| Привожу Вам выдержку из этого письма. «В новом месте позанимались, но праздничного ничего не было и трапеза скудна и тревога. Пришел неожиданно Герман с довольно петушиным настроением, и обидой, что не приняли его посланника, с подчеркиванием, что он не одобряет М.С. (митрополита Сергия. – Ред.), но не может отделаться от него и т. д.». Разве не ясно отсюда, что епископ Герман Ряшенцев приходил для встречи с Вами к Вам на квартиру. Отвечайте. Ответ: Ряшенцев приходил ко мне на квартиру, но меня дома не было. Вопрос: В письме Вы об этом ничего не пишете, наоборот, Вы подчеркиваете, что Ряшенцев пришел к Вам неожиданно, после службы в праздник и что Вы с ним беседовали по многим вопросам. Следствие считает, что Вы в этом вопросе уличены Вашими документами, но не хотите признаться в этом (подчеркнуто мной. – Ред.). В этом Вас уличает еще одно обстоятельство. Выше Вы показали, что с Германом Ряшенцевым Вы встретились якобы на почте в Сыктывкаре и беседовали 15–20 минут о том, как кто из Вас провел время с момента предпоследней встречи. В письме же (упомянутом) Вы описываете происходившую между Вами политическую беседу. Следствие требует от Вас правдивых показаний. Ответ: Я утверждаю, что с Германом Ряшенцевым я встретился только один раз за все мое пребывание в Сыктывкаре и никаких политических бесед с ним не вел. Вопрос: Архимандрит Холмогоров показал, что у Вас с епископом Ряшенцевым состоялась встреча по вопросу о создании нелегального контрреволюционного блока между ссыльным епископатом и митрополитом Сергием для совместной борьбы с Советской властью. Расскажите об этом. (Это уже попытка «подкопа» под митрополита Сергия. – Ред.) Ответ: О создании контрреволюционного блока между ссыльным епископатом и митрополитом Сергием мы с епископом Германом Ряшенцевым не говорили. Вопрос: Вам зачитывается показание архимандрита Холмогорова, которым Вы уличаетесь в том, что показывали неправду? (Это, видимо, «протоколы допросов», а скорее всего, уже целиком написанные следователем «показания» о. |
| Вопрос: Следствие предлагает Вам не настаивать дальше на своих ложных показаниях и по всем другим вопросам и требует рассказать правду. Ответ: Дополнить и изменить предыдущие показания ничем не могу. Вопрос: Следствие указывает Вам, что Вы продолжаете настаивать на своих ложных показаниях по тем пунктам, которые следствием подтверждены документально и показаниями обвиняемых. В частности, Вы отрицаете наличие существовавшей к/р организации «Иноческое братство князя Даниила» и свое участие в ней в качестве руководителя, но это неправда. Вас в этом уличают обвиняемые Холмогоров, Алексеев и др., показания которых Вам уже были зачитаны. Что Вы можете показать? Ответ: Показания Холмогорова и Алексеева я считаю необоснованными. Вопрос: В своих показаниях Холмогоров приводит конкретные факты – нелегального, контрреволюционного руководства Вашего организацией. Холмогоров, в частности, показал, что в 1935 году Вы как руководитель к/р «братства» давали директиву о том, как создавать «домашние скиты, общины и тайные обители». Подтверждаете ли Вы это? (Это всё из писем! – Ред.) Ответ: Эти показания я отрицаю. Вопрос: Вы в письмах Холмогорову писали, что «скиты», «тайные обители» и т. д. должны состоять каждый не больше чем из 4–5 человек, во избежание провала. Был такой факт? Ответ: Таких указаний я Холмогорову не давал. Вопрос: Кроме того, Холмогоров показал, что Вы ему давали указания о том, кого и на каких условиях принимать в организацию и допускать на нелегальные собрания групп, в частности Вы предложили Холмогорову не принимать в организацию и на собрание группы Серафима Голубцова. Расскажите об этом. Ответ: В одном из писем (подчеркнуто мной. – Ред.) я действительно Холмогорову предлагал прекратить молитвенное и другое общение с Голубцовым Серафимом, поскольку последний обвинил нас в раскольничестве. (Всё письма! – Ред.) Вопрос: В одном из писем Холмогорову в 1936 году Вы посылали ему т. н. «раскаивание» в том, что недостаточно активно выступали в свое время против передачи государству церковного имущества, которое (раскаяние) воспринято было, как призыв к верующим оказать сопротивление закрытию церквей. Было послано такое письмо Холмогорову? |
