| Особым охотничьим спортом отличалась эта елизаветинская комиссия потому, что выяснились разные способы смягчения участи поповичей еще при первом извлечении их при Петре I в 1725 г. на трудовую повинность. Оказалось, что тогда не только многие устроились на работу при монастырских хозяйствах, но даже и при священнических. Приходский батюшка – не помещик. Он не имел права владеть «душами». Но он брался за одного-двух, оказавшихся по штатам лишними для данной церкви, платить «подушное» обложение. Казна не была обижена, и эти деклассированные поповичи оставались на действительной физической работе у себя дома. Аннинское гонение ликвидировало все эти смягченные формы крепостного труда. И Елизаветинская комиссия ставила себе задачей также отсечь в пользу крепостного труда все вновь приросшие побеги духовных семейств. Эти побеги стали обозначаться неуклюжим термином «заопределенных», т. е, оказавшихся за пределами определенных, т. е. численно ограниченных, «штатов». В 1752 г. издан приказ: «публиковать о заопределенных церковниках: не пожелает ли кто взять их за себя? А если через месяц желающих не объявится, приписывать этих церковников к фабрикам и заводам. Как помещикам, так и заводчикам с фабрикантами, давать на них владенные записи и быть им яко крепостным вечно за теми, за кем записаны. И впредь челобитий от них, якобы не по желаниям их отданы, нигде не принимать. С беглыми поступать, как с беглыми же крепостными людьми и крестьянами». Характерна критика этого распоряжения власти в устах тогдашнего «европейца и либерала», В. Н. Татищева. Такую щедрую и бесплатную сдачу «лишних» церковников помещикам Татищев считает нерациональной, потому что она убыточна для казны. Лучше брать таких якобы «лишних для духовенства в государственную службу или на государственные заводы» (этим делом Татищев сам управлял на Урале). Или в села и погосты на обязательные работы, чтобы от нее довольствовались и церковные причты. Этим Татищев оправдывает бывшую форму самоустройства духовенства после петровских штатов 1723 г. до аннинского гонения. «Лучше, – продолжает Татищев, – не раздавать помещикам даром», ибо это имущество – «государственное, но продавать, за которых с охотой всяк даст за мужскую голову по 10 рублев. И через то не мало бы правильных денег в казну пришло». Как скоро человек привыкает к ужасу рабства! Иллюстрация к тому, с чем мирятся и чего якобы не видят «добровольные» интеллигентные (?) строители социального рая в нашей России. Неудивительно, что часть детей церковников, обреченных на рабство, поступала в бегах в шайки разбойников (Розанов. Ист. Моск. Епарх. Управления, ч. II, кн. 1, с. 168). |
| После проведения в конце XVIII в. секуляризации и в Южной России, и по введению и там строгих приходских штатов, и там не сразу удалось изжить широко распространенную практику так наз. «диких попов». Часть их обладала грамотами, выдававшимися самими архиереями при отпуске для приискания места. Иные находили для себя более легким (бесшкольным) и дешевым способом добывать себе хиротонию в соседних – Молдавии и в Турции «про запас» и с этими ставлеными грамотами странствовали от парохии к парохии, не найдут ли где «ваканс». А пока что кормились физическим трудом в сельском хозяйстве или ходили в извоз чумаками. А вдовые присоединялись к группам бурсаков, добывавших хлеб распеванием кантов. И вообще «бурлаковали», сливаясь с свободно переселявшимися с места на место землеробами, что было одной из привилегий края, резко упраздненных учреждением здесь наместничеств в 1783 г. Конечно, в этой бродяжной обстановке авантюрили и попы-самозванцы, так наз. «самоставы» или «самосвяты», с подложными грамотами и даже по паспорту второбрачные. Изобличенные ныряли через польскую