – Господи, когда приидешь во Царствии Твоем!», просит помянуть, и – только. А в ответ ему, во удовлетворение желания его, – желания быть помянутым, – Господь Иисус свидетельствует: «Истинно говорю тебе, днесь со мною будешь в раю» ( Лк.23:42–43 ). Иными словами, «быть помянутым» Господом это то же, что «быть в раю». «Быть в раю» это и значит быть бытием в вечной памяти и, как следствие этого, иметь вечное существование и, следовательно, вечную память о Боге: Без памятования о Боге мы умираем; но самое-то наше памятование о Боге возможно чрез памятование Бога о нас. |
| — Батюшка, рада вас слышать. Я человек одинокий, у меня нет детей, но по жизни мне встречаются раненые дети. Например, в Дивеево, когда я там жила пять дней, была свидетельницей, как мальчика бил родной дед и говорил, что всё равно сделает его инвалидом, и как этот мальчик плакал. И таких детей у меня набралось человек восемь. Те, которые крещёные — я не знаю, как потом их судьба складывается — но почему-то они мне в душу запали, я их записала в помянник. И тех детей, которые крещёны, я каждое воскресенье записываю на Литургию, а тех, которые не крещёны и которых родители не хотят крестить, я пишу в молебен Сергию Радонежскому. Правильно ли я делаю? Те дети, которые не крещёны и которых родители не разрешают крестить, живут тяжёлой жизнью — в них такая безысходность... А моё сердце не может их отпустить. Всего доброго вам . — У вас есть своя молитва, и вам никто не запретит молиться о некрещёном человеке, и Господь будет принимать эту вашу молитву, без всякого сомнения. Дети, которые лишены крещения, не могут поминаться на Евхаристии, на Литургии, но ничто не запрещает вам поминать их вместе с другими, запавшими вам в душу крещёными детьми, когда вы молитесь сами. Поэтому подавайте на любые молебны все имена крещёных, а тех, которые не крещены, поминайте вместе с крещёными, когда молитесь сами о них, когда у вас есть для этого силы, время и сердечное движение. И да исправится их жизнь к лучшему молитвами вашими и тех, кто будет так же сердобольно относиться к ним. Спасибо. — Здравствуйте, отец Андрей. Как относиться к большому количеству мигрантов исламского вероисповедания? Это всё не безвредно для нас, для нашей души. Их так много, что теряешься даже. Везде они: автобусы водят, троллейбусы, в магазинах они, в аптеках. Где наши русские, я не знаю. —Вопрос не в том, что их много, а вопрос — где наши русские? Очевидно, здесь есть несколько вопросов в одном, и несколько ответов. Очевидно, что люди приезжают в Россию не от большого счастья, а от того, что у них на родине нет возможности заработать, их выгоняет из нажитых мест безработица, бедность. |
| Грех нелюбви к какому-то конкретному человеку можно исправить и после его смерти, и это не поздно, если иметь в виду искреннее раскаяние, поэтому мне очень жаль тех христиан, которые с воинственностью отреклись от молитвы за умерших. Я много читала об истинно христианском отношении к смерти. О том, с какой радостью христиане апостольских и последовавших за ним времен встречали смерть святых, воссоединившихся в другой жизни со Христом. “Не плакать, а молиться надо за умерших”, — призывают многие духовные авторы. Иногда говорят и о прямом вреде слез для их сорокадневных мытарств и восхождения. Однако мне хотелось бы привести и пример другого рода. Вот поэт Жуковский. Многое в его наследии может быть представлено как образец отношения истинного христианина к смерти родных и близких. Создается такое впечатление, будто он о них никогда и не плакал, а только светло и нежно радовался их переходу в мир иной. Жуковский любил всматриваться в лица умерших людей и по их выражению разгадывать некую великую тайну. Так он смотрел на Пушкина: “Когда все ушли, я сел перед ним