| 42. И когда бесноватый — увы! — находился в таком плачевном состоянии, поселившийся в нём дух стал произносить через него слова и обращаться к мертвому телу преподобного, словно оно еще было связано с его блаженной душой: «Разве ты не пресытился трофеями победы надо мной, о ненасытный? Уже пятьдесят три года ты неотступно побиваешь, преследуешь и изгоняешь нас без пощады. Сам же ты перед пущенными нами стрелами стоял, словно камень адамант, ибо из-за сходства с ним ты носишь имя " Петр " 158. Даже теперь, несмотря на то, что ты обретаешься вне мipa людей, тебе всё мало, и ты изгоняешь меня и из этого ничтожнейшего человека, к которому я прежде проложил немало дорог и с трудом нашел лазейку, проник и ныне обитаю в нём. Но я ни за что не буду повиноваться [тебе] и не выйду, оставив едва ли не единственное удобное мне прибежище». 43. После этого — о чудо! — распростертый на земле совлек с себя свойственный покойникам бледно-желтый оттенок лица и на глазах у стоящих рядом сменил его на светящийся жизнью. Бес покидал тело бесноватого, исходя из его уст, словно дым. О случившемся можно сказать, немного изменив слова Давида: «Когда возрадовался праведный (ибо изменение оттенка [лица] было вестью именно об этом), исчез враг Божий, как дым»159. Что из нынешних или прошлых [событий] может быть величественнее этих строк, повествующих о чуде? Мертвых действительно воскрешали и некоторые из древних: тот самый Илия, а за ним — Елисей, которому Илия передал в удел благодать вдвое большую своей, но самого себя не вернул к жизни никто, кроме Христа. Подобного удостоился и [Петр], достигнув по благодати Христовой бесстрастного жительства и чудотворений. Если сравнить всех испытавших благодать чудотворений, то будет понятно, что избавление от беса для человека желаннее, чем возвращение к жизни настолько, насколько одержимость бесом ненавистнее смерти. 44. Охотник, конечно же, перешел от скорби к ликованию, и вместе с братом, к которому вернулся здравый ум, и двумя монахами, бывшими его спутниками, благоговейно160 поместил тело преподобного в лодку и отправился в обратное плавание вдоль стороны горы, обращенной на север. |
| Слегка подмигивая черным глазом из-под очков и поглаживая бороду, он сказал мне: — Самая прозрачная вода в мире. Обратите внимание. Так и говорится: светлые воды Архипелага! Видимо, ему нравились эти слова… Через несколько времени он повторил: — Светлые воды Архипелага. На Дафни путники иногда часами, а то и днями ждут парохода в Салоники. Тут еще раз почувствовалась забота и внимание монастыря — в частности, о. Кирика. Все заранее приготовлено. Мы прошли в монастырское подворье, о. Петр устроил обед — появились знакомые афонские салаты, рыбки, октоподы, красное вино. Мы пообедали весело и солнечно — в прямом смысле: солнце затопляло комнату, выходившую на море. За эти сутки о. Кирик спал полтора часа. Я видел, что он бледен. После обеда лег вздремнуть, а я пошел бродить к морю, в золотом вечернем солнце. У пристани толпились греки с ослами. Сидели в кафе два таможенника. Вдали за зеркальными водами подымались колокольни и кресты св. Пантелеймона. Ударили к вечерне. Я возвратился. Прошло не более сорока минут. О. Кирик, в ореоле своей бороды, маленький, тихий, сидел уже на диване и «вычитывал» вечерню по захваченному с собой служебнику. Как же, в монастыре вечерня, а он будет спать! На закате из-за скалы появился пароход. О. Кирик благословил меня. Почтительно поцеловал я его худую, желтоватую и легкую руку, и когда о. Петр, улыбаясь, быстрым калужским говорком с прибаутками и словечками разговаривая, вез меня и греческого «астинома» на борт «Хризаллиды», я все кивал и махал небольшой фигуре в черной рясе с золотым крестом, седобородому «прирожденному монаху», спящему два часа в сутки, вечно на ногах, вечно в служении, — к которому незаметно установилось у меня сыновнее отношение. На носу „Хризаллиды“, как Никэ Самофракийская [ ], стояла статная малоазийская гречанка древней, жуткой красоты и с любопытством глядела на берег, куда ступить не могла, на нас, на все столь странное и необычное вокруг. «Хризаллида» И вот удаляется тысячелетний Афон. «Хризаллида» плавно уходит к западу навстречу быстрому вечеру. Лимонные облака, лимонно-серебряная вода. Гора Афон под закатным светом нежно лиловеет. Впереди Лонгос смутно-сиреневый. Позже над ним встали оранжевые облака, у подножья его резкая серебряно-розовая струя и зеркально-розово-голубое море. Вообще вечер полон таких сияний, такого павлиньего блеска и радужных фантасмагорий, точно оркестром исполнялась на прощанье световая поэма. Но все быстро закончилось. Море похолодело, принимая стальной оттенок, закат побагровел, монастыри и монахи, Кирики и Пинуфрии ушли в смутно-лиловую влажную мглу. Все более оставались о них лишь воспоминания. |
