| Быть может, Ваше Высокопреосвященство спросите касательно диеты? Могу сказать только, что гомеопатическому лечению мешает употребление пряностей и ликеров, особенно если организм не слишком привык к ним. Гомеопатический лечебник отправляю нынче-же особой посылкой». В ответ на это писал я от 29-го числа: «Любезное письмо ваше с врачебными советами и книжку о гомеопатическом лечении имел я удовольствие получить. За то и другое приношу Вам сердечную благодарность. И добрыми советами вашими, и наставлениями книги не премину пользоваться, когда буду иметь в том особенную нужду. Теперь, для укрепления ног, я пользуюсь услугами домашнего массажиста и чувствую от этого некоторое облегчение. Ваши посещения и ваша всегда интересная со мною беседа каждый раз оставляют во мне самые приятные воспоминания о Вас. Очень жаль, что я не могу чаще пользоваться и утешаться вашею ученою беседою. Здесь я не имею, к сожалению, подобного Вам собеседника. К счастью, у меня не прекращаются приезжие собеседники. Вчера, напр. мимоездом в Москву посетил меня петербургский о. протоиерей А. А. Лебедев . В беседе с ним вспомянули и о Вас. Он также очень ценит Вас. —501— В настоящую пору он серьезно занят, как говорил мне, составлением новой программы Нравственного Богословия. Из существующих теперь по этому предмету учебников и сочинений, по его мнению, нет ни одного удобного к употреблению в семинариях, не исключая даже творения и о. протопресвитера Янышева». 27-го числа вечером приехал ко мне из Москвы секретарь Синодальной Конторы С. П. Славолюбов. Много с ним было разговоров о Московских новостях и о тамошних современных церковных порядках, или, вернее, беспорядках, благодаря вмешательству церковно-мирских властей. О синодальном Ризничем, архимандрите Владимире, 2177 Славолюбов сообщал мне, что он составил новый подробный Каталог рукописей Синодальной библиотеки, но к напечатанию его собственных средств не имеет, а казенных денег не дают, по личным неприятным к нему отношениям Прокурора Конторы Шишкова. 2178 |
| Синодальной библиотеки. Эта история сама по себе сообщала данные для ответа на вопрос о существовании царской библиотеки XVI века и заставляла отказываться от ложных мнений, как напр. Эд. Тремера от предположения, что царская библиотека XVI в. находится в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел. – Мною излагается история трех главных собраний иноязычных книг и рукописей, существовавших в Москве еще в XVII веке: 1) собрания Посольского приказа, а по его уничтожении Московского Архива Коллегии и Министерства Иностранных Дел; 2) Патриаршей, ныне Синодальной, библиотеки и 3) Московского Печатного двора, ныне Московской Синодальной типографии. Истории этих собраний касались различные лица и до меня, но в трудах их я встретил сведения недостаточно полные и верные, а иногда и ошибочные, в виду чего их известия пришлось проверять и пополнять собственными розысканиями среди архивных документов того или другого учреждения. Так для истории первого собрания (Посольского приказа) мною просмотрены все дела Московского Главного Архива Министерства Иностранных Дел, в коих было что-либо касающееся библиотеки сего учреждения; для истории Синодальной библиотеки просмотрены были все известные мне описи ее XVII-XIX вв., равно как и дела Московской Синодальной Конторы, касающиеся сей библиотеки; для истории Типографской библиотеки кроме описей ее XVII-XIX вв. – дела (книги) архива типографии, относящиеся до ее библиотеки 3 . – На основании этих архивных данных и находящихся в нашей литературе сведений мною и изложена история образования и роста московских собраний иноязычных книг и рукописей. Она показала, что сих книг и рукописей в Москве в XVIII и XVII веках не было больше, чем теперь, и что почти все оне (за незначительным исключением – 5 греческих ркп. и I греч. печатная книга) поступили сюда в XVII, XVIII и XIX веках. (Глава I). Вывод этот о поступлении иноязычных книг и рукописей в Москву главным образом в XVII в., показавший, что от предыдущего времени осталось только 6 греческих книг и рукописей, невольно вселял недоверие к рассказам о великом множестве в Москве, в XVI в., в царской библиотеке, – греческих, латинских и еврейских рукописей и побуждал к пересмотру самых «свидетельств» о царской библиотеке XVI века, на которые обыкновенно ссылаются в доказательство этого. |
