| Басовский. 150-Й ПСАЛОМ Н. Басовский 150-Й ПСАЛОМ Аллилуйя! Всевышнего славьте во Храме, всемогущество Господа славьте над нами. Славьте всюду, куда приведёт вас дорога, на земле и на небе величие Бога. Трубным звуком шофара Всевышнего славьте, звонкой арфой и лирой звучанья добавьте, под тимпан и киннор, славя Бога, пляшите, Божий дар нашей жизни восславить спешите. Прославляйте источник чудес небывалых, прославляйте Его на звенящих кимвалах. Пусть всегда и везде, громогласно ликуя, славит Бога живая душа. Аллилуйя! В. Горт. ПСАЛОМ 150 В. Горт ПСАЛОМ 150 Аллилуйя. Хвалите Властителя мира сего на троне святилища истинного за множество им сотворенных чудес!, за мощь и за легкость над нами небес! Напропалую хвалите, дыша вплоть до хрипа в шофар!, хвалите дрожанием скрипок и арф!, хвалите, танцуя под буйный тимпан!, хвалите свирелью и уймой цимбал! Ликуя, любая душа и людская молва, хвали уникальность Его естества!!! Аллилуйя. ПСАЛОМ 151 Канонический русский перевод (с греческого) [Псалом Давида на единоборство с Голиафом.] 1 Я был меньший между братьями моими и юнейший в доме отца моего; пас овец отца моего. 2 Руки мои сделали орган, персты мой настраивали псалтирь. 3 И кто возвестил бы Господу моему? — Сам Господь, Сам услышал меня. 4 Он послал вестника Своего и взял меня от овец отца моего, и помазал меня елеем помазания Своего. 5 Братья мои прекрасны и велики, но Господь не благоволил избрать из них. 6 Я вышел навстречу иноплеменнику, и он проклял меня идолами своими. 7 Но я, исторгнув у него меч, обезглавил его и избавил сынов Израилевых от поношения.] В. Брюсов. ПСАЛОМ ДАВИДА В. Брюсов ПСАЛОМ ДАВИДА Меж братьями я меньший был; В дому отца был самый юный. Овец я в поле выводил, Перстам моим привычны были струны. Кто б господу о мне сказал? Он, сильный, сам о мне услышал! Меня иноплеменник клял, Но я с пращой ему навстречу вышел. Семь братьев — все сильней меня, Но бог не их призвал из кущи. Предстал мне ангел в свете дня, Святил меня елеем всемогущий. Смеялся грозный Голиаф, Глумился посредине стана. |
| Как столпы Израилевых строений. И да будут житницы полны, Овцы плодны и волы сильны, Да не будет распри и хищенья В поселеньях отчей стороны. Те блаженны, что награждены Божьим словом и благословеньем. 144-Й ПСАЛОМ (ДАВИДА) Н.Басовский. 144-Й ПСАЛОМ (ДАВИДА) Н.Басовский Благословен Господь, твердыня жизни моя, руки мои научивший владеть щитом и мечом. Во всех делах и заботах на Него уповаю я, Он — моя милость, защита, оплот мой и прочный дом. От бед избавленье и мудрость извечно Господь даёт, и мне, царю Давиду, подчиняет Он мой народ. Господи! Благ человек, если Ты знаешь о нём, ибо он — дуновение ветра, короткое в жаркий день. Господи! Благ человек, если Ты помнишь о нём, ибо дни человечьей жизни — по земле скользящая тень. Господи! Приклони к земле небеса Твои и сойди, прикоснись рукою к горам — пускай дымятся они, и стрелы молний пустив, чужеземцев рать отведи, их, как потоки вод, от моей земли отверни, избавь меня и спаси, рассеять их прикажи — их, чьи уста и руки полны суеты и лжи. Спою я новую песню, в которой слова просты, лирой десятиструнной пению в лад звуча, и душой уповаю, что песню услышишь Ты, раба Твоего Давида спасающий от меча. Врагов моих чужеземцев крепкой уздой свяжи — их, чьи уста и руки полны суеты и лжи. Тогда сыновья наши поднимутся из толпы, как молодые деревья, расцветом своим сильны, и будут дочери наши, как в чертогах столпы, изваянные мастерами, — изысканы и стройны. И будут житницы наши обильны всяким зерном, будут стада плодовиты и могучи волы, будут бессчётны отары с их белоснежным руном и поселенья достойны всяческой похвалы: ни воплей на улицах и в домах, ни грабежей и пропаж, ибо людям так повелел Господь милосердный наш. Благ народ, своим трудом сумевший это создать; народу, чей Бог — Всесильный Господь, — вечная благодать! ПСАЛОМ 144 Канонический русский перевод Хвала Давида. 1 Буду превозносить Тебя, Боже мой, Царь [мой], и благословлять имя Твое во веки и веки. 2 Всякий день буду благословлять Тебя и восхвалять имя Твое во веки и веки. |
