| Не правда ли, как хорошо, легко, живо и естественно написаны эти строфы? И что удивительного, если все ученики и герой наш Владиславлев с удовольствием, мало того, почти с упоением слушали доморощенного поэта Барсова? И в эту-то самую пору, когда только что прочтена была эта последняя строфа и Владиславлев, устремивши взор свои на Барсова, хотел еще с большим вниманием слушать описание полночной тишины и начала торжества Светлого Воскресенья, вдруг мимо кафедры промелькнул его недруг Злобин, по окончании своих занятии в консистории, зашедший в семинарию посидеть на «конференции». Владиславлев при виде его невольно содрогнулся. Но вот Злобин, поздоровавшись со всеми, садится как нарочно рядом с нашим героем и говорит ему: «А, и ты, учитель старших и высших себя, сидишь посреде учителей»!.. И герой наш невольно приходит в ужасное смущение; тысячи дум вдруг начинают его сбивать с толку. Он задумывается и решается сейчас же после «конференции» сразиться с этим ненавистным для всей епархии человеком. И этот человек так же думает теперь, что вот он наконец отыскал этого «мальчишку», примет его в руки, возьмет с него расписку уплатить ему за производство дела малую-толику, а потому... потом, чрез месяц или два по его посвящении, упечет его под начал и выместить на нем весь свой позор. Но вот до слуха их обоих долетают стихи: «Обидимый здесь все простил В избытке чувств святых, А тот прощенье получил, Который обижал других. Владыка здесь раба обнял И раб владыку целовал. Здесь все-восторг и все-покой, Все полно радости святой! Любовью все здесь увенчалось... Владиславлев невольно остановил свое внимание на мысли о любви христианской, всем и все прощающей и все побеждающей, и начал было думать о том, как бы и ему своею любовию к истине и добру победить врага духовенства целой епархии. Но Злобин, по-видимому, думал совсем иначе, и в это-то самое время, обратившись к нашему герою, сказал ему: «А ты сейчас же зайди-ка ко мне... Мне нужно с тобою свести свои счеты да показать тебе, что такое я в целой здешней епархии... |
| С 1894 начали выходить его книги стихов «Песни сердца (1889–93)» (1894, 1897), «Черные розы». 1893– 95» (1896), «Гимн красоте и др. новые стихи. 1896–98» (1899), «В лучах мечты. 1898–1905» (1906, 1912). Стихи Коринфского – лирика, публицистика, «народные сказания» – имели читательский успех. Коринфский писал для детей стихи и прозу о природе, нравоучительные зарисовки, произведения на исторические темы: «На ранней зорьке» (1896, 1903), «В детском мире» (1909), «В родном краю» (1911) и др., а также много переводил из английских, немецких, французских, польских, армянских и др. поэтов: «Старый моряк» С. Т. Колриджа (1893; 2-е изд., 1897), «Полное собрание песен Беранже в переводе русских поэтов» (Т. 1–4. СПб., 1904–05), «Песни Баумбаха» (1906, 1912). Был одним из первых переводчиков на русский язык Я. Купалы, с которым встречался и переписывался. Выросший в приволжской деревне, Коринфский навсегда сохранил интерес к народному слову, собирал и записывал тексты календарно-обрядовой и духовной поэзии Смоленской, Симбирской, Казанской, Олонецкой, Нижегородской и др. губерний, изучал и издавал их: «Народная Русь.», «Трудовой год русского крестьянина» (вып. 1–10, 1904), «В мире сказаний. Очерки народных взглядов и поверий» (1905) и др.; интересовался творчеством писателей из народа, писал о них статьи (в т. ч. о Д. Н. Садовникове, А. Е. Разоренове), много лет дружил с С. Д. Дрожжиным. Наибольшее значение поэт придавал своим т. н. бывальщинам – стихотворным переложениям сюжетов из исторического прошлого России: «Волга. Сказания, картины и думы» (1903), «Бывальщины. Сказания, картины и думы» (1896, 1899, 1900), «В тысячелетней борьбе за Родину. Бывальщины X–XX вв. (940–1917)» (1917)и