| Этим обычно всё и заканчивалось. Катя по сотни раз на день перечитывала драгоценные слова батюшки, успокаивалась и впрягалась в работу пуще прежнего. Екатерина (будущая инокиня Ермиония) прожила в батюшкином доме до самой перестройки и скончалась в нем в октябре 1985 года. Катя занимала в доме большую комнату первого этажа, служившую одновременно и столовой для общих трапез насельников и гостей дома. Всего же на первом этаже, кроме прихожей и коридорчика, было четыре комнаты: две большие и две маленькие. Вторая большая комната принадлежала, кажется, Марии Шитовой, или просто тете Марусе, — той, что глядит с подаренной маме Вале фотографии и что не раз уже появлялась на страницах этих воспоминаний. С ней была очень дружна и «мама» Маруся. Что хозяйкой этой комнаты была тетя Маруся я пишу через осторожное кажется потому, что при нас Мария Кузьминична в доме не жила. То ли отбывала тогда она уже ссылку (впрочем, нет, на Алтай сослали ее позже, в 32-м году), то ли, учась в медицинском, жила в то время в Москве. И значительно позже, уже после войны, когда Марии Кузьминичне разрешили проживание вблизи столицы, она вместе с близкой своей подругой Татьяной (матушкой Магдалиной) жила опять-таки не в «своей» большой комнате, а в смежной, маленькой, в той, где при нас жила Грушенька. А в большой комнате тогда устроена была общая молельня. Последнюю маленькую комнатку при входе занимал блаженный Никифорушка, или Никифор Терентьевич, большой духовный друг батюшки еще со времен его настоятельства в Мещовском монастыре. Ему да еще нашему папе — как священнику — делалось исключение из строгого, правила: мужчинам жить в батюшкином доме воспрещалось. Позже это правило будет нарушено, когда после кончины батюшки и ареста Катюши и Грушеньки, дом заполнит многочисленное семейство Утешевых. При нас же правило это соблюдалось неукоснительно. И, наконец, третья часть дома — мезонин второго этажа, записан был за третьей девушкой, за Татьяной Борисовной Мельниковой, а проще за Танюшей, батюшкиной любимицей. Мы жили как раз в этой части дома, потому что его хозяйка, Татьяна, находилась в то время с батюшкой в далеком Кара-Тюбе. Это был замечательный мезонин. Потому, наверное, что было мне около десяти лет. Потому, что сверху, из нашего окошка, открывались восторженные холмистые дали. Потому, что сохранилась здесь — может, единственная в целом свете папина комнатушка, где он молился и спал в цепкие свои приезды к нам в Сергиев Посад. Это была его комнатка, и папа, исхитрился выгородить ее из чердачного пространства. Комнатка была крохотной: метра два на два с половиной, — но зато имелось в ней собственное оконце. |
| Но вследствие крайнего расстройства здоровья и необходимости постоянного лечения в последние годы она пришла в такое расстроенное состояние, что оказалось необходимым выдать ей заимообразное пособие для уплаты накопившихся после смерти мужа долгов. Комиссия нашла возможным послать ей 300 руб., обеспечив возвращение выданной суммы ежемесячною уплатой по 10 руб. из отпускаемой ей пенсии, с ручательством Правления Духовной семинарии. Таким образом само собою оказалось, что Комиссия должна была главнымъ образом приходить на помощь с своими пособиями не столько самим нуждающимся бывшим воспитанникам Академии, сколько их беспомощным семействам, нередко приходящим в безвыходные положения. Комиссия так и решилась поступать, входя в возможно обстоятельное исследование представляющихся ее вниманию подобных случаев. Впрочем, Комиссия не отказывала в пособии и самим бывшим воспитанникам Академии, приходящим в некоторых случаях в крайне затруднительные положе- —44— ния. Кроме вышеупомянутого Д.