| Ежедневно в 12-ть часов ночи он вместе с братией ходил к утрени, которая в будние дни продолжается два с половиною часа и более, а под праздничные дни более трех с половиною часов. После того немного засыпал. В 9-ть часов утра ходил к поздней литургии, а затем в свое время – к вечерне, и эти три службы посещал неопустительно до 1885 года. В этом году он исходатайствовал от архиепископа Никандра распоряжение – совершать раннюю обедню, и для сего сделал особый вклад в 10,000 рублей, чтобы обязательно совершалась и литургия заупокойная – в поминовение его родителей и сродников. В этом году, именно с 1-го августа, началось совершение ранней литургии в 6-ть часов утра (как это и продолжается до настоящего времени). В то же время переменилось и время совершения утрени: вместо 12-ти часов ночи, она стала совершаться с 3-х часов по полуночи. С того же времени и В. Ив-ч изнемог под бременем старчества, стал ходить в храм ежедневно только к ранней обедне и к вечерне. А все остальное время дня он неуклонно проводил за чтением священных книг – Евангелия, Книги Деяний Апостольских и Четьих Миней, причем прочитывал и поучения в них на каждый день по поводу жития святого. – Чтения сменялись молитвой: он любил молиться уединенно, при тусклом свете лампады: стоя на молитве, он как будто не хотел замечать и самого себя… Он молился устно без «молитвенника», с земными поклонами и коленопреклонением, – что, конечно, обнаруживает искренность молитвы, доходящей до умиления, при котором душа молящегося непосредственно обращается к Богу и «молитвенник» становится излишним. Постепенно приближаясь к последнему пределу своего жития, В. Ив-ч постепенно замечал и упадок телесных сил. Так, в 1888-м году он настолько ослабел зрением, что уже не мог иметь высокого утешения – читать любимые книги, о чем сильно скорбел; впрочем, он настолько еще видел, что мог ходить в храм без провожатого. Вместе с тем, он стал часто жаловаться на боль в ногах; страдал от грыжи и геморроя, особенно при перемене погоды, когда он вынужден был уже лежать в кровати. |
| Находясь постоянно в доме родителей, Василий воспитывался в духе богобоязненности и преданности церковным уставам. Он искренно любил посещать храм и старался бывать в нем неопустительно. В своем приходском храме он всегда становился за правым клиросом и, раз устремив взор на предстоящую икону, он уже не сводил с нее глаз до конца службы, – никогда не позволял себе оглядываться по сторонам. – Благочестивой настроенности его совершенно соответствовала и его скромность, проявлявшаяся в самой его внешности. Он никогда, даже и в молодости, не любил щеголять: его одежной был обыкновенный купеческий сюртук, длиннополый, старинного (традиционного) покроя, но статный; поверх сюртука кафтан (по-народному – чуйка), с прямыми полами и рукавами. Иначе говоря, его вкус в этом отношении был чужд так называемого немецкого покроя платья (не сословного и не национального). Вообще, он избегал всякой показности; и этому он был так твердо предан, что не позволял даже снять с себя фотографического портрета, – несмотря на желание и неоднократные просьбы родных и знакомых, которые в последнее время его жизни в Туле желали было достигнуть своей цели при посредстве глубоко уважаемого им Преосвященного Никандра: В-й Ив-ч остался непреклонен, – не изменил своей скромности даже и в таком, по-видимому, невинном деле 10 . Поддержанию благочестивой настроенности Василия немало служило и самое занятие его в родительском доме: оно было унаследовано им и отцом его еще от деда. Это – производство предметов церковной утвари. Назначение изделий храму Божию, без сомнения, постоянно напоминало юному Василию о священном долге его истинно христианской души. А в исполнении своего христианского долга Василий имел руководящие примеры в лице родителей, замечательных своим долголетием. Если, при всех трудах своих, отец достиг 65-летнего возраста, а мать 89-ти лет, то это очевидно свидетельствует об их скромной и воздержной жизни, явно и Богом благословенной. Дело, которому служили Макарухины, требовало усердия и внимательных наблюдений для воспроизведения данных образцов. |