| Вследствие сего честь имею покорнейше просить Ваше Высокопреподобие сделать от Вас зависящее распоряжение о высылке в С.-Петербургскую Духовную Академию из библиотеки Московской Духовной Академии рукописи Муравьева под заглавием: «Сношения России с востоком» книги 3, 4 и 5 сроком на три недели». б) г. Прокурора Московской Святейшего Синода Конторы от 22 декабря 1898 года за 3220: «Директор Синодальных училища церковного пения и хора вошел ко мне с просьбою о предоставлении для ученых занятий преподавателя названного училища по предмету истории церковного пения с чтением памятников, —20— священника Металлова, на трехмесячный срок следующих рукописей и книг, принадлежащих библиотеке Московской Духовной Академии: 1) Книга, глаголемая мусикия 1671 г. (библ. Горского, по врем. катал. 154 (рукопись); 2) Сахаров. Исследование о русском церковном песнопении СПБ. 1849 г. 14 / 389 ; 8) Schlecht. Geschichte der Kirchenmusik. 1871. (33695) 7016; 4) Martinus Gerbertus. De cantu et musica sacra. Вследствие изложенного ходатайства, имею честь покорнейше просить Совет Московской Духовной Академии, не найдет ли он возможным выслать означенные издания на мое имя для предоставления их в пользование свящ. Металлова в помещении Синодальной библиотеки, сроком на три месяца». Определили: Выслать в С.-Петербургскую Духовную Академию и г. Прокурору Московской Святейшего Синода Конторы означенные в отношениях рукописи и книги на испрашиваемый срок. XI . Записки экстраординарного профессора А. Шостьина и исправляющего должность доцента Н. Городенского о выписке книг, которые они считают нужным прибрести для академической библиотеки. Определили: Поручить библиотекарю Академии Константину Попову выписать для академической библиотеки, на справке с ее наличностью, означенные в записках книги и о последующем представить Правлению Академии. XII . Прошения: а) профессорского стипендиата Академии Димитрия Введенского: «В поданном мною при начале учебного года Совету Академии заявлении я довел до сведения Совета, что мои занятия в области Священного Писания Ветхого Завета будут направлены на изучение библейских мест, относящихся к избранному мною для кандидатского сочинения вопросу. Теперь же, достаточно познакомившись с намеченною программою моих занятий, покорнейше прошу Совет Академии ходатайствовать пред Его Высокопреосвященством о дозволении заняться мне обработкой моего кандидатского сочинения на тему: «Учение Ветхого Завета о грехе» на степень магистра богословия». |
| Саблер решил совсем не передавать просьбы Булатовича на официальное суждение Синода. Как именно он поступил, это видно из его двух официальных писем почти одинакового содержания, посланных от 1 сентября 1914 года: одно – митрополиту Макарию 14432), другое – епископу Модесту (за 14438). Обоим владыкам Саблер сообщает, что о таковой просьбе Булатовича и других непокорных имябожников им «доведено было до сведения первенствующего члена Святейшего Синода, Высокопреосвященного митрополита Владимира, и он со своей стороны находил бы возможным удовлетворить упомянутое желание афонских иноков, разрешив священнослужение на все время военных действий тем из них, кои имеют священный сан». Даже допустив, что Саблер вполне точно передает в письме отзыв митрополита Владимира, все-таки, во-первых, это был отзыв только одного из членов Синода, имеющего голос равный с голосом каждого другого члена Синода, – а не отзыв всего Синода. Во-вторых, даже по письмам Саблера нет ни малейших оснований думать, что митрополит Владимир говорил Саблеру, что снять