границу и продолжали свои похождения за кордоном. Екатерининское время, сжав до крайности штатные рамки духовного сословия, уделило законодательное внимание и для устройства «излишков» сословия не только в воинской и подушной кабале, но и на путях свободных интеллигентных профессий. Послепетровские правительства, как только нуждались в каких-либо специалистах, автоматически черпали их из семей поповичей и духовных школ. Характерно для грубого утилитаризма власти, что она, втягивая в кабалу крепостной зависимости «излишки» духовного сословия, не хотела понять особой чувствительности его и мучительности для него перехода от высшей категории труда и соединенного с ним высшего морального самосознания к труду низшему, только физическому, и притом рабьему. Но как только возникала экстренная потребность усвоения новых научных знаний, так не задумываясь члены правительства протягивали руку к семьям поповичей и брали оттуда выносливых, не боящихся труда «спецов». |
| «Так как содержать домового священника», по выражению Голубинского, «столь же ничего не стоило, сколько содержать одного лишнего лакея, и единственный расход на него составляла единовременная плата за посвящение, то необходимо думать, что вообще домовых священников или капелланов имели, если не положительно все те, то по крайней мере наибольшая часть всех тех, которых в позднейшее время стали называть общим именем дворянства, и, следовательно, необходимо представлять дело так, что в Киеве и потом во Владимире – средоточиях этого последнего, были целые тысячи домовых священников, что они были переполнены и, так сказать, кишели ими» (I, 1, 401). Так было это впоследствии в Москве. Дошло до того, что русские имущие люди находили более удобным обзаводиться не свободными, легко подвижными священниками, а посвящать своих собственных холопов и рабов, не освобождая их от неволи. Это побудило КПльского Патриарха Германа написать в 1228 г. киевскому митрополиту Кириллу II увещательное послание, в котором он пишет: «дошло до слуха нашего смирения, что некоторые в русской стране приобретают куплей рабов, даже и пленников, а потом отдают их учиться священной грамоте и возводят их по чину к священно достоянию приводя их к епископам, но не освобождая их наперед от рабства, так что и после священного поставления иереи бесчествуются рабьим именем». Все указанные условия умножения низшего духовенства, стоявшие в связи с его сословным происхождением, сильно сбивали цену древнерусскому священнику, как члену общества, делали его совсем не крупной персоной. Срезневский (Древ. Пам. Письм. и Яз. с. 44) дает подпись попа до-монг. времени: «Демка»; I Новг. Летопись (1193) попа величает – «Иванкой». Уменьшительно уничижительные имена явно подчеркивают низкое сословное положение этих иереев, стоящих в ряду холопов, смердов, даже невольников. Цена рядовому священству была не высока еще и потому, что ко всем многочисленным кандидатам на священство по необходимости приходилось предъявлять самые скромные требования по части образования; приходилось довольствоваться умением совершать богослужение, безразлично – путем ли грамоты или даже наизусть. |
| Так школа побеждала старый порядок. Раз школьным меркам подчинялись сами наследственные искатели мест, то само собой понятно становились тенью прошлого и продолжавшие еще фигурировать так наз. «заручные челобитья» (т. е. прошения с подписями), сопровождавшие личные прошения квалифицированных школой соискателей мест. От своих же прежнего типа представлений бесшкольных наследственных кандидатов прихожане отказывались без боя, принимая архиерейские назначения, как норму. к концу XVIII в. у самих архиереев установился взгляд на приходские выборы, как на явление ненормальное, как на