| Для людей мятежных, вроде старой «Дейли Ньюс», я писал о французских кафе и католических храмах, и они меня одобряли, равно как и читатели. В каждой газете и так слишком много того, что ей подходит. Теперь, когда журналистика, как и все остальное, объединяется в тресты и монополии, маловероятно, чтобы кто–нибудь повторил мой достаточно редкий, легкомысленный, бесстыжий маневр и стал единственным шутником в методистском журнале или единственным мудрецом в комиксах «Коктейль». Во всяком случае, нет сомнений, что на Флит–стрит меня привел случай, кое–кто прибавит — несчастный. Там было много случайных людей; в сущности, ее можно назвать улицей Случайности, как человек, с которым, на свое счастье, я вскоре познакомился, назвал ее улицей Приключений. Филип Гиббс подчеркивал несообразность, придававшую этим местам их занятную прелесть; он сам был не на своем месте. Его ястребиное лицо почти нездешней тонкости казалось изысканно несчастным из–за того, что он не может приспособить улицу к себе. Как военный корреспондент он прославился намного позже, но рассказывал также отрешенно о великих битвах былого. Он занимался борьбой между героями Французской революции и питал, на мой взгляд, излишнюю, хотя и возвышенную неприязнь к Камилу Демулену . Как–то он подверг его суду, а я, пока он говорил, думал о том, как он похож на высоких духом, узколицых, непреклонных идеалистов, которые были среди якобинцев. Профиль его мог изобразить Давид . С этих впечатлений я начинаю именно потому, что Гиббс так выделялся на общем фоне. Сам я был фоном, быть может — частью задника. Другими словами, я участвовал в богемной жизни Флит–стрит, которую позже разрушили не идеализм и отрешенность, а материализм и организованность. Один газетный магнат не так давно говорил, что все эти россказни о кабачках, неопрятных репортерах, круглосуточной работе и случайном отдыхе — просто клевета. «Газетное дело, — поведал он мне с блаженной улыбкой, — точно такое же, как всякое другое», а я застонал, выражая согласие. Самое имя Богемии исчезло с карты Лондона, как и с карты Европы. Никак не пойму, зачем современным дипломатам отменять это старое славное название, уцелевшее в проигранных битвах. По–видимому, в обоих случаях самые лучшие вещи погибли не от поражений, а от победы. Мне было бы неприятно, если бы, споря о сомнительных полосках земли, меня обязали бы называть Англию Западной Саксонией, но именно этим закончился древний эпос Сербии, которую надо именовать Югославией. |
| Как делать перерывы и наладить режим Иллюстрация: нейросеть Midjourney Во время ЕГЭ ученик читает задачу и не может ничего понять — заложило уши, а вокруг все плывет. Другой старшеклассник засыпает над примерами, потому что всю ночь не сомкнул глаз. Еще один разволновался так, что поднялась температура. Как справиться с тревожностью и стрессом перед экзаменами, рассказывает психолог, коуч, семейный психотерапевт Фируза Хакимжанова. А что будет, если я не сдам? Если спросить взрослых, каков их личный страх относительно ЕГЭ, в ответ вы непременно услышите: «Стыд! Как мой ребенок может что-то не сдать?» От результатов ЕГЭ зависит рейтинг школы и педагога по конкретному предмету. Вполне естественно администрация, учителя, следом родители внушают детям: «Не сдашь, провалишься — катастрофа». Во-первых, в этих словах кроется банальное отсутствие сепарации. Ребенок для родителей и педагогов — продолжение их самих, всех их усилий. Сдал экзамен хорошо — усилия оправдались. Сдал плохо — не оправдались. Не сдал совсем — крах, конец света. Взрослые спешат навесить свои переживания на ребенка. Лайфхак. Чаще повторять себе: ЕГЭ — не конечная цель в жизни, а лишь один из шагов на пути к ее достижению. Говорите об этом детям! Поверьте, от одной этой фразы выпускникам становится легче. «Все плывет перед глазами и закладывает уши» Я работаю психологом более 10 лет, мой профиль — одаренные дети. Веду групповые тренинги и индивидуальные консультации