| Не было проезда никому мимо замка Стрезы, - каждому грозила опасность от прихотей жестокого владельца. – Стефан не раз посылал к Стрезе с напоминанием о долге правды и человеколюбия; Стрезе все было ни по чем. Наконец Стреза поднялся войною против благодетеля своего и грозил согнать Стефана с престола. Не внявший убеждениям св. Саввы нечестивец поражен был гневом Божиим: ночью в ужасе от привидения заколол сам себя63). Точно также неожиданно погиб грек Михаил, захвативший у Сербии Драч. Опаснее был венгерский король, поднявшийся против Стефана, по наущению злившегося латинского императора. Тогда как последний шел к Сербии с востока, венгерский король с севера вступил в Сербию. Неожиданное примирение венгерского с Стефаном заставило латинянина возвратиться ни с чем. По окончании этих бед блаж. Стефан, благоговея к памяти великого отца своего, как образца правителя умного и молитвенника в загробной жизни, описал житие великого жупана Стефана Немани64). Так как по завоевании Константинополя латинянами (1204 г.) насилия романизма стали настойчивее, а меры вредить православию шире и сильнее, то Стефан в ограждение безопасности Сербии вступил (в 1216 г.) в брачный союз с внукою венецианского дожа Дандоло. – Папа побаивался сильной тогда венецианской республики. Потому патриаршем престоле, пела неприличные песни и ломаясь скакала вокруг… Разве могли пощадить жен, дочерей и дев посвященных Богу те, которые не щадили Самого Бога?.. Кто сколько-нибудь противоречил им или отказывал, тому грозил нож»… Никита Хониат в истории кн. 1 гл. 6. см. Стасюлевича Средн. века III, 608. 609. 62) Западный паломник называет Вардар fluvius rapax хищною рекою, так как течение вод ее бурное, aquae cursu rapido (Wilgelmus Tyrius ap. Murator. Italic. 2, 287). Никифор Вриэнний: «Вардар вытекает из гор Мисии и проходя чрез Скупы бежит между Струмницею и Стипием, рассекая горы» (Hist. 4, 18). Тимарион о Вардаре: «это самая бурная из рек Македонии; начинается в горах Болгарских». Схоласт на историю Кантакузена 2, 25 написал: «река Аксиос, называемая ныне Вардарем или лучше Быстрицею». |
| 20 . И, молясь и не падая духом, будем верить, что услышит нас Бог и защитит вопиющих к Нему день и ночь ( Лк.18:7 ), как мы знаем из Евангелий. Ибо если судью неправедного, который Бога не боялся и людей не стыдился ( Лк.18:2 ), некая вдова, неотступно его преследуя и ему досаждая, заставила устыдиться, то как же мы не склоним к себе праведного и благосклонного, взывая к Его милости? А если и не склоним, то не будем отчаиваться: ведь мы, не зная, о чем должно просить, часто сами не понимаем, что просим камень вместо хлеба, змею вместо рыбы или скорпиона вместо яйца. Посему Отец, Податель благ, и не дает нам это, как не только не приносящее пользы, но и вредоносное. И ничего удивительного: ведь и Павла Он не послушал, когда тот просил о жале в плоть ( 2Кор.12:7 ), и не пронес чашу страдания мимо Своего единородного Сына, который многократно просил об этом. Но если, в то время, как и ковчег уже был изготовлен, и семейство Ноя с семенами всего живого вошло туда, задержал Бог наводнение еще на семь дней, будучи непамятозлобивым и ожидая покаяния развращенного мира, так что, конечно, не затопил бы землю, если бы в эти семь дней явила она покаяние, о каком свидетельствует златая труба, то разве мы, принося покаяние в течение семи недель, не сможем удержать потоп новых несчастий? Нужно только, молясь, взывать из глубины сердца, оставить долги должникам нашим и очистить свою молитву от злопамятности, так, чтобы, взывая к Тому, кто непамятозлобив, прежде всего самим на себя брать несчастия братий, как, насколько я знаю, поступали и почти все блаженные мужи. 21 . Вам же, внимательные слушатели, будет уместно вспомнить некоторых из них, чтобы подогреть в себе желание подражать им, и прежде всего отцу нашему Исааку. Ибо он, будучи явным образцом многих добродетелей и таинств Христовых, являет яркое подобие и Его непамятозлобия. Итак, слушайте и примите сие семя в глубинных селениях души, чтобы, подобно доброй земле, принести во много раз больший плод. Услышал Исаак от Авимелеха: «отиди от нас, яко сильнейший сотворился еси от нас