запрещение священнослужения с афонских имябожников имеет право кто-либо другой, кроме Синода же. 142 Но Саблера это не смутило. В том же своем письме митрополиту Макарию Саблер далее пишет: «Сообщая о сем (то есть о мнении митрополита Владимира) и зная ваше доброе расположение к названным инокам, почитаю долгом просить Ваше Высокопреосвященство преподать пребывающим как в Покровском монастыре, так и иных местах афонском инокам свое благословение на отбытие в Действующую Армию и разрешить священнослужение на все время военных действий тем из них, кои облечены в священный сан» (архив, т. III, ч. II, листы 595,598). С церковной точки зрения, просьба эта была совершенно беззаконная, и митрополит Макарий это знал. Митрополит Макарий всего лишь три месяца тому назад получил из Синода в Московскую Синодальную контору, где состоял тогда первоприсутствующим, указ за 8625 с сообщением определения Синода от 10/24 мая 1914 г., за 4136, в каковом определении сказано, что Булатовича и архимандрита Давида Синод выделяет в особую группу для особого судопроизводства над ним, и что суд над упорными имебожниками Синод отлагает, так что судебные полномочия над некающимися имябожниками кончились после этого Синодального определения не только у первоприсутствующего Московской Синодальной конторы, то есть у митрополита Макария, но и у всей московской конторы. |
| Остаётся только удивляться тому, как легко исчез призрак «имябожнической ереси», стоило лишь только попытаться беспристрастным богословам разобраться в имяславии по существу. Однако беспристрастность не так уж часто встречается. Несмотря на то, что суд над имяславцами состоялся, и они были совершенно оправданы, их исповедание признано совершенно православным, этот важнейший факт в дальнейшей истории имяславческих споров просто замалчивался их противниками, представлявшими дело так, что Синодальное послание и было последним словом русских иерархов по поводу имяславия. Ярчайший тому пример – фундаментальный труд архиепископа Серафима Соболева . После суда Московской Синодальной Конторы иноки-имяславцы обратились к митрополиту Макарию со следующим заявлением, которое вместе с письмом в Редакцию было напечатано в журнале «Итоги жизни», 1914 г. Письмо в редакцию «10 апреля сего года, как известно, вынудили нас, афонских иноков, отложиться от всякого духовного общения со Святейшим Синодом. Это отложение имело быть нам поставлено в сугубую вину на предстоящем суде над нами Московской Синодальной Конторы. Однако духовный суд, собравшийся под председательством митрополита Макария для суда нал «имябожцами», отрешившись от всяких предвзятых мнений, стал на точку зрения лишь Православия и справедливости и, не найдя в нас признаков «имябожия», вынес нам, как известно, оправдательный приговор, невзирая на отложение наше от Св. Синода, ни на то, что мы были уже предосуждены и Константинопольской Патриархией и Российским Синодом. Этот акт Православия, великодушия и справедливости, устраняя повод к отложению, побуждает нас ныне поспешить откликнуться на отеческий зов доброго пастыря и, как недавно во всеуслышание мы отложились от общения с Синодальной Иерархией, так ныне, во всеуслышание же, объявить о нашем воссоединении с нею, о чём нами было послано 17 сего мая митрополиту Макарию следующее заявление, которое просим Ваш уважаемый журнал не отказать напечатать: «Окончание Афонского Дела» |