| Содержать монахов должно было Луцкое братство. Настоятель избирался на собрании братства, к-рое имело право изгонять из Л. м. нарушителей порядка, в т. ч. игумена. Братии запрещалось иметь имущество и предписывалось заботиться в первую очередь о духовном, а также об украшении храма и алтаря, о сохранности церковной утвари, образов и книг, к-рые должны вноситься в специальный реестр. Настоятель вместе с братией выбирал из числа насельников обители ректора братской школы, мог устраивать проверку знаний учеников. На игумена и братских священников возлагалась обязанность служения воскресных и праздничных литургий, а также молебнов и панихид по средам и пятницам. Отдельно записана обязанность игумена участвовать в общих собраниях братства, посещать братчиков в их домах. Настоятель и монахи должны участвовать во всех акциях братства, в т. ч. за пределами храма, на что выделялись средства из братской казны. В п. 10 говорится о том, что в монастыре вводится общежительный устав. В «Постановении...» есть раздел об обеспечении обители. Предполагались следующие статьи доходов: вклады монахов, вступавших в обитель; милостыня, особенно от членов братства; церковные доходы (продажа свечей, просфор, доходы от треб); доходы от церковных участков (огородов); доходы от «рукоделия», к которому причислялась и типография. В соглашении говорилось, что шкатулка с деньгами Луцкого братства находилась у игумена. Один из монахов обязывался вести канцелярские дела братства, следить за записью доходов и расходов. На годовых общих собраниях отчет о финансовом состоянии братства должен был представлять игумен. Устанавливалось годовое жалованье игумену и братии в 100 злотых, оно выплачивалось на праздник св. Симеона. Л. м. имел владения: двор в г. Броды, села Вовкови, Губин, Гудчий Брод, Длинные, Дроздни, Семеренки, Немецкое, поместье возле с. Теремного, место в с. Ярославичи, 15 участков в Луцке, однако определить, какие владения принадлежали мон-рю, а какие братству, часто невозможно. Управляли имениями, вели денежные и торговые операции миряне - члены Луцкого братства. |
| Это дело наше – иноков, монашествующих, оставивших мир и мирское попечение и всю суету. Мир, т. е. любители мира не достигают сего, и даже не вмещают, и достигнуть не могут, потому что они всегда упражняются в житейских попечениях, и имеют ум свой привязан к миру и к его прелестям. Скажу еще о старце Тимофее. В один день, между душеполезными наставлениями, поведал он мне грешному следующее: «Был у нас на Валааме монах, мне духовный брат, который мне открыл, что во едино время стоял он на молитве и внимал умом, и сердце его горело огнем Божественной любви; и сделался он вне себя, весь изменился, и был в восхищении, и оказался стоящим в раю, видел множество ангелов и святых угодников Божиих, видел множество разных садовых древ с прекрасными плодами, а наипаче привлекало взоры его единое древо, паче всех прекрасное, и плоды на нем наподобие яблока. Он весьма на него любовался, и не хотел от него отойти. Приходит к нему один прекрасный юноша, неизреченно одеян, и златым поясом препоясан, и спросил его: «Что, человече, стоиши и чудишися? или желаешь вкусить сих плодов?» Монах ответил: «Ежели бы можно, то желательно хотя бы отведать». Юноша сорвал одно яблоко, и дал ему, и велел съесть. Когда он съел, то очутился в своей келии, стоящий на молитве. И столько сладко и вкусно было яблоко, что невозможно и объяснить языком человеческим; и ничего на земли подобного ему нет. Что на земли сладкого и вкусного вкушаешь, то оно только тогда бывает сладко, когда его вкушаешь, и когда оно еще в гортани; а после скоро и позабудешь; а райский плод не таков: прошло десять лет, а еще чувствуется в гортани сладость». Хотя старец Тимофей сказывал о другом, но я полагаю и уверен, что он сам этого сподобился, за его равноангельную жизнь. 