Я. Н-го, в 1892 году Комиссия оказала небольшие пособия кандидатам Академии XXXVI курса Гр. С-ву и XXXVIII курса С. С-ву, уже занимавшим места в духовных училищах, но по болезненному состоянию лишившихся службы и пришедших в крайние положения. В 1893 г. Комиссия выдала заимообразное пособие 25 р. на проезд в Петербург уволенному от службы смотрителю Мещовского духовного училища, Калужской губернии, С.С. Н-му. В 1892 и 1893 гг. Комиссия выдала пособия только что окончившим курс кандидатам Академии А-ву, Ар-ву и П-му по беспомощному их положению и крайней нужде. На будущее время, можно надеяться, войдет в силу то положение Комиссии, что к ней могут обращаться за помощью только студенты и кандидаты, уже прослужившие несколько лет на духовно-учебной службе, а студентам и кандидатам, только что кончившим курс и еще не служившим, будет оказывать пособие в крайних случаях Совет Братства преподобного Сергия. Но пока Комиссия не считала возможным отказывать и подобным лицам в помощи. Комиссия старалась в первые годы своего существования расходовать свои средства с крайнею осторожностью и бережливостью, принимая во внимание то, что ее готовность прийти на помощь нужде далеко еще не всем нуждающимся сделалась известною и что в будущем, с увеличением средств, вероятно, ей придется, если благословит Бог, расширить свою благотворительную помощь гораздо более, нежели сколько то оказывалось возможным до настоящего времени. |
| 47 Мещовского уезда, села Малынина, солдатка Дарья Калинина, 25 лет, из дома Терехова. Проживая в соседнем сельце Карташеве при доме помещика П. Ф. Рагозина по найму. В 1868 году, в начале Августа, или в конце июля, убравшись по хозяйству с работами, влезла на печку отдохнуть и вдруг почувствовала сильнейшую боль в боку, так что не вытерпела и закричала исступленно; бывшие в избе рабочие, видя ее всегда при цвете лет, здоровою и веселою, осмеяли за крик, но она не умолкала и вынудила криком обратить на нее внимание; после некоторых домашних пособий, боль ее не ослаблялась, но с тою же силою перешла в грудь; это продолжалось недели три. Наконец, Дарья начала кричать, нечеловеческим голосом разнообразно, и потом впадала в бесчувствие. Помещик в это время был в отлучке и, возвращаясь, домой, заезжал, в Тихонову пустынь на поклонение Преподобному Тихону; в награду за сие Господь исполнил отверстое для религиозных чувств сердце его благоговейным удовольствием, по которому он по приезде в дом, узнав о случившемся с Дарьею, выразил свою заботу о ее здоровье за ревность и усердие к службе, тем, что приказал немедленно на лошадях отправить ее в обитель Преподобного. 16-го Сентября Дарья прибыла в Тихонову пустынь и в течении трех дней, по принятому порядку, после каждой службы, была у раки мощей для поклонения, ежедневно принимала ложечку масла из лампады и ходила в сопровождении других на колодезь, где в купальне каждый раз купалась, припадок ее миновался, и она в течении еще четырех дней приготовилась к покаянию, после чего, напутствуемая св. Тайнами, отправилась на место жития своего в добром здоровье. 48 1868 г., Сентября 18 дня прибыл в обитель Преподобного Тихона крестьянин Малоярославецкого уезда, села Дольского, Андрей Евстигнеев Волчков, со своею снохою, женою сына его Федора, Марьею Александровою, и рассказал следующее; имея единственного почтительного сына, я с особенною заботою старался женить его на девице благонравной, каковою нашел эту Марью, и думал утешаться своею маленькою семейкою, благодаря Бога о всем, но не прошло еще и двух недель после бракосочетания, как Господь подверг меня испытанию: молодая моя сноха Марья, вот эта самая, ни с чего начала кричать разными нечеловеческими голосами, в исступлении она падает совершенно бесчувственною и цепенеет, как дерево; при этом живот ее раздувается, как бочонок, и остается таким до опамятствования; и вот почти год (свадьба была в прошлом году), а молодка моя почти каждый день мучается, иногда на день раза по два. |
