| Как умирающая птичка, она инстинктом чувствует, что где-то «здесь», «близко», «около нее», ее освободители. Она уже видит сквозь замкнутую стену мрака, серебристый свет знакомых ей, хорошо знакомых еще в детстве, так радовавших, так умилявших ее золотистых лучей, бриллиантовых звездочек. Своим чутким духовным ухом, она слышит, как эти освободители делают попытку проникнуть к ней, протянуть ей руку помощи, дать живительный глоток свежего воздуха. И в то же время она чувствует, как в умирающий мозг ее властелина, всю жизнь угнетавшего ее, как мелодия неземных аккордов, вливаются светлые мысли. Она отчетливо вслушивается в лейтмотив этой дивной мелодии: «Сын мой! отдай мне сердце твое 71 ... Мгновение... и перед ее духовными взорами страшно стискивается это мучительное кольцо, беспощадно сжимается грозная стена, на ее мучительном фоне вырисовываются страшные фигуры не то животных, не то каких-то отвратительных уродов-людей. Слышится какой-то свист, шипение, злобный и в то же время яростный хохот. Быть может ей это кажется, но она ясно слышит слова: «он наш... он всю жизнь был наш... и теперь более чем когда-либо он наш... мы его не дадим... никакая сила не возьмет его от нас»... А в голове ее властелина светлые речи, чудные мелодии, Божественные слова в то же время заменились длинными, тонкими, сухими, заостренными, как копья, или вернее, как жала древнемистических драконов, мысли: «нет, я не ошибался... я был прав... я так говорил всю жизнь... я так мыслил и за это меня восхвалял весь мир. Наконец, я так же рассуждал, как Он... О, я тоже сын Божий!.. Теснее и теснее сжималась цепь, гуще и гуще становился мрак около этих страдающих двух сущностей... А там, вдали, за туго захлопнутыми дверями стояли с поникшими головами, как самые последние рабы, как презренные нищие, парии, два воина великой армии Христа: тульский епископ Парфений, и оптинский старец Варсонофий, и, несмотря на свое, более чем не отвечающее их назначению и сану положение, скорбно стучались в запертые двери; смиренно выслушивали сухие слова человеческой гордыни: «зачем вы приехали? Мы вас не просили». |
| 281, л. 10–19). Фальшивая эта тревога, острастка, предпосылаемая рассуждениям о вере, по всей вероятности, также имела целью добиться брака королевича без перемены им веры, не поднимая даже о ней серьезных прений. Но в действиях Фильгобера, то хитро уклончивых, то чрезвычайно настойчивых важна, собственно говоря, не эта прелюдия. Приготовив, как сказано, ответ на второе послание патриарха, он послал его не к патриарху, но в посольский приказ. Приказ поэтому сделался театром богословских прений. 28 Мая 1644 г. царь «указал сидети в приказе, для ответа против королевского попа Матвея Фильгобера Благовещенскому попу Никите, да Черниговскому (Архангельского собора) протопопу Михаилу, да Богородскому ключарю Ивану Наседке с товарищи» 230 . Трехчленной комиссии русских богословов стало, однако, недостаточно; посольский приказ оказался тесным для обширных прений. По указу царя от 3 июня того же года, «вси елико лучились иноко-священники и миряне, иже еллинскому языку, и Божественному писанию, и церковному чину и догматов Божественных ведцы и между прочими упомянутые греческие архимандриты Анфим и Парфений да князь Дмитрий Альбертов Далматский» несколько раз с 3 до 7 июня «истязовались (в посольском приказе) с еретиком Матвеем по учению Господа Иисуса Христа» (Синод. рукоп. 279, 86–132 и 196–203). В те же почти числа (от 2 до 8 июня, а по Бушингу от 31 мая до 4 июня), но в другие, вечерние часы Фильгобер вел прения с Иоанном Насадкой в квартире русского резидента в Швеции – перекрещенца из лютеран Форенсбаха Францебека, а Марселис препирался с каким-то русским старым священником, с какими-то двумя греками и с тем же Францебеком (л. 180–195). Но вот что странно. Когда в разных общественных и частных кружках спор только что оживился, приезжие диспутанты вдруг просят царя порешить все споры единой самодержавной волей. В письме своем от 8 июня 1644 г., присланном (на греческом языке) в посольский приказ, Матвей Фильгобер писал царю: «бью челом княжеской милости со всепокорностью, чтобы таких сходов не поволили, потому что люди, которые в том сходе сидели, не советуют правды сказать, чтобы Его Царское Величество велел их перед собой представити и допросить по исстари их спасенства» (л. |