| По окончании в 1884 г. Императорского Училища правоведения он был назначен чиновником особых поручений при эстляндском губернаторе князе С.В. Шаховском, который твердо насаждал русскую государственность в этом крае. Вскоре он был назначен советником губернского правления. Выявив административные способности, заботясь особенно о возведении православных храмов и школьных зданий в десяти новооткрытых приходах, князь обратил на себя внимание обер-прокурора Святейшего Синода К.П. Победоносцева , который в 1890 г. привлек его на службу по ведомству православного исповедания. «В 1889 г., – пишет князь Н.Д. Жевахов 85 , – князь был командирован в Вену по Высочайшему повелению, дабы представительствовать ведомство православного исповедания при закладке храма российского посольства в столице Австро-Венгрии. В 1894 г. последовало назначение князя прокурором Московской синодальной конторы. Эта должность связывалась с самыми разнообразными функциями и требовала много практических знаний, работоспособности и такта. Прокурор Синодальной конторы являлся одновременно и управляющим Синодальным училищем, и главным начальником Синодального хора (бывшего преемником Патриаршего хора досинодального периода), под его управлением находились Патриаршая библиотека и Патриаршая ризница и, наконец, сложное хозяйство московских синодальных имуществ. Вступив в должность, князь прежде всего обратил внимание на Московский синодальный хор, стремясь сохранить его древнерусскую культуру и прежний церковный облик, стяжавший ему всемирную славу. Хор содержался на доходы с недвижимых имуществ, принадлежавших Синодальной конторе. Эти доходы были достаточны для содержания хористов и состоящего при хоре пятиклассного училища, с пансионом для их детей, но совершенно недостаточны для тех широких целей, какие были положены князем в основу реорганизации хора. В чем же заключались эти задачи? В глазах князя, Московский синодальный хор имел значение церковно-государственное. Его задачею являлось не обслуживание Успенского собора во время архиерейского богослужения, а закрепление исконно русских начал в церковном хоровом пении и внедрение этих начал повсеместно в России. Вот почему Синодальное училище под мудрым управлением князя А.А. превратилось вскоре в церковную музыкально-певческую академию, явившуюся бережной хранительницей русского направления в пении и музыке – в противовес итальянско-романскому направлению, проникшему в Придворную певческую капеллу и заразившему ее своим иноземным духом. |
| Речь идет о предводителе дворянства Чернского уезда Тульской губернии Алексее Николаевиче Сухотине, передавшем рукопись «Протоколов» С. А. Нилусу, своему соседу по имению и другу. Однако вопрос о том, от кого А. Н. Сухотин получил рукопись, остается невыясненным. Те же обстоятельства несколько иначе рассказывает б. прокурор Московской синодальной конторы, камергер Ф. П. Степанов, в своем письме, напечатанном в книге гжи L. Fry «Waters Flowing Eastward» (Editions R. I. S. S., 8 av. Portalis, Paris, 1931). «В 1895 году, — пишет Ф. П. Степанов, — мой сосед по имению Тульской губернии, отставной майор Алексей Николаевич Сухотин, передал мне рукописный экземпляр „Протоколов Сионских мудрецов“. Он мне сказал, что одна его знакомая дама (не называя мне ее), проживавшая в Париже, нашла их у своего приятеля (кажется, из евреев) и, перед тем как покинуть Париж, тайно от него перевела их, привезла этот перевод в одном экземпляре в Россию и передала этот экземпляр ему, Сухотину. Я сначала отпечатал его в ста экземплярах на гектографе, но это издание оказалось трудно чтимым, и я решил напечатать его в какой-нибудь типографии, без указания времени, города и типографии; сделать это мне помог Аркадий Ипполитович Келеповский, состоявший тогда чиновником особых поручений при В. К. Сергии Александровиче; он дал их напечатать Губернской типографии. Это было в 1897 году. С. А. Нилус перепечатал эти „Протоколы“ полностью в своем сочинении со своими комментариями. Филипп Петрович Степанов, бывший прокурор Московской синодальной конторы, камергер, действительный статский советник, а во время этого издания — начальник участка службы пути (в г. Орле) Московско-Курской жел. дор.». Подпись Ф. П. Степанова засвидетельствована старшиною русской колонии того города, в котором он проживал в 1927 году, и не вызывает никаких сомнений. Недавно запрошенная мною дочь Ф. П. Степанова, княгиня В. Ф. Голицына, вспоминая слышанное ею от отца, утверждает, что рукопись «Сионских протоколов», полученная ее отцом от Ал. Н. Сухотина, была на русском языке; что первое издание, на правах рукописи, без указания типографии, где оно печаталось, было тоже на русском языке; что, вероятно, рукопись, полученная ее отцом, и была тою подлинною рукописью, которую Ал. Н. Сухотин получил от анонимной дамы, причем неизвестно, была ли она предварительно переведена на русский язык с другого языка; что С. А. Нилус получил от ее отца ту же самую русскую рукопись, которую раньше ее отец получил от Ал. Н. Сухотина. |