пережиток старого беспорядка. Когда к митрополиту московскому Платону явились крестьяне с просьбой о своем кандидате, он им ответил: «ваше дело – орать да пахать, а мое – вам попов давать». Великий Платон в автобиографии своей рассказывает из периода его служения на Тверской кафедре (1770–1775 гг.): «в производстве дел не взирал Платон ни на просьбы, ни на слезы, коли то находил с справедливостью законной несообразным и с расстройством общего паствы порядка». В пример он приводит свое невнимание к уродливым результатам приходских выборов, равно и рекомендациям разных лиц, «не имеющих другого достоинства, кроме того, что умеют докучать, кланяться и плакать. Таковая Платонова поступка многим была не по нраву и невыгодные за то он слушал отзывы. Но вместо того большая часть всякого состояния людей были тем довольны и должной одобряли его похвалой, видя во всем его прямодушие. И при том и на самом деле усматривая лучший по духовенству порядок. Как то и был пастырь тем утешен, что некоторые из дворян отозвались к нему с благодарностью за хороших, данных им священников». Платона удивило такое довольство назначенными кандидатами, но прихожане ему ответили, что они действительно роптали, думая, что им вместо представляемых кандидатов дают обязательно худших, по пристрастию и мздоимству. Но когда они увидели, что назначенные лучше ими выбранных, то и перестали роптать. «Итак, заключает Платон, пастырь, сам быв ободрен, продолжал свое о лучшем духовенстве попечение». |
| Чудесная форма рассказа не должна обострять нашего скепсиса, потому что именно в отделе чудес в житийной литературе историки и находят наибольшее количество реальных бытовых черт для истории отдельных областей и городов. Косвенно правдивость факта нашествия русских на Сурож подтверждается и одним местом так называемой итальянской легенды о перенесении мощей св. Климента. На расспросы Константина Философа относительно древнего храма Климента, обращенные к жителям Корсуня, последние ему отвечали, что вследствие частых набегов варваров здесь подверглись разрушению не только окрестности Корсуня, но была опустошена и даже сделана необитаемой и большая часть той страны – ob multitudinem incursantium barbarorum locus ille desertus est et templum neglectum et magna pars regionis illius fere desolata et inhabitabilis reddita. Это говорилось в 861 г. Возбуждало недоверие историков ко всему рассказу сообщение, что рать пришла «из Новаграда». Казалось невероятным прибытие войска из такой дали, если разуметь наш старый Новгород на Волхове. Однако для Руси, ходившей от Скандинавии до Багдада и Цареграда, такое расстояние не представляло ничего необычного. Если загадочное выражение «из Новаграда» и не указывает на северно-русский город, то для него есть и другое объяснение. На итальянских картах генуэзцев и венецианцев, торговавших в их Крымской фактории – Кафе, мы находим Neapolis (Новый Город) около нынешнего Симферополя, а неподалеку варяжскую гавань – Varangolimen и местечко Rossofar. Этот Новгород мог быть и для Руси более отдаленной только ближайшим сборным пунктом, из которого она обрушилась на Сурож. Имя русского князя «Бравлин» (в менее исправных списках переделанное в «бранливого» князя, очевидно, для того, чтобы осмыслить непонятные звуки), наш европеизированный слух готов с первого раза принять за славянское, происходящее от слова бравый. Но ведь это слово греческое, а затем латинское и французское, в русском языке очень недавнее. Да и для имени с окончанием на ин нам не подыскать аналогии ни среди – миров, славов, полков, ни среди Добрынь, Путят и т. п., между тем как среди известных по Игореву договору с греками 944 г. |