зело» ( Быт.27:16 ), – и, ничуть не возражая и не беспокоясь, отиде оттуду, как подлинный ученик Евангелия, который, будучи преследуемым в одном городе, бежит в другой, согласно владычному завету. Затем он очищает отцовский колодец, загражденный филистимлянами, и тотчас же лишается его; откапывает другой, но и тот у него отбирают; он же переносит все эти обиды, не проявляя никакого желания мстить за них. И то самое, чему впоследствии учил апостол: Не будь побежден злом, но побеждай зло добром ( Рим.12:21 ), – это постиг великий Исаак, наставляя в том своими делами. Ибо так, незлобиво отступая перед преследователями и уступая обидчикам колодцы, он победил их, так что немного спустя сам Авимелех приходит к Исааку и предлагает заключить мир. |
| Физически он был весьма силен. Однажды, приглашенный поучаствовать в турнире в Антиохии, император ударом копья вышиб из седла рыцаря с такой мощью, что тот, вылетев, сбил с коня другого к немалому удивлению крестоносцев. В другой раз, уже в настоящем бою, Мануил рукой поймал за волосы пустившего в него стрелу турецкого лучника и привел в лагерь. Комнин хорошо владел не только мечом, но и пером, написал трактат в защиту астрологии, неплохо знал хирургию. В конце 60-х гг. XII в., планируя церковную унию (эта затея провалилась из-за всеобщей неприязни греков к «схизматикам»-латинянам), Мануил спорил на публичных диспутах с патриархом Михаилом III. При дворе василевса в чести были ученые люди – такие, как митрополит Афинский Михаил Хониат , его брат историк Никита, митрополит Фессалоники (Солуни) Евстафий и другие. В столице император построил много величественных сооружений. Мануил грезил возрождением великой Римской империи. При этом мечты не мешали ему быть трезвым политиком и дипломатом. Широко привлекая в Византию западных купцов (после смерти василевса в Константинополе оказалось около шестидесяти тысяч католиков) и наемников, Мануил никогда не забывал об опасности их для империи 106 . «Многочисленных народов западных он очень боялся. Это, говорил он, люди высокомерные, неукротимые и вечно кровожадные» (Хон., т. I, с. 266]). Может быть, именно желанием предупредить натиск западных держав и объяснялись его упорные попытки подчинить Италию. Василевс преобразовал суды и армию. Катафракты Мануила по вооружению приблизились к западным рыцарям, которых он предпочитал ромеям и сравнивал со «стальными котлами», в противовес грекам – «глиняным горшкам». Вениамин из Тудели, еврей-путешественник, посетивший Константинополь около того времени, составил самую нелестную характеристику вооруженным силам Византии: «Для войны с турецким султаном они [греки] нанимают людей из различных народов, так как у них нет военного мужества: они подобны женщинам, у которых отсутствует сила военного сопротивления» с. |
| В середине апреля Исаак II укрылся в одном из фракийских монастырей, но по распоряжению воцарившегося Алексея III был ослеплен, отправлен в Константинополь и заточен в башню. 18 июля 1203 г. Исаак Ангел вернулся на трон (см. «Алексей IV”). Больной и сломленный духовно, он уже не правил, а все время проводил с гадателями и астрологами, страсть к которым превратилась у царя в манию. Те же беззастенчиво обманывали несчастного слепца, обещая ему скорое прозрение и власть над всем миром. Свергнутый Алексеем V, Исаак II не вынес своего вторичного падения и умер в конце января 1204 г. Современники и потомки удивлялись не столько тому, как такой кровожадный, ленивый и неспособный человек десять лет владел престолом, сколько тому, что среди императоров династии Ангелов Исаак II оказался не самым худшим. Алексей III Ангел (ок. 1153 – после 1211, имп. в 1195 – 1203) Едва весть о низложении Исаака II Ангела достигла столицы, вельможи поспешили заочно выказать свою приверженность новому василевсу и отправились на поклон к супруге Алексея III Ефросинье. «Все, как рабы, побежали во дворец прямо к царице и прежде, чем увидели нового властителя, или узнали в точности, что сделалось с прежним... согнулись в три погибели перед женой человека, о котором им сказали, что он царь, подложили ей под ноги, как скамеечки, свои головы, бросились ... подобно тявкающим собачонкам, лизать кожу ее башмаков», – негодуя, вспоминал Никита Хониат т. II, с. 143, сл.]