| – Человече! Что боишься? Брат! Что бежишь от меня! Я такой же человек, как и ты, а не мечтание бесовское, как думаешь. Приди сюда ко мне, и я расскажу тебе все, ибо для того Бог и послал тебя сюда. Испуганный ловец воротился. Тогда святой Петр, сделав ему о Христе приветствие, начал говорить: – Дерзай, брат! Не бойся человека окаянного и грешного, во всем тебе подобного. Успокоив его таким образом, святой рассказал ему, откуда он сюда пришел, сколько уже времени здесь живет и чем питается, какие претерпел страдания ради небесных утешений, какие имеет утешения в своих скорбях и какие получил залоги вечного блаженства: словом, описал ему подробно всю свою жизнь. Выслушав святого, ловец от удивления долго не мог сказать ему ни слова. Наконец, несколько успокоившись, отвечал ему: – Честный отче! Теперь я узнал, что и меня, грешного, любит Бог, ибо удостоил увидеть тебя, сокровенного Его служителя. От нынешнего дня, раб Божий, я не удалюсь от тебя, - буду по моим силам работать Господу Богу вместе с тобой, чтобы спасти мне многогрешную свою душу. Вижу, что для того Бог и открыл мне тебя. Святой на это сказал: – Чадо мое! В настоящее время этого быть не может. Ты должен прежде испытать себя - можешь ли переносить труды подвижнические, чтобы не быть впоследствии посмеянием врагу нашему. Посему теперь иди в дом свой и какое имеешь состояние от отца твоего раздели бедным; затем воздержись от вина, мяса, сыра и масла, а более всего - от смешения с твоей женой; притом молись с сокрушенным и смиренным сердцем - и таким образом проведи весь следующий год, а потом уже приходи сюда и что откроет тебе Бог, то и делай. Добрый ловец принял к сердцу благой совет святого. Отпуская ловца с миром и молитвой восвояси, Петр заповедал ему хранить узнанную им тайну: – Ибо когда является сокровище, - говорит он ловцу, - тогда удобно крадут его тати. Итак, славя и благодаря Бога, что сподобился видеть такого Его угодника, ловец удалился домой и, живя там, провел весь следующий год по наставлению святого. |
| 15. Вот так, открыв путь ко благу для их «внутреннего человека»50, [Петр] повелел им вернуться домой, а сам вместе со [своими] спутниками продолжал путь. Корабельщики считали добродетель сего мужа причиной своего благополучного плавания при попутном ветре. Они были уверены, что и в будущем останутся целы и днем, и ночью, пока их путешествие не окончится. Они были так настроены и держались этой мысли, как вдруг совершенно неожиданно корабль перестает идти вперед и становится неподвижен, хотя ветер был попутный и порывистый, дувший в корму. И несмотря на то, что на корабле, как говорится, были распущены все снасти51, ничто не могло нарушить его неподвижность. Тогда моряки пали духом и самих их чуть было не охватило такое же оцепенение: во-первых, от изумления, а во-вторых — от невозможности что-либо сделать. Настолько необычным было это происшествие. Божественный Петр, поднявшись с [места], где сидел в молчании, и оглядевшись вокруг, спрашивает, как называется виднеющаяся вдали гора. Узнав, что это и есть [гора] Афон, он понял причину, по которой корабль не трогался с места, и объявил ее [корабельщикам]. «Здесь, — молвил он, — должно по Божией воле мне провести остаток жизни». Он велел рулевому направить корабль левее прямо к [видневшемуся] берегу, тот же ничуть не медля исполнил приказание, и сразу же корабль освободился от [невидимых] оков и поплыл с еще большей легкостью. 16. Разве могло не охватить всех [видевших это] крайнее изумление? Как получается, что пригодная для плавания природа [моря] — само неотъемлемое качество морских вод стремительно двигаться и поддерживать корабли, — которая раньше позволяла скользить по своей поверхности подгоняемым порывами ветров кораблям, теперь изменила своему естеству, приобретя взамен противоположную сущность, и стала удерживать корабль на месте, словно суша? Как оказалось возможным, что стремительный ветер, движущийся в пространстве с большей легкостью, нежели вода, постепенно ослабел и не увлекал корабль своей [для всех] очевидной силой, хотя на пути корабля не стояло никакой серьезной преграды? И то, что текучие [воды] моря соделались твердыми как земля, достойно быть прославленным как чудо не менее, чем расступившееся море, явившее землю52. Поистине, [чудо] сие достойно того, чтобы чтить его вместе с чудесами ветхозаветных времен, и повествовать о нём не меньше, чем о тех, и прославлять за него Бога, для Которого совершенно осуществимо всё, что бы Он ни задумал. |