| От окрика гнева Твоего они гибнут. (18) Да будет рука Твоя над человеком, [спасенным] десницей Твоей, над сыном человеческим, которого Ты закрепил за Собою. (19) И мы не отступим от Тебя; оживи нас, и мы будем взывать к имени Твоему. (20) Господь, Всесильный [Бог] воинств, возврати нас, да воссияет лик Твой, и мы будем спасены! 81. (1) Руководителю [музыкантов], на гитит. [Песнь] Асафа. (2) Пойте Всесильному, оплоту нашему; трубите Всесильному [Богу] Яакова! (3) Возвысьте пение, дайте тимпан, сладкозвучную арфу с лирой. (4) Трубите в новолуние в рог, в назначенное время дня праздника нашего. (5) Ибо это устав для Израиля – суд Всесильного [Бога] (6) Венец возложил Он на когда вышел тот, чтобы пройти по [всей] Стране Египетской: «Речь незнакомую я (7) «Я снял с плеча его тяжесть, и руки его освободились от котлов. (8) Взывал ли в беде ты – Я избавлял тебя, отвечал тебе тайно При водах Меривы испытал Я тебя. (9) Слушай, народ Мой, Я предупреждаю тебя, Израиль, если ты будешь слушать Меня! (10) Чтобы не было у тебя чужого бога, и не поклонялся ты божеству чужеземному. (11) Я – Бог, Всесильный твой, Который поднял тебя из Страны Египетской. Раскрой уста твои, и Я наполню их». (12) Но не слушал народ Мой голоса Моего, Израиль не желал [слушаться] Меня. (13) Оставил Я их на усмотрение сердца их, пусть ходят по помыслам своим. (14) О, если бы народ Мой слушал Меня, Израиль ходил бы путями Моими! (15) Я скоро смирил бы врагов их, на притеснителей их обратил бы руку Мою. (16) Ненавистники Бога заискивать будут пред Ним, их же благоденствие будет продолжаться вовек. (17) Он питать его будет от тука пшеницы, из скалы медом насытит тебя. 82. (1) Песнь Асафа. Всесильный присутствует в общине Всесильного [Бога], в среде судей Он суд ведет. (2) Доколе будете вы судить по кривде, злодеям лицеприятствовать (3) Творите суд бедняка и сироты, угнетенного и нищего (4) избавляйте бедного и нищего, от руки злодеев спасайте. (5) Не знают, не понимают, во тьме они ходят: все устои земли (6) Я думал, вы - сыны Всевышнего – все вы. |
| Но зато из богов ненавистнее всех он и людям. 160 Пусть мне уступит, как следует: я и владычеством высшим, Я и годов старшинством перед ним справедливо горжуся”. Рек, – и Атриду ответствовал Нестор, конник геренский: “Сын знаменитый Атрея, владыка мужей Агамемнон! Нет, дары не презренные хочешь ты дать Ахиллесу. 165 Благо, друзья! поспешим же нарочных послать, да скорее Шествуют мужи избранные к сени царя Ахиллеса. Или позвольте, я сам изберу их; они согласятся: Феникс , любимец богов, предводитель посольства да будет; После Аякс Теламонид и царь Одиссей благородный; 170 Но Эврибат и Годий да идут, как вестники, с ними. На руки дайте воды, сотворите святое молчанье, И помолимся Зевсу, да ныне помилует нас он!” Так говорил, – и для всех произнес он приятное слово. Вестники скоро царям возлияли на руки воду; 175 Юноши, чермным вином наполнив доверху чаши, Кубками всем подносили, от правой страны начиная. В жертву богам возлияв и испив до желания сердца, Вместе послы поспешили из сени Атрида владыки. Много им Нестор идущим наказывал, даже очами 180 Каждому старец мигал, но особенно сыну Лаэрта: Всё б испытали, дабы преклонить Ахиллеса героя. Мужи пошли по брегу немолчношумящего моря, Много моляся, да землю объемлющий земледержатель Им преклонить поможет высокую душу Пелида. 