др. Соч.: Стихотворения//Поэты 1880–90 годов. Л., 1972. [Николаева Л. А. Биографическая справка] (Б-ка поэта. Б. серия). Л. Иванова Кормилица Женщина, выкармливавшая грудью чужого ребенка. Считалось, что кормление портит бюст, и матери из дворянских, особенно аристократических, семейств брали для своих детей кормилиц: крестьянок, в т. ч. крепостных, либо мещанок, у которых недавно родился ребенок. Обычно связь между кормилицей и ее выкормленником, молочными братьями и сестрами, а также обоими семействами сохранялась надолго, приобретая почти родственный характер. Кормилиц принято было одевать в русский сарафан и кокошник. Корнелов День (Корней, Корнилий) |
| Лишь бы дым бы прибрала, Дыма ж не выносит! – А-а, голубушка, вот тут Вся и закавыка! Это печь тебя на суд Вызвала, поди-ка: Взяли моду – дом бросать, Мол, не чует боли, – А у дома, так сказать, Судорога в горле… Проедешь Москву-сити, а через триста вёрст – брошенные сады в Тверской губернии ломятся от яблок, молчаливо глядят на тебя пустые избы с цветущими флоксами под окнами, и вспомнишь эти строки. Поэт приходит на землю предупредить о грядущей трагедии. И предупреждали нас о близком экономическом и экологическом, а главное – духовном кризисе – ещё тогда, более полувека назад, не только Джордж Оруэлл и Дэйв Уоллис своими романами, Андрей Тарковский своими фильмами, но и русские поэты, уничижительно названные деревенщиками. Вот так, захочешь сказать о стихах, а соберутся к этой теме, будто путники к костру, все боли и тревоги сегодняшнего мира... «Человек рождается для жизни». Поэтому и хватаемся за те островки живого русского слова, живой мысли, живых переживаний, что сберегли для нас соотечественники, по творчеству которых должно судить о том, что значит наша страна для мира и перед Богом. Величие творчества поэта заключается в простоте его строк и в простых смыслах сказанного: Храни огонь родного очага И не позарься на костры чужие! Таким законом наши предки жили И если враг задумает отнять Твоим трудом взлелеянное поле, Не по страничке, что учили в школе, Ты будешь знать, за что тебе стоять. … Ты будешь знать, за что тебе стоять. Выдающийся поэт Ольга Фокина сделала и делает всё, чтобы у нас остались ориентиры, по которым сможем мы вернуться к самому дорогому и самому главному. Народное, национальное самосознание и понимание предназначения своей страны сегодня, поможет нам сосредоточиться и отличить правду от лжи, свет от тьмы. А Ольге Александровне – Царствия Небесного... Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть |
| — Эд Макги? Кто такой Эд Макги? — Брат Билла Макги. — О Господи, что это еще за Билл Макги? — Сын миссис Макги. — О, Пóэт! — сказала мать. — Джордж, — позвала она мужа, — будь добр, расстанься на минуту со своим сонетом и прояви хоть чуточку интереса к собственному сыну. Из кабинета с листом бумаги в руке вышел его отец. — Энн, — сказал отец, — послушай-ка, что я написал. Тебе посвящается. «О прекраснейшая из прекрасных, не сыскать красоты благороднее, ты воистину…» Он вдруг умолк, потому что увидел лицо своего сына. — Что это с ним, Энн? — О слепец из слепцов, ты воистину слеп! — сказала мать. — Разве ты не видишь? Он опять подрался. На сей раз с девчонкой. — Она, должно быть, раздразнила его? — Ну конечно, — сказала мать. — Она вздумала заявить, что он особенный. Пóэт, ты бы присел, что ли? Сядь, пожалуйста, вот на этот стул. Мальчик сел на жесткий стул. — Джордж, — сказала мать, — мне нужно одеться к обеду. Я должна выглядеть сегодня как можно лучше. Мы опаздываем, а от этого может пострадать моя карьера. И потом я бы хотела поговорить с тобой наедине. Так что давай поговорим, пока я буду одеваться. А ты, Поэт, посиди здесь. — Что, здорово глаз болит? — спросил, подойдя к мальчику, отец. — Ах, вовсе