| 49. Но в какой же похвальной речи можно перечислить всё множество чудес? Тот, у кого прежде было плохое зрение, начинал видеть зорче Линкея171; уши того, кто до этого всю жизнь был глух, становились восприимчивыми к звукам; язык иного исторгал сладкогласные речи, хотя недавно еще был немее рыбы, и все иные, кто были калеками, сразу выздоравливали. А у некоторых мгновенно исцелялось и всё тело, которому угрожала опасность стать напрасной жертвой ужасного недуга. И все радовались, рукоплескали, воспевали святому пеаны172. На самом прекрасном участке земли святому воздвигли храм, на строительство которого каждый житель пожертвовал немалую часть своего имущества173. Храм воздвигли чарующей красоты и украсили многоценными пожертвованиями. И возвышается он не только над тем участком, но и над всей этой землей, и над другими странами, где воспевают святого, где он вызывает восхищение, где его почитают ежегодными торжествами. Поистине, я восхваляю сказавшего, что «для благородных мужей вся земля — надгробие»174: ибо повсюду идет молва о совершённых ими доблестных подвигах. 50. Однако если у других людей, если не сказать «у всех людей», совершение подвигов заканчивается вместе [с их жизнью], то этот великий из отцов Петр и после смерти [остается] бессмертным вершителем добра в веках. И слава его велика не только здесь и не только по всей земле (которая вся, несмотря на величину, управляется законом благодати и подчиняется священным установлениям Евангельских глаголов), но, и это превосходит всё прочее, — и на небе, среди окружающих Бога Небесных Сил, с которыми он ныне пребывает. Ибо он (Петр) приобрел, по данной ему от Бога благодати, то, что свойственно Божественной природе175, то есть способность присутствовать везде: вместе с живущими на земле в славной и незабвенной памяти, а на небе — в числе святых от века, [где] в нескончаемом хороводе вместе с ангелами он окружает Бога. 51. Таким образом, при жизни он всё отверг, а по смерти всё унаследовал: живым убежав от мipa, он после смерти взамен стяжал небо и соединил его с землей. |
| – Человече! Что боишься? Брат! Что бежишь от меня! Я такой же человек, как и ты, а не мечтание бесовское, как думаешь. Приди сюда ко мне, и я расскажу тебе все, ибо для того Бог и послал тебя сюда. Испуганный ловец воротился. Тогда святой Петр, сделав ему о Христе приветствие, начал говорить: – Дерзай, брат! Не бойся человека окаянного и грешного, во всем тебе подобного. Успокоив его таким образом, святой рассказал ему, откуда он сюда пришел, сколько уже времени здесь живет и чем питается, какие претерпел страдания ради небесных утешений, какие имеет утешения в своих скорбях и какие получил залоги вечного блаженства: словом, описал ему подробно всю свою жизнь. Выслушав святого, ловец от удивления долго не мог сказать ему ни слова. Наконец, несколько успокоившись, отвечал ему: – Честный отче! Теперь я узнал, что и меня, грешного, любит Бог, ибо удостоил увидеть тебя, сокровенного Его служителя. От нынешнего дня, раб Божий, я не удалюсь от тебя, – буду по моим силам работать Господу Богу вместе с тобой, чтобы спасти мне многогрешную свою душу. Вижу, что для того Бог и открыл мне тебя. Святой на это сказал: – Чадо мое! В настоящее время этого быть не может. Ты должен прежде испытать себя – можешь ли переносить труды подвижнические, чтобы не быть впоследствии посмеянием врагу нашему. Посему теперь иди в дом свой и какое имеешь состояние от отца твоего раздели бедным; затем воздержись от вина, мяса, сыра и масла, а более всего – от смешения с твоей женой; притом молись с сокрушенным и смиренным сердцем – и таким образом проведи весь следующий год, а потом уже приходи сюда и что откроет тебе Бог, то и делай. Добрый ловец принял к сердцу благой совет святого. Отпуская ловца с миром и молитвой восвояси, Петр заповедал ему хранить узнанную им тайну: – Ибо когда является сокровище, – говорит он ловцу, – тогда удобно крадут его тати. Итак, славя и благодаря Бога, что сподобился видеть такого Его угодника, ловец удалился домой и, живя там, провел весь следующий год по наставлению святого. |