| Амвросием. Нет ничего странного в том, что я с молитвою на устах предан был во власть диавола ( Мф.7:21–23 ). По учению св. отцов (ср. Лк.11:5–10, 18:2–7 ), милосердый Господь, любящий нас более, чем родная мать любит свое дитя ( Ис.49:15 ), иногда дает молитву и грешному, страстному человеку, вследствие его усердной, неотступной просьбы, но дает для того именно, чтобы он, при помощи молитвы, очистился от своих грехов и страстей и таким образом освободился от власти диавола ( Ин.8:14 ; Мф.13:38 ; Ин.3:8 ). Если же человек, получив от Господа молитву, будет только самолюбиво услаждаться и утешаться ею, а об искоренении своих страстей и прощении грехов будет нерадеть, то Господь обыкновенно лишает такого Своей милости и самого его предает на поругание нечистым духам ( Мф.25:24–29, 12:43–45 ). 4. Явная помощь Божия в искушении В Мещовском монастыре, в мое пребывание там, жил достопочтенный старец иеромонах Иларий, называвшийся Рязанским как в отличие от своих соименников, так и по происхождению своему из Рязанской губернии, где он даже провел некоторое время и в монашеском звании. О. Иларий недавно скончался и великолепный памятник над его могилой, сооруженный его духовными детьми и почитателями, наглядно освидетельствует о том, что его не только при его жизни глубоко уважали, но и после его смерти продолжают уважать. Он был действительно замечательным старцем: богат был собственным опытом духовной жизни, очень начитан святоотеческих писаний и, в частности, аскетических творений, обладал незаурядными умственными способностями и хорошим даром слова. Переписка его была весьма обширная. Ему писали с разных сторон России, и он легко, толково и основательно разрешал всякие сомнения и возражения своих корреспондентов. Свою обширную начитанность о. Иларий, между прочим, проявил и по отношению ко мне, убедив меня после исповеди опасно больных, приобщаемых обычно в домах, непременно читать над ними общую разрешительную формулу, положенную в «чине исповедания» (Господь и Бог Иисус Христос ...), а не ограничиваться одной молитвой, находящейся в чине «Како причастити больного» (Господи Боже наш...), так как этою молитвою лишь испрашивается отпущение грехов, а не дается разрешение их. |
| Но я наотрез отказался от Академии, заявив ему, что в Академии среди неустойчивой молодежи я скоро могу рассеяться и испортиться, и просил его благословить меня ехать в Киевскую лавру к игумену Агапиту. Полное мое ослепление своею гордостью не дало мне в то время возможности почувствовать, что, выражая желание ехать к о. Агапиту, а не остаться у о. Амвросия, предпочитая таким образом первого последнему, я тем самым явно осудил и презрел уже самого о. Амвросия. Но о. Амвросий, смотря на меня, глубоко вздохнул, сморщился и скороговоркою произнес: «Введь о. Агапит в Лавре сам гоним и скорбит, как ты там с ним будешь жить?» Но я упорно стоял на своем и силился доказать старцу, что в Мещовском монастыре мне оставаться всё равно невозможно. Тогда о. Амвросий прервал со мной свой разговор и с оттенком досады произнес нараспев: «Ну поезжай, треснись лбом о стену». Я хорошо запомнил только «поезжай», а другие слова старца показались мне неважными и я поэтому не обратил на них надлежащего внимания, полагая, что фраза «треснись лбом о стену» сказана им так себе... без особого значения. О. Агапит принял меня очень ласково, против моего желания жить под его руководством ничего не возражал, и я от него, не заходя ни к кому из членов лаврского духовного собора, от которого, собственно, фактически и зависит принять или не принять кого-либо в Лавру, пошел прямо к митрополиту с прошением. Скоро мне передали содержание резолюции митрополита, что я буду принят в Лавру, если мои документы, по вытребовании их откуда следует, окажутся чистыми и в порядке. Немало обрадован я был таким успехом своего дела и благодарил Бога, но относительно условности митрополичьей резолюции мне все-таки хотелось еще переговорить с каким-либо опытным человеком, и вот для этого я отправился к наместнику Лавры, архимандриту Варлааму. О. наместник, по-видимому, без всякого лукавства сказал мне, что если мои документы не будут содержать в себе чего-либо позорящего меня, то я без сомнения буду формально принят в число лаврской братии. |