183. О старце Сисое Великий старец – схимонах Сисой, родом грек. Он от юности препровождает жизнь свою во иночестве, многим монахам наставник, и много имеет учеников по архипелажским греческим островам; великий постник и строгий ревнитель общежительных уставов. Браду имеет длинную, ниже колен; весь сединами украшен. По отъезде моем остался жив. 184. О старце Мартиниане В Русском монастыре более тридцати лет препровождает жизнь схимонах Мартиниан, родом грек, в совершенном послушании и в отсечении своей воли, и сделался незлобив – яко младенец. Такую имеет ко всем любовь, что за всех душу свою полагает, и всех немощи на себя принимает. И такую имеет от Бога благодать и чистоту сердечную, что провидит внутренняя тайные помышления. По-русски не знает, но часто нас русских обличает, и дает душеполезные наставления. Иногда по-русски скажет так, что и русскому так не сказать, а после паки ничего не знает; чему мы много удивлялись. По отъезде моем остался в живых. 185. О старце Макарии |
| И понеже вид, яко познанъ бысть, тмже оттуду отходит во ино мсто близъ ркы Сосница, 86 тако той именуемо, и тамо вселися, идеже и жесточайшее житие начат жити, в пост и в молитв упражняася. Но понеже «немощно бяше граду укрытися връху горы стоящу», 87 увдено бысть нкимь того житие, и начаша к тому приходити и скуднаа приносити. Таже помал и слухъ происхождаше о немь во всем Новград, даждь и до самого архиепископа Иоана, 88 иже тогда престолъ тоа церкви правящаго. Тмже посылаеть к нему видти его: кто, и каковъ есть, и что житие его, яко искушаеть того нкаа досадителнаа тому изрещи, яко, презрвшаа архиерейскую честь и безъ обавлениа ту того живуща. Пришедшю же посланному от архиепископа и ако съ запрещениемь к нему, рече: «Како сд смлъ еси ссти, на мст семь, безъ благословениа архиепископова?» Он же смирениемь отвща, притьчю приемъ: «Нкотораа двица сдящи у оконца своего близъ нкоего позорища, иже бестудно на вся зрящи; другаа же в той же храмин у иного оконца сдящи, со благоговниемь о своемь двьств и чистот внимающи. Тогда иже тамо мимоходяще человци о прьвой дв и о бестудии еа глаголюще: „Сиа во многоглаголании своем не сохранит свою чистоту». О друзий же глаголаху: „Яко сиа два, иже со благоговниемъ тако сдяще, сохранит свою чистоту бес порока». Нам же, государю, наипаче подобает внимати себ и сохранити на неже изыдохом, мы бо зд, в сей пустыни, живуще, ни тебе отбгающе, но мира удаляющеся, молитвъ же твоих и благословениа всегда требуемь, и да пребываеть с нами». Возврати же ся посланый къ архиепископу и повда ему вся о блаженномь Сав: и о житии его, и о пост, и о нищит. Архиепископъ, услыша сиа, желаниемь побжаа, и восхот самъ видти его. И ако идяше архиепископъ к того обиталищю, срте его, еще далече сущю, блаженый Сава во простых ризах, якоже обычай бяше – всегда тому тако ходити. И ако вид архиепископа, пад пред нимь со всякимь смиреномудриемь, поклонися, якоже достоить святителю. Архиепископъ же, благословивъ того и не знааше, яко той есть Сава, но мняше странна нкоего быти, повле же ему и ссти съ собою, и ити с [нимъ], идеже Сава жилище имаше; и понеже аще тому и не хотящю сданиа с собою, сподобляеть того. И сему тако бывающу, и духовнаа словеса архиепископу с нимь глаголющю, и позна того не проста быти, но свершена нкоего мужа, и сего ради паче возлюби его. И понеже близъ жилища бывше, востаетъ Сава скоро от мста сего и смирениемь поклонися архиепископу, и исповда ему о себ, яко «азъ есмь гршный Сава». Тогда архиепископъ подивися того смирению и того любовию благословивъ, прочее оба внидоша въ храмину Савину и ту многа бесдовавше. И многу часу минувшю, архиепископъ, поучивъ того непредкновенно въ тръпнии пребыти и тако укрпивъ его и учредивъ не токмо и духовною пищею, но и телесною, прочее во град возвратися, старца же великое житие по Бози похваляа. И оттол архиепископъ великую вру стяжа ко блаженному Сав и ако велика нкоего имяше, тмже и всегда потребнаа тому присылааше. |