он у меня не болеет, — сказал мальчик. — Ах, вовсе он у меня не болит, — поправил его отец. — Что же у тебя болит? — Мой брат… — Нет у тебя никакого брата. — Билл Макги, — сказал мальчик. — Он мой брат. Он захлебся. — Захлебнулся, — сказал отец. — Если ты намерен стать поэтом, то тебе не мешало бы научиться правильно говорить. — Не намерен я стать поэтом. Я стану вагоновожатым. — В таком случае, — сказал отец, — ты можешь говорить «захлебся» вместо «захлебнулся», «болеет» вместо «болит» и так далее и тому подобное. Если глаз у тебя не болит, то что же болит? — Джордж, — позвала мужа Энн, — я не хочу опаздывать на этот обед, и мне нужно поговорить с тобой наедине. Не будешь ли ты добр оставить на минуту Поэта и последовать за мной? — Изволь, моя красавица из красавиц! — сказал Джордж. |
| И тикает, как Господа хронометр, И пробует с рождения кричать. В поэзию стреляли уж не раз, Топили и подушкою душили, Травили газами и ядом или Дубиной колотили, рифмой масс И гнали прочь с родимой стороны Партийными проклятьями и матом, Но всяк поэт рождается солдатом И, как Кутузов, ждет своей зимы. - Хорошо, — оценила Вера. - Ничего хорошего. Кому сейчас нужна поэзия? Студенты-филологи читать не хотят. Еле программу тянут. Телевизор заменил нам все. Поэт в России больше пьет, чем поэт, — перефразировал Павел, потом задумался: — А Дом писателей в Ханты-Мансийске шикарный. Зал с камином для камерных встреч. О! А это что? — обратил внимание на книгу на столе. - Стихи президента банка Дмитрия Мизгулина. Для тебя. - Ну-ка, чем он теперь… промышляет… Павел открыл сборник и начал вчитываться. В наступившей тишине Лиза принесла чай и бутерброды. - Стихи. Настоящие. Традиционные. Чистые и проникновенные, — признал через несколько минут Словцов. — Удивительно. Вот и пример того, что нынче настоящего поэта просто не услышать. У него-то это откуда, если у него все так сложилось? — вгляделся Павел в строфы на очередной странице. — Хотя — откуда мне знать… Знаешь, Вер, если стихи написаны так, как это сделал бы ты сам, умей это, значит, они — настоящие. — И он прочитал то, за которое зацепился взгляд: «Этот вечер не тронут прогрессом. Вдалеке от полуночных стран Дым печной расстелился над лесом, Заклубился над полем туман. Что за участь дана человеку - Вдалеке от вселенской тоски Без печали к ушедшему веку Память прошлого рвать на куски. Кто мы, где мы, зачем и откуда? Все бежим и бежим в никуда, Ожидая пощады и чуда, Мы без боя сдаем города. Жизнь прошла ради денег и славы, Слишком поздно смотреть на часы. Уронили высокие травы Изумрудные капли росы». - Жизнь еще не прошла… Я, во всяком случае, на это надеюсь, — грустно улыбнулась Вера. - Реально, — согласилась Лиза, — вы, поэты, тоску нагоняете. - И поэтому в России принято в поэтов стрелять, — ухмыльнулся Павел. - Тебя же не убили, — возразила Вера. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла АЛКУИН [англосакс. Alchuine, лат. Alchuinus, Alcuinus, Albinus] (ок. 730 или 735, Нортумбрия, Сев. Англия - 19.05.804, Тур, Франкское королевство), англосакс. ученый-энциклопедист, богослов, педагог эпохи Каролингского возрождения , ближайший сподвижник имп. Карла Великого . Получил образование в соборной школе г. Йорка в пору ее расцвета при архиепископах Эгберте († 766) и Эльберте († 780); ок. 765 г. магистр, а с 778 г. руководил школой. В распоряжении А. находилась, вероятно, крупнейшая в Зап. Европе б-ка того времени, каталог к-рой включает ок. 50 имен авторов античной классики и патристики. Слава А. побудила кор. франков Карла Великого во время их встречи в 781 г. в Парме (А. направлялся в Рим за паллием для нового архиепископа Йоркского) пригласить ученого возглавить придворную школу (schola palatina). Переехав в 782 г. во Франкское