| Скачать epub pdf Архиепископ Игнатий (Семенов Матвей Афанасьевич) родился 5 августа 1791 года в погосте Покшеньга Пинегского уезда Архангельской губернии. Его отец, диакон, впоследствии священник, Афанасий Иванович Семенов умер 6 марта 1819 года в Каргопольском приходе, мать Ирина Яковлевна скончалась 14 сентября 1845 года в родном селе. Юный Матвей очень рано проявил склонность к знаниям. Богослужебные книги он разумел настолько, что отец считал его в состоянии занять причетническое место в соседнем погосте. В 1799 году Афанасий Семенов отправился с сыном в Архангельск с просьбой о месте к преосвященному Аполлосу (Байбакову; †1801). Человек проницательный, он увидел в отроке задатки больших дарований и определил его в духовное училище. Матвей Семенов всегда находился в числе первых и отличных учеников. Особенные успехи он проявил в изучении греческого, латинского и французского языков, отличался он также в поэтических, риторических и философских сочинениях. Жажду Матвея Семенова к учению одобрял епископ Архангельский и Холмогорский Парфений (Петров; †1819). В 1809 году Матвей Семенов перешел в богословский класс Архангельской семинарии и одновременно стал учителем французского языка в низших классах. В 1811 году он завершил свое семинарское образование. 25 января 1812 года по инициативе епископа Парфения Матвей Семенов был определен учителем греческого языка и всеобщей истории в Архангельское уездное училище. Одновременно он исполнял обязанности иподиакона при архиерейских служениях. С ноября 1814 года ему было поручено также преподавать священную историю, географию и катехизис. 26 сентября 1813 года, в дополнение к учительской должности, он был определен инспектором Архангельских училищ. 14 июля 1816 года Матвей Семенов был перемещен на должность профессора греческого и французского языков в Архангельскую семинарию. Находясь постоянно при владыке Парфении, он должен был говорить при многочисленном стечении паствы проповеди своего сочинения, в чем достиг совершенства. 24 сентября 1817 года на Матвея Семенова была возложена хлопотная должность эконома семинарии, а 29 июня 1819 года он определен секретарем Библейского общества. Все свои должности он исполнял “с неутомимою деятельностию, полною отчетливостию и с совершенным усердием”. |
| I … Ведь они, придя к пещере, в которой находился великий, и привязав веревки к его ногам, безжалостно таскали его – о ужас! – по улицам до того, пока он не предал свою блаженную душу в руки ангелов. Было восьмое марта. И придя в пещеру, где обитал святой епископ, и найдя его, связали ему ноги и потащили по улицам города. … приходят к пещере и, найдя там святого за молитвой, связав ноги веревками, Но неверные, придя в ярость, протащила его на веревках за ноги и, тащимый ими, он умер. Но другие, пока еще неверные, приведенные в ярость стараниями иудеев, потащили святого по улице, привязав к его ногам веревки. И так, долго таскаемый, он предал душу Богу. Но те, кто был еще в неверии и духовной слепоте, приведенные в страшную ярость, безжалостно тащили их связанными за веревки по улице, крепко связав им ноги и руки. И так после долгого таскания и раздирания плоти о камни они предали дух свой Богу. За первым избиением святого (см. выше) следует окончательная расправа над ним. Оформлено оно, действительно, по образцу апокрифических «Деяний Андрея и Матфия» (гл. 25–28), что связано, однако, не с почитанием ап. Андрея как просветителя Херсона, фиксируемом лишь с IX века, 28 а скорее с популярностью указанного памятника. Эта топика ослабляет аргумент в пользу локализации пещеры внутри горда следующий последовательного упоминания пещеры и улицы в IM. Итак, из чисто текстологического анализа вопрос этот не решаем. 