| Тем не менее, как скоро чувствовал хотя малейшее облегчение, то или дома молился, или шел в храм и так – ревностно, до самой смерти, которая последовала в 1890-м году. При естественном ослаблении старческих сил, обыкновенно, чаще и чаще приходит на мысль помощь Господа Промыслителя, не оставляющего человека и тогда, когда оставляют его не только близкие люди, но и даже и свои силы. Крепко веровал в покров Господа, в помощь и защиту своего Ангела-Хранителя восьмидесятилетний старец, возросший в глубокой богобоязненности от детства своего. О такой преданности В. Ив-ча своему Ангелу-Хранителю наилучше засвидетельствовал следующий знаменательный с ним случай. За несколько дней до смерти с ним иногда делалось головокружение. При одном таком случае старец находился в комнате один; его сожитель-племянник отошел обедать. Намереваясь перейти из одной комнаты в другую, он вдруг упал на пол всем телом, причем, однако, голова его не ударилась об пол, как-то странно и вместе благополучно поместилась на ребре стула, сбитого на пол упавшим, и как бы подложенного под его голову. Падение, таким образом, оказалось совершенно безболезненным. Когда на стук, происшедший от падения, прибежал племянник, и с испугом спросил, не разбился ли старец-дядя, то В. Ив-ч сказал ему с спокойствием верующего сердца: «нет! – меня поддержал Ангел-Хранитель». В 1890 году 21-го числа апреля вечером В. Ив-ч почувствовал головную боль и, вследствие этого, всю ночь почти провел без сна; утром 22-го числа в субботу он уже не решился идти к ранней обедне; с наступлением дня он пожелал пригласить доктора В. И. Смидовича. После визита доктора он пожелал приобщиться Св. Христовых Таин; а потом, спустя час, по его желанию над ним совершено было таинство Елеосвящения. – Все это время, находясь в ясном сознании, В. Ив-ч твердо понимал, что наступает конец его жизни, но – какой жизни? – Вся его жизнь была, главным образом, деланием во славу Божию: его мысль постоянно витала в храмах Божиих, в обителях православных иноков; наконец, последние дни и часы многолетней жизни его протекали в стенах им же созданного монастыря, где теперь его телесная сила иссякала в старческом слабом теле как елей малой лампады в его келлии, а вместе и свет очей его, непрестанно обращенных к святым иконам, угасал как свет огня в священном светильнике, и это был истинно иноческий взор чистой души, уже бесповоротно отрешенной от мира. |
| Мих. Струков, на пожертвованные некоторыми гражданами деньги приобрел близ этого места покупкой 42 десятины доходной земли, которая, по желанию жертвователей, если утвердится иноческая обитель и при ней кладбище, должна поступить в собственность обители, а потому городской голова и предложил все это на усмотрение общества. По выслушании сего тульское городское общество, приняв во внимание, что об уничтожении прежней иноческой обители жители города немало сожалели и вновь ее учреждения желать не переставали, тем более, что в городе Туле ни одной такой обители нет, а общие желания граждан устремляются именно к тому, чтобы видеть им вблизи себя подобную обитель, в которой процветала бы жизнь монашеская по правилам общежительного иноческого устава, и в которой все притекающие могли бы утешаться как благолепным чином богослужения и примером доброго