и долго один смотрел ему в лицо. Никогда на этом лице я не видел подобного тому, что было на нем в эту первую минуту смерти”. А вот его “Воспоминание”, дышащее не обыкновенным покоем: О милых спутниках, которые наш свет Своим сопутствием для нас животворили, Не говори с тоской: их нет; Но с благодарностию: были. Казалось бы — какое светлое христианское чувство! Однако есть в нем что-то излишне легкое и чего-то в нем не хватает… Не слез ли? Вот эта недостаточность скорби об ушедших из жизних людях отмстила поэту жестоко. Смерть научила его уважать себя, но — на смертном одре. Он сильно мучился именно страхом смерти, боялся ее и горько плакал. Так свидетельствовал о смерти Жуковского его духовник, бывший при нем в течение этого времени. К чему я это пишу? К чему оправдываю слезы, которые так часто не соединены с молитвой? Мое поколение в силу условий, которые его сформировали, многое “пропустило” в своей жизни. Огромен помянник тех, кто ушли от нас неоплаканными и незамоленными. Молиться за них нас не учили. Надо это восполнить и всех, отдаленных уже десятилетиями, оплакать и молить Бога простить им и нам, детям их, все множество грехов наших. |
| Облачаюсь: «Возрадуется душа моя о Господе…» Ну, вот и начинаем, благодарение Богу. «Искупил нас от клятвы законныя Честною Твоею Кровию…» Неяркий свет свечи отблескивает на сосудах, мягко рисует расстановку на жертвеннике, неизменную из века в век, и каждый день новую. «Помяни, Господи, великого господина и отца нашего Святейшего патриарха… богохранимую страну нашу Российскую, власти, воинство и народ ея… Помяни, Господи… Помяни, Господи…» И во всем вдохновенном и стройном чине Литургии нет другой такой сосредоточенной минуты, как незаметная, невидимая наружному глазу проскомидия. Пробегаю глазами строчки записок и помянников: имена живых и умерших, знакомые и незнакомые, переплетаются сплошной вязью, веки неудержимо тянет вниз, тени и отблески пускаются в хоровод друг за другом… Странное обыкновение: всегда, именно в этот момент, тяжкой волной накатывает утомление и сонливость. Читал где-то, дескать, какая скверная манера бывает у священников: закрывать глаза во время службы. Откуда им, сердешным, знать, что глаза у нас закрываются сами собой в любую минуту, от свинцовой, непереносимой усталости… Храм, между тем, наполняется людьми. Включили свет, раскочегарили печку, открыли свечной ящик, зажигают лампады перед иконами, переговариваются вполголоса. Регент с певчими уже на клиросе, пробуют какие-то музыкальные фразы, словно скрипки настраивают. Пора давать возглас. «Благословен Бог наш…» – и в полумрак высокого купола полился мерный распев славянской речи. А мне, пока читают часы, надо разжечь кадило и закончить проскомидию. …Плитка-то не греет! Где-то спираль перегорела, не в первый раз уже. Давно надо купить новую, да на охоту ехать – собак кормить. Кадило разжег бы и на свечке, но без горячей воды не обойдешься. А, вот он, разрыв, сейчас скрутим, и порядок. Что ж она такая колючая?… Ого! Это уж слишком… Да-с, забыл вытащить вилку из сети. Двести двадцать вольт. Благодарю Господа: могло быть существенно хуже. Впрочем, не до рассуждений, счет пошел на минуты. Последние поминовения у жертвенника; изъятые частицы ложатся на дискос, просфоры – в корзинку. Плитка дает жару, уголь светится малиновым огнем, извлекает из янтарных крупиц ладана неповторимый запах знойных хвойных лесов. |