185 К сеням пришед и к судам мирмидонским, находят героя: Видят, что сердце свое услаждает он лирою звонкой, Пышной, изящно украшенной, с сребряной накольней сверху, Выбранной им из корыстей, как град Этионов разрушил: Лирой он дух услаждал, воспевая славу героев. 190 Менетиад перед ним лишь единый сидел и безмолвный Ждал Эакида , пока песнопения он не окончит. Тою порою приближась, послы, Одиссей впереди их, Стали против Ахиллеса: герой изумленный воспрянул С лирой в руках и от места сидения к ним устремился. 195 Так и Менетиев сын, лишь увидел пришедших, поднялся. В встречу им руки простер и вещал Ахиллес быстроногий: “Здравствуйте! истинно други приходите! Верно, что нужда! Но и гневному вы из ахеян любезнее всех мне”. |
| К числу картин на античные сюжеты, переосмысленных в христианском духе, относятся изображения Горгоны-Медузы, сцены из поэм Гомера, изображения Орфея с лирой. В раннехристианской литературе (в частности, у Климента Александрийского ) Орфей нередко выступал в качестве прообраза Христа: подобно тому как Орфей укрощал зверей игрой на лире, Христос покоряет людей через слово Евангелия. В то же время Орфей воспринимался как греческая параллель библейскому псалмопевцу Давиду. На фреске в катакомбах Домициллы Орфей изображен сидящим на камне с лирой в руках; вокруг него располагаются птицы и животные (голуби, павлин, змея, лошадь, лев, овца, черепаха, заяц), слушающие его пение. Фигура Орфея вписана в восьмиугольник, по краям которого расположены сцены декоративного характера, а также сцены из библейской истории: Даниил во рву львином, Моисей, изводящий воду из скалы, воскрешение Лазаря. Таким образом, в сознании живописца образ Орфея неотделим от истории спасения. В этой фреске древний живописец воплотил в красках раннехристианское понимание античной философии и мифологии как «детоводителя ко Христу». Наконец, заметное место в живописи катакомб занимают ветхозаветные и христианские сюжеты. Наиболее распространенные сюжеты из Ветхого Завета: Ной в ковчеге; жертвоприношение Авраама; Иона, поглощаемый китом; Иона, выбрасываемый китом на берег; Даниил, окруженный львами; Моисей, изводящий воду из скалы; Моисей, снимающий сандалии перед Неопалимой Купиной. В числе новозаветных сюжетов: поклонение волхвов; беседа Христа с самарянкой; воскрешение Лазаря; насыщение народа хлебами и рыбой. Некоторые притчи Христа, в частности о сеятеле, о десяти девах, также нашли отражение в живописи катакомб. Если рассматривать катакомбы как единый ансамбль, а в их настенных росписях видеть единую программу, то центральной фигурой этой программы оказывается Христос. Изображения Христа в катакомбах могут быть разделены на три категории: символические (в виде агнца, Доброго Пастыря и т.д.); в виде молодого человека греко-римского типа, с короткими волосами и без бороды (условно назовем этот тип изображения Христа «античным»); в виде человека средних лет с бородой и удлиненными волосами (назовем этот тип «иконографическим»). «Античный» тип Христа присутствует во фресках II–IV веков, в частности в сцене беседы Христа с самарянкой из катакомб на Виа Дино Компаньи; в мозаичной сцене воскрешения Лазаря из катакомб Домициллы; в изображении Христа с апостолами из тех же катакомб. «Иконографический» тип встречается в целом ряде других фресок начиная с конца IV века. Наиболее ранняя из известных науке подобных фресок находится в катакомбах Коммодиллы: здесь Христос представлен с длинной бородой, длинными вьющимися волосами; Его взор устремлен не на зрителя, а в сторону. Этот тип более позднего происхождения, чем «античный»: он получает широкое распространение в послеконстантиновскую эпоху. |