| Симеон при своем состоянии здоровья в тюрьме, без должного ухода, мог дожить до мая. Тем более, что предыдущие допросы вел другой следователь, вел как-то вяло, а теперь опять энергично взялся за дело следователь Новиков. Допрос о. Симеона (Холмогорова) – 11 мая: «Вопрос: В документах, изъятых у Вас в связи с Вашей антисоветской деятельностью, довольно часто встречаются такие места, в которых указывается на причастность к возглавляемому Вами и Поздеевским контрреволюционному «иноческому братству» вдохновителей контрреволюционной платформы «ссыльных епископов»,отражающей идеологию фашистски настроенного духовенства («платформы ссыльных епископов» стало уже мало, добавился «фашизм». –Ред.). Исходя из этого и из ряда Ваших предыдущих показаний, следствие считает, что упомянутое «братство» является филиалом межобластной (пока «межобластной». – Ред.) подпольной контрреволюционной организации церковников, руководимой нелегальным центром. Вы подтверждаете это? Ответ: Да, я это подтверждаю полностью. Действительно контрреволюционное «иноческое братство Даниловского монастыря» является филиалом разветвленной межобластной контрреволюционной организации церковников (невозможно представить, чтобы монах мог сказать, что «братство» является филиалом (!) разветвленной (!) межобластной (!) организации церковников (!!!), следователь выражается как может, на своем языке. – Ред.), руководимой ссыльными иерархами митроп. Иосифом Петровых , митроп. Кириллом Смирновым, архиепископами Поздеевским и Самойловичем. (Видимо, получен «заказ» на «раскручивание» «преступных связей» именно этих, наиболее авторитетных иерархов, потому что, судя по всему, действительных связей между ними не было, на это нет никаких указаний даже в письмах. Видимо, это была общая тенденция в то время, весной 37-го, необходимо было наконец расправиться с этими людьми окончательно, хотя все они и так не выходили из ссылок. – Ред.) Вопрос: Расскажите более подробно о структуре этой организации. Ответ: Вся упомянутая выше контрреволюционная организация разделяется на отдельные «братства» и «обители» – вернее, филиалы, которые каждый в отдельности возглавляются или митрополитом, или архиепископом. |
| Для восполнения духовного образования он, вместе с учениками духовных школ, часто посещал монастыри, совершал паломничества к «старцам», справедливо полагая, что «пастырское настроение создается не количеством богословских предметов, а всем духом школы». Беспорядки, всколыхнувшие весь государственный строй России, не обошли стороной и духовные школы. Главной причиной их, как полагают некоторые исследователи того периода, было недовольство учащихся положением, при котором лица духовного звания не могли якобы поступать в светские учебные заведения, и наоборот, светские не могли поступать в духовные школы 22 . С этим утверждением нельзя согласиться, т.к. на слуху и в памяти мы знаем примеры обратного: и священник Павел Флоренский (1937), воспитанный родителями «вне всякой исторической религии», пришел в духовные школы, и будущий митрополит Николай (Ярушевич , 1961) окончил С.Петербургскую духовную академию уже после курса физико-математического факультета университета, многие выпускники семинарий и академий, после окончания своих профильных школ шли в науку и на светское поприще. Никаких препятствий им в этом не чинилось. Сам владыка Федор рассматривал вопрос обучения будущих пастырей и систему образования в будущих духовных школах вне сословных рамок и предлагал форму преподавания в ней, построенную на атмосфере церковности и строгого порядка. Критерием отбора для поступавших во внесословные духовные школы, по его мнению, должны были служить преданность Богу и Церкви. Конечно, своими постоянными призывами к духовности и возвращению к святоотеческому преданию он вызывал недовольство среди проводников обновления и изменения Церкви в угоду велениям времени. Реформаторы нового времени хотели выйти из церковной опеки любой ценой, создать свою автономную, выстроенную на последних достижениях науки академию. Они требовали отставки ректора, который своей духовной жизнью, своими призывами к воспитанию пастырства «тормозил прогресс» нового порядка. История вскоре все поставит на свои места. |
