| Символ никейский они считали неприкосновенным в полном его составе, не требующим никаких изменений. «Нам представляется, говорили они, делом безрассудным и беззаконным изменять что-либо, правильно определенное, на Никейском соборе, и сделавшееся всеобщим учением». «Не должно ничего ни прибавлять, ничего ни убавлять к вере никейской». (Созом. III, 18. Афан., твор. III, 115 –116). Так смотрели на дело целые соборы западные IV века, так же отзывались по вопросу и отдельные уважаемые отцы и учители западной церкви. Св. Иларий Пуатьерский в сочинении: De Synodis, цитируя, буквально, символ никейский, пишет здесь же: «мы согласились взаимно, чтобы после никейского собора не было никакого иного, который бы изложил иную веру» (lib. II, cap. 5). Речь у Илария обращена к императору Констанцию. Блаженный Иероним, в послании к папе Дамасу, в 381 году писал: «достаточна та вера, которая возвещена Никейскими отцами, и, хотя, этот символ, в некоторых отношениях, не полон (deficeret), но, зато, он исполнен благочестия, и нет надобности издавать другой». Часть этих свидетельств, которые нами сейчас приведены, была помещена и в нашей книге (стр. 61 – 3), о. Иванцов их заметил, но не придал им никакого значения (209), как будто их совсем в книге не было. Странная манера разделываться с фактами, которые стоят поперек дороги. Приведенные свидетельства и прежде казались, и теперь кажутся нам очень важными. Опираясь на них, мы пришли к мысли, что на II вселенском соборе не могли пользоваться особенным влиянием александрийцы, потому что задача его – редактирование и издание нового символа, который должен был стать рядом с Никейским и заменить его, как выражение церковного учения более полное и совершенное, оставить позади себя символ никейский, как бы, не совсем достаточный, – не совпадала с теми воззрениями, какие высказывали александрийцы после никейского собора. Напротив, для антиохийцев подобная задача не представляла никакого затруднения. Хотя они, антиохийцы, и не выражали прямо, не раскрывали и не мотивировали мысли, что после никейского символа можно составлять и издавать еще и еще символы; но подобную мысль оправдывала практика антиохийцев: антиохийцы составили много символов в IV веке. |
| Летом того же года (314) в Кесарии состоялся другой Собор, в котором участвовало 20 епископов, пять из которых были участниками предыдущего Собора. Были установлены епитимий для предававшихся различным видам безнравственного поведения. Шесть правил, которые следовали после правила 19 Анкирского Собора, в греческих сборниках приписывались Собору в Анкире, но в действительности они были приняты на Соборе в Кесарии. Тесная связь по времени и в географическом отношении между двумя Соборами послужила, видимо, основной причиной такого смешения, равным образом как и участие в том и в другом одних и тех же епископов. Следует учитывать также еще два фактора: включение правил в сборник со сплошной нумерацией и сходство в написании и произношении названий Кесария и Неокесария. Однако в древнем сирийском переводе, о котором мы говорили выше, и в древних латинских версиях сохранились свидетельства о Кесарийском Соборе, что подтверждается четким свидетельством древнего армянского канонического сборника 1054 . Далее следуют 14 правил Неокесарийского Собора. Следует отметить, что именно это число засвидетельствовано в древних сборниках. Лишь гораздо позднее появляется число 15 – в результате деления на две части текста правила 13 1055 . На этом Соборе присутствовало 17 епископов из Галатии, Сирии, Палестины и Армении. Многие из них уже принимали ранее участие в Анкирском Соборе. Предполагают, что на нем также председательствовал Виталий Антиохийский 1056 . В каноническом законодательстве Неокесарийского Собора ничего не говорится о проблеме падших; поэтому нельзя полагать, что по времени этот Собор близок Анкирскому Собору. Кроме того, поскольку Виталий Антиохийский скончался в 319 г., это дает нам terminus ad quem, если считать, что он действительно председательствовал на Соборе. Во всяком случае, весьма маловероятно, чтобы Собор мог состояться позднее указанного срока, так как тогда началось гонение Ликиния. Если бы этот Собор имел место сразу же перед Никейским, на нем обязательно стоял бы вопрос о падших, как то действительно и имело место на Никейском Соборе. Итак, мы считаем, что Собор проводился близко к 319 г. и во всяком случае не позднее указанного времени. |