| Много моляся, да землю объемлющий земледержатель Им преклонить поможет высокую душу Пелида. 185 К сеням пришед и к судам мирмидонским, находят героя: Видят, что сердце свое услаждает он лирою звонкой, Пышной, изящно украшенной, с сребряной накольней сверху, Выбранной им из корыстей, как град Этионов разрушил: Лирой он дух услаждал, воспевая славу героев. 190 Менетиад перед ним лишь единый сидел и безмолвный Ждал Эакида , пока песнопения он не окончит. Тою порою приближась, послы, Одиссей впереди их, Стали против Ахиллеса: герой изумленный воспрянул С лирой в руках и от места сидения к ним устремился. 195 Так и Менетиев сын, лишь увидел пришедших, поднялся. В встречу им руки простер и вещал Ахиллес быстроногий: “Здравствуйте! истинно други приходите! Верно, что нужда! Но и гневному вы из ахеян любезнее всех мне”. Так произнес – и повел их дальше Пелид благородный; 200 Там посадил их на креслах, на пышных коврах пурпуровых, И, обратись, говорил к находящемусь близко Патроклу: “Чашу поболее, друг Менетид, подай на трапезу; Цельного нам раствори и поставь перед каждого кубок: Мужи, любезные сердцу, собрались под сенью моею!” 205 Так говорил, – и Патрокл покорился любезному другу. Сам же огромный он лот положил у огнищного света И хребты разложил в нем овцы и козы утучнелой, Бросил и окорок жирного борова, туком блестящий, Их Автомедон держал, рассекал Ахиллес благородный, 210 После искусно дробил на куски и вонзал их на вертел. Жаркий огонь между тем разводил Менетид боговидный. Чуть же огонь ослабел и багряное пламя поблекло, Угли разгребши, Пелид вертела над огнем простирает И священною солью кропит, на подпор подымая. 215 Так их обжарив кругом, на обеденный стол сотрясает. Тою порою Патрокл по столу, в красивых корзинах, Хлебы расставил; но яства гостям Ахиллес благородный Сам разделил и против Одиссея, подобного богу, Сел на другой стороне, а жертвовать жителям неба 220 Другу Патроклу велел; и в огонь он бросил начатки. К сладостным яствам предложенным руки герои простерли; |
| Человек приходит в театр и там, сидя в зале, в уютном кресле, радуется, горюет, страдает, плачет, смеется, испытывает счастье. Любит людей, которых, собственно говоря, на свете нет. Ничего нет - а чувства есть, и притом подлинные. В театре все не настоящее, кроме чувств. Тогда как в жизни, бывает, все подлинное, а чувства нет. Для того театр, для того книги, для того кино, для того телевидение, поэзия, сказки, музыка - для воспитания добрых чувств. Не будь закона шубы, не будь принципа " ложный повод - истинное чувство " - воспитание детей было бы невозможно. У Пушкина... И долго буду тем любезен я народу, Что чувства добрые я лирой пробуждал... Лирой! Иногда бывает, что иначе добрые чувства не вызовешь. Заметим, что это Пушкин поставил себе первой заслугой. Вызывать у людей добрые чувства - что может быть важнее в мире? Я думал, думал - и ничего не нашел. 48 Две задачи у нас: не вызывать злого чувства в сердце ребенка и вызвать доброе желание, доброе чувство. Но оглянемся вокруг себя и в себя всмотримся - сколько среди нас таких родителей, чьи умения прямо противоположны необходимым: мы умеем вызывать злые чувства и не умеем вызывать добрые, недоуменно расспрашиваем друг друга: " А как? Как это делается? " Так ли воспитываем мы драгоценнейшее чувство человека , этак ли, любовью ли, сочувствием, деликатностью в отношениях, терпением, совместным чтением книг, мягкими уговорами - или даже и никак не воспитываем мы душу ребенка, не умеем это делать, и некогда нам, но при всех вариантах одно очевидно: распространенными семейно-педагогическими мерами, вроде замечаний и наказаний, сердце ребенка не воспитаешь - в нем поселится что угодно, кроме способности горячо желать добра другому человеку. Но именно недостаток этой, а не какой-нибудь другой способности и заставляет нас хвататься за голову и громко жаловаться на детей - мол, они растут " какие-то бесчувственные " , холодные, жесткие и жестокие. Вот этот комплекс мер, широко применяемых в домашней практике: Попрек, Упрек, Замечание, Оскорбление - ПУЗО. |
