| - Вам не обидно, что Вас считают таким сердитым? - Очень легко быть добреньким церковным музыкантом, якобы любящим всех певчих. В прелесть можно впасть на этом пути... Владыку Лонгина я однажды спросил: «Владыка, почему Вы, когда выходите из алтаря, никогда не улыбаетесь?». А он мне ответил: «Володя, больше всего в жизни я не люблю играть какую-то роль». Эта позиция мне очень нравится. Вот с какой стати я должен, допустим, молчать, не обращать внимания на то, что человек не попадает в ноту, когда мой святой долг указать на это? Другое дело, какими словами. Тоже в свое время спрашивал: «Владыка, как мне делать замечания?». Такой совет он мне дал: «Прежде чем делать замечание, ты трижды Иисусову молитву прочитай - немножко себя, свои чувства в порядок приведи». И это очень помогает. Теперь, обращаясь к музыканту с обличительным словом, я сначала очень долго думаю, можно ли это сделать сейчас, не травмирую ли я его... В общем, сложный вопрос вы мне задали. Дирижеры, вошедшие в историю, были в большинстве своем тиранами. Взять того же Герберта фон Караяна, которого я очень люблю и уважаю... - Когда разговариваешь с людьми, так или иначе связанными с церковной музыкой, всплывает имя архимандрита Матфея (Мормыля). Вы с ним как-то соприкасались? - Архимандрита Матфея я считаю своим учителем. Правда, я не сидел у него на лекциях, но после того как меня с ним познакомил Владыка Лонгин, он оказывал мне очень большую помощь. Я периодически звонил ему, иногда мы пересекались на Подворье. Отец Матфей иногда мог беседовать со мной по часу - для монаха это очень много! - и рассказывать, как должно петься то или иное конкретное песнопение, какая тут или там должна применяться вокально-хоровая техника... Поскольку у меня уже было хоровое образование, меня интересовали вопросы, касающиеся именно церковного исполнительства, - и отец Матфей все очень детально мне объяснял. Он мне многое дал - в церковном плане, но, безусловно, консерваторское образование тоже помогало. Сочетание одного и другого дало очень интересный эффект... |
| Потом – общение с духовниками Лавры, с братией. Это тоже многое значит. Мне повезло: я окормлялся у духовника Троице-Сергиевой Лавры о. Илии. Очень хороший батюшка. Когда мой духовник о. Александр Егоров умер, я сам стал искать себе духовного отца, к разным батюшкам ходил долгое время. О. Илия очень добрый человек, очень отзывчивый и простой в общении, но в то же время может дать тебе очень хороший совет, иной раз в трудную минуту помолиться за тебя Везде есть сложности и искушения. Главное – не зацикливаться и не унывать. – А как было с латынью и греческим? – Латынь и греческий – два предмета, с которыми я не дружил.И даже «выступал» сильно против преподавателей. И пострадал за это по своим делам, был проучен жестоко: 11 раз сдавал греческий язык. – Действительно ли семинарская жизнь тяжела тем, что она ограничена жесткими рамками: сначала учеба, потом послушания, служба в субботу, воскресенье? И мало в ней разнообразия, все замкнуто. – Не знаю. Моя жизнь была вполне разнообразной. Я пел в хоре о. Матфея Мормыля. Он сам по себе замечательный человек. Я очень благодарен Господу за то, что Он меня свел с этим человеком. Еще задолго до поступления в семинарию я слушал кассеты с хором о. Матфея. Мне очень нравилось. Я мог только мечтать о том, чтобы когда-нибудь оказаться в этом хоре. У меня не было музыкального образования – я на слух пел. – Вы рано приняли священный сан, сложно? – На кресте священника написано: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою». Это слова апостола о том, что священник действительно должен быть образцом. Сложно это. У всякого есть грехи. Батюшка тоже человек. Особенно ответственно быть пастырем. Например, в Греции запрещается исповедовать молодым священникам. Там исповедуют только духовники. Молодому священнику, конечно, сложно исповедовать, потому что нет духовного опыта. Батюшка может только на какие-то общие вопросы дать ответ, а быть духовным руководителем, наставником он по своей неопытности не может. Но надо стремиться, читать святоотеческую литературу, стараться самому наставляться. Самое главное – не впасть в учительство, не вознестись над теми людьми, которых учишь. Потому что одно дело что-то говорить, начитаться и учить, совсем другое дело – жить так, как ты учишь. Чтобы не уподобиться книжникам и фарисеям, которые возлагали на людей неудобоносимые бремена, а сами не хотели и пальцем шевельнуть, чтобы исполнить что-то из того, что говорили. Можно много знать и не делать. |