| «Изумляюсь, как это другие люди в подобных и еще худших условиях живут и дышат без опоры положительной, уставной, так сказать, религии! Только как взглянешь на икону или на церковные кресты из окна, так хоть на время да покажется осмысленным все жестокое бремя жизни в болезнях, в старости, заботах… л. 18об.] «Молитесь только, чтобы “враг” не сбил Вас. Его действия утонченны, и он пользуется тем, что в его личное существование нынче и многие признающие Христа не хотят верить. “В Бога я верую, ну а в диавола ни за что не поверю!” Какое же это христианство ? Без диавола зачем же воплощение, распятие, крестная смерть и т. д.? Дьяволу это очень удобно, что люди не хотят признать его догматического значения. Зачем ему нынче являться? Не являясь – он действует вернее. Явись он, пойдут и к Иверской!» л.5об.] «Полезна каждому его особая, личная мера на все, чтобы не увлекаться восторгами или гордостью и чтобы не впадать в уныние и отчаяние от бессилия духа и тела; доверие к старцам и послушание устанавливают эту меру, умиротворяя угрызения совести и тревогу ума» с. 196]. «Оскорбитель виноват, положим, но оскорбленному это на пользу; идеал в том, чтобы всякий находил сам себя вечно неправым и ежеминутно грешным» с. 207]. «Христианское смирение не требует какого-то притворного “игнорирования” своих сил и своего влияния. Смирение не мешает сознавать даже и гений свой, оно велит только помнить, что если Бог дал талант, то Он и отнимет его, что всякая особая сила есть в то же время и немощь или, точнее говоря, источник особых немощей» с. 334]. «Катехизис самый краткий, сухой и плохо составленный, но духовною цензурою просто-напросто одобренный, для меня, православного, в миллион раз важнее всей учености и всего таланта Bлaдuмipa Соловьева» с. 469]. «Весь вековой дух восточного вопроса был дух единоверия, церковности, а не дух племени» с. 508]. «Земное человечество он [христианин] от окончательной исторической гибели спасти не может, но он может и должен стараться о личном своем спасении, о том, чтобы быть в раю, а не в аду; и этому соображению он обязан приносить в жертву даже все политические, культурные и эстетические убеждения и вкусы свои» с. 640]. |
| Даниленко Из БЕЛЬЦ Прошу Ваше Высокопреподобие передать в лице незабвенных наставников и юных студентов мой сердечный благодарный привет родной юбилярше и пожелания ей широкой животворной деятельности и впредь на страже Христовой Церкви и нашей многострадальной родины. Преподаватель гимназии Моисеев Из ПЕТРОГРАДА Приношу родной Академии сыновнее поздравление по случаю сегодняшнего знаменательного дня. Член Духовного Учебного Комитета Петр Полянский —752— Из ПОЛТАВЫ В день столетнего юбилея почтительно приветствую родную Академию в лице Вашего Преосвященства, господ профессоров и студентов. Vivat Academia, crescat, gloriat, храня славные предания Горского, Голубинского, Кудрявцева, Ключевского и иных именитых мужей, своих служителей веры и науки. Директор учительского института Волнин Из МОГИЛЕВА ГУБ. Родной Академии сердечно желаю света, добра и славы. Директор Могилевского Учительского Института Тычинин Из ПЕТРОГРАДА Поздравляю Академию со столетним юбилеем ее славной деятельности, плодотворной для просвещения и блиставшей такими знаменитыми деятелями каковы Ф.А. и Е.Е. Голубинские , А.В. Горский, В.Д. Кудрявцев. Благодарный питомец 22 курса Академии Михаил Харанский. Из МОСКВЫ В знаменательный день векового юбилея досточтимой Академии, благодарно вспоминая, что мои покойные родитель и старший брат, как и сам я, получили в ней высшее образование, горячо приветствую Академическую семью, к которой за болезнью не могу присоединиться с задушевными пожеланиями. Да процветает наша общая дорогая учительница до многих и многих последующих юбилеев Церкви и отечеству на благо. Владимир Назаревский. Из ВОРОНЕЖА С праздником родную Академию поздравляю. Ватутин —753— Из Н.-НОВГОРОДА Приветствуем родную Академию со днем ее столетнего юбилея. Благодарные питомцы: законоучитель Алфеев, преподаватель Афонский. Из Тарусы В день столетнего юбилея шлю дорогой Академии земной поклон. Богданов Из РОСТОВА-НА-ДОНУ Поздравляя родную Академию со столетними юбилеем, желаем ей еще веками быть стражем великой истины, да светить свет ее во всех концах мipa. |