| Орфей, играющий на лире и окруженный зверями, является также на медалях Антонина Пия и Марка Аврелия, выбитых в Александрии на резных камнях, преимущественно, первых веков империи, на лампах и т. д. 712 До нас дошли, также, несколько примеров изображения смерти Орфея. На одной греческой вазе 713 , убиение легендарного певца представлено следующим образом: Орфей, имеющий вид молодого человека, почти юноши, в греческой одежде, окружен, бросающимися на него, Вакханками; он уже поражен и падает, заслоняясь левою рукою. Одна из Менад поднимает над ним большой камень, другая – какое-то странное оружие, род ножа. В других примерах, изображение этой сцены, также, на вазах: пешие и конные Фракианки нападают с копьями на Орфея; тело их около шеи, на руках и ногах покрыто татуировкой, состоящей из ломанных линий и различных фигур; этот род варварского украшения был, как известно, в употреблении у Фракийцев. Вакханки, обыкновенно, бросаются на Орфея с большой яростью; одни окружают его, другие бегут к нему, дыша мщением. Они вооружены очень разнообразно; в руках их являются камни, бердыши, копья, рогатины, косы, ножи, вертелы; вероятно, этим художники хотели еще резче выразить озлобление Фракианок против Орфея, хватавших первые, попавшиеся им под руку, орудия, чтобы умертвить его. Орфей постоянно не вооружен и беззащитен; иногда он заслоняется от грозящих ему ударов своей лирой, струны которой уже порваны, как, например, на греческой вазе, находящейся в мюнхенском музее 714 ; или, уже раненый в грудь, падает на одно колено, опираясь левой рукою о землю, а правой поднимая лиру, тщетно стараясь защититься ею; как, например, на вазе, открытой около города Нолы в Италии, и находившейся в коллекции Кампана. На другой греческой вазе, Орфей в плаще, отступая назад, падает, закрывая голову кифарой. Менада бросается на него с мечом в руке. Сцена, убиваемого Вакханками, беззащитного Орфея, заслоняющегося своей лирой, которой он укрощал страсти людей, смягчал их нравы и облагораживал души, развивая в них любовь к прекрасному, – сцена эта, говорю я, заключает в себе глубокий нравственный смысл. Поэт, отказывающийся принять участие в чувственном поклонении Менад Бахусу, провозглашая превосходство культа Аполлона, имевшего более возвышенный характер и, предпочитая скорее умереть, чем уступить требованиям Фракианок, представляет, как нельзя более поэтически, враждебное столкновение грубой силы с моральной идеей, не защищающейся материальным оружием. Смерть фракийского певца выражает погибель – но не бесплодную – того, кто, выступая представителем нравственного начала, кто, стремясь сохранить его ненарушимость в борьбе с неприязненной силой, доставляет ему торжество, жертвуя собою. |
| Гончаров, обожавший «Записки охотника», сказал однажды: «Да, Тургенев — трубадур (пожалуй, первый), странствующий с ружьём и лирой по сёлам, полям, поющий природу сельскую, любовь — в песнях, и отражающий видимую ему жизнь — в легендах, балладах, но не в эпосе». Но Гончаров не добавил, что ружьё рассказчику нужно лишь для отвода глаз, чтоб не ходить с одной только лирой, чтоб не подумали: «Вот дурак какой-то, шатается по окрестностям, пялится да расспрашивает, а потом чирканёт в книженцию, а мы расхлёбывай!». Нет — у него ружьё, он охотится, а о судьбах человеческих вызнаёт так только, невзначай. Но и судьбы он изучает не из праздного любопытства, не ради того, чтобы представить нам паноптикум, с назидательными историями