| Братия, находящиеся в послушаниях, бывают во все праздничные дни при всех церковных службах; в прочие же дни недели приходят к утрени и, отслушав ее до шестопсалмия, идут на труды свои, а после вечерней трапезы участвуют в общем вечернем правиле. Богослужение отправляется по церковному уставу — состоит из утрени или всенощной перед праздником, двух Литургий ранней и поздней, вечерни и правила, которое совершается после ужина и заключается в чтении молитв на сон грядущим, помянника и в нескольких поклонах. Напев употребляется знаменный, или так называемый столбовой — старинный русский. Тоны этого напева величественны, протяжны, заунывны; изображают стоны души кающейся, вздыхающей в стране своего изгнания о блаженной, желанной стране радования вечного, наслаждения чистого, святого. Так! эти самые тоны, а не иные, должны раздаваться в этой обители, которой самые здания имеют образ темницы, назначенной для рыданий, для плача о своем плене, для дум глубоких, для размышлений о вечности. Эти тоны в гармонии с дикою, строгою природою, с громадными массами гранита, с темным лесом, с глубокими водами. Эти тоны то тянутся плачевно, тоскливо, как ветер пустынный, то постепенно исчезают, как эхо среди скал и ущелий, то гремят внезапно. Они то с тихою скорбию приносят жалобу на греховность, выражают томящую и снедающую скорбь по причине греховного бремени, то, как бы от невыносимой тяжести этого бремени, от ударов греха, начинают вопиять и призывать помощь неба: тогда они гремят! Величественное Господи помилуй подобно ветру пустынному: так оно плачевно, умилительно, протяжно! Падший человек ощутил, при помощи уединения и самовоззрения, свое падение, увидел его в себе, убедился в нем и предался непрестанному стенанию в надежде помилования. Песнь Тебе поем оканчивается протяжным переливающимся звуком, постепенно стихающим, теряющимся незаметно под сводами храма, как теряется эхо в пространстве воздушном. Когда же братия запоют на вечерне, Господи воззвах к Тебе, услыши мя, то звуки сперва как бы исходят из глубокой пропасти, потом с быстротою и громом исторгаются из нее, несутся к небу, несут туда мысль и желание, пламенные, как молния; тогда они гремят! Художник найдет в пении валаамском много негладкостей, недостатков в исполнении, но он же и признает в нем полное преобладание благоговения и набожности, необыкновенную энергию, которая и умиляет, и потрясает душу. Здесь все должно быть важно, грандиозно. Все веселое, легкое, игривое показалось бы странным, уродливым. Не устрашитесь от этого сказания, сказания правдивого. Не подумайте, что здесь живет, может жить только несчастие. Нет! И здесь есть свое утешение: утешение плачущих, возвещенное в Евангелии. |
| Священник, наклонив опять голову, молится тихо: «Ещё приносим Тебе это разумное и безкровное поклонение, и призываем, молимся и умоляем: ниспошли Святого Своего Духа на нас и на эти предлежашие дары». Диакон полагает опахало, которое держал, или покров, в сторону, ближе идёт к священнику, и оба трижды поклоняются пред святым престолом и, молясь, говорят трижды про себя тихо: «Боже! будь милостив ко мне грешнику!» . Ты, Господь, ниспославший в третий час всесвятого Духа апостолам, — не отними Его, добрый, от нас»; и (ещё): «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (Пс.50:12). Потом, диакон, наклонив голову, указывает орарем (на) святой хлеб, и говорит тихо: «Благослови, владыка, святой хлеб». И священник, став прямо, трижды делает знак (креста) над святыми дарами, говоря тихо: «Сделай этот хлеб честным телом Своего Христа». Диакон: «Истинно». И диакон опять: «Благослови, владыка, святую чашу». Священник, благословляя, говорит: «А то, что в этой чаше, — честною кровью Своего Христа». Диакон: «Истинно». И диакон, опять указывая орарем (на) то и другое святое, говорит: «Благослови, владыка». Священник, благословляя рукою то и другое святое, говорит: «Изменив Своим Святым Духом». Диакон: «Истинно, истинно, истинно». И диакон, наклонив голову (к) священнику и сказав: «Вспомни, владыка святой, меня, грешника», переходит на место, на котором прежде стоял, взяв опять