| Были у него стремления и такого рода, которые невозможно было осуществить сразу и без участия заинтересованных сторон: так, например, он не мог достичь единения между клиром и народом. Рознь эта существует и теперь, и она вызывает печальные явления («Προδος», 23 января 1913 г.) Когда была объявлена в Турции конституция, Иоаким III —653— не обманывал себя надеждой на то, что сейчас же наступит для всей оттоманской империи общее блаженное житие, как склонны были думать греки. И перед новым правительством он с твердостью отстаивал интересы своего парода. Но зато он и сам понимал трудность проведения в жизнь принципов нового режима и был гораздо умереннее своих единоплеменников в недовольстве новым строем государства. Часто, например, в патриархию приходили солдаты-греки и жаловались на свою тяжелую службу в турецких войсках. И патриарх обещал им снестись с властями, но, прежде всего, убеждал их возвратиться в казармы и исполнять свой долг. Недаром орган младотурок «Le jeune Turc» писал после смерти Иоакима III: «его будут оплакивать все, кто ратует за согласие и единение различных народностей империи». А султан при приеме местоблюстителя сказал следующие знаменательные слова: «покойный патриарх служил верно отечеству, и я не сомневаюсь, что местоблюститель последует его примеру». Что касается известной болгарской схизмы, то Иоаким III был долго неуступчив. Он настойчиво противился, например, перенесению болгарской экзархии из Ортакея в Константинополь: он поднимал вопрос о запрещении болгарскому духовенству носить одежду такого же покроя, каким шьется одежда греческого клира. Только в последнее время началось сближение между греческой и болгарской церквами, и Иоаким III способствовали этому. Но, надо сказать правду, причиной этого сближения послужило не христианское миролюбие той и другой стороны, а одинаковое положение греков и болгар в оттоманской империи. И те, и другие находили свою жизнь невыносимой, и пришли к мысли о необходимости объединения для борьбы с общим врагом – турками. |
| За избавление от кошмара власти патр. Никона царь Алексей Михайлович по-своему не дешево расплатился с покорным русским епископатом. В благодарность за достигнутый мир в церкви и государстве он почти полностью отменил силу действия Монастырского Приказа 1649 г, вернул русским епископам почти во всей широте и неприкосновенности их судебные привилегии. Ликвидация самого Монастырского Приказа затянулась, однако, до 1677 г. Патриарх Питирим (1672—1673 гг.) Питирим взят с Новгородской митрополии. При Никоне он был Крутицким и заместителем патриаршего места с момента ухода Никона. Как известно, Никон, затосковавший о своем возврате, придирался ко всем действиям Питирима, в частности, к тому, что Питирим по царскому и общему желанию, как первенствующий иерарх, совершил в вербное воскресенье обряд шествия на осляти. Все это были непоследовательные претензии Никона, малодушно страдавшего от своего капризного ухода с патриаршего трона. Такими придирками Никон только создавал себе одного из ненавидящих его врагов к моменту суда. Питирим, повышенный по осуждении Никона переводом на Новгородскую митрополию, за это же свое «антиниконианство» взят был в 1673 г., по смерти Иоасафа II, и на патриаршее место. После его 10-ти месячного ничем особым непримечательного патриаршества, Питирим скончался. На его место поставлен был, опять по признаку надежного противника томившегося в ссылке Никона, в своем время почтенный и выдвинутый Никоном же Иоаким. Патриарх Иоаким (1674—1690 гг.) Иоаким начинал свою биографию, как типичный представитель многочисленного класса московских служилых дворян. Род его носил фамилию Савеловых. Службу он отбывал в приграничной с Польшей полосе Чернигов-Курск. Никакой богословской школы и даже любительской церковной начитанности не имел. По недружественной характеристике вождя раскола, диакона Феодора, Иоаким в молодости был далек от церковности и был будто бы даже неграмотен. Смолоду долго жил в деревне, занимался охотой и редко бывал в церкви. Но к 35-ти годам, уже на службе, овдовел и решил изменить свою карьеру. |