| Так и случилось. И мы узнали тогда, что, сделав верст 25 по правильному пути, взяли в сторону и находимся теперь верстах в 10 от того места, с которого выехали. Через час езды мы очутились в большом селе, здесь кормили и легли спать. Так как подвода с кроватью была впереди, тетушке постлали на столе, поставленном в комнате наискось, как ставят покойников. В 9 часов поехали дальше, очень недовольные, к тому же городу Серпейску. Нас настигла сильнейшая гроза с продолжительным ливнем. Но удобно и хорошо было в коляске и, пригнувшись к окошечку в пристяжном боку, под ласкающий шум падающей воды, я пожирал один увлекательный исторический роман. Зато лошадям было трудно бежать по размытой дороге. К полудню мы доехали до Серпейска и еле всползли по крутой и скользкой горе, на которой лежит город. Здесь начинался почтовый тракт, и я уговорил тетушку оставить тут наших лошадей до нашего обратного следования и взять почтовых. Не имея теперь надобности в остановках, кроме как по четверти часа, для перепряжки, на станциях, мы могли вечером быть в Оптиной, до которой оставалось, кажется, верст 100, на города Мещовск и Сухиничи. Ехать было прекрасно. Гроза смягчила надоевшую нам накануне жару и прибила пыль по дороге. Получая хорошие " на чаи», ямщики сильно гнали, ободряя лошадей гиканьем и свистом. Перед заходом солнца я кончил роман и отдался наслаждению быстрой езды. Мы все молчали. Коляска тихо покачивалась на своих рессорах, и стройный топот лошадей соединялся со звуком быстро катящихся колес в музыку, которой я никогда не мог вдосталь наслушаться. Догорело небо. Сумерки становились все гуще, и голова, не развлекаемая внешними впечатлениями, усиленно думала. «Ну, что он, какой он, – спрашивал я себя, в первый раз, во время пути, принимаясь подробно думать о том человеке, который меня тогда так взволновал. – Вот, если б не муж тетушки мне рассказывал, я бы поверил, может быть. И как это неприятно, какое-то тонкое духовное оскорбление, что я должен внешне преклониться пред человеком, к которому я ничего не чувствую. |
| Дьяку она диктовала, а тот записывал, кому и сколько следовало дать денег, кому оказать содействие в каком-нибудь деле. Она заступалась перед мужем-царем за невинно осужденных, нередко спасая их от смерти. По праздникам от имени государыни возле церквей раздавалась милостыня, а также посылалась праздничная милостыня в тюрьмы. В хоромах царицы жили девочки-сироты, в судьбе которых Евдокия Лукьяновна принимала самое живое участие. Став взрослыми, они были выдаваемы ею замуж за добрых дворовых людей, которым царица предварительно устраивала смотрины. Она внесла большой вклад в восстановление Мещовского Свято-Георгиевского монастыря, в некрополе которого были похоронены ее предки. До конца своей жизни Евдокия не переставала оказывать благодеяния подданным. В праздничные дни время отдавалось различным увеселениям. В Потешной палате перед членами царской семьи с песнями и пляскою выступали балалаечники, шуты, скоморохи, карлицы. Слепые певцы под звуки домры распевали былины, народные стихи и духовные песни. 