| Эти рассуждения отца Серафима натолкнули меня на мысль, которую я дерзнул высказать в своей кандидатской диссертации «Реформа певческой нотации XVII века (церковно-историческая оценка)», над которой работал в то время, как бы логически завершив цепочку рассуждений отца Серафима, а именно: «Если образ зверя будет написан с соблюдением византийских иконописных традиций, то не исключено, что коронация антихриста в Иерусалимском храме будет под звуки знаменного распева или чего-либо подобного… Так опасно увлечение внешним, если оно не продиктовано внутренним, если оно не продиктовано потребностью духа, а служит лишь самоцелью или очередным увлечением» . Немало воды утекло с тех пор… И вот совсем недавно мне довелось повторить эту же мысль в интервью в рамках проекта «Лица академии» киностудии МДА «Богослов». Один из комментаторов написал под размещенным на канале киностудии интервью, неверно истолковав посыл, заключенный в моих словах, буквально следующее: «Интересно, что по этому поводу сказал бы отец Матфей (Мормыль), который включал знаменные песнопения в репертуар своего хора. И не только отец Матфей, но и все, кому было дорого отечественное русское наследие». Собственно, этот и еще один комментарий, где отмечается, что говорить о вершине знаменного пения, но считать при этом приемлемым для себя партес — это противоречие и диссонанс, подвигли меня выступить с сообщением на тему «Отношение архимандрита Матфея к древним распевам». Ответ на поставленные вопросы мы попробуем дать как на основе письменных свидетельств, так и на основе личного опыта общения и сотрудничества с отцом Матфеем на регентском поприще. Что касается возможной коронации антихриста под звуки знаменного распева. В своем отзыве на вышеупомянутую диссертацию отец Матфей пишет буквально следующее: «Мысли отца Лазаря не лишены доли истины. Сам Павел заявляет, что “человек греха”, “сын погибели” сядет в храме Божием (2 Фес. 2. 4). Если это так, то указанной персоне конечно нужен будет не только храм, но и все его атрибуты, одним из которых является пение. По этому поводу в истории музыки уже был прецедент в революционные годы, когда один из наших корифеев-композиторов московской школы написал музыку к гимну “Интернационал” на базе попевок знаменного распева» . |
| И вот, вспоминает Агнеса Яковлевна, когда отец Матфей пришел к хористам, хор не сразу его принял, некоторые певцы так и не смогли привыкнуть к новому регенту, а некоторые даже перешли в хор Ильинского храма (приходской храм в Сергиевом Посаде вблизи от Лавры, никогда не закрывался). Каждый регент, по словам Агнесы Яковлевны, имеет свой почерк и свое восприятие, это естественно. Но у отца Матфея было особенное внимание – и к певчим, и к богослужению. «Только отвлечешься и куда-то направишь свое внимание, отец Матфей сразу скажет: «О чем думаешь?». Он мгновенно чувствовал, что человек куда-то мысленно ушел...» Средствам выразительности отец Матфей придавал огромное значение. Все его певцы настолько отчетливо работали с дикцией, что порой текст песнопения воспринимался как бы пропетый одним человеком! И насколько в то время это воспринималось всеми как само собой разумеющееся явление, настолько сегодня слышно, что мы (к сожалению, безвозвратно) потеряли! Вот совсем краткая зарисовка Агнесы Яковлевны. «Сейчас (когда отец Матфей уже ушел от нас) особенно стало видно, что при пении никто не обращает внимания на безударные слоги. Например, «Бог Господь, и явися нам!» - сейчас часто услышишь ударение на «…ся нам». Отец Матфей всегда это подчеркивал, высмеивал. Но ведь действительно: такая небрежность с неправильным ударением очень и очень коверкает песнопение! Или, например, «Господи, спаси благочестивыя!..» Окончание фразы надо как-то скрадывать, не выпячивать «…выя», но теперь мало кто обращает на это внимания – ни на правом, ни на левом клиросе. Или, например, народ поет «Верую»: «Распятаго же за ны…». Подчас бывает, что вся фраза сливается, слышится только слитно: «…жезаны». Батюшка обыкновенно всегда скажет: «Что это за «жезаны»?» Или же: «Блажени миротворцы, яко тии помиловани будут…» Так он объяснял нам: «Яко тии, а не «якотии»! Что это за «якотии»?! И так все время он нас поправлял». «Никто, - заключает Агнеса Яковлевна, - никто сейчас об этом не думает, все регенты и певчие обращают внимание лишь на «кварты», «квинты» и т.д., а это очень печально». |