| Возведение Иоакима в сан митрополита Новгородского; состояние новгородской епархии; распоряжение п. Иоакима о степенях игуменов и протопопов, об отдаче в оброк монастырских угодий; о сборе со священников церковкой дани, об отношениях к бунтовавшим соловлянам. В 1672 году умер п. Иоасаф, и на патриарший престол возведен был в июле месяце Новгородский митрополит Питирим 34 один из деятельных виновников низложения Никона 35 ; в митрополита же Новгородского поставлен был 22 декабря 1673 года, «избранием и повелением Алексея Михайловича и рукоположением Питирима», Иоаким 36 . Оно вывело митрополита Иоакима из того пассивного состояния, в каком находился он до того времени; теперь принимая в свое управление митрополию, он необходимо должен был выступить на поприще самостоятельной деятельности и деятельности притом энергической. Этого требовали дела новой его паствы. Новгородская митрополия старейшая из всех русских митрополий, не видала в лице своих архипастырей, предшественников Иоакима деятельных правителей. Ни Иоасаф 37 , ни Питирим 38 не в состоянии были удерживать того разлива анархии, который охватывал тогда как все епархии вообще, так особенно Новгородскую. Дух исконной новгородской вольности теперь, ничем не сдерживаемый, не знал для себя границ и проник во все отношения духовной администрации 39 . Беспорядки господствовали повсюду: ими полны были духовные суды, они же распространялись и на частные отношения. Всеобщая тогдашняя неурядица обнаруживалась между высокопоставленными духовными лицами даже во время священнослужения. Игумены монастырей и городские протопопы, не имея определения своих степеней, спорили между собой о том, кому «под кем стоять и заседать», и вместо украшения церковного чина, «производя мятеж» подавали повод к укоризнам его со стороны народа 40 . Уничтожение этого повода к обруганию церковного чина было первым делом м. Иоакима. Тотчас, по прибытии его в Новгород 41 игумены монастырей подали ему за своими руками челобитную о том, чтобы он указал им степени, какие они должны занимать на молебном пении и проч. Иоаким «слушал их челобитныя, и о том совет положил с архимандриты степенных монастырей Великого Новаграда и уверяся от Божественного писания (?), что иеромонах мирскаго чину иерея честью превосходит, наипаче же игуменская честь над мирскими больши есть», постановил, чтобы игумены знатнейших монастырей занимали места высшие даже относительно Софийского кафедрального протопопа, а игумены других монастырей низшие относительно этого протопопа, но высшие в отношении к прочим протопопам, и приказал «сие благословение и повеление написать в чиновную книгу, впредь во утверждение безмятежно» 42 . |
| В чем же состоит это воспитание в непорушном благочестии, – в том ли, что он основательно изучил вероучение православной церкви, или же в простом ознакомлении с молитвами и обрядами церковнослужения – об этом нет никаких достоверных известий 4 . И мы поэтому думаем, что он в своем образовании не заходил далее обыкновенного тогдашнего букваря, в котором при изучении азбуки, ученик ознакомлялся и с главными правилами грамматики 5 ; по крайней мере предполагать что-нибудь больше в первопечатном образовании Иоакима мы не имеем права, так как в Москве тогда еще не было школ, не было ученых преподавателей и москвитяне по отзыву иностранцев того времени «совершенство учения полагали в писании и прочтении книг» 6 , а в научном образовании видели источник ересей 7 . К томуже и политические обстоятельства Московского государства в то время вовсе неблагоприятствовали развитию в молодом поколении, особенно дворянском, стремления к просвещению. Тяжелые и продолжительные войны царствования Алексея Михайловича, вынудившие этого государя в 1653 г. собирать и записывать в солдатский строй дворян и детей боярских под опасением быть в противном случае – во оземствовании 8 , напротив вызывали молодое поколение на воинские подвиги. Не мог избежать и не избежал военной службы при ходе исторических обстоятельств и Иоаким, как дворянин по происхождению 9 . Но военная служба была не по душе Иоакиму. «Воспитанный в благочестии», – он не находил удовлетворения своим стремлениям в исполнении воинских обязанностей. Эти обязанности противоречили его воззрениям и возбуждали в нем недовольство. Это недовольство его военной службой еще более могло усиливаться в нем от того, что в то время, между военноначальниками в русских полках, было много иноверных – иноземцев 10 , которые дозволяли себе оскорблять не только национальное, гражданское русское чувство, но и религиозное, – «посмеивались, как говорит сам Иоаким в своем завещании, благочестию, ругались и по прелести их хулы износили на то, что подчиненные их «пречистую Деву Богородицу Марию чествующие, всячески о помощи просят и всех святых». |