| Внутреннее обозрение//Вестник Европы. 1906. Кн. 2. С. 377–379. О правилах 14 октября 1906 г. для старообрядцев и сектантов. Веталис. Со стороны//Русская мысль. 1901. Кн. 11. Отд. 2. С. 212–218. По поводу нападок в печати на речь М. А. Стаховича на Орловском миссионерском съезде. Виленец. К 40-летию русской Вильны (письмо из Вильны)//Русский вестник. 1904. Т. 292. Август. С. 894–899. Успехи русификации в 1864–1904 гг. ВильскийА. Церковные дела//Летопись. 1916. 3. С. 298–306. Проблемы церковно-приходского самоуправления и отделения Церкви от государства. Виппер Р. Заметки историка о религиозных исканиях современности//Летопись. 1916. 9. С. 204–213. Оценка с позиций марксизма. Витте С. Ю. Воспоминания. Т. П. М., 1960. С. 322–337. Витте С. Ю. Самодержавие и земство. 1901. Против земского самоуправления. Владимиров А. 77. Из Вильны. О Виленской думе//Русское обозрение. 1887. Кн. 8. С. 942–946. Виленская дума и русско-польские отношения. Владимиров А. 77. Из Вильны (что предстоит новому генерал-губернатору?)//Русское обозрение. 1893. Кн. 1. С. 440–446. Программа русификации края. Владимиров А. П. Из Вильны. Ответ «Русскому Вестнику»//Русское обозрение. 1894. Кн. 6. С. 884–889. Владимиров А. 77. Из Вильны. По поводу плана обращения народных школ в церковно-приходские//Русское обозрение. 1894. Кн. 2. С. 1000–1001. Владимиров А. 77. Из Вильны. Духовная академия или университет?//Русское обозрение. 1894. Кн. 3. С. 481–503. Владимиров А. П. О русском землевладении в Северо-Западном крае//Русское обозрение. 1894. Кн. 7. С. 217-–241; кн. 8. С. 748–767; кн. 9. С. 171–192. Владимиров А. 77. Из Вильны. Нужно ли виленское генерал-губернаторство?//Русское обозрение. 1895. Кн. 12. С. 1024–1027. Владимиров А. 77. Из Вильны. Святой Георгий – символ польской революции//Русское обозрение. 1897. Кн. 12. С. 906–911. О политических настроениях виленских поляков в 1897 г. Владимиров А. 77. Из новейшей летописи Северо-Западной России. История плана располячения католицизма в Западной России с 1865 г.//Русская старина. 1885. Октябрь. С. 99–122. О судьбе проекта введения русского языка в католическое богослужение за время управления краем К. П. Кауфмана, Э. Т. Баранова, А. Л. Потапова и Альбединского. |
| – Ну, что ж, а я меньше не возьму!.. Антон поднял на него глава, стараясь понять, шутит новый батюшка или глуп от природы. «Должно быть, он шутник!» – подумал Антон и сказал: – Нет, уж вы, батюшка, настоящую цену говорите!.. – Как тебя зовут? – спросил Кирилл. – Антоном Бондаренком. – Так вот что, Антон: цену настоящую ты спрашивай, когда на базар придешь. Станешь порося покупать, так тебе и скажут настоящую цену, а ко мне ты пришел по делу церковному, святому. Церковь – не базар, в ней никакой торговли не может быть. Антон смотрел на него недоумевающим взглядом. «Что-то я не второплю! – размышлял он про себя. – Чи он жадный, чи Господь его знает!» – Иди себе с Богом! – прибавил Кирилл. Но Антон не двигался с места. – Как же оно будет, батюшка? – спросил он. Кирилл возвратился к столу, сел и взял стакан с чаем. – Много у тебя земли? – спросил он. – Земли? Четыре с половиной. Да плавни с полдесятины будет. – А хлеб уродил у тебя? – Хлеб? Да как сказать! И уродил, и не уродил. Жито Бог дал хорошее. С двух десятин почти что шестнадцать четвертей собрал, ячменю с полдесятины четвертей пять взял. Полдесятины баштану… «Огирок» ничего, а кавун весь погорел, вся «гудина» повяла, проса полдесятины… едва свое вернул. А десятина пшеницы даже совсем из-под земли не вышла. Ну, а сено плавное в наших местах всегда хорошее. Высокое, густое… Дай Бог, чтобы на всем свете такое сено было. Поверите, батюшка, это не сено, а как бы вам сказать – шелк. – Так ты, выходит, богач, Антон Бондаренко! Как же мне с тебя сторублевку не взять? Антон опять выпучил глаза. Никак не мог