| 6 . В 1907 году А. В. Пороховников, в бытность свою белостокским железнодорожным комендантом, посетил батюшку. Разговаривая с ним, старец попросил: «Вы теперь хорошо знаете нашу монастырскую жизнь и потому, когда будете в Успенском соборе, поддерживайте нас, монахов». А. В. никак не мог понять, зачем отец Алексий сказал ему, чтобы он защищал монахов, и почему он будет в Успенском соборе. Через три года слова батюшки объяснились. В 1910 году была совершена попытка ограбления собора, намеревались украсть чудотворную Владимирскую икону Божией Матери. Решено было для усиления охраны учредить особую должность смотрителя собора, и на эту должность прокурор Московской синодальной конторы рекомендовал благочестивого подполковника – железнодорожного коменданта А. В. Пороховникова. Хотя А. В. и предстояло вскоре повышение по службе на железной дороге, но ради служения Царице Небесной он оставил все земные расчеты и дал согласие занять место смотрителя собора. (И когда ему потом приходилось слышать нападки на монахов, он вспоминал слова старца и старался защищать по мере сил русское монашество.) А. В. поехал снова к отцу Алексию, чтобы взять благословение на новую службу и новую жизнь. Тот благословил его и, давая разные советы относительно службы в соборе, где батюшка сам раньше служил, между прочим сказал, как продавать свечи и как при этом держать себя. А. В. возразил, что он не староста и продажа свечей не его дело. Батюшка на это промолчал. Через месяц после этого из-за болезни старосты собора А. В. должен был, по указу Синодальной конторы, взять на себя временно обязанности старосты Успенского собора, а через год, в августе 1911 года, он был утвержден в этой должности. Так что совет батюшки был дан кстати. 7 . Сын А. В. Пороховникова Сергей, закончив в 1914 году реальное училище в Москве, очень хотел поступить или в гардемаринские классы Морского корпуса, или, если это не удастся, в Московское инженерное училище. Отец для решения этого вопроса посоветовал ему съездить в Зосимову пустынь к отцу Алексию и взять благословение. Они поехали вместе. Сережа отличался нежной душой и был очень религиозен. На вопрос, куда батюшка благословит его поступать, он совершенно неожиданно и для себя и для своего отца получил ответ: «В Александровское военное училище». Сережа так расстроился (он совершенно не чувствовал влечения к военной службе), что даже расплакался. Однако батюшка решения своего не переменил и только повторял: «Сережа, милый, не плачь, ведь ты спросил моего благословения, а мне думается, что тебе всего лучше поступить сейчас туда». Однако Сережа подал прошение в Инженерное училище. И что же? Прошло лишь несколько недель, и началась война с Германией, и всем молодым людям, получившим среднее образование, было предложено поступить в Александровское военное училище. Патриотическое чувство захватило тогда Сергея. Он тут же записался в это училище, как и благословил батюшка. |