королевство, А. стал душой придворного кружка ученых (приглашенных Карлом Великим или прошедших обучение у А.), к-рый его члены называли «академией». В этом кружке А. как выдающийся поэт носил прозвище Флакк (в честь рим. поэта Квинта Горация Флакка). В 786 г. и между 789 и 793 гг. А. отлучался на родину, вероятно выполняя дипломатические поручения Карла. В 796 г. А. удалился на покой, став аббатом мон-ря св. Мартина в Туре, но сохранил контакты с Карлом и друзьями при дворе. При А. школа св. Мартина в Туре («Второй Йорк») становится крупным центром учености и распространения образования во Франкской империи. А. возглавлял также мон-ри Ферьер, Сен-Луп, Флавиньи, Сен-Жос-сюр-ла-Мер. Имея лишь сан диакона (время посвящения неизвестно), А. участвовал в заседаниях Франкфуртского Собора 794 г. вместе с епископами. А., являясь наиболее влиятельным советником Карла Великого, стоял за многими важными мероприятиями короля, в частности его программным капитулярием 789 г. «Admonitio generalis» (Всеобщее увещание), а также документом под названием «Epistola de litteris colendis» (Послание о попечении над образованием) 784/85 г., сыгравшим существенную роль в деле распространения грамотности во Франкском королевстве. А. считал важнейшей обязанностью христ. правителя заботу о правильном почитании Бога, неосуществимом при отсутствии у паствы должного уровня образования, коль скоро христианство есть религия Слова. Ученость в понимании А. становилась, т. о., одним из важнейших условий истинной веры, а значит, благополучия христ. гос-ва. Выступал против насильственного крещения саксов и вост. соседей Каролингской империи. |
| …Во время ссылки на Кавказ М.Ю. Лермонтов проживал в том числе и у меня на родине, в Азербайджане, где в горном районе, который и по сей день называется Гусары (потому как там квартировал в своё время гусарский полк), сохранился его домик, давно ставший музеем. Современники свидетельствуют, что великий поэт живо интересовался историей и культурой моего народа, и плодом его стараний стала знаменитая поэма «Ашик-Кериб». К слову, неизменно с благодарностью вспоминаю выдающегося режиссёра, тбилисского армянина Сергея Параджанова, с трогательной бережностью подошедшего к экранизации этого шедевра и создавшего, в свой черёд, шедевр кинематографический — ведь у него герои за кадром говорят на азербайджанском языке. Так вот, Михаил Юрьевич, как свидетельствуют современники, не терял времени даром и довольно сносно овладел местным языком, даже заучивал пословицы и поговорки, любимая из которых нравилась ему своей звукописью. Сказанная дословно по-русски она, увы, теряет своё очарование по причине непереводимой игры слов. Смысл же состоит в том, что если ты молвил одно слово, другое обязательно выслушай. Иначе, призыв к чередованию говорения со вниманием собеседнику. Предпочтение гениального поэта кажется мне весьма закономерным, до того трепетно относился он в своём творчестве к каждому слову. А теперь давайте-ка припомним, как общаемся, как беседуем порой друг с другом, посмотрим на самих себя, как в некое зеркало, со стороны. Причём в данном случае непринципиально, происходит ли общение по телефону или в уличной толчее, за праздничной трапезой или в вагоне метро. В любом случае это надо слышать! Итак, двое вступают в беседу, но едва только начавший успевает договорить собственную фразу, как другой перебивает его. Догадываетесь почему? Вот именно, он-то ведь вовсе не простак и сразу уловил суть того, о чём ему собираются так долго (а время-то ныне — деньги!) и нудно вещать. Но и первый собеседник не промах, а потому, конечно же, не даёт ему договорить, ибо разгадал, похоже, его коварный замысел. И до того ему обидно, что его глубокие мысли сочли такими примитивными. А потому с удвоенной силой будет теперь доказывать, что вовсе не так прост, как показалось его приятелю (или приятельнице). Надо видеть оппонента: по мере общения из мирного собеседника он превращается в разобиженного, тщательно, впрочем, скрывающего свою досаду (а то подумают ещё, что некультурный человек). На этом витке общения его задача (или сверхзадача, если использовать терминологию великого К.