| В противовес абсолютизации знаменного распева отец Матфей говорит: «Как относиться к знаменному распеву, если от него появляются другие распевы? — Значит, он уже не единственный; и отсюда открывается возможность другому распеву выйти на поверхность. Видимо, знаменный распев занимает свое подобающее место, по принципу соборности — первый среди равных. Вместе с тем правомерно ставить также и другие распевы — поскольку те обслуживают осмогласие и строятся на попевочной основе… Знаменный распев — это действительно драгоценное сокровище нашей церкви; он — патриарх церковных распевов» 13 . И в ином месте: «Появление еще в XVI веке новых распевов из знаменного — путевого и демественного — лишает его самого лидерства и ставит в одно положение со всеми распевами. Поэтому все новые распевы, имеющие место в нашем современном обиходе, — киевский, греческий, болгарский и др. — имеют право на существование. Они, — заключает отец Матфей, — тем более имеют свое осмогласие, свою попевочную мелодическую структуру, но уже линейную нотацию» 14 . В заключение позвольте отступить от прямых письменных свидетельств и обратиться к живому опыту и некоторым эпизодам из жизни отца Матфея, свидетелем которых мне довелось быть. Как известно, отец Матфей был модератором, ведущим, комментатором целого ряда семинаров-съездов преподавателей церковного пения духовных заведений и регентских школ Русской Православной Церкви, первые из которых проходили в особый период — 90-е годы прошлого века. Это было время небывалого интереса к древнерусской богослужебно-певческой традиции, время горячих дискуссий о необходимости возвращения к истокам и повсеместного возрождения древнерусской или даже византийской традиции церковного пения, по мнению некоторых — «единственно спасительной и богоугодной». Несмотря на самую различную тематику каждого семинара, присутствие на них «ревнителей древлего благочестия» многократно возвращало участников к упомянутым выше вопросам. В кулуарах между заседаниями отец Матфей добродушно шутил, вспоминая историю с апостолом Павлом (Деян. |
| А потом, может быть, и в Венецию. Новое Возрождение? По мнению некоего византолога, современное религиозное искусство не может служить проводником к духовности, ибо находится в тупике, не соответствует высоким образцам прошлого и является, по сути, муляжом. Отец Тихон с этим мнением не согласился: — К каким-то произведениям современного искусства это относится. Но есть и очень интересные иконописцы, художники-живописцы. Из выдающихся иконописцев можно назвать архимандрита Зинона (Теодора), особенно его ранние произведения. Прорыва в живописи и архитектуре нет, но сказать, что все совсем плохо, нельзя. Наверное, такого рода выставка могла бы показать, что очень интересно (и это тоже относится к религиозному искусству), например, литургическое творчество. Создано немало богослужебных текстов, служб новомученикам, новопрославленных святых. Есть духовная поэзия. Она не вся выдающаяся, но есть и вещи, заслуживающие самого серьезного внимания. Хотелось бы, чтобы были по-настоящему прорывные произведения, чтобы мы могли это понять. Хотелось бы, чтобы у нас было как те сто пятьдесят лет во Флоренции: Леонардо и другие — но надо помолиться и подождать. «Слова безумца не должно класть на музыку» А творчество покойного отца Матфея (Мормыля) ? Это талантливейший церковный композитор! Одним им мы можем прикрыться и сказать, что сказанное этим византологом, как минимум, весьма спорно. Очень мало, кто знает, какие произведения создал отец Матфей. Как проникновенно он чувствовал! Например, в одном из великопостных произведений, там, где упоминаются слова из Псалтири: «Рече безумец в сердце своем: несть Бог», — в нотах два слова «несть Бог» даны без музыки, в отличие от положенных на ноты предыдущих и последующих слов. И идет сноска отца Матфея: «Слова безумца не должно класть на музыку». Как удивительно искренне чувствовал человек! Это действительно выдающийся деятель церковного искусства нашего века. Притча о Византии «Фильм-притча» — так ответил на вопрос о создании своего фильма 2008 года «Гибель империи. Византийский урок» отец Тихон. |