также опахало, как прежде. Священник молится тихо: «Так, чтобы причащающимся было (это причащение) в трезвенность души, в отпущение грехов, в общение (со) Святым Духом, в полноту небесного царства, в откровенность пред Тобою, не в суд, или в осуждение. Ещё приносим Тебе это разумное поклонение за почивающих по вере: праотцов, отцов, патриархов, апостолов, проповедников, евангелистов, мучеников, исповедников, воздержников и всякий дух, скончавшийся по вере», громко: «преимущественно (за) всесвятую, чистую, преблагословенную, славную нашу Владычицу, Богородицу и Всегда-Деву Марию». Хор поёт: «Достойное (дело) насколько истинно ублажать Тебя, Богородицу»; или песнь дневную. Диакон кругом окаждает святой престол и помянники 47 ; вспоминает из усопших и живых, которых желает. |
| И в какой-то момент работа мне стала давать понимание того, что жизнь человеческая не может существовать без цели. А если так, то должно быть что-то выше нас. Есть такая теорема Гёделя о неполноте: непротиворечивость системы не может быть доказана в рамках самой системы. Другими словами, смысл человеческой жизни не может быть объяснен исходя из самой человеческой жизни. Если жизнь бесцельна, то и медицина не нужна в принципе: какая разница, умрешь ты сейчас или через десять лет, если все равно тебя не станет, ты исчезнешь? Кстати говоря, почему в Советском Союзе не было нейрореанимации? Потому что неврологический больной, выйдя из тяжелого состояния, становится глубоким инвалидом, а жизнь таких людей, исходя из материализма, не имеет смысла — такие люди не нужны для строительства социализма... Я стал задумываться над такими вещами, так и пришел к вере в Бога. На богослужении в сане иеродиакона Смерть как работа и как тайна Понятно, что у человека, который со смертью работает, отношение к ней более трезвое, спокойное. У меня нет священного ужаса перед смертью. Я отношусь к ней как к работе. В Писании сказано, что дело врача — продление жизни: Ибо и они (врачи) молятся Господу, чтобы Он помог им подать больному облегчение и исцеление к продолжению жизни (Сир 38:14). В этом смысле разница между врачом и обычным человеком, может быть, только в том, что врач более трезво смотрит на это. Умер человек — помяну его потом: весь мой помянник исписан моими покойниками. Но тайна смерти от этого никуда не девается! К примеру, есть определенная точка, после которой мы не можем отвратить смерть. Самый характерный пример этому — уход моей бабушки. Она тяжело болела и в последние минуты была уже без сознания. Я и еще несколько человек находились рядом. И вдруг, будучи без сознания, бабушка подняла руку и сделала жест, который можно было понять однозначно только одним образом: «Всё». После этого никакие реанимационные меры не помогали — сердце не запускалось. Свидетелей этого жеста было несколько, так что показаться мне не могло. |
| Спаси, Господи, и помилуй Великаго Господина и Отца нашего Святейшаго Патриарха (имя) , преосвященныя митрополиты, архиепископы и епископы православныя, иереи же и диаконы, и весь причет церковный, яже поставил еси пасти словесное Твое стадо, и молитвами их помилуй и спаси мя грешнаго. (Поклон) Спаси, Господи, и помилуй Великого Господина и Отца нашего Святейшего Патриарха (имя), преосвященных митрополитов, архиепископов и епископов православных, также иереев и диаконов, и всех служителей церковных, которых Ты поставил пасти духовное Твое стадо, и по молитвам их помилуй и спаси меня, грешного. Спаси, Господи, и помилуй отца моего духовнаго (имя), и святыми его молитвами прости моя согрешения. (Поклон) Спаси, Господи, и помилуй отца моего духовного (имя его), и по святым его молитвам прости мои согрешения. Спаси, Господи, и помилуй родители моя (имена), братию и сестры, и сродники моя по