жития, так и пользоваться духовными советами от подвизающейся в ней братии; вместе с тем, находя место при загородном архиерейском доме уединенным, весьма удобным, от города очень близким, устроенный же и украшенный тот храм очень благолепным и устроенные принадлежности к нему довольно достаточными; поэтому общество, с своей стороны, усердно желает, чтобы на самом этом месте учредилась общежительная иноческая обитель и при ней было бы разрешено быть кладбищу, полагаем: предоставить г. городскому голове приговор сей представить преосвященнейшему Никандру епископу тульскому и белевскому с покорнейшею просьбою об исходатайствовании его преосвященством у Святейшего Синода разрешения, согласно общего нашего желания, на утверждение в сказанном месте общежительной иноческой обители, под наименованием Богородичной, с устройством при оной кладбища, при чем присовокупить его преосвященству, что мы, граждане, не утруждаем просьбою, чтобы предполагаемой обители было даровано жалованье от казны, но, при помощи Божией, надеемся, что она будет поддерживаема усердием и доброхотным даянием жителей нашего города». Этот приговор был утвержден подписями более ста лиц и, при представлении городского головы, препровожден преосвященному 16-го июня 1865 года за 209-м 25 . |
| И не напрасно… Первый, кто вскоре заметил опасность падения купола, это был сам же распорядитель – настойчивый Гавриил Бочарников: он немедленно отправил к сыну подрядчика с просьбой осмотреть постройку и, если можно, пособить горю. Но было уже поздно. Сын-архитектор, осмотрев купол, убедился в горькой истине: купол должен был неминуемо обрушиться. Немедленно было сделано следующее распоряжение: чтобы не произвести паники в массе рабочих, находившихся на подмостях, и сотрясения, могущего причинить мгновенное падение купола с неизбежными человеческими жертвами, Бочарников-архитектор вызвал сначала десятников, и им приказал вызвать всех рабочих, – будто бы мешать для работ известковый раствор. Когда же рабочие сошли с подмостей, то архитектор приказал, чтобы никто из рабочих не подходил к постройке на расстояние менее двадцати сажень и, закрыв работы, увел рабочих. Тут только Бочарников-отец сознал вину свою пред сыном и, в отчаянии, говоря, хотел идти под купол, чтобы под его развалинами похоронить себя и свой позор: силою он был удержан от такого безрассудного поступка. В следующую по осмотре ночь купол обрушился, а вместе с тем обрушились на голову Бочарникова всяческие обвинения и нарекания: его недоброжелательные конкуренты хотели воспользоваться его несчастьем и сложить с него звание архитектора, достигнутое им с таким усилием; но замыслы их остались напрасны, – невинный Александр Бочарников не погиб. За него прежде всех вступился управляющий казенной палатой Ждановский, к которому обратился А. Бочарников: тот ободрил и поддержал молодого архитектора, сказав ему: «что за важность! у Тона 50 куполов обвалилось!», а потом замолвил за него слово губернатору, на которого имел влияние. И преосвященного Никандра первоначально смутило несчастное обстоятельство – падение купола; он даже решительно предлагал совсем прекратить дело построения храма и устройство монастыря; но потом, при настоятельном совете представителей города Тулы – Н. Н. Добрынина и М. М. Струкова, и он переменил свой взгляд и даже ходатайствовал за архитектора Бочарникова и пред губернатором, и пред В. |