| д. Но вот если обратиться к современности, то безусловно, вне той же самой мифологии политической толерантности и секулярного гуманизма невозможно было бы предположить развитие постмодернизма, так же как в средние века в Западной Европе невозможно было бы развитие разных антихристианских сект, таких как альбигойство, вне генетически с ними связанной католической сотериологии. В этом смысле, повторяю, на мой взгляд подлинное христианство есть освобождение человека от всякого рабства, в том числе и рабства мифотворчества. 4. Религию корректнее называть сотворчеством или со-работничеством. Не случайно у святых Отцов основополагающий для православной сотериологии термин — синергия, со-работничество Богу, проявляющееся прежде всего в области спасения. Как говорил святитель Петр Афонский: Бог спасает нас не без нас, не без нашего творческого ответа, того аскетического созидания прекрасной личности, о котором говорит “Добротолюбие” — Филокалия. Это же творчество проявляется и в иных областях деятельности: в иконописи, храмоздательстве, в быту, и в политической деятельности. Доколе человек осознает себя не автономным титаном, гигантом, не автономной от Бога самозамкнутой монадой, а образом и подобием, призванным реализовать в себе его с максимальной полнотой в соработничестве Творцу, до той поры такое его отношение и будет отличаться от мифотворчества, которое принципиальным образом не признает и не практикует смирение человека по отношению к Творцу. 5. Мы, наверное, должны будем входить в довольно специфическое понимание Алексеем Федоровичем понятия “личности” в целом. Мне представляется, что его конструкция, согласно которой понятие личности в античности вообще не существовало, в современном понимании, выросшем на христианском понимании этого слова, не вполне корректна. Может быть, она не была эксплицитно выражена в философских и вообще в письменных текстах. Но предполагать, что человек, который всегда оставался образом и подобием Божиим, пусть в искаженном виде, не воспринимал себя как личность в античности, мне представляется богословски трудно объяснимым; здесь я исхожу не из текстов античного мира (может быть, по ним мы не можем вывести точного определения “личности”), но из богословской посылки. |
| Что вызывает у меня еще большее несогласие, так это утверждение, что кому-то на исповеди «специально приходится придумывать грехи, чтобы получить допуск на Причастие». Их кому-то и правда надо придумывать? А разве у нас у всех их и так не полно? Вопрос в другом видим ли мы их? Священномученик Петр Дамаскин говорит о том, что видение грехов бесчисленных, словно песок морской, служит признаком «начала здравия души». Посему, если мы настолько не видим своих грехов, что возникает соблазн «придумать» что-то специально для исповеди, чтобы священника «не искушать», то надо, наверное, хотя бы одно со скорбью исповедовать: что наша душа настолько больна, что мы и болезни этой уже не замечаем даже. Более того скажу: среди церковных, часто исповедующихся людей крайне редко можно встретить человека, у которого «не хватает» грехов. Зато люди, которые исповедуются раз или два за год, очень часто просто «святые» и на исповеди не то, что грехов назвать не могут, а прямо-таки говорят о своих добродетелях. Мне трудно избежать некоторой горячности при обсуждении этой важной темы, хотя и хотелось бы. Трудно потому, что она и правда очень важна: голоса в пользу отмены исповеди как обязательного условия для Причащения звучат все чаще и все уверенней. Я не считаю, что это невозможно в принципе. Возможно и порой даже необходимо. Например, в некоторых афонских обителях, где братия причащается четыре раза в неделю, а исповедуется чуть реже… Но говорить об этом как о норме церковной жизни в современной России очень опрометчиво. Святитель Игнатий (Брянчанинов) указывает на исповедь как на одно из самых необходимых деланий для новоначального неважно, монаха или мирянина. Того самого новоначального, который ничего еще не умеет как следует ни вести духовную брань, ни подвизаться в воздержании, ни молиться. Того самого новоначального, от которого ничуть не отличаемся практически все мы при всем нашем к самим себе и друг другу уважении… Исповедь всегда повод так или иначе «войти в себя», разобраться с тем, что происходит в нашей жизни и в душе, собраться, принять необходимые решения, особенно для того, кто обычно живет рассеянно и расслабленно. Не потому ли практически каждый сталкивался и сталкивается порой с тем, что на исповедь очень не хочется? А если дать этому «не хочется» законное основание, сделать ее необязательной, предоставив суду совести человека решать нужна она сейчас или же только через полгода? Той самой совести, которая так часто спит и просыпается нехотя, с трудом, мучительно… |
|
|