1 марта в Золотой палате ежегодно торжественно отмечали именины царицы Евдокии. Царь, проявляя великое о супруге попечение, дарил ей золотые украшения с бриллиантами, как в день ее именин, так и после очередных родов. В дни годовых больших праздников царица Евдокия устраивала в Золотой палате праздничные приемы, на которые во дворец съезжались боярыни – царские родственницы. По древнему обычаю для гостей устраивался торжественный обед. К столу приглашались и старицы-монахини трех московских монастырей: Вознесенского, Новодевичьего и Алексеевского. Последние годы жизни первой царской четы Романовых были далеко не безоблачны. Царица Евдокия тяжело болела. Было возбуждено дело против придворных мастериц, которые признались (возможно, под пытками), что пытались «испортить царицу» посредством колдовства и даже отравить ее. Видимо, факт отравления имел место, так как современные исследования ее останков показали наличие в костях свинца, мышьяка и ртути в количестве, многократно превышающем ПДК. |
| И людская молва утверждала, что местная администрация побудила власть города Алатыря произвести у Яши в каморке, где он жил, тщательный обыск. Ничего подозрительного не нашли, кроме пустых досчатых стен чулана, в котором он пребывал. Предчувствуя эту людскую грозу над собой, «Божий человек» поспешил оставить город Алатырь и больше в нем уже никогда не появлялся… Добрая память о «человеке Божием» и до сих пор все еще живет в благодарном народе. (С. Глебов. «Русский Паломник», 1903 г., Андрей, юродствовавший в городе Мещевске Юродивый Андрей родился в 1744 г. в деревне Овсянниковой, в приходе села Клетина, Мещовского уезда, в благочестивой семье. Отец его умер рано, и он жил с матерью и отчимом. Он с детства был сосредоточен в себе и очень любил уединение. Придя в возраст, Андрей начал ходить почти голый, с кнутиком и топориком, который он носил на левом плече, держа рукоятку правою рукою. Одежду, которую на него одевали, он рвал. Разговаривая о чем-нибудь хорошем, Андрей приятно улыбался, а при бранных словах уходил. Он большею частью сидел или лежал на печи, самой горячей, без постилки, и под голову всегда клал свой топорик. Много он молился, особенно ночью. Летом, когда после работ все ложились, он потихоньку пробирался в сад и звал Бога,осеняя себя крестным знамением. Слова его молитвы были немногосложны. Смотря на небо, подняв вверх руки, он произносил только: «Господи!». Когда Андрей ходил по деревням, его обижали крестьяне и дети. Ребятишки толпою гнались за ним с криком: «Андрей топора!», швыряли в него каменья, которые иногда ранили ему голову. Но он все терпел спокойно. Иногда Андрей ударял себя сильно в грудь или бился затылком о стену так, что удары слышны были на улице, но этим он не делал себе вреда. Пока одни смеялись над ним, другие стали уважать его, замечая в нем прозорливость. Пришел как-то Андрей в соседнюю деревню Староселье, во время посева ржи. Один мужик, издеваясь над ним, просил его посеять ему ржи. Бросая семена, Андрей произносил: «Пропало, замерло!» |
| Горожане Мещовские почитали в нем мужа благочестивого и имели его как доброго советника в делах жизни и спасения. Как глубоко чтили о. Илария и насколько было благотворно его влияние, весьма картинно изображают два письма духовных детей старца, писанных на имя Мещовского игумена Илария, которые мы поэтому и приведем здесь сполна. Одно письмо – мирянина, другое – инокини, игумении. Эти письма живо рисуют, с какой простотой и доверием относились к о. Иларию и, в то же время, показывают: как духовно опытен был этот смиренный старец, как он проникал в будущее. Мирянин пишет так: «Когда наша покойная мать познакомила нас с батюшкой, мы ему очень верили. По смерти своих родителей, я поехал получить у батюшки о. Илария благословение жениться и начинать торговлю, спрашиваю батюшку, где мне брать невесту, на стороне или в своем городе? Батюшка сказал: «женись, бери в своем городе, на сторону не езди, торгуй, чем отец торговал, не обвешивай, не обмеривай и будешь жить, вот тебе мое благословение. Потом опять говорит: я знал одного бедного и благочестивого человека, который торговал честно и стал богат, а