| С еретическим учением Ария и с опровержением его в домонгольской Руси знакомили специальные сочинения: четыре Слова против Ария, переведенные на славянский язык еще в начале X века Константином, еп. Болгарским, по поручению царя Симеона, из слов Златоуста в рукописи так называемой Супрасльской: «Слово о св. Фоме апостоле и против ариан», Кормчая и др. Но ближайшим источником сведений о Никейском соборе для Кирилла Туровского послужило небольшое повествование, помещавшееся в Торжественниках и Златоустах, как особое поучение на шестую неделю по пасхе, под заглавием: «Слово о соборе святых отец 318, сшедшихся в Никии проклинати Ария еретика». Слово это встречается уже в самых древних рукописях, (напр. в Новг.-Соф. 1261 л. 8–10, перг. XIII–XIV в.), постоянно встречается потом в рукописных Златоустниках (см. напр. Новгор.- Coф. XVI в., л. 246 об.), переходит в Печатные (см. Почаевское изд. Златоуста л. 73 об. и сл.) и вносится даже в Толковое Евангелие Кирилла Транквиллиона (л. 177 об. и сл.). В последнем интересно, между прочим, отметить образчик компиляции, представляющей буквальное заимствование из Слова Кирилла Туровского , с расширением и распространением его текста (см. начало), с внесением целиком повествования Златоустников о соборе (л. 178 об.) и с собственными добавлениями составителя Толкового Евангелия. О фактической недостоверности подробностей рассказа о соборе, разумеется, не только при Кирилле Туровском, но и во времена Кирилла Транквиллиона – не могло быть и речи: сообщаемые им сведения принимались за несомненно достоверные. Так, между прочим, в Слове Кирилла Туровского , как и в названном повествовании, число отцов собора, подавшее повод к отысканию в нем таинственно-символического смысла – 318, тогда как их было никак не свыше 300, папа Сильвестр совсем на соборе и не присутствовал, Константин был крещен Евсевием и пр. (Робертсон, Истор. хр. цер. т. I стр. 189,190,198). 346 Поучения – на Пентикостье (Пятидесятницу) и о Самаряныни. – Эти два поучения, обыкновенно, приписываются только Кириллу Т., но не считаются несомненно ему принадлежащими, потому что в древнейших списках встречаются без надписания его имени (хотя и другие его произведения в рукописях также нередко встречаются без его имени) и не подходят по слогу и характеру изложения к подлинным его Словам (хотя, как мы говорили выше, и это доказательство непринадлежности ему этих поучений нельзя считать прочным). |
| Актов первого Вселенского Никейского собора, если под ними разуметь протоколы, т.е. точную запись всего происходившего на этом соборе, мы не имеем; не имеем не только в полном виде, но даже и в отрывках. Вероятнее всего, их никогда и не существовало. Все сведения о соборе Никейском почерпаются нами из сказаний древних церковных историков и немногочисленных указаний современников. Но известно: чем важнее, чем знаменательнее событие в истории, тем более неверных сказаний существует о нем. Так было и с знаменитым Никейским собором. Еще древность хотела пополнить для себя те немногочисленные сведения, какие существовали о соборе Никейском. Отсюда являлись сборники, в которых полнее, чем у историков и современников Никейского собора, рассказывалось это событие, и в которых истина перемешивалась с ложью и вымыслами. Замечательнейшим между ними был сборник, обязанный своим происхождением Геласию, епископу Кизическому в Проиондите, жившему в пятом веке, и явившийся с именем: Истории Никейского собора. В этом сочинении рассказана история царствования Константина Великого , история собора, где главную роль играет сказание о том, как философы спорили на соборе со св. отцами, и наконец помещено несколько посланий императора Константина. В новейшее время не раз издавались с именем актов первого Вселенского собора сборники разных правил, определений и постановлений, иногда многочисленных, которые будто бы обязаны своим происхождением самому Вселенскому собору. Мы разумеем издания в 16, 17, 18 столетии правил и определений собора Никейского, найденных на арабском языке на востоке. Правила и определения эти, благодаря строгой критике ученых, оказались в большинстве случаев неподлинными (т. е. все за исключением 20 правил и символа, несомненно принадлежащих собору и находимых в этих сборниках наряду с неподлинными документами). В начале нынешнего столетия издано было несколько отрывков из какой-то древней коптской истории Никейского собора. Именно ученый археолог Георг Цега (Zoega), датский консул в Риме, умерший в 1809 году, открыл несколько отрывков из указанного коптского сочинения о Никейском соборе и издал эти фрагменты в своем Catalogus codicum Coptieorum manuscriptorum musei Borgiani. По своему характеру и составу эти фрагменты не могут принадлежать I Вселенскому собору. Автор сочинения (Ревилью), заглавие которого мы написали выше, в некотором роде продолжает работу Георга Цеги. Он нашел фрагменты, касающиеся собора Никейского в Туринской библиотеке, писанные на папирусе на коптском языке, и теперь издает их в своем сочинении, о котором мы говорим. |