| е. человеке готовом держать веру того государства, в которое придет 424 . В Москву стремились далее даже такие иноземцы, которые, как видно, не встречали сочувствия своим мнениям у своих соотечественников и надеялись на больший успех своей пропаганды в необразованной Руси. – В 1689 (7197) году например явился в Москву – Квирин Кульман, который своими пророчествами и хульными письмами привел как кажется в решительное недоумение не только переводчиков Посольского Приказа, которым поручено было рассмотреть его дело, но даже и проживавших в то время самих иезуитов и немецких пасторов, когда у них спрашивали мнения относительно учения Кульмана 425 ). Не оставались в долгу у русских по части религиозного учительства наконец и те из иноземцев, которые не имели на то повидимому никакого призвания, а призваны были правительством для учительства воинского. Занимая должности начальников в полках и презирая почти все туземное, они не хотели не только относиться с уважением к религиозному чувству своих православных подчиненных, но даже и смотреть равнодушно на его проявления, и дозволяли поэтому себе делать «бедным воинам всякое оскорбление». Вот например как характеризует этих непризванных учителей сам п. Иоаким в своем духовном завещании: «Христиане, говорит он, пречистую Деву Богородицу Марию чествующе всячески о помощи просят и всех святых; еретики же, будучи начальниками в полках, ругаются тому и по прелести их хулы износят и поспевают всему христианскому благочестию 426 . Все такие и подобные им западные выходцы, само собою разумеется, не могли оставаться незамеченными церковною властью тем более, что москвитяне легкомысленно и быстро применяли к жизни вновь усвоенные понятия. И действительно п. Иоаким, при своей зоркой наблюдательности за течением народной жизни, при своем постоянном старании удержать эту жизнь от крайних и вдобавок разнородных увлечений, не упускал из виду и этих не имевших тогда большого значения в обществе западных учителей, следил за их появлением и пропагандою с «непрестанною болезнью, как он сам выражался, своего сердца» 427 428 и противодействовал усилению их влияния на русских столько, сколько позволяли ему обстоятельства того времени. |
| При всем том Медведеву и его сообщникам не удалось разрушить дела созданнаго патриархом, не удалось по крайней мере при его жизни. При своем можно сказать систематическом уменьи преследовать предположенную цель, Иоаким сохранил неприкосновенность созданной им школы, защитил ее наставников от дерзкого посягательства; и Лихуды при нем продолжали свое училищное дело. Московское училище под их управлением почти готово было взойти на ту степень, на которой ему могло бы быть присвоено название академии... Курс свободных наук (светских) в нем уже почти доведен был до конца; Лихуды готовились приступить к последней предположенной для училища цели – преподаванию Богословия 471 . Наступало значит время, когда мысль царя Феодора Алексеевича учредить в Москве академию, ни в чем не уступающую академиям западпым, – мысль внушенная ему выходцами южной Руси, от поспешного осуществления которой скорее можно было ожидать вредных, чем добрых и полезных последствий для русского православия и русской национальности, – наступило, говорим, время, когда эта мысль близка была к самому осуществлению, и когда осуществление ее не сопровождалось бы переделкой склада русского ума по образцам западным, когда мысль русского человека и при своем развитии, удерживалась бы на своей родной почве, не усвояла бы элементов чуждых ей национальности и ее исконному правоверию, – и притом в приобретении цивилизации и пользовании еяе плодами она не уподоблялась бы известной крыловской мартышке, чего легко можно было ожидать при поспешном учреждении академии с полным курсом наук. Но, лишь только Заиконоспасское училище готово было преобразиться в академию, как умер п. Иоаким, основатель этого училища и покровитель его наставников – Лихудов, и постепенное возвышение дела образования – должно было остановиться. Лихуды снова подверглись преследованиям со стороны «другов и сродников Медведева 472 и были отлучены от школы». Должности наставников в училище заняли их ученики, не успевшие выслушать полного курса учения. Глава VII |