. В пору дворцовых переворотов Византия видела многое, но чтобы брат ослепил брата – такого не случалось уже несколько веков. Потому с самого начала правления Алексей III в глазах значительной части общества покрыл себя позором. С течением времени такое мнение лишь укрепилось, так как император оказался человеком слабым, беспринципным и бесстыжим. Клятвопреступления, тайные казни, откровенное вымогательство были для него в порядке вещей. Венцом таких деяний ва-силевса стал пиратский рейд боевой эскадры флота ромеев, которую он послал для грабежа богатого торгового каравана, идущего в Амис. Навархи Ангела переусердствовали и обобрали все встретившиеся им корабли, в том числе и купцов иконийского султана. В результате между сельджуками и империей вспыхнула война. Не отставали от монарха его приближенные. Начальник тюрьмы Лагос по ночам выпускал на свободу наиболее дерзких воров «на промысел», а те, возвращаясь утром, делились с ним добычей. Состоятельных граждан он бросал в темницу и там занимался вымогательством. В конце концов, когда Лагос попытался проделать такую операцию с одним из богатейших ремесленников, горожане восстали и закидали камнями столичного эпарха. Муж одной из сестер императрицы, мегадука Михаил Стрифн по кличке «толстопузый», вкупе с друнгарием флота Стирионе открыто торговал имуществом из арсеналов военно-морского ведомства. В ход шло все – якоря, паруса, канаты, гвозди, весла. К моменту похода крестоносцев на |
| Жена же добра вельми. Видите, какова туча стрел, подобная зимнему снегопаду? Довольно того, что увидеть женщину – уже зло; а тут она обнажена, и не только это, но и прекрасна; и не просто в той или иной степени прекрасна, но добра вельми. Увы, какой колчан опустошила зависть, выпустив все стрелы (а каждая из них огненная!) против Давида, когда застала его безоружным и неспособным выдержать атаку. Ибо когда он насытился пищей и сном, был расслаблен бездельем и проводил время в пустом хождении, блуждая взглядом, внезапно нападают на него сразу все несчастья: жена, да жена чужая, да прекрасная, да вельми прекрасная, да моющаяся и, конечно, обнаженная, то есть облаченная в любовное всеоружие, снабженная всяческими стрелами, мечущая их внутрь царского дворца, поражающая лучами своей красоты очи Давида, раня через них и самое сердце и поджигая его новым огнем. 48 . Итак, стрелы, брошенные в Давида посредством Вирсавии, как из неприятельской метательной машины, не пропали впустую и не нанесли легких ран. Кто же не смутится, услышав, что и Давид, который с юности был благородным воином и полагался на Бога, как на защитника, поддался прилогу прелюбодеяния, и был смертельно ранен, причем не однажды, но даже и во второй раз? Однако надлежит вспомнить не только об этом, но и о том, что человеку не свойственно сражаться без потерь; если же он и будет ранен в битве, то этому не стоит удивляться, поскольку дело мужественно подвизающихся состоит в том, чтобы по большей части наносить удары, но иногда и получать их, ибо меч оружие обоюдоострое. Поведение же божественного Давида и превыше всякого чуда, и достойно всяческого подражания: ибо он, пострадав от ран, как человек, исцелил их быстрее и лучше, чем свойственно человеку, обратив тем самым поражение в победу. Он ведь, великодушно приняв обличения пророка, словно медицинскую операцию, приложил к ранам и другие лекарства покаяния: публичную исповедь, груз несчастий, вседневную угрюмость, всяческие лишения, смирение и рыдания стонущего сердца, так что и ложе мужа еженощно омывалось слезами, и подстилка его орошалась ими, и о вкушении пищи он позабыл; если же и вспоминал о трапезе, то хлебом ему был прах, и питье его было смешано с рыданиями. |