| С восьми лет мальчик начал петь в церковном хоре; осенью 1911 года мечта об оперной сцене привела его в Москву. По совету Н. М. Данилина он поступил на оперно-музыкальные курсы А. Морозова и Н. Званцова, где в течение трех лет изучал сценическое искусство, в том числе и пение у преподавателя А. Ляховича. В апреле 1912 года Кученков был принят в басовую партию Синодального хора на жалованье 30 рублей в месяц. Весьма юный для баса возраст не помешал ему стать полноценным певчим (правда, в заграничных поездках хора 1912 и 1913 годов он не участвовал). В феврале 1914 года Кученков поставил свою подпись под адресованным прокурору Московской Синодальной конторы прошением взрослых певчих Синодального хора об улучшении их материального положения, а через несколько месяцев оставил хор и продолжил обучение пению в стенах Московской консерватории. В 1915 году он прервал занятия, решив идти добровольцем на фронт. Только после революции, вернувшись в Москву, Кученков возобновил занятия пением у А. Шпигеля и В. Тютюнника. В это время он вступил в труппу передвижной оперы «Наш театр» В. Люминарского. В последующие годы певец выступал в Казани, Самаре, Перми, на Дальнем Востоке; в 1938 году он стал солистом Москонцерта. Сергей Дмитриевич Кученков скончался в Москве в 1977 году. Воспоминания Трудно мне нарисовать более или менее подробную картину Синодального хора и всего, что было с ним связано, ибо с тех пор, как я ушел из хора, прошло шестьдесят лет, и мои годы подходят уже к восьмидесяти, – ау старых людей память притупляется. Партии сопрано и альтов в Синодальном хоре исполняли мальчики из Синодального училища, где из них готовили регентов церковных хоров для всей России. Директором училища был Кастальский, очень талантливый композитор, но только в области церковных, культовых песнопений. Человек он был культурный, вежливый, и в училище его любили и уважали. К хору он непосредственного отношения не имел, за исключением своих произведений. Хором же руководил регент Данилин. Это был исключительный хоровой дирижер, и у певцов Синодального хора он пользовался большим авторитетом. |
| В этом задачи Синодального училища совпадали с задачами регентских классов Придворной капеллы. Тесный контакт училища с Синодальным хором, поющим богослужения в Успенском соборе, явился превосходной школой стиля и богослужебного уставного пения и с практической стороны. Поэтому начиная с 1886 г. следует говорить раздельно о Синодальном хоре и о Синодальном училище, хотя оно и продолжало считаться при Синодальном хоре 747 . Со вступлением В.С. Орлова в должность регента Синодального хора в начале 1886 г., после того как он пробыл некоторое время вторым помощником регента хора Н. И.Соколова , начался необыкновенный расцвет Синодального хора. П.И.Чайковский был членом наблюдательного совета Синодального училища и хора и гарячо рекомендовал в 1886 г. тогдашнему «всемоге», оберпрокурору Святейшего Синода К.П.Победоносцеву на должность регента Синодального хора Василия Сергеевича Орлова, и при этом дал характеристику, которую стоит привести здесь полностью 748 : «... Поспешаю убедительно просить Вас не колебаься в решении утвердить г. Орлова на означенную должность 749 в случае, если московским начальством он будет представлен к утверждению. В.С.Орлов не только прекрасный музыкант, не только превосходный знаток своего дела, которому всецело он посвятил жизнь свою, – но я могу поручиться и за его прекрасные душевные качества, благодаря которым он пользуется в московском музыкальном мире всеобщим уважением и безупречной репутацией...». И в другом письме, к прокурору Московской Синодальной конторы, от которого зависело представить Орлова на должность регента Синодального хора, Чайковский тогда же писал: «Василий Сергеевич Орлов пользуется в музыкальном мире Москвы такой превосходной репутацией музыканта вообще и специалиста по церковному пению в особенности, что я мог бы ограничиться лишь несколькими словами для того, чтобы должным образом воздать ему справедливость... По моему мнению, никто больше Василия Сергеевича не соответствует всем означенным требованиям, будучи прекрасным музыкантом, будучи практически знакомым с своей специальностью (ибо он состоит регентом известного вам хора) 750 , будучи умным человеком, притом одушевленном горячей любовью к делу, он, в случае назначения, поставит хор синодальных певчих на подобающую высоту и, без всякого сомнения, оправдает возлагаемые на него надежды. |
|
|