уловить он тонкой усмешки, которою Кирилл сопровождал свои слова. Видя его недоумение, Кирилл сказал прямо: – Ну, иди с Богом, Антон. За венчание дашь сколько сможешь. А не сможешь, и так повенчаем. И всем своим землякам скажи, чтобы со мной не торговались. Антон поблагодарил и ушел чрезвычайно смущенный. Он даже не знал, рассказывать ли землякам о своем разговоре с батюшкой. По дороге он рассчитал, что может безобидно для себя дать за венчание карбованец, не считая свечей, которые он купит особо. Будь это у отца Родиона, дешевле пяти рублей не отделался бы, а со свечами и все семь. Это было так приятно, что он боялся, как бы кто не помешал, не отсоветовал новому священнику. Очевидно, новый батюшка просто не знает порядков. А ежели это дойдет до отца Родиона, который ему растолкует, то дело примет другой оборот. Поэтому Антон решил сохранить это пока в секрете, а когда уже дело кончится, рассказать землякам. И когда его спросили, много ли взял новый батюшка за венчанье, он без запинки ответил: |
| Владимиров А. П. История располячения западно-русского костела//Русское обозрение. 1896. Кн. 4. С. 739–763; кн. 5. С. 283–309; кн. 6. С. 556–580; кн. 7. С. 166–189; кн. 9. С. 164–184; кн. 10. С. 581–604; кн. 11. С. 231–256. Литва после 1866 г. Владимиров А. П. Как пишется история?//Русское обозрение. 1897. Кн. 10. С. 837–847. Критическая оценка статей М. М. Кояловича «Юдифь с берегов Двины» (о генерал-губернаторе А. Л. Потапове) и «Отставка диктатора» (о М. Н. Муравьеве), вышедших отдельной книгой «За кулисами истории. Из истории Северозападного края». СПб., 1896. Владимиров А. П. О введении русского языка в богослужение католической и протестантской церквей в Северо-Западном крае//Вестник Европы. 1881. Кн. 3. С. 366–375. Владимиров А. П. О положении Православия в Северо-Западном крае (1863–1892 гг.)//Русское обозрение. 1893. Кн. 2. С. 620–652; кн. 3. С. 186–211; Кн. 4. С. 671–702. Владимиров А. П. Со Жмуди. Замена русских письмен латинскими//Русское обозрение. 1893. Кн. 2. С. 980–983. Владимиров А. П. Толстовцы на подгорье Северного Кавказа//Русское обозрение. 1898. Кн. 1. С. 593–599. Колония толстовцев близ Нальчика в 1896–1897 гг. Водовозов В. Как производятся выборы в Государственную Думу по закону 3 июня 1907 года?//Народное право. СПб., 1907. Воинская повинность и духоборы//Русский вестник. 1898. Т. 253. Февраль. С. 368–374. Полемика со статьей в «Вестнике Европы», возражавшей против ссылки сектантов за отказ от воинской службы на 18 лет в Якутию. Володин. Собор и патриаршество//Современный мир. 1912. С. 284–295. Вопрос о всеобщем обучении на киевском съезде естествоиспытателей и врачей//Мир Божий. 1898. 10. Отд. 2. С. 18–19. Краткое изложение докладов Трегубова, Белоконского и Бориневича. Вопрос о языке преподавания в низших и средних школах для нерусского населения. Совещание Министерства народного просвещения по вопросу о школьном образовании в Царстве Польском//Русская школа. 1907. 2. Отд. 2. С. 74–75. Вопросы начальной школы на II съезде деятелей по техническому и профессиональному образованию//Русская мысль. 1896. Кн. 4. Отд. 2. С. 79–94. Отчет о работах IX сессии съезда, изложение доклада Вахтерова о всеобщем начальном обучении и тезисы других докладов. |