| Критика должна предостеречь такого читателя, что все это автору не могло быть точно известно, что он ничего этого не видел, с участниками Собора близко не был знаком и подробных известий о нем не читал. По нашему мнению, было бы гораздо лучше, если бы г. Лебедев, вместо искусственно-оживленной картины в современном вкусе, сделал отчетливый разбор всех дошедших до нас известий о Первом Соборе с точным определением значения каждого из них и взаимных отношений между ними. Между тем, однако же многими данными, которые значительно могли бы помочь оживлению картины автор не пользуется. Так напр., он совершенно опускает в своем описании личную характеристику замечательнейших членов Собора, для которой достаточно данных представляют источники. Он не обращает никакого внимания на то важное обстоятельство, что на Никейском Соборе лицом к лицу встретились представители двух эпох христианской истории – эпохи христианства, бывшего под преследованием от правительства, не владевшего большими средствами образования, но высокого своими нравственными силами, – и нового христианства, возвышенного в государственном отношении, ставшего близко ко двору, получившего возможность пользоваться всеми средствами общестренного образования и т. д. На эту знаменательную черту Никейского Собора также можно было бы найти указания в источниках. И если бы автор повнимательнее отнесся к этим указаниям, это может быть помогло бы ему яснее различить важнейшие группы присутствовавших на Соборе – соответственно характеру рассматриваемой эпохи, а не на основании общих, применяемых ко всем эпохам и слишком мало-содержательных определений – «консерваторы и либералы». По крайней мере, внимательное различение присутствовавших на соборе групп в указанном отношении предохранило бы автора от приложения некоторых эпитетов, встречающихся в источниках и им без разбора повторяемых, к таким деятелям, к которым эти эпитеты не могут относиться. Автор даже ничего не говорит об участии на Никейском Соборе двух важнейших представителей споривших сторон – Афанасия, замечательнейшего поборника православия и Ария – главного виновника возникшей еретической смуты 22 ). |
| Не обсуждавши вопроса о происхождение двух школ, проф. Лебедев допускает некоторые несообразности при раскрытии деятельности и влияния этих школ на события времени. Так, напр., по его мнению, символ Константинопольский был составлен под влиянием антиохийского направления (119–145 стр.); тогда как защитники неизменности Никейского символа, вооружавшиеся против самой мысли о возможности составлять новые символы, каковы были александрийцы, потерпели на втором Вселенском соборе поражение, и глава их, знаменитый Григорий Богослов , разошелся с собором по вопросу о составлении нового символа настолько, что вынужден был удалиться с собора. На указанных страницах проф. Лебедев приводит доказательства того, что символ Константинопольский был составлен под влиянием антиохийцев. Но, к сожалению, он не выясняет, каким образом могло это случиться. Описываемое им течение исторических событий и жизни, по-видимому, должно было привести или к победе александрийцев над антиохийцами, или к полному соглашению тех и других на соборе, с преобладанием притом александрийцев над антиохийцами, но отнюдь не наоборот. В самом деле, ко времени второго Вселенского собора арианство начало разлагаться, ослабевать, а вместе с тем православие конечно усиливалось и взяло решительный перевес над этой, некогда страшной по своей распространенности и могуществу, ересью. Никейский символ, как противоарианский, всюду был принят и утвердился. Таким образом, ко времени второго Вселенского собора александрийцы в делах веры были решительными победителями, а антиохийцы – побежденными, с точки зрения автора; так как, по его мнению, начиная с первого Вселенского собора держались православия и были защитниками Никейского символа именно александрийцы, антиохийцы же этого символа не принимали и были заражены духом арианства. Если же александрийцы взяли верх на Никейском соборе, когда они были теснимы многочисленными и сильными в то время антиохийствующими или арианами, то еще более обеспечено было первенство их на Константинопольском соборе, когда арианство доживало свои последние дни, а следовательно и державшиеся одних с ним принципов антиохийцы должны были присмиреть. Однако, по воззрению автора, на Константинопольском соборе оказывается совсем иное отношение между александрийцами и антиохийцами: первые борются против антиохийцев, но вынуждаются уступить им первенство. Каким образом могло произойти такое неожиданное для читателя взаимоотношение между александрийцами и антиохийцами, этого автор не объясняет. |