по стрессоустойчивости перед экзаменами. По моей статистике лишь один из многих, побывавших на моих занятиях, сомневается в правильности выбора своей будущей профессии. В целом ребята целеустремленные, уверенные в себе. Но… тревога у них зашкаливает так же, как у тех, кто за четыре месяца до ЕГЭ вообще не понимает, куда подавать документы. Знаете, что говорят дети про экзамен? «Я так боюсь, что когда читаю условие задачи, не понимаю, что читаю. У меня плывет все перед глазами, закладывает уши, я ничего не слышу» или «у меня ладони мокрые, ноги ледяные, я весь дрожу». |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Как правильно и неправильно готовить ребенка к жизни после школы? — мнение первого директора лицея МГИМО 16 мин., 16.06.2023 В наше время принято чуть ли не с первого класса планировать будущую профессию ребенка и, исходя из этого, подбирать ему «образовательную траекторию». Особенно актуальным это становится в средних и старших классах. Надо ли это делать? И если надо, то каких ошибок нельзя допускать? И зачем вообще современному ребенку нужно школьное образование? Об этом мы беседуем с Романом Игоревичем Котовым, проректором МГИМО по педагогическим программам, общему и среднему профессиональному образованию, первым директором Горчаковского лицея МГИМО. Роман КОТОВ Тезис первый: порой родители стремятся вылепить ребенка по своему образу и подобию. Они игнорируют очевидное обстоятельство, что их дети — это не они сами. — Роман Игоревич, многие родители сталкиваются с проблемой: надо бы уже определяться, в каком направлении ребенку двигаться, какой профиль выбрать, о какой будущей профессии задуматься. Сам ребенок не проявляет ярко выраженных предпочтений, сам не знает, чего бы ему хотелось. А определяться нужно. Что бы Вы посоветовали? — Мой ответ может показаться неожиданным. Я не стану говорить о методиках выявления интересов, центрах профориентации. Это всё безусловно полезно, но есть гораздо более важные вещи. Мне кажется, это взаимоотношения детей и родителей, умение слышать и идти друг за другом. Есть семьи, где ребенок становится смыслом жизни родителей, где его воспринимают как высшую ценность. Поэтому создают для него поддерживающую семейную среду, в которой проявляются его природные склонности, интересы и способности, и внимательно обсуждают его развитие. В такой семье и сам ребенок, и взрослые знают, к чему у него есть склонности и в каком направлении двигаться и совершенствоваться. Бывают семьи, где в центре — взрослые, их амбиции и желания. Они могут руководствоваться вполне понятными соображениями: я — человек, у меня есть своя жизнь, я занимаюсь ребенком, выполняю свой родительский долг, но моя жизнь шире, чем служение своему ребенку. Здесь тоже есть и здравое зерно, и риски — но риски, на мой взгляд, гораздо более существенные. |
| Рубрики Коллекции Система пользовательского поиска Упорядочить: Relevance Relevance Страшный сон двух пьяных немцев 20 мин., 08.09.2016 Эта история рассказана с потрясающей художественной силой. И она заставляет нас испытывать два противоположных чувства одновременно. «Нет, так не могло быть в жизни, ведь жизнь гораздо прозаичнее, чем нам кажется!..» Но параллельно с этим — полное ощущение точно схваченной правды о том времени и тех людях, правды, которую невозможно просто выдумать. 75 лет назад началась блокада Ленинграда. Среди защитников города был и писатель Даниил Гранин. Впоследствии он стал одним из составителей «Блокадной книги» - документальной хроники, ужасающей своими подробностями летописи голодающего и замерзающего Ленинграда. А в 2011 году Гранин опубликовал роман «Мой лейтенант». Потрясающая история, о которой мы говорили выше — фрагмент из этого романа. Более того, по свидетельству нескольких людей, Даниил Александрович рассказывал ее не только в книге, но и на некоторых встречах с читателями. Перед публикацией отрывка мы позвонили Гранину и задали вопрос, который звучит в