| Счастлива еще эта школа, когда педагоги ее так высоко, так свято и чисто понимают свою задачу и свой нравственный долг. Если бы побольше было приставленных к делу школьного воспитания и обучения людей с идеальным характером, то, думается, можно было бы быть вполне спокойным за судьбу дорогого нам больного – семинарии. Все согласны в том, что положение больного крайне тяжелое, все согласны в необходимости для него сложной и опасной операции, но далеко не все согласны во взгляде на самый ход операции и личности операторов – в этом главная печаль нашего положения. Что будущее несет нам – тайна. Во всяком случае, я надеюсь, что присутствие ваше в этой семинарии если и предотвратит плачевного исхода операции, то значительно облегчит страдания умирающего. Великого я в здешней семинарии ничего не сделал. Хотел я делать добро – это правда. Если что и сделано доброго, сделал не я, а Бог; худое – мое, моей жизненной неопытности и юношеской еще доверчивости. Годы моего пребывания в Тамбове были годами моего духовного рождения и сурового воспитания в самостоятельности и решительности. Многое, может быть, было понято неправильно, многое, может быть, и сделано не так; да будет все это прощено мне во имя искренней благожелательности к семинарии в ее целом. Вам – сердечное спасибо за то, что вы облегчили мне скорби моего рождения и воспитания. Сердечность, искренность речей и утешение любви, которыми так обильна наша нынешняя прощальная трапеза, коренным образом переменили настроение моего духа, обычного в последнее время. И этот прощальный луч света, которым вы дарите меня при расставании, как ясный солнечный луч, прорезывающий хмурое осеннее небо, таким теплом и бодростью входит в мое сердце, что кажутся ничтожными самые скорби и испытания, пережитые здесь. Я не сетую на эти скорби, ибо в нашей жизни скорби имеют громадное воспитательное значение, и кто знает, чем лучше вырабатывается характер человека: скорбями или радостями. Знаю только одно, что горе человеку, аще вси человецы рекут добре, и в этом слове Господнем, думаю, и вы найдете утешение, а в раскрытии глубокого смысла сих слов обретете мужество и силы в несении общего нам педагогического креста. |
| Здесь у наиболее даровитых и энергичных субъектов и создается твердое намерение покончить с духовным ведомством, перейти в светское учебное заведение. Для того только, чтобы заручиться правами, они, насилуя себя, доканчивают семинарский курс. Большинство же покладистых семинаристов в силу необходимости мирятся со своим положением: «Нехотя, с греховным пренебрежением изучают они богословские науки и преспокойно оканчивают семинарию. И вот они – кандидаты священства, будущие пастыри «поневоле»... Этот «средний» семинарист, не находящий в себе достаточно сил выбиться из сословной колеи, и дает наибольший контингент служителей церкви. В особенности поистине «ловушкой» является духовная семинария для сирот, воспитывающихся на казенный счет... Эти последние под давлением материальной нужды и, пожалуй, некоторых обязательств за полученное образование, безропотно идут «на епархию», не считаясь с сердечным влечением и запросами духа... Прискорбно, что все окончившие семинарию, не пройдя никакого нравственного искуса, по одному только образовательному цензу аттестуются, как правоспособные носить священный сан...» («ТЕВ», 1905). Несомненно, что тяжелое положение духовной школы в России вызывало озабоченность не у одного только «недавнего семинариста». Однако выход из этого положения каждому виделся по-разному. Ситуация осложнялась еще и тем, что в России нарастало революционное брожение, и все чаще оно находило себе почву в тех же духовных семинариях... Тамбовская семинария поначалу не отличалась особенной революционностью среди других учебных заведений города. Однако уже с 1901 года в среде семинаристов стало заметно повышенное возбуждение, интерес к общественным проблемам, особенно к вопросу о реформе средних учебных заведений. Доходили слухи о волнениях в других семинариях, отголоски студенческих волнений, жадно читались газетные статьи, осуждающие порядки духовной школы. В октябре 1901 года в Тамбов приезжает, как стало известно Департаменту полиции, под чужим паспортом молодой человек, назвавший себя Быстровым. Он представился агентом «Центрального организационного совета семинаристов» (полное название – «организационный совет по устройству движения среди воспитанников семинарии»), местом пребывания которого была Казань. |