| Но предшествовавшее выступление Евсевия, раскрытие значения термина «ομοοσιος», о котором, вероятно, уже ранее говорил императору Осий Кордубский, не прошло бесследно, и император нашел нужным, приняв Символ Евсевия, внести в него и указанный термин. Отцы собора не ограничились, однако, этим: Символ был весь пересмотрен и получил совсем новый вид. Дальнейшие прения состояли в опровержении возражений Евсевия и его сторонников против различных введенных в Символ выражений. Очевидно, император вовсе не хотел, даже выражая свое желание, стеснять деятельность собора. И если Евсевий в своих сообщениях о соборе всюду выдвигает на первый план императора, в письме же, сверх того, говорит еще о своей собственной роли на соборе, то Афанасий имеет в виду именно самостоятельную деятельность собора (отцев). При этом Евсевий сообщает историю окончательной выработки догматической формулы, Афанасий же говорит о предшествовавших этому рассуждениях отцев о тех терминах, к которым сводится сущность догматического постановления собора. Письмо Евсевия хорошо было известно Афанасию, и им именно оно и приводится в приложении к «Посланию об определениях Никейского собора»; против фактической достоверности рассказа Евсевия он ничего не возражает. На сообщение Афанасия и Евсевия нужно поэтому смотреть как на взаимно дополняющие друг друга. Результатом догматической деятельности собора является Символ. Ближайших сведений о том, какие лица принимали участие в составлении Никейского символа, не имеется. Лишь участие Осия Кордубского засвидетельствовано в общем позднейшими жалобами на него ариан, что он изложил «никейскую веру» (Ath. Hist. аг. 42, 3: οτος και την ν Νικαα πστιν ξθετο). Не совсем понятной является на соборе и роль, приписываемая Василием Великим Гермогену, одному из предшественников св. Василия на Кесарийской кафедре: он «написал, — по словам св. Василия, — великую и несокрушимую веру на великом соборе» (Bas. Ер. 81, 1: Ερμογνους, του την μεγλην και ρρηκτον πσ κτιων τιν γρψαντος ν τη μεγλη συνδφ. |
| Партия арианствующих на Соборе была неодинакова по своему составу, не все члены её держались одного и того же направления, одних и тех же воззрений. Партия эта распадалась на Соборе на две неравные по числу представителей группы. Одна из них твёрдо держалась указанных характеристических принципов, отличавших вообще партию арианскую; другая усвоила себе эти принципы в большей или меньшей степени, но далеко не всецело. Первая группа была малочисленна, потому что она в своих воззрениях была слишком смела и притязательна. Вторая группа была более многочисленна, потому что она держалась, говоря вообще, золотой середины между партией поборников церковной веры и группой богословов, пропитанных арианским рационализмом; к ней могли принадлежать люди, для которых и вера была священна, и научно-богословские интересы также дороги. Меньшую группу арианствующих богословов на соборе Никейском составляли строгие ариане. Во главе их стоял первостепенный епископ того времени Евсевий Никомидийский, епископ столичного города на Востоке. Около него собралось несколько других епископов восточных: Минофан Ефесский, Патрофил Скифопольский, Феогнис Никейский, Феона Мармарикский, Секунд Птолемаидский 29 и проч. Евсевий был ярым поборником арианства. В нём оно нашло себе важнейшую опору 30 . Все приверженцы Евсевия от его имени получили название евсевиан. Достаточно прочесть небольшое послание Евсевия к Арию, чтобы увидеть, что он был самым решительным рационалистом в религии 31 . Вся эта группа признавала Сына Божия творением. Главные представители этого богословского направления вышли из школы христианской антиохийской; почти все они считали пресвитера Лукиана, основателя этой школы, своим учителем 32 . Но какое именно влияние оказывал Лукиан на своих учеников, было ли его учение сколько-нибудь близким к учению арианскому – решить этот вопрос невозможно, потому что о Лукиане мы почти ничего не знаем 33 . Замечательно, однако же, по одному древнему свидетельству, что и ересиарх Арий был также учеником всё того же Лукиана Антиохийского 34 . Школа, значит, на всех учеников или, по крайней мере, на многих влияла одинаковым образом. Группу рассматриваемых богословов Никейского собора – евсевиан – по справедливости можно назвать группой антиохийской. Мы сказали, что число их на Соборе было невелико: по свидетельству Руфина, вся группа на Соборе состояла из 17 человек 35 . |