отношении его сочинений нередко: неужели это правда? Даниил Александрович ответил, что не хотел бы на него отвечать, потому что за этим всегда следуют попытки любопытствующих выяснить — а о ком конкретно речь, где и когда было, в какой военной части? Для Гранина же, по его словам, важна именно правда художественной литературы, которая рассказывает о состоянии людей в блокадном Ленинграде. С любезного разрешения Даниила Александровича мы публикуем фрагмент его романа «Мой лейтенант» на сайте «Фомы». Пленные Ночью было видно, как горел Ленинград. Издали пламя казалось безобидным и крохотным. Первые дни мы гадали и спорили: где пожар, что горит — и каждый думал про свой дом, но мы никогда не были уверены до конца, потому что на горизонте город не имел глубины. Он имел только профиль, вырезанный из тени. Прошел месяц октябрь, затем еще, еще... Город все еще горел, и мы старались не оглядываться. Мы все так же сидели в окопах под Пушкином. Передний край немцев выступал клином, острие клина подходило к нашему взводу совсем близко, метров на полтораста. Когда оттуда дул ветер, слышно было, как выскребывают консервные банки. От этих звуков нас подташнивало. Сперва казалось, что к голоду привыкнуть нельзя. Но теперь это чувство притупилось, во рту все время ныло. Десны опухли, они были как ватные. Шинель, винтовка, даже шапка становились с каждым днем тяжелее. Все становилось тяжелее, кроме пайки хлеба. |
| Потом мне поручили палатой руководить, следить за чистотой - чтобы пол мыли, чтобы пыль протирали. И как меня там приучили, так я до сих пор дома за этим слежу, у меня в прямом и переносном смысле аллергия на пыль. (Смеется). Потом пошли не только бытовые дела. Дети в этом институте все разные лежали. Были те, кто не хотел лечиться: их положат на вытяжку - а им не хочется лежать. Вот я должна была и там порядок навести - чтобы дети понимали, что они же лечиться приехали. А по вечерам, уже без воспитателей, мы, девчонки, беседовали на разные темы. Нам хотелось не просто жить-поживать, учиться-баловаться, но и обсуждать прожитые дни. Мы стали устраивать что-то вроде публичной исповеди: кто из нас поступил плохо, кто хорошо, почему так, какие последствия... Нам это понравилось. - Иными словами, Вас пробудили для жизни, включили в жизненный процесс? - Да, можно так сказать. Это сделали воспитатели, и особенное влияние тогда оказала Полина Владимировна Богдарина. Я ее до сих пор вспоминаю, она была удивительный человек. Она слез надо мною не лила, не обнималась, дистанцию всегда соблюдала. Она вообще детям никогда не показывала, что жалеет их. (Это, кстати, очень важный педагогический момент.) Но при том была очень внимательна. В результате вокруг меня создалась такая жизнеутверждающая среда. " Я могу! " - Я начала рисовать с натуры. Медсестры там все молоденькие, красивые были, и я рисовала их в профиль - по-другому не умела. Они потом все бегали смотреть: " Как Раечка похожа! как Танечка похожа! " Это тоже здорово стимулировало: я могу! Вообще, это самое " я могу " очень медленно в человеке просыпается. Важно, например, когда к тебе кто-то приходит и говорит: " А ты сделай! " Ты делаешь, и у тебя получается, и твое " я могу " набирает силу. Сначала рисуешь -я могу! Потом кем-то командуешь, чтобы работали, - я могу! Могу! Затем воля укрепляется, и постепенно приходит ощущение, что если это могу, то, наверно, и другое тоже, и хочется пробовать, снова пробовать... Потом моя московская родственница, тетя Варя, прислала адрес Заочного университета искусств, который находится в Москве и в который не надо ездить. Я туда поступила, стала учиться. По учебникам выполнила только два задания: мой педагог, Григорий Ефимович Тарасевич, понял, что я способна на большее, и составил мне индивидуальную программу. Вообще педагогов у меня было несколько. С самым последним, Алексеем Семеновичем Айзенманом, у нас завязалась многолетняя дружба. Он любил к нам в гости приезжать, мы его с пирогами и застольем встречали. Он дарил мне художественные альбомы -из того, что сам любил, и этим формировал мой вкус. Мы переписывались постоянно, до самого его ухода из жизни. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 322 голоса: 3.8 из 5) Оглавление Событие седьмое. Единственная в мире инструкция Я ещё раз взглянул на окна нашей квартиры, на небо, на воробьёв, на калитку, из которой вот-вот должен был появиться Мишка Яковлев, и сказал по-настоящему взволнованным голосом: — Костя! А ты знаешь, что утверждает моя мама?! — Что? — спросил Костя. — Моя мама утверждает, — сказал я, — что если по-настоящему захотеть, то даже курносый нос может превратиться в орлиный! — В орлиный? — переспросил Костя Малинин и, не понимая, к чему это я говорю, уставился в стену нашего дома, на которой было написано мелом: БАРАНКИН НЕСЧАСТНЫЙ!!! — В орлиный! — подтвердил я. — Но только, если захотеть по-настоящему. Малинин отвёл свой взгляд от забора и недоверчиво посмотрел на мой нос. Мой профиль был полной противоположностью орлиного. Я был курносый. По выражению моей мамы, я настолько курнос, что через дырочки моего задранного кверху носа можно разглядеть, о чём я думаю. — Так что же ты ходишь с таким носом, если он может у тебя превратиться в орлиный? — спросил Костя Малинин. — Да я не о носе, дуралей! — А о чём? — все ещё не понимал Костя. — А о том, что, если по-настоящему захотеть, значит, можно из человека превратиться, к примеру, в воробья… — Это зачем же нам превращаться, к примеру, в воробьёв? — спросил Костя Малинин, глядя на меня как на ненормального. — Как — зачем? Превратимся в воробьёв и хоть одно воскресенье проведём по-человечески! — Как это — по-человечески? — спросил ошеломлённый Малинин. — По-человечески — значит по-настоящему, — пояснил я. — Устроим себе настоящий выходной день и отдохнём как полагается от этой арифметики, от Мишки Яковлева… от всего на свете отдохнём. Конечно, если ты не устал быть человеком, тогда можешь не превращаться — сиди и жди Мишку… — Как это — не устал? Я очень даже устал быть человеком! — сказал Костя. — Может, побольше твоего устал!.. — Ну вот! Вот это по-товарищески! И я с ещё большим увлечением стал расписывать Косте Малинину ту жизнь, без всяких забот и хлопот, которая, по моему мнению, ожидала нас, если бы нам удалось каким-то образом превратиться в воробьёв. |
| – Сэр Говард Хорн ваш двоюродный брат? – спросил Марч. – Я тоже направляюсь в «Торвуд-парк», к нему, разумеется, по делу. Он с исключительной твердостью защищает свои принципы. На мой взгляд, бюджет, который он отстаивает, – событие величайшего значения. Если бюджет провалится, это будет самый роковой провал в истории Англии. Вы, вероятно, тоже почитатель вашего великого родственника? – До некоторой степени, – ответил Фишер. – Он великолепный стрелок. – Затем, словно искренне раскаиваясь в своем равнодушии, добавил чуть живее: – Нет, в самом деле, он замечательный стрелок! Он вспрыгнул на камень, ухватился за уступ скалы и забрался наверх с ловкостью, которой никак нельзя было ожидать от такого вялого человека. Некоторое время он обозревал окрестность; его орлиный профиль резко вырисовывался на фоне неба. Марч наконец собрался с духом и вскарабкался вслед за ним. Перед ними лежал сырой торфяной луг, на котором отчетливо выделялись следы колес злосчастной машины. Края обрыва были изломаны и раздроблены, словно их обгрызли гигантские каменные зубы; отбитые валуны всех форм и размеров валялись неподалеку, и трудно было поверить, что кто-нибудь мог средь бела дня намеренно заехать в такую ловушку. – Ничего не понимаю, – сказал Марч. – Слепой он был, что ли? Или пьян до бесчувствия? – Судя по виду, ни то, ни другое. – Тогда это самоубийство. – Не очень-то остроумно покончить с собой таким способом, – заметил тот, которого звали Фишером. – К тому же я не представляю себе, чтобы бедняга Пагги вообще мог покончить самоубийством. – Бедняга… кто? – спросил удивленный