другого, богатого, который старался обмануть, обвесить и обмерить, в конце концов, стал бедней бедного». После благословения дорогого нашего батюшки я женился, но его благословению взял невесту в своем городе. Судьба моя была прекрасная, жена моя была со всеми достоинствами, пожил немного в Мосальске, т. е. в родном городе, мне казалось, что выгодней будет заниматься подрядами, я решил поехать в Либаву, что осуществил. Некоторое время мне очень шло удачно, так что я завел свои бараки, слесарню, шорню, одним словом, все, что требовалось для подрядчика; своих лошадей было много, одним словом, в неделю, бывало, из конторы принесешь 1000 руб.; так, каждую почти неделю приносил выручку в таковом количестве; однажды принес так много заработанных денег, что я своей семье и говорю: «вот и верь старцам, исполняй их благословение, торгуй – чем отец. Значит, я погордился батюшкиным благословением; за то, что я не послушался батюшку, Господь меня видимо наказал: я не сошелся с капитаном, не подписал условия и вследствие этого мне отказали в работе; имевши столько заведения не сейчас, все распродал. |
| Дворяне южных городов (Мещеры, Коломны, Рязани, Тулы, Каширы, Алексина, Тарусы, Серпухова, Калуги, Белева, Козельска, Лихвина, Серпейска, Мещовска, Воротынска, Медыни, Малоярославца, Боровска, Волхова, Мценска, Ряжска, Карачева) подали сказку почти в том же духе, как и предыдущая, но советовали брать подати на войну не по писцовым книгам, а по числу крестьянских дворов: у кого из служащих более пятидесяти крестьян,--с тех брать деньги и запасы, а кто имеет пятьдесят крестьян,-тот сам должен идти. Что касается до них самих, то они выразились так: " Мы холопи твои пуще, чем от туркских и крымских басурманов, разорены от московской волокиты, неправд и неправедных судов... " За всем тем, эти дворяне находили, что Азов нужно непременно взять и стоять за него крепко, потому что нагаи, кочующие недалеко от Азова, будут служить тому, за кем будет Азов. Служилые люди стояли за войну; но сказка гостей и торговых людей не выражала этого желания. Ответ их носит обличительный характер и составляет важный современный источник для истории быта и положения торгового класса. Полагаясь на волю государя, они говорили так: " Судить об устройстве ратных людей и о запасах есть дело служилых, за которыми твое государево жалованье вотчины и поместья, а мы, торговые людишки, питаемся в городах своими промыслишками; за нами вотчин и поместий нет. Службы твои государевы мы служим на Москве и в городах беспрестанно, и от этих служб, да от пятинных денег, что мы давали в смоленскую службу ратным и служилым людям на подмогу, много оскудели и обнищали до конца. Мы, будучи на твоих государевых службах в Москве и городах, собирали твою государеву казну за крестным целованием с большою прибылью: где при прежних государях, да и при тебе, государе, собиралось сот по пяти, по шести, там собирается ныне с нас и со всей земли нами же тысяч по пяти и по шести и более. Торжишки наши, государь, стали гораздо худы: отняли их у нас в Москве и городах иноземцы, немцы и кизильбашцы (персияне), которые приезжают в Москву и в другие города с большими торгами и торгуют всякими товарами. В городах всякие люди оскудели и обнищали до конца от твоих государевых воевод; а торговые людишки, которые ездят по городам для своих промыслишек, от воеводских насильств и задержания в проездах потеряли торги свои. При прежних государях в городах ведали губные старосты, и посадские люди судились промеж себя сами, а воеводы посылались с ратными людьми только в украинные города для бережения от татар. Мы, холопи твои и сироты, просим милости твоей, государь, пожаловать твою государеву вотчину, воззреть на нашу бедность " . Затем они изъявляли готовность умереть за святую веру и за многолетнее здоровье своего государя. |
|
|