| Ведь если нам и дадут простой хлеб без всяких иных яств 3 , однако снабженный наилучшей приправой, то есть голодом (ведь, говорят, голод – приятная приправа 4 ), то мы с жадностью набросимся на него, пусть даже это будет опреснок ячменный ( 3Цар.19:6 ) или черствая лепешка, испеченная не в печи, а в золе, и замешанная не от тука пшенична ( Пс.80:17 ). Когда же мы не голодны, а утопаем в роскошной пище и, как сказано в книге Притчей, сотам ругаемся ( Притч.27:7 ), то заботимся о разнообразных приправах и всяческих редкостях, которыми тщится угодить нам поварское искусство, колдуя над данью, поставляемой ему и землей, и воздухом, и морской пучиной. Так что и те, кто не голоден, вынуждены есть и, несмотря на отсутствие аппетита, присоединяться к трапезе, набивая несчастный желудок тяжелыми для него изысканными яствами чуть ли не по самый язычок нёба. 31 . Смотрите же, какая стойкость в брани необходима ради воздержания: ревнители его стремятся удержаться в рамках самодостаточности, сластолюбивый же противник тщится заставить их уклониться за пределы того, что необходимо для поддержания жизни; ибо он знает, что перешедший от необходимого к чрезмерному не может не погрузиться в бездонную пучину излишеств и наслаждений. Посему и Соломон предписывает: Аще дух владеющего взыдет на тя, места твоего не остави ( Еккл.10:4 ). Ибо стоит уступить ему в ходе брани небольшой участок, как он не удовольствуется этим, но, пользуясь им, как прорехой в ткани или военном строе, станет непрерывно продвигаться вперед, восходя, как по ступенькам, от уже переданного к тому, чем еще не овладел. Так и в умной брани: сначала прилог лукавого, потом сложение, потом брань, в которых еще нет греха. Если же ужасный противник заметит, что ум ослабел в брани, то склонит его к снисхождению; а одержав верх с помощью снисхождения, наконец забирает его в плен и влечет к страсти. 32 . Но, возможно, некоторые из вас не могут уследить за моими словами, и нуждаются в каком-либо примере, способном облегчить понимание? Итак, вспомните повествование о нашем божественном Мартиниане 5 , ибо оно поможет понять, что такое прилог и сосложение, брань и снисхождение, а также переход к действию. |
| А.М. Крюков Образованный проповедник на провинциальной кафедре: к вопросу об аудитории огласительных поучений Михаила Хониата Источник Проповеди выдающегося византийского писателя и церковного деятеля конца XII – начала XIII в. митрополита афинского Михаила Хониата до сих пор почти не привлекали внимания исследователей. Очевидно, это связано не только с тем, что издание корпуса поучений Михаила, некогда подготовленное первым издателем его сочинений греческим ученым С. Ламбросом, так и не увидело света, но и с общей сложностью использования в качестве исторического источника памятников византийского церковного красноречия с характерной для них приподнятостью над прозой мирского бытия. Именно поэтому до сих пор никем не был поставлен вопрос о том, как могло получиться, что тот самый Михаил Хониат , который неоднократно жаловался на непонимание со стороны своей паствы, неприученной к красотам литературного языка, тем не менее регулярно обращался к афинянам с высоты епископской кафедры с поучениями, язык которых не имел ничего общего с окружавшей проповедника стихией народной среднегреческой речи. Исследователям хорошо известен завершающий пассаж первой огласительной беседы Михаила, известной по нескольким спискам и потому вошедшей в публикацию Ламброса, где проповедник в следующих словах описывает свое общение с афинской аудиторией: “Надеясь, что найду в своих слушателях потомков столь ученых (φιλολγους) мужей, я старался как можно больше упражняться, понуждая себя к речам более мудрым, нежели изысканным, дабы не показаться кормильцем, недостойным такого города. Но я обманулся в своих надеждах и ожидания мои не сбылись. Ведь недавно, обращаясь к вам с неким незамысловатым приветствием, составленным без всяких излишеств и усердия, я, однако, как оказалось, говорил нечто непонятное, да и вообще не на одном с вами языке, а словно бы на персидском или скифском наречии. Потому-то я теперь не только совершенно ослабил силу мыслей, но и повредил гармонию толкования, и беседовал с вами столь просто и понятно, предлагая вам молотую пищу или, вернее, кормя грудью, как кормилицы – детей” 1 . |