журналист. – Разве вы его знали? – Никто не знал его как следует, – несколько туманно ответил Фишер. – Нет, один человек его, конечно, знал… В свое время старик наводил ужас в парламенте и в судах, особенно во время шумихи с иностранцами, которых выслали из Англии. Он требовал, чтобы одного из них повесили за убийство. Эта история так на него подействовала, что он вышел из парламента. С тех пор у него появилась привычка разъезжать в одиночестве на машине; на субботу и воскресенье он нередко приезжал в Торвуд. Не могу понять, почему ему понадобилось сломать себе шею почти у самых ворот. Я думаю, что Боров – то есть мой брат Говард – бывал здесь, чтобы видеться с ним. |
| Наш Пушок ползёт в огонь, Бросив шмотки и гармонь… Разгоняя дым угарный, Он выносит на спине Двух детей и трёх пожарных, Заблудившихся в огне… А Пушок… А что Пушок – Хвост немножечко обжог… Лишь Пушочек дело справил, - Видит город Лихославль. Он, ребята, верь-не-верь, Без оглядки дунул в Тверь. Вот он в городе Твери В ресторане у двери. Черный ход Пушку знакомый, - Там он встретился с знакомой… - Дай-ка, братец, нам сальца, Два мясца, два холодца, Это, это, то и то… И бутылочку ситро, Ветчины и чебурек – Я – широкий человек! Пушок покушал и стал громко читать стихи И распевать бурлацкие песни… В этот миг из лимузина Вышло два жратвеллера… В головах у них резина, А в глазах – пропеллеры. Послушав Пушка, они стали злобно тявкать… Пушок сбросил вещмешок и стал биться со жратвеллерами… Выручай, товарищ Пушкин, Бей клыкастых по макушке!.. Вот, товарищи, финал: У жратвеллера – фингал, У другого – шишка… Вон, как дело вышло… Он в милиции сидит, У него тоскливый вид… Капитан Сергеев Пишет в Питер со смешком: «Приезжайте за Пушком, Только поскорее…» Шлёт нам профиль и анфас – Слёзы катятся из глаз. Наша маманя громко плачет и срочно телеграфирует в Тверь: Мой Пушочек, мой хороший, Возвращайся, - мы грустим! Ешь сосиски, сколько хочешь… Можешь шавку привести… Заметили ошибку? Выделите фрагмент и нажмите " Ctrl+Enter " . РНЛ работает благодаря вашим пожертвованиям. Комментарии Оставьте комментарий Закрыть Закрыть Сообщение для редакции Закрыть Закрыть В России умер мужчина весом 400 килограмм: спасали через окно На Кубани семья жестоко издевалась над детьми: что они делали В России есть дом для жестоких убийц: они там хвастаются делами В Новочебоксарске подростки жестоко избили шестиклассника Организации, запрещенные на территории РФ: «Исламское государство» («ИГИЛ»); Джебхат ан-Нусра (Фронт победы); «Аль-Каида» («База»); «Братья-мусульмане» («Аль-Ихван аль-Муслимун»); «Движение Талибан»; «Священная война» («Аль-Джихад» или «Египетский исламский джихад»); «Исламская группа» («Аль-Гамаа аль-Исламия»); «Асбат аль-Ансар»; «Партия исламского освобождения» («Хизбут-Тахрир аль-Ислами»); «Имарат Кавказ» («Кавказский Эмират»); «Конгресс народов Ичкерии и Дагестана»; «Исламская партия Туркестана» (бывшее «Исламское движение Узбекистана»); «Меджлис крымско-татарского народа»; Международное религиозное объединение «ТаблигиДжамаат»; «Украинская повстанческая армия» (УПА); «Украинская национальная ассамблея – Украинская народная самооборона» (УНА - УНСО); «Тризуб им. Степана Бандеры»; Украинская организация «Братство»; Украинская организация «Правый сектор»; Международное религиозное объединение «АУМ Синрике»; Свидетели Иеговы; «АУМСинрике» (AumShinrikyo, AUM, Aleph); «Национал-большевистская партия»; Движение «Славянский союз»; Движения «Русское национальное единство»; «Движение против нелегальной иммиграции»; Комитет «Нация и Свобода»; Международное общественное движение «Арестантское уголовное единство»; Движение «Колумбайн»; Батальон «Азов»; Meta |