29 Слово πλατεα, засвидетельствованное IDG, зачастую неверно переводят как «площадь». 30 На самом деле, это слово обозначает широкую мощеную улицу. 31 Πλατεα стояла и в греческом протографе славянских переводов, только в М она искажена в «стегна» (то есть бедра) вместо «стогна» (улицы). В Херсоне это была, вероятнее всего, одна из Главных улиц: Продольная или Поперечная (то есть кардо или декумана). Отметим, что в отличие от «Деяний Андрея и Матфия» героя здесь тащат не по «улицам и переулкам», а именно по «улице». Это может указывать, что в городе, действительно, могла существовать память о такой via dolorosa. Даже если следовать гипотезе об отождествлении пещеры Парфенон с подземным храмом на Главной продольной улице, совсем не обязательно считать местом мученичества святого именно эту магистраль. Поскольку святого вытащили за Западные ворота, то вероятно, он погиб где-то в западной части города, то есть, иными словами его тащили скорее по Главной поперечной улице. |
| I Поэтому славный муж, дав, так сказать, место гневу, уходит и селится в некой пещере, называвшейся Парфеноном Потому святой епископ в скорби сидел в пещере под названием Парфенон (в сокровенном месте, пребывая в пещере под названием Девичья С) Итак, он удаляется и, найдя некую пещеру внутри города, которую местные называли Парфеноном, прячется в ней и молит послать этим людям помощь свыше… Он поселился в одной пещере под названием Парфенон… Из четырех версий лишь Р уточняет, что пещера находилась внутри города. Однако относительно этого вроде бы ясного указания возникает сомнения. Во-первых, Р малодостоверен в передаче точных данных, как мы уже видели в случае с Диоклетианом и еще увидим ниже, а во-вторых, само слово ντς «внутри» в минускуле пишется практически одинаково со словом κτς «вне», и поэтому не слишком надежно. Кроме того, учитывая отсутствие такого указания в остальных версиях, и прямо противоположное указание в синаксарях (см. выше), не исключено, что это уточнение является новацией автора Р, который повсеместно переписывает текст Жития заново. Культ богини Девы отправлялся и за пределами города. Об этом свидетельствует мыс Парфений у Страбона (Geographia, 7, 4:2). Именно в силу этих обстоятельств вопрос о местонахождении пещеры Парфенон остается открытым. Следует, однако, обратить внимание на упоминание некоего Парфенона в финале Жития. Этот Парфенон выступает в качестве одного из ориентиров границ восточной части города, и соответствует, по-видимому, северо-восточному концу Главной продольной улицы Херсона. Если этот Парфенон идентичен пещере, в которой спрятался св. Василей, то ее следовало бы искать где-то рядом с храмом 36 (т. н. «Восточной базиликой»), возможно, в рухнувшем в море обрыве скалы. В таком случае имя пещеры объяснялось бы соседством с реконструируемым на этом месте храмом Девы. 26 Однако Парфенон в восточной части города упоминается лишь в I, подвергшемся, как известно, редакторской правке, в то время как в М и Х стоит Парфенеон, а пещера, между тем, везде названа Парфеноном. Поэтому вполне вероятно, что это два разных объекта, и тогда локализовать пещеру св. Василея оказывается крайне сложно, даже если она и была в последующем почитаемым местом у херсонян. f. Погребение ребенка |