| В самом уважении мирских людей к церковной иерархии проглядывал главный характер того времени. И для духовенства, таким образом, наступал новый период жизни, точно так же как и для всего русскаго общества. Но кто может определить как бы сложилась эта новая жизнь духовенства при том брожении на Руси, о котором мы уже кратко сказали и о котором еще придется говорить впоследствии, и за тем, какой бы вид приняла жизнь и всего русского общества? Во всяком случае, едва ли бы она могла представлять утешительную картину. К счастью на защиту духовенетва в то время явилась мысль о более строгом выделении его прав и интересов от прав и интересов других сословий. Мысль эта была еще и у п. Никона 67 ; но не Никону суждено было провести ее в жизнь, не Никону занимавшемуся важными делами и отдавшему низшее духовенство на жертву своему ненасытному дьяку – Кокошилову 68 . Ее реализововал п. Иоаким. Мы знаем уже, что, еще в бытность свою митрополитом Новгородским, – он уничтожил в своей епархии обременявший духовенство обычай – собирать церковную дань чрез светских чиновников. То же самое распоряжение он сделал и теперь в своей патриаршей области в первый же год своего патриаршества. Он и здесь предписывал своему духовенству выбирать из своей среды «поповских старост», которым и поручал ведать духовные и собирать церковную дань, вместо чиновников светских, отягощавших своими поборами духовенство 69 , и собирать ее при том, по «писцовым книгам», в определенном количестве, не допуская произвола 70 . За тем «милосердуя о хотящих при нем поставленными быти попех и диаконех, да не та бы им волокита и лишение убытки чинились» 71 , каким они подвергались при прежних патриархах; Иоаким в начале 1675 года точно определил размер пошлин со ставленников и при том велел те деньги у ставленников принимать одному подъячему и раздавать другим по указу, чтоб было ставленникам без волокиты. Вместе с этим определил пошлины и за стольные грамоты архимандритов, протопопов и других 72 . Очевидно, что такими распоряжениями п. |
| Представим теперь славные подвиги патриарха Авраама. Некоторые могут подумать, что Авраам как по древности времени, так и по высоте праведности превосходит не только древних, но и Иоакима. Но если кто захочет сравнить деяния первого с деяниями последнего, то поймет, что деяния, о которых говорим, превосходнее деяний Авраама. В самом деле, Аврааму как о переселении, так и о земле, в которой он имел обитать, было наперед возвещено. Наперед же возвещено было ему и прекращение бесчадия и неплодства Сарры. Конечно, обладая этим по обетованию, он и надежду подкреплял и дух ободрял к получению обещанного молитвою; ибо может ли быть что-нибудь сладостнее обетования Божия? Между тем Иоаким, не получив еще никакого обетования, поверил, что Всемогущий силен совершить даже и невозможное и преобразовать природу, и, утвердив надежду свою на сокровенном промысле Его, оставляет таким образом попечение о домашнем и предается постоянной молитве к Богу. Далее, Авраам, чтобы не сомневаться ему относительно будущего обладания землею и умножения своего потомства, имел нужду в верном знаке и доведывался, каким образом могут исполниться обетования Божии. Между тем Иоаким как во время молитвы выказал несомнительный дух, так и после, когда был услышан и получил от ангела добрую весть о рождении потомка, не доведывается, каким образом исполнится возвещённое ему, и не требует знамений, которые объяснили бы, как уврачуется немощное естество: почитая самое откровение об обетовании исполнением оного, он, при твердом убеждении в получении потомка, догадывался, что возвещено известное одному Богу и поэтому угадывал знамения. Наконец, прилично представить и рассмотреть здесь и чудное жертвоприношение. Именно: Авраам предпринял жертвоприношение по повелению Божию, а Иоаким – по собственному произволению; тот избрал в жертву действительное дитя свое единородное, а этот – то, которое только еще обещано было ему; тот привел жертвенное свое и снова получил оное, а этот действительно принес обреченное на жертву во всесожжение, отдав Богу; наконец, жертвенным у того был патриарх племен и праведных, а у этого – Матерь Божия и Всеправедная Владычица патриархов. Преславное деяние это поистине выше не только настоящего, но и всякого сравнения. Видишь ли, как превосходны преимущества праведного Иоакима? |
| Вероятно, после посещения Иерусалима, летом 1560 г., Позняков прибыл в Дамаск, где передал царскую милостыню патриарху Иоакиму ибн Джуме, положив, тем самым, начало русско-антиохийским связям. Иоаким также направил царю грамоту, полную велеречивых славословий. «Дал бы Бог нам видети твой царский зрак, сиречь образ, – писал патриарх, – И услышели бы божественный и сладчайший твой глас. Благословим, благодарим и покланяемся, лобзаем тя за ради милостины твоя и призирания». 