| Но в этот же день случилось обстоятельство, которое совершенно спутало луговских прихожан. Антон Бондаренко, землянка которого находилась на самом краю села, вздумал выдавать свою дочку замуж. Это было немножко странно, потому что свадебный сезон обыкновенно начинается в конце сентября. Но дело в том, что дочка его Горпина как-то совершенно неожиданно стала полнеть. Когда это сделалось очевидным, Марко Працюк, молодой рослый парень, который не отрицал своей вины в этом обстоятельстве, отложил в сторону цеп и лопату и послал к Антону сватов. Так как с этого воскресенья начиналась седмица нового священника, то Антон пришел к Кириллу. Это было часов в семь вечера. Кирилл только что отслужил вечерню и, вернувшись домой, застал Муру за чайным столом. – А дома батюшка? – спросил Антон у Феклы, которая совсем основалась на кухне. – Чай пьют. Можешь и подождать! – Так ведь мне не близкий свет домой-то идти. Версты две будет, сама знаешь. – Ну, не могу же я от стола оторвать… Сейчас только из церкви пришли… Разговор этот происходил в сенцах. Кирилл слышал его от слова до слова. Он отворил дверь и обратился к Антону: – Что тебе? Антон снял шапку и поклонился. – К вашей милости, батюшка! Дело есть! – Зайди в хату! – сказал Кирилл. Антон вошел и поклонился Марье Гавриловне. – В чем же дело? – Дочку надобно перевенчать!.. Так вот я пришел… – Что ж, перевенчаем! Когда хочешь? – Завтра бы!.. – Ладно, и завтра можно! Часов в десять приходите в церковь! Антон опять поклонился и молчал. – Ну, так иди с Богом! – сказал Кирилл. Но Антон не двигался с места. Он не только не считал дело конченым, но даже не думал, что оно началось. По его мнению, недоставало самого главного. Во всяком случае, батюшка перевенчает Горпину, в этом нет сомнения, на то он и батюшка. – А сколько же за венчание будет, батюшка? – спросил наконец Антон. – Да уже дашь сторублевку! – сказал Кирилл и самым серьезным образом посмотрел ему прямо в глаза. Антон саркастически ухмыльнулся и выразительно мотнул головой. – Гм… таких денег я сроду и не видал даже… |
| — Кедрон? Название как будто знакомое. Я могла читать о нем в Библии? — Да. Это пролив, который образовался из потока Кедрон и отделил святую Масличную гору от острова Иерусалим. Пройдя сквозь древние ворота, они прошли мимо арабского кладбища, спустились еще ниже и пошли по берегу Кедрона. Сразу за проливом в небо широким столбом поднимался золотистый туман. — Ты ничего за проливом не видишь, Дженни? — Почему не вижу? Вижу золотистый туман, а в нем гористый остров с деревьями и домами, вижу золотые церковные купола. — В самом деле? У тебя чистое христианское зрение, Дженни. Даже я вижу только туман, хотя я и живу как раз на этом самом острове. — А что это за волшебный остров такой? — Одно из святых мест, не доступных Антихристу. В самом городе это в первую очередь храм Воскресенья Господня, а вот тот луч света, который ты видишь сразу за Кедроном — это усыпальница Божией Матери. Ну и наша Елеонская гора, откуда, по преданию, вознесся Иисус Христос и куда Он должен вернуться. — Боже, как бы мне хотелось жить в таком месте! — Тетя Дженни, — громко и весело сказал Антон, державший теперь Патти в по воду, — а вы живите теперь с нами на острове Елеоне! — Антон, — строго сказала Мира, — разве можно кричать об этом на всю улицу? Больше ты со мной в город не пойдешь. — Пожалуйста! У нас на горе гораздо интереснее. — Зачем же ты так просился пойти со мной в город? — Смешная ты, мама. Ты что, не понимаешь? Чтобы тебя охранять! — Ах вот как! Ну спасибо тебе, дорогой сын. — Мира, а как же мы попадем на ваш остров? Можно было бы переплыть на «Мерлине», но он у меня стоит совсем в другой стороне. — Никаких проблем! — завопил Антон. — Мы сейчас пойдем по воде, как мамина Кассандра! — Нет, больше ты меня охранять не будешь, это уж точно, Антон. — Все, молчу, мама, молчу! — Мира, Антон говорит о Сандре? — Ну да! — поторопился ответить Антон. — Мамина подруга Сандра ходила по воде сначала на мобиле, а потом на лошади. Она мне рассказывала. — Да угомонись же ты, Антон! С тобой сегодня никакого сладу. Это он так на нового человека реагирует. Но Антон и вправду говорит про Сандру, про ее приключения с макаронами. Он страшно любит про это слушать. |
|
|