С. Станиславского) состоит в том, чтобы как можно скорее (и желательно безобиднее) дать понять этому болтуну и пустобрёху… Дальше продолжать? Одним словом, молчи, когда мы с тобой разговариваем! Да, дорогой читатель, описанная мною картина — глубоко в этом убеждён — знакома до боли и тебе. Как же это модное ныне пресловутое «общение» не похоже на традиционное русское: «Наговорились, как мёда напились…» |
| После такого гостеприимного приглашения капитан, сказав: «Всего хорошего!» — вышел и закрыл дверь, оставив мистера Каркера все в той же позе у камина. В лукавом его взоре и настороженной позе, в его фальшивых губах, растянутых, но не улыбающихся, в его безупречном галстуке и бакенбардах, даже в том, как он молча проводил своей мягкой рукой по белоснежной манишке и гладко выбритому лицу, было что-то кошачье. Не подозревавший ничего дурного капитан вышел, упоенный своим успехом, отчего даже фасон его широкого синего фрака изменился. «Держись крепче, Нэд! — сказал себе капитан. — Ну, дружище, сегодня тебе удалось кое-что состряпать для молодых людей». На радостях и по случаю настоящей и будущей своей близости к фирме, капитан, выйдя в первую комнату конторы, не мог удержаться, чтобы не подразнить мистера Перча и не спросить его, думает ли он по-прежнему, что все заняты. Тем не менее, не желая огорчать человека, который исполнял свой долг, капитан шепнул ему на ухо, что, если тот не откажется от стакана грога и готов за ним следовать, он с радостью предложит ему таковой. Прежде чем выйти на улицу, капитан, к немалому изумлению клерков, осмотрелся кругом с некоего центрального пункта и обозрел контору, как нечто нераздельно связанное с планом, в котором был близко заинтересован его молодой друг. Зарешеченная каморка кассира вызвала особое его восхищение; но, не желая показаться слишком мелочным, он ограничился одобрительным взглядом и, любезно отвесив клеркам общий поклон, в высшей степени учтивый и покровительственный, вышел во двор. К нему быстро присоединился мистер Перч, после чего он повел этого джентльмена в таверну и исполнил свое обещание, не теряя времени, ибо для Перча оно было дорого. — Давай-ка выпьем, — сказал капитан, — за здоровье Уольра! — За здоровье кого? — покорно отозвался мистер Перч. — Уольра! — громогласно повторил капитан. Мистер Перч, припоминая, будто слышал в детстве, что жил некогда поэт, носивший такую фамилию , не стал возражать, но он был крайне изумлен тем, что капитан явился в Сити, чтобы предложить тост за поэта; право же, если бы тот предложил воздвигнуть статую какого-нибудь поэта, — например, Шекспира, — на одной из главных улиц, он вряд ли мог бы сильнее поколебать привычные представления мистера Перча. В общем, капитан оказался таким таинственным и непостижимым человеком, что мистер Перч решил вовсе не говорить о нем с миссис Перч во избежание каких-либо неприятных последствий. |