| Из рода енетов, у которых стадятся дикие мески, И которые жили в Киторе и Сисаме, И окрест потока Парфения в славных домах обитали, И Кромну, Эгиал и высокие Эрифины населяли 282 . В то время в Пафлагонии жили трехплеменные, родственные енеты из одного рода ариев, как и в наши дни в одной и той же губернии вместе живут одноплеменники: великороссы, малороссы и поляки, жили именно енеты-славяне, енеты-ионы и енеты- латины, понимавшие друг друга, первые – в Кюторе=хуторе и Кромне=Коломне 283 , вторые – в Сисаме, Эгиале и Эрифинах, третьи – между теми и другими, и произносили латинские слова δμα – domus, κνρ вместо cor – сердце. Вскоре после Троянской войны часть пафлогонских енетов, наиболее из племени латинов, поселились на северо-восточной стороне Италии, у Адриатического моря, начиная от Аквилеи до Анконы. Те из них, которые принадлежали к племени ионийскому, основали город Анкону, ибо название сего города есть ионо-греческое: γκν, что значит уголь; принадлежавшие к племени латино-славянскому расселились на береговом пространстве от Падуи до Венеции и Триэста, ибо тут латинские названия местностей: Timavus, Belunum, Tergeste, Osopus, Coelina напоминают вместе и славянские слова Timavus=тимение, болотина, Belunum=Белунь, Волынь, Tergeste=Тргиште, торговище, Osopus=Осыпь, Coelina=Целина; в одной Кроации насчитываются пять мест с названиями Целине 284 . Остальные енеты из племени латинского, смешанного с славо-ионами, заняли местность между Падуей и Равенной=Равниной. Они основали город Патавий, в названии которого слышатся арийские слова πτασθαι – летать, пата – птица и авис – птица же. Но когда, как и кем основан был сей город, об этом говорю устами древних греческих и латинских писателей. Casibus variis Antenorem cum multitudine Henetum, qui seditione ex Paphlagonia pulsi, et sedes et ducem, rege Pylaemene ad Troiam amisso, quaerebant, venisse (constat) in intimum maris Hadriatici sinum; Euganeisque qui inter mare Alpesque incolebant, pulsis, Henetos Troianosque eas tenuisse terras; et in quem primum egressi sunt locum Troia vocatur, pagoque inde Troiano nomen est; gens universa Veneti appellati 285 . Capto Ilio Menelaus memor se et Ulixen beneficio Antenoris servatos, cum repetentes Helenam ab eo essent suscepti, ac pœne a Paride aliisque juvenibus interempti essent, parem gratiam reddens, inviolatum demisit, qui cum uxore Theano et filiis Helicaone et Pelidomante ceterisque sociis in Illiricum pervenit, et bello exceptus Euganeis et rege Veleso, victor urbem Patavium condidit 286 . Antenor urbem Patavium condidit, id enim responsi acceperat eo loco condere urbem, quo sagittis avem petisset, ideo ex avis petitae auspicio Patavium nominatum 287 . Patavium autem dictum vel a Padi vicinitate, quasi Padavium, vel π το πτασθαι, quasi Petavium, quod captato augurio dicitur condita; vel quod avem telo petiisse dicitur et eo loco condidisse civitatem 288 . |
| Вот что я мог упомнить из жизни старца Даниила; а более ничего не могу вам сказать. Петр Борисов Шумилов, томский мещанин, о старце Данииле рассказывал мне следующее: Когда я по обещанию моему странствовал в России по святым местам; то на обратном пути из Киева, в 1843 году, проходя свою сибирскую страну, желал было видеть старца Даниила, но не сподобился. На пути, около реки Иртыша, встретился со мною знакомый брат, молодой юноша, крестьянин села Красной Речки; село сие от деревни Зерцал, где келия старца Даниила, только в шести верстах. Брат этот, именем Дорофей, ученик старца Даниила, весьма кроткий, и смиренный, и послушливый, меня весьма удивил тем, что он, идя в дальнюю страну, не имел при себе ни сумы, ни посоха, ни денег. Я его спросил: почему он так очень легко идет? Он же мне ответил: «Так было угодно моему старцу, отцу Даниилу; ибо он меня благословил в этот путь, конечно, по моему желанию, и сказал мне: иди, брат, во след Христа по-апостольски, по тесному пути, и не бери на путь ни сумы, ни жезла, ни денег: и Господь тебя не оставит и пропитает; а с половины дороги поедешь вместе с