| Вообще теперь все школьное дело предоставлено единоличному усмотрению епархиального архиерея, при чем является необеспеченной бесспорная компетентность этого устроения в делах учебных и педагогических и не исключена возможность незакономерного пользования властью. В связи с этим и положение ближайших начальников семинарии – ректоров – представляется несоответствующим действительным интересам школы. Назначаемые сверху, а не избираемые на месте, они сплошь и рядом являются для школы людьми случайными и совершенно чужими, которым не понятны и не дороги местные традиции и предания, которым поэтому весьма нелегко установить тесную внутреннюю связь со школой и корпорацией и жить с ними дружной общей жизнью на благо школы» (ГАТО, ф. 186, оп. 112, д. 1, л. 49). Далее предлагалось иметь «епархиальному архиерею только общее наблюдение за ходом школьной жизни – за тем, чтобы строго соблюдались в ней требования действующих узаконений и чтобы в действие приводились только такие мероприятия школьного управления, которые вполне и всесторонне обоснованы; но начальственное усмотрение его по отношению к школе должно быть строго ограничено. Ближайшее наблюдение за учебно-воспитательной стороной школьной жизни, направление этой жизни согласно требованиям Устава и постановления Совета семинарии и объединение деятельности школьной корпорации на этих началах принадлежат ректору семинарии, избираемому Советом, закрытой баллотировкой, сроком на пять лет, и утверждаемому в должности Советом окружной академии. Он состоит в сане протоиерея, занимает одну из семинарских кафедр, но имеет уроков не более 12» (ГАТО, ф. 186, оп. 112, д. 1, л. 50). Все дальнейшие предложения Общего Педагогического Собрания сводились к обмирщению духовной школы, выборному началу и пересмотру программ, так что некоторые пункты совпадали даже с пунктами петиции, поданной семинаристами. Понятно, что архимандриту Феодору в таком преподавательском окружении, по своим взглядам с ним прямо противоположном, приходилось нелегко, хотя у него были единомышленники. |
| В то же время у владыки были и близкие по духу люди, и студенты, и единомысленные с ним преподаватели, и друзья, сподвижники, в воспоминаниях которых владыка Феодор предстает совсем другим человеком – милостивым, внимательным, заботливым, любящим, остроумным, способным на неожиданные и неординарные поступки. Владыка далеко не всем раскрывал сокровенные тайны своей души, далеко не каждого впускал в свое сердце, но если впускал – то человек на всю жизнь становился его верным другом и помощником. У владыки был круг людей, преданно его любивших, не прерывавших с ним связи даже когда это было опасно, в лагерях и ссылках. Владыка Феодор, безусловно, был яркой и неординарной личностью, оставлявшей незабываемый след в душах и памяти людей. Многие из его учеников в академии, затем ставших даниловскими насельниками, были преданы владыке до конца, до мученической кончины. А те немногие, и не только даниловские монахи и прихожане, но и его ученики-епископы, кто пережил осень 1937 года, через всю свою жизнь пронесли благодарную благоговейную память о владыке Феодоре, о Даниловом монастыре, о том особом даниловском исповедническом духе, который укреплял их потом на протяжении всей последующей жизни. Приведем некоторые из воспоминаний о владыке Феодоре, в которых наиболее ярко и отчетливо видна не только его незаурядная личность, но и мудрый и простой человек. Владимир Македонович Волков был студентом Московской Духовной Академии в 1915-1919 гг. Спустя полвека, будучи заведующим академической библиотекой, он написал свои воспоминания о ректоре Академии тогда ее епископе Феодоре. Вот, что он пишет: «В оценке личности руководящих деятелей современники не всегда бывают единодушны, справедливы и беспристрастны, тем более в том, что касается именно епископа Феодора. Тогда, в буре революционных событий, в угоду духу времени, многое из устанавливаемых порядков казалось ничем не оправданным и даже совершенно чуждым по духу церковности и каноничности. Обычно, характеризуя личность ректора Московской Духовной Академии епископа Феодора, говорят, что он был человеком самозамкнутым, большой индивидуальности, по взглядам своим строгим консерватором, что по существу он не вникал во внутреннюю жизнь Академии и в быт студентов, был недоступен не только для студентов, но и для профессоров и держал себя с ними отчужденно, что близко и душевно он не сходился ни с кем. Казалось, он жил сам по себе, а Академия сама по себе. Однако же он управлял Академией восемь лет (с 19 августа 1909 года по апрель 1917 года), да еще в какое время... Его же предшественники по ректорству в Московской Духовной Академии занимали эту должность лишь по пять-шесть лет. |