1482 Правительство Ивана Грозного еще дважды отправляло специальные миссии к восточным патриархам – посольство Семена Барзунова в 1571 году с милостыней к константинопольскому и александрийскому патриархам, на Афон и Синай и посольство Ивана Мишенина (которого сопровождал известный Трифон Коробейников) в 1582–1584 гг. с огромной милостыней на помин души царевича Ивана. Дары были распределены между афонскими монастырями, константинопольским патриархом Иеремией и александрийским Сильвестром, находившимся в тот момент в Стамбуле. 1483 Заметно, что Иерусалимский и Антиохийский патриархаты в этот период представлялись Москве не столь авторитетными, и при посылке на Восток денежной помощи их часто не принимали в расчет. В этой ситуации палестинское духовенство само проявило инициативу. Летом 1582 г. вифлеемский митрополит Иоаким с группой арабов-христиан отправился за милостыней с окружной грамотой иерусалимского патриарха. Осенью 1583 г. Иоаким прибыл в Москву, был принят государем и в сентябре следующего года отпущен с дарами. Это был самый высокопоставленный представитель Иерусалимского патриархата из появлявшихся до того времени в России. Среди лиц, выехавших из Москвы вместе с митрополитом, упоминаются старцы лавры св. Саввы и архимандрит антиохийской соборной патриаршей церкви Исайя, возможно, первый сирийский посланник в Москве в османскую эпоху. 1484 Ближневосточная политика Федора Иоанновича После вступления на московский престол набожного Федора Иоанновича денежная помощь восточным церквям еще более увеличилась. Уже в августе 1584 года государь отправил в Стамбул посланника Бориса Благого с извещением о своем воцарении и милостыней константинопольскому патриарху и афонским монастырям. В апреле 1585 г. Борис Благой встречался с патриархом Феолептом и находившимися тогда в османской столице александрийским и антиохийским патриархами. Александрийский первосвятитель Сильвестр после этого несколько раз приглашал к трапезе посланника и вел с ним долгие беседы о грядущем обретении русским государем «наследия царя Константина», сокрушаясь лишь, что, ввиду своей глубокой старости, не доживет до этих дней. 1485 При отъезде посольства Сильвестр передал грамоту для царя с пространными наставлениями как управлять государством и хранить православные устои; соответствующие назидания были адресованы и московскому митрополиту Дионисию. 1486 Сильвестр, похоже, примерял на себя роль духовного наставника Московского царства. |
| Иерусалимский патриарх Софроний также послал Федору Иоанновичу наставления общего характера о праведном царствовании и о любви к нищим и убогим, св. церквям и Св. Гробу Господню, «идеже горят два паниканьдила ради многолетнего... имени царствия твоего, и молим за твое царствие во дни и в нощи на священных литоргиях». 1487 Патриаршую грамоту отвозил в Москву в 1586 году архимандрит Иоасаф, вернувшийся с весьма значительной суммой – 900 руб. – и жалованной грамотой о свободном проезде иерусалимских старцев в Москву за милостыней. 1488 Общение с Борисом Благим, а также, возможно, с вифлеемским митрополитом подтолкнуло третьего из патриархов, антиохийского Иоакима Дау, к личной поездке в Россию за денежной помощью. Зимой 1585–1586 гг. он появился на Украине, где, с санкции константинопольского патриарха, обеспокоенного прокатолическими настроениями архиереев Киевской митрополии, принимал активное участие в церковно-политической борьбе. Иоаким, в частности, санкционировал учреждение Львовского православного братства и поддерживал его в противостоянии с местным епископом, а также издал ряд канонических постановлений, упорядочивающих быт духовенства. 1489 В апреле 1586 г., будучи во Львове, Иоаким испросил разрешение у царя на посещение России, в июне через Смоленск прибыл в Москву, где оставался до августа. Беспрецедентный визит восточного патриарха вызвал огромный резонанс в московском обществе. Российские власти воспользовались случаем, чтобы в переговорах с Иоакимом поднять тему учреждения в Москве патриаршества. 1490 Иоаким Дау уклонился от самостоятельного решения этого вопроса, но обещал передать его на соборное рассмотрение восточных церквей. Вместе с Иоакимом в Константинополь был отправлен подьячий Михаил Огарков с милостыней и грамотами к патриархам. Дальнейший ход событий подробно описан историками: приезд в Москву константинопольского патриарха Иеремии и его затянувшееся пребывание в России (1588–1589 гг.), возведение митрополита Иова в московские патриархи, константинопольские соборы 1590 и 1593 г., подтвердившие учреждение русского патриаршества от имени всего восточного духовенства. Процесс этого признания шел не совсем гладко, столкнувшись, в частности, с сопротивлением нового александрийского патриарха Мелетия Пигаса, не присутствовавшего на соборе 1590 года. 1491 |
|
|