архиереем, и будешь монахом. Вот, поэтому я и иду так, с одною надеждою на Бога и на молитвы старца Даниила. Но старец уже уехал в Енисейск». Что же? Когда этот брат Дорофей, уже прошедши Екатеринбург, был около Кунгура, – вдруг, приближается к нему преосвященный Евлампий, бывший Пермский Викарий, епископ Екатеринбургский, проезжавший тогда на назначенную ему Орловскую епархию. Увидав странника, он остановился и спросил его: откуда и куда идет? Узнав, что путник из Сибири идет в Киев, Владыка посадил его с собой, привез в Орел, и оставил его пожить при себе, как истинного раба Божия. Он прожил при Владыке около двух лет; потом Владыка отпустил его в Киев на поклонение. А после, Дорофей пожелал остаться в общежительной Белобережской пустыни, в которой и доднесь пребывает, и уже давно пострижен в монашество и наречен в пострижении Д. – А преосвященный Евлампий после был епископом Вологодским, а теперь уже архиепископом Тобольским. |
| Кто видит лучшее, да откроет, и да управлено будет дело к миру православной церкви. 14 Мая 1861 г. 278 Дополнение к записке о болгарском деле от 14 мая, 1861 г. Получаемые разными путями сведения о болгарах, на сих днях по особому случаю дополненные из достоверного источника, представляют вниманию следующее: Известно, что жители селения Кукуша отпадали от православия, потому что не могли выносить поступков своего епископа, грека. Посему дан им епископ Парфений, из болгар, получивший образование в России в киевской академии 279 . Вступив в управление полянинскою епархиею, к которой принадлежит Кукуш, он впадших в унию возвратил в православие, которое продолжает утверждать и защищать словесно и письменно. Он пользуется уважением и приверженностию своей паствы, и доброе о нем мнение значительно распространено. Вот человек, который способен быть поставлен на место Илариона, с миротворным назначением, о котором говорено в записке 14 мая, в статье X. Он болгар, управляет своею болгарскою паствою благодетельно, на опыте показал себя охранителем ее от неправославия; все сие подает надежду, что болгары, при добром внушении и вразумлении, могут принять его на место Илариона. Надлежало бы ожидать ему благорасположения и от вселенского патриарха, как дознанному защитнику православия, и следственно нужному, когда православие угрожаемо. Но, между прочим, есть опасение, которое надлежало бы признавать вовсе невероятным, но в котором по несчастию, есть доля вероятности, – согласится ли патриарх поставить во главе болгар человека, русского образования, и особенно тогда, как патриарх стал приметно чуждаться российского посланника? Да изыщется и да найдется человек, который бы убедил его святейшество не останавливаться на ничтожных сомнениях, и подозрениях, когда дело идет об охранении церкви от явного бедствия. Некоторые болгары думают, что был бы полезен совет Святейшего Синода Российского вселенскому патриарху. Сомнительно. И особенно неудобно сношение официальное, как о сем говорено уже прежде. |
| В 1864 г. Епископ Иеремия, получив приглашение быть —814— 1878 г. Начальником Алтайской Миссии, охотно согласился на это предложение и обратился уже к некоторым из знакомых ему архиереев с письмами о пособии, в котором ему и не было отказано. Но когда он узнал, что ему надлежало быть в некотором подчинении у местного (Томского) Епископа, он поспешил отказаться от предложенной ему чести, не возвративши однако собранных субсидий, хотя он всем известен по своему бескорыстию. 