| 13 марта. Понедельник. Я встал очень рано и уже в 8 ч. утра вышел из дома, предполагая дойти до вокзала пешком, т. к. после вчерашнего социалистического праздника не рассчитывал на движение трамваев ранним утром. До Лубянской площади пришлось действительно идти пешком. Ехали в вагоне с С. И. Соболевским, беседуя о событиях, об университетских делах. Я высказывал ту мысль, что теперь во власти факультета и Совета – ошельмовать каждого из нас, забаллотировав его при переизбрании, раз поставлен вопрос об очищении Университета от неморальных элементов. Беседовали о событиях с сидевшей против нас дамой. То, что я нашел в Академии, превзошло всяческие ожидания. Я, заходив в гостиницу, несколько запоздал к началу заседания Совета. Когда я вошел в гостиную ректора [епископа Волоколамского Феодора (Поздеевского) ], где уже все сидели в обычном порядке, я увидел за столиком секретаря вместе с Н. Д. Всехсвятским, сидящего черненького господина невысокого роста, и подумал, что Н. Д. [Всехсвятский] пригласил кого-нибудь себе в помощники, ввиду продолжительности заседания. Ректор, поздоровавшись со мной, продолжал речь, начатую до моего прихода, что он признает ревизию незаконной, что по уставу ревизию назначает Синод, что Академии обер-прокурору не подчинены, что вчера произошла скандальная сцена, когда ревизор ревизовал кухню и выражал удивление, почему ректору отпускается 15 булок, а студенты, служители и повар при этом гоготали: мало ли, что он берет 15 булок, что ж из этого, если он их оплачивает. Ректор стал предлагать Совету высказаться, считает ли он ревизию законной. Вдруг при этих словах маленький черненький человек, сидевший за секретарским столиком, прервал ректора словами: «Довольно! Я должен прервать Ваше преосвященство. Я являюсь здесь по поручению обер-прокурора, члена Временного правительства 702 , которому все обязаны повиноваться!» Эти слова были выкрикнуты звонким металлическим тенором. Я понял, что это и есть ревизор. С. И. Соболевский говорил мне по дороге, что ревизовать Академию назначен Тесленко; я подумал, что это и есть адвокат Тесленко, но выговор на «о» и произношение «своей», «моей» напоминали что-то академическое. |
| 260 Некоторые из старинных авторов ( Dessovius. Vita monastica et nasiraeorum inter se collata. Киев, 1703; Less. Progr. super lege mos. de nasiraeatu, prima eademque antiquissima vitae monasticae improbatione. Goettingen, 1789) думали видеть в ветхозаветных назореях разновидность нынешних монахов, но, конечно, можно говорить только о некотором предызображении монашества преимущественно с внешней стороны, так как и во всем Ветхий Завет , будучи сению грядущих благ, а не самым образом вещей ( Евр. 10, 1 ), требовал от человека исполнения внешних правил поведения, а не внутреннего возделывания духа, в чем, собственно, и состоит истинное иночество. 262 Смирнов Н. Терапевты и сочинение Филона Иудея «О жизни созерцательной». Киев, 1909. Conybeare F. С . Philo about Contemplative Life. Oxford, 1895. Lucius P. E. Die Therapeuten und ihre Stellung in der Geschichte der Askese. Strassburg, 1880. 263 Чемена К. Происхождение и сущность ессейства. Опыт историко-критического исследования. Черкассы, 1894; Schurer E. Geschichte des judischen Volkes/Zeitalter Jesu Christi. Bd. 3. Leipzig, 1898. S. 556–584. 264 Психологические и антропологические причины происхождения аскетизма хорошо и подробно выяснены в «Аскетике» еп. Феодора (Поздеевского) . См.: Феодор, еп. Из чтений по пастырскому богословию. Сергиев Посад, 1911. С. 18 и след., 115 и след. 267 Selden J. De diis syris, II, 2. 1680. P. 157 et suiv.; Movers. Die Phonizier. Bd. 1. S. 559 ff. 1841; Lucianus. De Syria dea (есть русский перевод: Лукиан. Сочинения. Т. 1. М., 1915. О Сирийской богине.) 268 Doellinger J. Heindenthum und Judenthum. Regensburg, 1857. S. 498–499. Кроме указанных извращенных и неизвращенных форм физического девства и вообще полового воздержания в классическое время, культовое целомудрие можно встретить еще и теперь у диких народов. Многочисленные примеры собраны в: Westermarck Ed. Ursprung und Entwickelung der Moralbegriffe. Bd. 2. Leipzig, 1909. 269 Schure E. Les Grands Inities. Esquisse de 1 " histoire secrete des religions. Paris, 1909. P. 319 suiv. Livre VI. Pythagore. Les Mysters de Delptes. Ch. IV, 2. Есть русский перевод: Шюре Э. Великие посвященные/Перевод Е. Писаревой. Калуга, 1914. С. 247 и след. Кн. VI. Дельфийские мистерии. Гл. IV, 2. |
|
|