| «Мой дедушка знал Троцкого»: как поразить студентов Революция 1917 года для студентов — это примерно там, где Ледовое побоище и Куликовская битва 11 ноября, 2017 Революция 1917 года для студентов — это примерно там, где Ледовое побоище и Куликовская битва Сначала Татьяна Краснова поговорила со студентами о биткоинах. А потом рассказала, что родилась через 19 лет после окончания войны. В общем, автору Правмира удалось поразить молодежь. «Время живым экспонатом вошло в их аудиторию и присело у стола.» Как обеспечить себе бессмертие, а прошлому память? Мы начали разговор со «спорного» фотопроекта Хасана Бахаева. На обработанных на компьютере старых снимках – мальчишки и девчонки 20-25 лет. Хасан «нарядил» их, расстрелянных в 30-ые годы в сталинских тюрьмах, в модные современные тряпочки, то есть, сделал то, что лично мне было совсем не нужно: нехитрым способом перетащил их, тогдашних, в сегодняшнюю реальность. Я и так знала, что они очень похожи на моих сегодняшних студентов, мне не мешали пожелтевшие карточки из их уголовных дел. Но семнадцатилетние дети, сидящие передо мною, вдруг замерли – так, словно у них на глазах затрепетала, зашевелил крыльями застывшая в янтаре бабочка. Замерли и переглянулись. И, мне кажется, увидели друг друга на старых фотографиях – фас, профиль… Ниже, под старыми снимками, была зафиксирована статья, дата и место казни… — Но это же было так давно, — выдохнул кто-то из них. Понятное дело, увиденное хотелось отодвинуть от себя, отменить, убрать из поля зрения. — Посмотрите на меня, — сказала я. Только что мы обсудили статью из американского журнала о том, как цифровые СМИ влияют на общество, поговорили о квестах и биткоинах. Я показала им видео на планшете, и подгрузила в свой гаджет их презентации через air-drop… То есть, в целом я выглядела как обычный человек, а не как выходец из археологического раскопа. — Я родилась через 19 лет после того, как кончилась война. — Не может быть! – выдохнули дети. — Может. А со смертью Сталина меня разделяет 12 лет. Всего лишь 12. А мой родной дедушка, папа моей мамы, в свои 17 лет с головой ушел в революцию, и хорошо знал, например, Троцкого. |
| Жизнь идет – баргузинская, дешевая. На вечерах у почтмейстера Артенова бывают важные люди: лавочник Малых, купец Лишкин, лекарь. С женами. Весело с седыми волосами прыгать польку под разбитый звук клавесина прошлого столетия, неизвестно как попавшего в Баргузин. Весело вертеться с дочкой почтмейстера, толстенькой Дронюшкой. У нее калмыцкий профиль, она пищит, веселая и румяная, Вильгельму с ней смешно. ПИСЬМО ДУНИ Дорогой мой друг. Поговорим спокойно и, простите меня, немного грустно обо всем, что нам с вами сейчас важно. Ваши последние письма меня чем-то поразили, милый, бедный Вилли. Вы меня простите от души – я в них не вижу вас. Ваши крепостные письма были совсем другие. Я догадываюсь: не нужно скрывать от себя, вы отвыкли от меня, от мысли обо мне. Что делать, молодость прошла, ваша теперешняя жизнь и мелочные заботы, верно, не легче для вас, дорогой друг, чем жизнь в крепости. Я не сетую на вас. Решаюсь сказать вам откровенно, мой милый и бедный, – я решилась не ехать к вам. Сердце стареет. Целую ваши старые письма, люблю память о вас и ваш портрет, где вы молоды и улыбаетесь. Нам ведь уже сорок стукнуло. Я целую вас последний раз, дорогой друг, долго, долго. Я больше не буду писать к вам. Вильгельм становится странно рассеян, забывчив, легко увлекается. И в январе 1837 года у почтмейстера Артенова веселье, бал, кавалеры, потные и красные, вполпьяна, танцуют, гремят каблуками, сам почтмейстер надел новый мундир и нафабрил усы. Дронюшка нашла себе жениха, выходит замуж за Вильгельма Карловича Кюхельбекера. Вильгельм весел, пьян. Его поздравляют, а два канцеляриста пытаются качать. В углу поблескивает металлическими очками Миша. Вильгельм подходит к брату и с минуту молча на него смотрит. – Ну, что, Миша, брат? – Ничего, как-нибудь проживем. Через месяц после свадьбы Вильгельм узнает, что какой-то гвардеец убил на дуэли Пушкина. Нет друзей. В могиле Рылеев, в могиле Грибоедов, в могиле Дельвиг, Пушкин. Время, которое радостно шагало по Петровской площади и стояло в крепости, бежит маленькими шажками. |
|
|