23-го числа писал я во Владимир преосвященному Иакову. в ответ на его письмо от 1-го октября: „Простите, что запоздал принести Вам мою душевную благодарность за Ваше братское поздравление меня с 1-м числом октября. Зато спешу явиться вовремя к Вам с моим усерднейшим приветствием по случаю дня Вашего ангела и пожелать Вам здравия, долгоденствия и преуспеяния в подвигах Вашего архипастырского служения на пользу вручённой Вам родственной мне паствы. От Полтавского о. Архимандрита Полиевкта получил я Ваши брошюры, за которые приношу искреннюю благодарность, и сведение о Вашем здравии. Но он удивил меня, сказавши, что Вам уже 67 лет от рождения. Правда ли это? Я полагал, что Вы старше меня не более, как двумя – тремя годами; а мне и 60-ти ещё нет (в будущем марте исполнится 60 л.). Слышно, что Владимирской кафедры домогаются Кишиневский и Подольский; ужели она так завидна? А в самом деле, желал бы я знать, какие, в настоящее время, имеет средства Владимирский архиерейский дом? В прежнее время, при Преосвященном Парфении, средства его, как я слыхал, были довольно ограничены. От вопроса экономического обращусь к предмету церковному. Спрашиваете, делал ли покойный Митрополит какие-либо отступления от чинопоследования при освящении антиминсов? Я видел его священнодействие на сей раз только однажды и не приметил никакого отступления; и сам я совершаю освящение антиминсов с буквальной точностью по печатной книге. Любопытно бы знать, сам ли покойный Владыка Антоний выдумал исправление молитв, или заимствовал от кого-нибудь? |
| «Выдержки из письма ответа Льва Толстого на определение Синода об отлучении Толстого от Церкви. То, что я отрекся от церкви, называющей себя православной, это совершенно справедливо. Но отрекся я от нее не потому, что я восстал на Господа, а, напротив, только потому, что всеми силами души желал служить Ему. Прежде чем отречься от церкви и единения с народом, которое мне было невыразимо дорого, я, по некоторым признакам усомнившись в правоте церкви, посвятил несколько лет на то, чтобы исследовать теоретически и практически учение церкви: теоретически я перечитал все, что мог, об учении церкви, изучил и критически разобрал догматическое богословие; практически? строго следовал в продолжение более года, всем предписаниям церкви, соблюдая все посты и все церковные службы» (смешно, но более года следовать по этому пути не может быть платой, перед вечностью…с таким, то самомнением) . Учитывая, что только «сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит». Поэтому от собственного величия и написал Толстой… « И я, убедившись, что учение церкви есть теоретически коварная и вредная ложь, практически же собрание самых грубых суеверий и колдовства, скрывающее совершенно весь смысл христианского учения действительно отрекся от церкви, перестал исполнять ее обряды и написал в завещании своим близким, чтобы они, когда я буду умирать, не допускали ко мне церковных служителей, и мертвое мое тело убрали бы поскорей, без всяких над ним заклинаний и молитв, как убирают всякую ненужную вещь, чтобы она не мешала живым…» . Это было написано в 1901 году. Не изменил своего мнения Толстой и впоследствии. В январе 1909 года Толстого посетил Тульский епископ Парфений. После этого посещения в дневнике Толстого появляется запись: …Особенно неприятно, что он просил дать ему знать, когда я буду умирать. Как бы не придумали они чего-нибудь такого, чтобы уверить людей, что я “покаялся” перед смертью. И потому заявляю, кажется, повторяю, что возвратиться к Церкви, причаститься перед смертью я так же не могу, как не могу перед смертью говорить похабные слова или смотреть похабные картинки, и все, что будут говорить о моем предсмертном покаянии и причащении, ложь. Говорю это потому, что есть люди, для которых, по их религиозному пониманию, причащение есть некоторый религиозный акт, т.е. проявление стремления к Богу, для меня всякое такое внешнее действие, как причастие, было бы отречением от души, от добра, от учения Христа, от Бога. Повторяю при этом случае и то, что похоронить меня прошу также без так называемого богослужения, а зарыть тело в землю, чтобы оно не воняло». Вот так довели бесы, писателя…. И решение собора осталось в силе. |
|
|