| Сведения о Македонии мопсуестийском 15 списка) [имя кафедры Зееберг почему-то пишет: Mopsuesta, тогда как совершенно бесспорно, что имя этого города было Μψου στα] у автора неполны. Он высказывает сомнение даже в том, что этот именно Македоний упоминается у Athan. apol. с. аг. n. 13, как арианин 145 [член мареотской комиссии]; и он знает только, что Македоний мопсуестийский подписал определения антиохийского собора «341» года 146 [т. е. на деле 332/3 г.]. Но Зеебергу остается очевидно совершенно неизвестным, что имя Μακεδον стоить на 6-м месте в числе 7-и названных по именам адресатов послания Юлия римского к антиохийскому собору 338 года «νγνων τ γρμματα» у Athan. apol. с. arian. n. 20; что Macedonius ab Amarquetias присутствовал и на сердикском соборе восточных 342/3 года 147 ; что «Македоний из Киликии» (у Сократа прямо Μψου στας ν Κιλικ πσκοπος) был в числе депутатов, с которыми отправлено было в 344 году на запад κθεσις μακρστιχος 148 . Неизвестно, этот ли Македоний, или же Македоний константинопольский, подписался осенью 351 года, на 1-ом сирийском соборе (на 16-м месте) под тем его вероизложением, которое в 357 году подписано было Либерием римским 149 . Между тем для характеристики догматического направления Македония далеко не безразлично, что он именно отправляется – правда вместе с Евдоксием германикийским, позднейшим вождем «омиев» – на запад с таким вероизложением, как κθεσις μακρστιχος, где восточные принимают все меры к тому, чтобы сделать свои воззрения приемлемыми и для западных, и излагают их поэтому в возможно смягченном виде (хотя омийский характер этого вероизложения и не подлежит сомнению). Можно поставить вопрос: имеем ли мы право считать Македония даже левым оригенистом? Ведь он действовал среди евсевиан еще в такое время, когда антиникейская коалиция еще не распалась на свои составные части, когда в их лагере встречаем мы и такого несомненно правого оригениста, как Василий анкирский. Вопроса о том, какой именно из 3-х Антиохов никейских списков 11. 39. 80 по Index restitutus Гельцера), присутствовал в Антиохии 20), Зееберг окончательно не решает, отклоняет только решительно Антиоха мемфиского 11) и указывает, что Antiochus von Resinata присутствовал на антиохийском соборе «341» года. |
| Co стороны западныхъ послышались угрозы, что если восточные не вступятъ въ общение съ ними, то ихъ насильно принудятъ къ этому, обратившись къ помощи государственной власти. Тогда они окончательно оставили Сардику и, оставшись на пути въ Филиппополе, подвергли низложению семь епископовъ, начиная съ Афанасия и кончая Юлиемъ. Юлия они осудили, какъ первоначальника и вождя всего зла, который первый вопреки церковнымъ правиламъ отвергъ дверь общения осужденнымъ и имелъ дерзость поддерживать Афанасия. Отсюда же они обратились съ апелляцией по поводу сардикийскихъ событий ко всей церкви, присоединивъ къ ней четвертую антиохийскую формулу, какъ изложение своей веры. О какомъ то вероизложении, составленномъ на сардикийскомъ соборе и пользовавшемся большой популярностью на востоке въ качестве скандала, позорившаго этотъ соборъ, намекаетъ уже Афанасий въ своемъ послании къ антиохийцамъ 362 г. «Объявляемый же некоторыми листъ, будто написанный ο вере на сардикийскомъ соборе, запретите вовсе читать или ссылаться на него — потому, что соборъ не определилъ ничего такого. Хотя некоторые подъ видомъ того, что изложение веры никейскаго собора недостаточно, желали писать ο вере и усиленно покушались на это, однако же св. соборъ, сошедшийся въ Сардике, вознегодовалъ на то и определилъ не писать больше ο вере, но довольствоваться верою, исповеданною отцами въ Никее». Но изъ другихъ источниковъ мы знаемъ, что эта попытка не ограничилась однимъ намерениемъ, но осуществилась на деле. Феодоритъ при–водитъ самое это вероизложение въ заключении сообщаемаго имъ послания сардикийскаго собора, и Созоменъ знакомитъ насъ и съ обстоятельствами происхождения его. «Они (сардикийские отцы), — разсказываетъ онъ, — написали ко всемъ епископамъ, чтобы последние подтвердили ихъ определения и согласовались съ ними въ вере, для чего присоединили и иное изложение веры, пространнее никейскаго, но заключавшее въ себе тотъ же смыслъ». Именно: Осий и Протогенъ, игравшие главную роль на соборе, опасаясь, какъ бы некоторые не подумали, что они искажаютъ никейския определения, писали Юлию и свидетельствовали, что они признаютъ эти определения несомненными, но для большей ясности распространяютъ те же мысли, чтобы единомышленники Ария, злоупотребляя краткостью изложения, не могли увлекать неопытныхъ къ принятию этихъ мыслей въ нелепомъ смысле. |
|
|