| Судите сами. Вот тебе говорят: поклонись и брось кусочек ладана на огонь, горящий перед скульптурой императора или, к примеру, президента, – и ты будешь жить. Еще и почестями и богатством тебя осыплем. А если откажешься, то будешь казнен. Ладно, не хочешь кланяться, хотя бы брось ладан. Ну, хорошо, не хочешь бросать ладан, хотя бы сделай вид, что ты бросил его, и мы тебя отпустим, и живи как хочешь, молись, кому твоей душеньке угодно. Но мученики Христовы не идут на компромисс в таких вопросах. Они выбирают смерть за Христа. Да что там «выбирают»! Они радуются этой смерти, как величайшей чести, как исполнению самых заветных своих желаний! Ну, не безумны ли они в глазах современного человека? Но мученики Христовы выбирают смерть за Христа.Ну, не безумны ли они в глазах современного человека? Но если мы попытаемся понять, почему они поступали именно так, а не иначе, то мы увидим, что это вовсе не безумие, а, если хотите, даже вполне рациональный расчет. Ведь мученики верили в Живого Бога, в бессмертие души, и поэтому рассматривали всю свою жизнь и все события земной жизни в перспективе вечности. Для них смерть за Христа – это переход к блаженной вечности в общении с Богом, а жизнь, приобретенная отказом от Христа, – это бессмысленное и прискорбное существование, начало вечной смерти. …Я не призываю вас вдруг взять и поверить в Бога. Вера – это ведь не фокус какой-нибудь. «Давай-ка я буду верить в Бога! Все! Готово! Теперь я верующий!» Так не бывает. Но я предлагаю вам разобраться, что в нашей жизни главное, а что второстепенное, искать того, что не умрет со смертью тела. В противном случае наша жизнь, по слову поэта, останется «пустой и глупой шуткой», и все рассуждения о добре и зле превратятся в бессмысленные словесные упражнения. …Ведь мы не животные. Нам дана способность мыслить, рассуждать, и если мы ее не используем или используем по пустякам, то кого нам винить? Как говорил старец Нектарий Оптинский: «Перестаньте думать, начните мыслить. Думать – это расплываться мыслью, не иметь целенаправленности. Отбросьте думание, займитесь мышлением». |
| К сожалению, слишком хорошо известна лагерная поговорка (мы сами даже не всегда понимаем, насколько наша жизнь пропитана уголовной моралью) — умри ты сегодня, а я завтра. И это идеально совпадает с тем типом “отвлечения”, о котором говорит автор. Совсем невеселое сопоставление: много лет назад в метро женщину защемил эскалатор — и население атеистической Москвы в один голос закричало Господи, помилуй. Через несколько лет, уже в 90-х гг., при таком же несчастном случае — любопытные взгляды, улыбки, интерес: “ну-ка, что там такое — ну, ничего особенного”. — Ред. 3 Серия о “спасителе мира” Джеймсе Бонде — английская, но, как правило, новые фильмы о нем появляются к Рождеству. К той же дате обязательно приурочивался выпуск очередной книги Агаты Кристи, герои которой (за исключением романа “Большая четверка”) выступают “спасителями” более локального характера. Невозможно исключить, что эти квазиспасители сыграли свою роль в превращении западного Рождества в первую очередь в праздник коммерции. — Ред. 4 Можно сказать, что если совесть — Божественный дар Бога человеку, то стыд — Его дар падшему человеку, — горький дар, но необходимый при сохранении человеческого рода для его изначального предназначения. Аналогичные дары, которые человек получил после изгнания из рая — чувство боли, способствующее самосохранению, и повышение температуры при заболевании, играющее в сущности ту же роль. Стыд имеет физические проявления; стыдящийся человек бледнеет или краснеет, его бьет озноб, может появиться дурнота, теряется острота зрения. Стыдливость — это добродетель падшего человека; в райском состоянии ее нет и быть не может. Поэтому несправедливо была обвинена Ахматова за слова Когда б вы знали: из какого сора/Растут стихи, не ведая стыда… Здесь речь не о бесстыдстве поэта, а о его таинственном даре преображать детали земной жизни, возводя их к райскому состоянию. — Ред. 6 При правильном отношении духовника и духовного чада даже не совсем верные советы духовника, которым человек последовал, приносят свой плод: оба приходят к согласию по данной проблеме, каждый уточняет свои позиции; каждый их них становится духовно опытнее, мудрее и мягче. |
|
|