| Видимо, жалобы Евстафия не остались без ответа, и он получил сан митрополита Мир Ликийских, однако на кафедру не прибыл, т. к. вскоре под влиянием имп. Мануила I был назначен митрополитом Фессалоники. Долгое время считалось, что Евстафий стал митрополитом Мир Ликийских в декабре 1174 года, митрополитом Фессалоники - в начале 1175 года. Однако Каждан доказал, что эти события произошли не ранее 1178/79 года, т. к., согласно хронологическому анализу произведений Евстафий, последний оставался в Константинополе до 1179/80 г. и читал эпитафию на смерть имп. Мануила I в сентябре 1180 года, едва получив назначение в Фессалонику. Т. о., константинопольский период жизни и деятельности Евстафия продолжался до конца второй половины 1170-х годов. В это время Евстафий составил комментарии к произведениям античных авторов (Гомера, Пиндара, Дионисия Периегета и др.), выступал с речами, вел обширную переписку, преподавал грамматику, риторику в патриарших и имп. учебных заведениях, давал уроки дома, который стал " истинной обителью муз, второй Академией, Стоей и школой перипатетиков " . Среди его учеников были будущие иерархи и ученые Михаил Хониат, Георгий Антиох, дети высокопоставленных особ Константинополя. Вероятно, еще до получения места магистра риторов Евстафий занимал различные преподавательские должности в Патриаршей академии и императорском университете в Константинополе. Накануне смерти имп. Мануила I Евстафий резко выступил против желания императора упразднить анафему мусульманскому богу, за что чуть не попал в опалу. В 1180-1190-х годах в Фессалонике Евстафий продолжил обучать не только жителей города, но и приезжих из Константинополя. Архипастырская деятельность Евстафия вызвала неприятие паствы. Он жаловался в письмах на то, что враги не раз " ставили ему западни и устраивали скандалы " , они были бы счастливы, по его словам, видеть его мертвым. Напряжение в отношениях с фессалоникийцами вынудило Евстафия на некоторое время покинуть город. Жители города даже изготовили карикатурное изображение Евстафия с подписью: " Злопамятный человек, недавно назначенный фессалоникийским иерархом " . Оно стало известно и за пределами Фессалоники. Трудно установить дату отъезда Евстафия из Фессалоники: по предположению Каждана, Евстафий уехал до захвата города норманнами в 1185 году, по мнению П. Вирта и В. Грюмеля, он покинул после этого события - в феврале 1191 года. В отсутствие Евстафия его противники провели расследование деятельности архипастыря в Фессалонике. " Они хотели бы, если бы это было возможно, узнать, что я видел во сне и какие образы подсказывало мне воображение " , - писал Евстафий по поводу проведенного расследования. Когда Фессалонику захватили норманны, Евстафий попал в плен к бывш. пирату Сифанту, рассчитывавшему получить за митрополита выкуп. Через некоторое время Евстафий был отпущен. Он постоянно общался с латинянами, вступал с ними в богословские споры, пользовался покровительством гр. Алдуина. |
| Ведь Иерусалим рассматривается как символ добродетельного и мирного жития; если же мы нарушим его, то будем увлечены в область Вавилона, сего сокрушительного греха. Если же мы, избавившись от сего рабства, сумеем вернуться в отечество добродетели, то, конечно, пожелаем и восстановить его разрушенную ограду. Тогда восстают против нас соседи, то есть пороки, граничащие с добродетелью как со стороны избытка, так и со стороны недостатка, которые принимаются мешать нам и нападать на нас. И тогда мы, выстраивая на посте целомудрие, на целомудрии – справедливость, на справедливости – доброту, возводим стену Иерусалима и создаем надежную защиту для области мирного жития; когда же мы гнушаемся пресыщения, распущенности или любостяжания, враждуя с ними и отвращаясь от них, как от неприятелей, то как бы вооружаемся на брань, и одной рукой искусно творим дело добродетели, другой же, действуя словно с удвоенной силой, отражаем нападающую с обеих сторон неумеренность. 