плоти, и вся ближняя рода моего, и други, и даруй им мирная Твоя и премирная благая. (Поклон) Спаси, Господи, и помилуй родителей моих (имена их), братьев и сестер, и родных мне по плоти, и всех близких роду моему, и друзей, и даруй им земные Твои и небесные блага. Спаси, Господи, и помилуй по множеству щедрот Твоих вся священноиноки, иноки же и инокини, и вся в девстве же и благоговении и постничестве живущия в монастырех, в пустынях, в пещерах, горах, столпех, затворех, разселинах каменных, островех же морских, и на всяком месте владычествия Твоего правоверно живущия, и благочестно служащия Ти, и молящияся Тебе: облегчи им тяготу, и утеши их скорбь, и к подвигу о Тебе силу и крепость им подаждь, и молитвами их даруй ми оставление грехов. (Поклон) Спаси, Господи, и помилуй старцы и юныя, нищия и сироты и вдовицы, и сущия в болезни и в печалех, бедах же и скорбех, обстояниих и пленениих, темницах же и заточениих, изряднее же в гонениих, Тебе ради и веры православныя, от язык безбожных, от отступник и от еретиков, сущия рабы Твоя, и помяни я, посети, укрепи, утеши, и вскоре силою Твоею ослабу, свободу и избаву им подаждь. (Поклон) |
| Разделы портала «Азбука веры» См. также Записка церковная Помянник – небольшая книжка или тетрадка с записанными в ней для молитвенного поминовения именами живых и усопших. Называется еще синодиком. Почти у каждого христианина имеется маленькая книжка, называемая помянник – образ древнего диптиха, где написаны имена живых и усопших. Эту книжку он подает в храме на проскомидию и ектеньи, на молебны и панихиды, ее он должен читать ежедневно в своих домашних молитвах. Что означает список имен? Каждое имя знаменует собой человека: в списке живых – человеческую личность, в списке умерших – душу, ушедшую в другой мир – в неведомое нам бытие. Помянник это то духовное поле, на котором мы невидимо встречаемся с душами живых и усопших, не только с ними, но и с их ангелами-хранителями. Помянник – это связь между живыми и мертвыми, между всеми, кто носит имя христианина, связь через благодать, где нет препятствий и расстояний, нет далеких и близких, нет разделения и различия между живущими на земле и теми, кто находится под землей, чьи тела пребывают в могилах, как на своих ложах до воскресения из мертвых. Мы все находимся в духовном граде, имя которого Церковь . Помянник это место встречи; путь туда лежит через человеческое сердце. Только голос сердца слышен на небе, а слова одних уст бесследно растекаются по воздуху и исчезают, как рябь на поверхности воды. Нерадивая молитва не единит человеческих душ; она похожа на цепь с разорванными звеньями. Под каждым именем скрыт человек, с его нуждами, страданиями и болью. Каждое имя это уста, которые просят нас о помощи, особенно имена умерших – это беззвучные крики из могил. Мы должны обращаться с именами, словно с теми людьми, которые скрыты под ними, как под завесой. Есть обыденное выражение «читать помянник». Как часто мы делаем это буквально – читаем, а не молимся, перечисляем имена, будто отсчитываем камушки, а нередко читаем с отключенным сонным сознанием, расслабленной волей, рассеянными мыслями, как будто слепыми глазами. Молитва имеет один корень со словами «молить, умолять, миловать, милость, умиление». Молиться это просить Бога о помиловании, как осужденный просит судью о пощаде. Умолять это значит, чувствовать чужую боль, как свою собственную, это протягивать руку упавшему, это как бы брать на себя тяжесть изнемогающего под ношей. Молиться – значит обращаться к морю божественного милосердия, поэтому молитва должна быть одушевлена надеждой; даже белый цвет страниц помянника, на которых написаны имена, служит как бы фоном молитвы, а вернее знаком надежды, с которой мы должны произносить их. |
|
|