| Что бы ни говорили про монастыри православной России, они, тем не менее, составляют истинное и наилучшее пристанище верующей души, обуреваемой на море житейском. А потому они не только существуют, но и размножаются: их восстановляет, вновь созидает и благоукрашает православный народ, потому что любит их. Об этой правде красноречиво свидетельствует также и возникновение в Туле Богородичного общежительного монастыря. Предлагаемый «Исторический очерк» этого монастыря имеет своею задачею представить дело основания и благоустроения сей св. обители не по официальным только документам, но и на основании материалов, имеющих частный характер и, однако же, раскрывающих всю внутреннюю сторону дела, а потому, с точки зрения исторически-бытовой, тем более интересных. Спросят: в недавнем устроении и непродолжительном существовании Богородичного монастыря в Туле что же есть собственно исторического? – тот исконный дух православного народного русского благочестия, которым во все века одушевлялись строители и любители иноческих обителей и который так блистательно открывался в величественных картинах исторических событий, какие переживало наше отечество. Да простит нам благосклонный читатель, если мы заявим с откровенностью, что при составлении настоящего «Исторического очерка» нас одушевляла не столько чисто научная сторона предмета, сколько светлая личность основателя монастыря – схимонаха Варсонофия, который под видом и в звании простого московского обывателя скрывал, но сберег для истории могучий дух мужественного инока и сошел в могилу увенчанным схимой. – Одна его личность, помимо созданной им обители, стоит исторической характеристики; но и обитель его, теперь процветающая и быстро возрастающая, стоит исторического очерка и – лучшего, нежели предлагаемый. Для нашего посильного труда, кроме некоторых немногих сведений, устно переданных нам лицами, непосредственно и близко знавшими всех, кто и как участвовал в созидании Богородичного монастыря, послужили следующие источники: Документы и деловая официальная переписка, сохранившиеся в монастырском архиве. |
| В середине ноября того же года состоялась вторая поездка архимандрита Серафима в Софию. Он был принят наместником-председателем Синода митрополитом Неофитом и некоторыми другими болгарскими иерархами (митрополитами Стефаном и Паисием), и по решению Священного Синода от 19 ноября через несколько месяцев ему были выделены 300 тыс. левов из фонда «Общецерковные нужды» на печатание четвертой части Требника и 40 тыс. экземпляров 6 апологетических брошюр, предназначенных для советских военнопленных в Германии, а также продукты. Интересно отметить, что Болгарский Синод в полном составе просмотрел список намеченных к изданию брошюр и высказал по этому поводу свои пожелания и предложения (брошюру известного русского писателя Дмитрия Мережковского «Был ли Христос?» сочли «неправильной»). Русские прихожане в Болгарии собрали еще 40 тыс. левов, а в Белграде (где отец Серафим вновь сделал доклад о работе братства митрополиту Анастасию) – 11 тыс. динар (всего архимандрит привез денег на сумму 130 тыс. 16 ноября 1943 г. отец Серафим передал Синоду Болгарской Церкви отчет об издании обителью в 1941–1943 гг. 280 тыс. экземпляров книг на общую сумму (в пересчете на болгарские деньги) 2950 тыс. левов, большая часть из которых была пожертвована русскими эмигрантами. В сопроводительном письме архимандрит также сообщил о новых планах – проведении миссионерской работы среди пяти с лишним миллионов остарбайтеров из СССР в Германии, для чего монахи собирались напечатать, помимо 6 уже изданных, 9 апологетических брошюр общим тиражом 90 тыс. экземпляров на сумму 450 тыс. левов. Кроме того, требовалось 100 тыс. левов на окончание четвертой части Требника и еще 100 тыс. – на миссионерские нужды, в том числе на содержание ожидавшихся вскоре в Словакии православных беженцев с Востока. При этом отец Серафим отмечал: «Наша цель как иноков-миссионеров не зарабатывать на наших изданиях, а при общежительном строе и бесплатном труде братчиков, при великодушном содействии Священного Болгарского Синода и русских зарубежников, удовлетворить как можно более духовных потребностей молодых русских подсоветского . |
|
|