| Отцу Матфею достаточно было один раз спросить имя человека, чтобы запомнить его на всю жизнь. Удивлению не было предела, когда на втором занятии, уже пожилой батюшка (ему тогда было 68) отмечал отсутствующих по памяти и без помощи старосты класса. Существует множество легенд о «воспитательных методах» отца Матфея. Обладая медвежьей силой в руках, он, мог проучить любого и достаточно часто прибегал к собственной мощи. Но эта, казалось бы, грубость не оскорбляла. Самому пришлось быть прищемленным крышкой фортепиано за «сладко»-пение…посмеялись, да забыли. А сейчас это стало еще одной притчей о Легенде. Отец Матфей очень не любил фотографироваться. Все снимки, которые мы имеем, сделаны украдкой. В упор к нему подходить было противопоказано, мог резко дать по объективу, а потом еще и по носу. Это было в храме Христа Спасителя в день Пасхи 2007 г.: — Зачем ты меня снимаешь? — На память, отче! — Что, уже хоронить собрался меня? — Нет, что вы… — Тогда пиши! — Что писать? — Завещание… …и тут он очень по-доброму усмехнулся, а я, не теряя момента, еще разок спустил затвор фотоаппарата. К моему большому сожалению, диск с теми снимками со временем затерся, и сегодня не получилось его даже прочитать… Я думаю, что каждый знакомый с отцом Матфеем может вспомнить множество ярких моментов в общении с ним. Одной встречи хватало, чтобы образ Бати остался в сердце. Чувство личной трагедии не покидает с самого раннего утра, когда только появились первые слухи о смерти. Атмосфера семинарского завтрака наполнилась перешёптываниями…а после объявления о преставлении заслуженного профессора тишиной. Батюшка ушёл ко Господу, изрядно потрудившись во имя Его. И совершенно верно сегодня заметил владыка Ректор : «он может уверенно сказать: «Вот те таланты, Господи, которые Ты мне дал, и вот те, еще приумноженные, которые я принес Тебе»» Батя навсегда останется в памяти именно таким: Вечная память и вечный покой новопреставленному архимандриту Матфею! Источник Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. |
| - Лаврское песнопение связано, конечно, в сердце каждого человека в первую очередь с памятью архимандрита Матфея (Мормыля) . - Очень много отец Матфей трудился, ночами сидел, проигрывал, спевки проводил в колокольне на буднях - по две, по три, по четыре на неделе... Кто у него пел, выходил не только певцом хорошим, но и регентом. В советское время не было никаких певческих школ, а записывалось, расходилось то, что делал отец Матфей, по всему Советскому Союзу. И те, кто тут учился, пели у отца Матфея в хоре, переписывали ноты и распространяли по всей стране. Это благодать Божия. Не нарадуюсь на такое песнопение, которого нет даже в других Православных Церквах. Была у меня в советское время одна знакомая, из Нижнего Тагила, - в научно-исследовательском институте работала. Не коммунистка и не комсомолка, но и не церковная. А мама у нее была очень верующая. И вот перед смертью, совсем уже слабенькая, мама сказала: «Тамара! Выполни мое завещание. Отвези меня в храм и отпой, когда я умру». И та исполнила. Отпела маму... и из храма вышла верующей. Вот такая благодать Божия! Разными путями призывает нас Господь. А был еще у нас такой Павлуша - сын члена Политбюро. Самый высший орган правления был в советское время - это Политбюро. И вот как-то в Лавру из Кремля приехала экскурсия, и он тоже был в этом автобусе - мальчик лет 16 или 17. Сам потом рассказывал. Регентовал в тот день отец Никон. Пели красиво, но по-простому. Но он услышал и из храма вышел сам не свой. Не знал, что с ним делается. А был еще некрещеный. И вот начал потихоньку, чтобы никто не знал, ездить по храмам вокруг Москвы, по деревням - а их тогда мало было. Где-то принял крещение. И попросился к отцу Матфею в хор - музыкальное образование у него было хорошее. Отец Матфей никому не отказывал - взял. Он пел-пел - и захотелось ему в семинарию. Подал документы. А тогда всё проверялось. И родной отец, из Политбюро, написал заявление своим соратникам: «Мой сын Павел свихнулся, вдался в религию. Помогите мне перевоспитать его». Его, конечно, до семинарии не допустили. Отслужил в армии - и всё, теперь никто не имел права ему мешать. Закончил он семинарию, женился - сейчас знаменитый протоиерей. |