6 . И трубяху трубами близ их. Итак, кто же трубит близ подвижников добродетели, если не огласительное слово, в котором слышатся два значения: приказание и побуждение (ведь таковы были древние правила подачи сигнала трубой)? Или можно сравнить его с двумя трубами, которые должны были служить в Моисеевом законодательстве для обозначения времени: одна военного, а другая праздничного (ср. Числ.10:2 ). Но хотя значение его по большей части и зависит от времени, сегодня оно ничуть не менее призывает к брани, чем возглашает наступление благоприятного для нас праздничного дня. Итак, речь как бы несет меня по течению, так что я возвращаюсь к тому, с чего начал. Вот о чем трубит слово; вы же (если только выражение лиц может служить верным признаком сердечных чувств), прислушиваясь к его привычному и понятному смыслу, не вскакиваете от радости, как если бы вас призывали на праздничный хоровод или танец с оружием, а не в страшную битву. 7 . Это-то и кажется мне нерушимым свидетельством вашего мужества перед лицом испытаний. Ведь, о слушатели, нам, как уже было показано, всегда надлежит проявлять упорство в этой брани, хоть мы и желаем мира, и надеемся вкусить его благ; но особая стойкость требуется в этот период поста, который мы ежегодно совершаем в память о величайшей и самой необыкновенной брани. И какова была брань, такова же и увенчавшая ее владычная победа. Ибо что такое таинство креста, как не победоносная брань Бога, в которой Он сражался за нас и победил? Он, облекшись в плотский образ, словно в воинские доспехи, явился без одеяния начал и господств, и, дерзновенно восторжествовав на кресте, воодушевил нас к брани ради самих себя, чтобы и мы дерзали противостоять греху даже до крови. Итак, поскольку и ныне дается знак к духовной брани, приготовимся к ней, освободимся от житейских забот, и, распрощавшись со всякой суетой, будем заботиться лишь о том, чтобы угодить своему Военачальнику как исправным вооружением, так и готовностью служить от всей души и из благородных побуждений. |
| 10 . Однако не будет лишним подробнее рассказать о нашем всеоружии, чтобы изучить его более тщательно. И, во-первых, возьмем пояс, прикрывающий чресла, ибо именно в них по большей части вонзаются вражеские стрелы. Потому и сказано: крепость его на чреслех, сила же его на пупе чрева ( Иов.40:11 ). Итак, нам приказано препоясать чресла в истине, то есть истинным целомудрием сдерживать и отгонять расслабление и распутство. Истинное же целомудрие – это не только воздержание от чужой жены, но и строгость в общении с собственной, которое должно ограничиваться пределом деторождения и по соглашению прерываться ради поста и молитвы – ныне более, чем когда-либо. Как часто и мы, безбрачные, по видимости несем на себе пояс девства, но незаметно уклоняемся от истинного соблюдения обетования, когда либо прельщенные вожделением глаза, либо нечистое сердце играют с нашей поясницей! Итак, чтобы никоим образом не претерпеть ущерба от огненных стрел лукавого, должно опоясаться истинным целомудрием, как сказано, а также облачиться в панцирь справедливости. 11 . Я ведь знаю два вида справедливости: один частный и противоположный той несправедливости, которая состоит в любостяжании, другой же более общий и заключающий в себе всю добродетель, в соответствии с которым и весь лик блаженных носит в Писании имя праведников. Но сейчас, слыша о панцире справедливости (а это, конечно, панцирь из стальных колец, а не льняной), я воображаю себе всеобъемлющую справедливость, которая сплетается из частных добродетелей, как из сочленений отдельных звеньев. Итак, сейчас, более, чем когда-либо, позаботься облачиться в этот искусно изготовленный панцирь, ибо в нем сплетаются друг с другом не только основные добродетели, следующие друг за другом, но и все подчиненные им, так что, например, за покаяние цепляется пост, за пост смиренномудрие, за смиренномудрие целомудрие, за целомудрие молитва , за молитву милостыня, за милостыню кротость, за кротость человеколюбие, за человеколюбие любовь, которую божественный Павел назвал совокупностью совершенства ( Кол.3:14 ). Видите, из каких звеньев-добродетелей и сколь искусно сплетен панцирь справедливости, хоть я и показал только одну последовательность из многих? Если мы в этот панцирь облечемся, то ни в один из членов не окажется поражены хотя бы одной из стрел лукавого: ни в грудь гневом, ни в чрево чревоугодием, ни в гортань сладостью пищи, ни в печень похотью, ни в чресла возбуждением, ни в сердце и все внутренности немилосердием и братоненавистничеством. Но пребудем мы совершенно неуязвимыми и бесстрастными, стрелы же лукавого упадут впустую. |
|
|