и восклицанием: «Гляньте, чего только на белом свете не бывает!» В «Мёртвых душах» Гоголь открыл нам самоизучение, самосознание: что такое мы, русские, каков наш национальный характер, чем мы отличаемся от других народов и почему Господь выделяет нас среди них, в чём наша оригинальность? Гениальный Пушкин в «Рославлеве» совершает открытие: русский может быть европофилом, галломаном, может знать французский язык лучше, чем свой родной, может восторгаться западной культурой… Но когда эта западная культура придёт к нам, чтобы завоевать нас и уничтожить нашу культуру, тот же самый галломан и западник вдруг превращается опять в русского медведя, не желающего видеть европейских крыс в своей берлоге, способного и саму берлогу свою, Москву, сжечь, только бы не потерять свою неповторимую суть. Гоголь в «Мёртвых душах» показывает, что русский, в отличие от немца, может быть и таким, и эдаким. Немец всегда рационален во всех своих проявлениях. Русский же, даже если он считает себя рациональным, на самом деле иррационален, как «скопидомная» Коробочка, «хозяйственный» Собакевич или «бережливый» Плюшкин. Ну а если он абсурден, то абсурден на всю катушку, как Манилов или Ноздрёв. В те годы, когда стали выходить рассказы Тургенева, Гоголь уже успел ужаснуться той сатире, которую он возвёл на русское общество, ужаснуться тому, что его литературой могут — и не преминут — воспользоваться враги России, жаждующие лишь одного: обличать и обличать нашу Родину для полного её истребления. И вдруг, увидев себя в сонме этих мерзавцев пред лицом Страшного Суда, великий художник впал в отчаяние и искал скорейшего спасения в молитвенном обращении к Богу. |
| ПОСВЯЩАЕТСЯ К. Р. (По окончании перевода «Царя Иудейского» на французский язык) Труд окончен… Закрылась тетрадка, И в руке замирает перо… О, как было работать мне сладко И как в сердце казалось светло! Пролетели стихи вереницей, Словно птицы весною в небесах, И я слышал, склонясь над страницей, Как поет твое сердце в стихах! Глубока твоя вера, гуманна, И красою небес ты пленим — Оттого так нежна Иоанна, Так понятно скорбит Никодим! Я унесся с Твоим вдохновеньем, С лучезарною грезой Твоей, И с тревогою и с умиленьем Я внимал звуку кротких речей. Отдаваясь святому лиризму, Я про немощь свою забывал И на страсти смотрел я сквозь призму Непорочных далеких начал. Все, что лирой доселе не спето, Все, что в сердце вкушало покой, — Пробудил Ты рукою поэта, Вдохновенной и мощной рукой. О певец бесконечной природы, О России родимой певец! Да познают другие народы Глубь восторженных русских сердец! Пусть Твой стих, как виденье из рая, Все хорошее в них воскресит, О Поэт, и от края до края Твоя слава как гром прогремит! Труд окончен… Закрылась тетрадка, И в руке замирает перо… О, как было работать мне сладко И как в сердце казалось светло! Пролетели стихи вереницей, Словно птицы весною в небесах, И я слышал, склонясь над страницей, Как поет твое сердце в стихах! Глубока твоя вера, гуманна, И красою небес ты пленим – Оттого так нежна Иоанна, Так понятно скорбит Никодим! Я унесся с Твоим вдохновеньем, С лучезарною грезой Твоей, И с тревогою и с умиленьем Я внимал звуку кротких речей. Отдаваясь святому лиризму, Я про немощь свою забывал И на страсти смотрел я сквозь призму Непорочных далеких начал. Все, что лирой доселе не спето, Все, что в сердце вкушало покой, – Пробудил Ты рукою поэта, Вдохновенной и мощной рукой. О певец бесконечной природы, О России родимой певец! Да познают другие народы Глубь восторженных русских сердец! Пусть Твой стих, как виденье из рая, Все хорошее в них воскресит, О Поэт, и от края до края Твоя слава как гром прогремит! В апреле в Павловске Владимир Палей прочитал вслух часть перевода драмы К. |
|
|