| Немало воды утекло с тех пор… И вот совсем недавно мне довелось повторить эту же мысль в интервью в рамках проекта «Лица академии» киностудии МДА «Богослов». Один из комментаторов написал под размещенным на канале киностудии интервью, неверно истолковав посыл, заключенный в моих словах, буквально следующее: «Интересно, что по этому поводу сказал бы отец Матфей (Мормыль), который включал знаменные песнопения в репертуар своего хора. И не только отец Матфей, но и все, кому было дорого отечественное русское наследие». Собственно, этот и еще один комментарий, где отмечается, что говорить о вершине знаменного пения, но считать при этом приемлемым для себя партес — это противоречие и диссонанс, подвигли меня выступить с сообщением на тему «Отношение архимандрита Матфея к древним распевам». Ответ на поставленные вопросы мы попробуем дать как на основе письменных свидетельств, так и на основе личного опыта общения и сотрудничества с отцом Матфеем на регентском поприще. Что касается возможной коронации антихриста под звуки знаменного распева. В своем отзыве на вышеупомянутую диссертацию отец Матфей пишет буквально следующее: «Мысли отца Лазаря не лишены доли истины. Сам Павел заявляет, что " человек греха " , " сын погибели " сядет в храме Божием (2 Фес. 2:4). Если это так, то указанной персоне конечно нужен будет не только храм, но и все его атрибуты, одним из которых является пение. По этому поводу в истории музыки уже был прецедент в революционные годы, когда один из наших корифеев-композиторов московской школы написал музыку к гимну " Интернационал " на базе попевок знаменного распева» 8 . По всей видимости, здесь о. Матфей имеет в виду аранжировку «Интернационала», выполненную не кем иным, как композитором Александром Кастальским, этим выдающимся мастером хорового искусства, вдумчивым исследователем русского церковного и народного творчества, который в свое время выступил одним из первых авторов массовых революционных песен и крупных хоровых сочинений, посвященных героической советской действительности, среди которых «Красная Русь» (для хора и оркестра народных инструментов), «В.И. |
| Оскудеет любовь… Это не приговор, это перспектива, открытая взору Того, в Ком и Кем был сотворён этот мир и люди в нём со всеми их путями и перепутьями. В частности, это означает, что само слово любовь утратит свой смысл. Перейдёт в разряд животных инстинктов или филантропических затей. Но того, о чём пытался сказать своей ликописью Андрей Рублев, это слово уже не будет в себе нести. Горизонты схлопнутся. Останется свобода выбора средств контрацепции или виртуально- благотворительных кошельков, но исчезнет выбор между землёй и Небом за отсутствием последнего в системе ценностных координат. Люди станут плоскими изнутри, одвухмерятся как черви-паразиты, сохранившие лишь те функции организма, что позволяют им потреблять и усваивать, а также выделять. Объём в душе, о котором поёт Юрий Шевчук, станет опасным рудиментом, признаком неполиткорректности, нетолерантности, непредсказуемости и нестабильности. Оскудеет любовь и закончится мир. Что ж, вслед за апостолом любви остаётся повторять и повторять слова его последней надежды, последние слова последней книги Библии — Апокалипсиса: Ей, гряди, Господи Иисусе! Ведь Твоя любовь — это Твой Крест, на который Ты взошёл ради нас. И она не иссякнет ни в этой жизни, ни в вечности. И всё, что мы можем, — это приникнуть к этой любви, как, по дерзновенному слову почившего архимандрита Матфея (Мормыля), приникают вынутые о здравии и упокоении частицы — к Пасхальному Агнцу Евхаристии в самом её богослужебном конце. и. Дм. (Першин) Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 1 апреля, 2024 30 марта, 2024 24 марта, 2024 22 марта, 2024 21 марта, 2024 20 марта, 2024 19 марта, 2024 18 марта, 2024 18 марта, 2024 |
|
|
