| Сульпиций Север, духовный ученик и агиограф св. Мартина Турского, испытывает неудобство в связи с тем фактом, что его великий учитель после крещения принимает решение остаться в армии. В Vita Sancti Martin i Сульпиций пытается минимизировать участие св. Мартина в армейских делах, сделать их номинальными — solo licet nomine militavit Он даже оправдывает такое необычное поведение святого тайным миссионерским замыслом: « Не сразу оставил Мартин военную службу, но был удержан просьбами своего трибуна, с которым находился в дружеском общении; тот обещал ему по окончании срока отправления своей должности [тоже] удалиться от мира. Потому Мартин, связанный этим обещанием, еще почти два года после своего крещения формально находился на службе » Вполне возможно, что повествование в Житии о конфликте между воином Мартином и императором Юлианом призвано также компенсировать эту странность в поведении святого. Сульпиций вкладывает в уста Мартина совершенно дикое для римского офицера заявление « Я есть воин Христов, и сражаться мне воспрещено (Christi ego miles sum: pugnare mihi non licet)» В IV веке тема духовной опасности и языческих культов сворачивается. Приходит время новой военной доктрины. Знамя Христа приходит в легионы, освобождая их от бесовского прошлого. Отныне старая армия призвана служить новой вере. В торжественной речи Triakontaeterikos , посвященной Константину, Евсевий Кесарийский утверждает, что водрузив на военные штандарты образ Креста, немеркнущий и спасительный, как знак «защиты римской Империи и царства вселенной», император одержал сразу две победы, над врагами и демонами . У святителя Афанасия Александрийского (ок. 298-373) уже находим совершенно иную оценку как службы в армии, так и убийства на войне. В своем письме египетскому подвижнику старцу Аммону Афанасий пишет: « К разным случаям жизни имеем разный подход, в зависимости от конкретных обстоятельств, например: не позволительно убивать, но убивать врагов на брани и законно и достойно похвалы. Великих почестей сподобляются воины доблестные в бою, и воздвигаются им столпы, возвещающие превосходные их деяния. Таким образом, одно и то же, смотря по времени, и по обстоятельствам, не позволительно, а в других благих обстоятельствах допускается и позволяется » |
| – Зачем ты поступил так? – Я знаю твое намерение, – дерзновенно отвечал святой Мартин, – прежде чем ты высказал его. Иди и не допускай, чтобы гнев неба погубил тебя. Устрашенный вдохновенным, пророческим голосом святителя и обличаемый своею совестью, Авициан поспешил исполнить его повеление: он отпустил узников на волю и оставил город. Укоры святого Мартина и впоследствии оказывали доброе влияние на характер сего жестокого областеначальника. Однажды, когда Авициан снова посетил город Тур, святой вошел к нему в комнату и, молча, упорно смотрел на него. – Зачем ты так упорно смотришь на меня, святой человек? – спросил Авициан. – Я смотрю не на тебя, – отвечал Мартин, – а на омерзительного демона, который сидит у тебя на шее. И слово святителя снова оказало доброе действие и остановило жестокого областеначальника от исполнения злых его намерений. Император Валентиниан I 6604 , слыша со всех сторон о славе святого Мартина, выражал желание войти с ним в дружественные отношения; но супруга его Иустина, которая была ревностной арианкой, не допускала его к этому. Посему, когда однажды Мартин, по важным делам, прибыл в Трир 6605 , где тогда находился двор императора, тот, предубежденный против него супругою, не велел допускать его к себе. После напрасных усилий представиться государю, святитель предался молитве и посту. На седьмой день ему явился ангел и повелел идти во дворец к императору. Получив сие Божественное внушение, Мартин поспешил ко дворцу и, нашедши двери отворенными, явился пред императором без всякого доклада. Валентиниан пришел в сильный гнев, но внезапно почувствовал, что кресло под ним как бы все объято внизу огнем. Вынужденный встать, он вдруг переменился и принял святого с горячим объятием, долго беседовал с ним, удержал его у себя, как дорогого гостя, еще на несколько дней, обещал ему исполнить все, чего только он ни попросит, и, при прощании, предложил ему богатые дары, от коих святитель, однако, отказался, чем возбудил к себе еще большее уважение. В 383 году римские войска провозгласили императором Максима, а сын и преемник Валентиниана I – Грациан 6606 , вследствие измены солдат, потерпел поражение и был убит; брат же его Валентиниан II принужден был бежать и лишен престола, оставив за собою лишь часть своих владений. Тогда святой Мартин отправился в Трир к императору Максиму ходатайствовать за тех, которые были на стороне Грациана, и коим угрожала смерть. Максиму было в высшей степени важно обеспечить себе преданность духовенства и, прежде всего, если возможно, столь любимого и знаменитого епископа, каким был святой Мартин. Поэтому он весьма благосклонно отнесся к его прибытию и пригласил святого во дворец к царскому обеду. Но Мартин отказался и с необычайною смелостью отвечал: |
| Этим «История франков» отличается как от сочинений древних, так и от аналогичных хроник того времени. Язык летописи Григория «погружен в конкретную суть событий, он говорит вместе с людьми и через людей, которые переживают эти события... язык его способен самыми разнообразными способами выражать радость и боль этих людей, насмешку и гнев, страсти, которые кипят в их душе, выражать энергично и сильно» . Чем же были обусловлены образность, простота стиля и языка произведения Григория Турского? Ответ на этот вопрос следует искать, во-первых, в исторических условиях жизни того периода, когда старая античная культура для избранных пришла в упадок, а новая средневековая еще не начинала складываться, и, во-вторых, в той среде, которая окружала Григория Турского, в обществе романских простолюдинов и франкских воинов, к которым он обращался со своими проповедями, приспосабливаясь к их народному языку и к их непосредственно-конкретному ощущению мира. Чтобы влиять на свою паству, он вынужден был мыслить, по его собственному выражению, «в простоте». Этот выбор был у Григория сознательным. Правда, он охотно подчеркивает свою недостаточную образованность, не позволяющую ему писать искусно, но это лишь традиционный риторический прием, встречающийся не только у него. О простоте стиля Григорий написал в предисловии к книге «О чудесах св. Мартина», в котором явившаяся ему во сне мать говорит замечательные слова, как бы побуждая Григория к сочинению: «Разве ты не знаешь, что у нас, согласно разумению народа, больше всего ценится ясность, как ты умеешь говорить?» . И в «Истории франков» он пишет об этом же, заклиная потомков, которые будут переписывать его труд, ничего в нем не исправлять и не менять ни единого слова (X, 31). Исходя из мнения, что философствующего ритора понимают немногие, а говорящего просто — многие, Григорий часто отказывается от традиционных средств риторики и использует так оживляющую изложение прямую речь. Как уже отмечалось, простота и образность изложения существенно отличают его от авторов классического периода, особенно позднеримского. |
| Годы зрелости Григория совпали со вторым кругом междоусобных раздоров-уже между сыновьями Хлотаря: Хильпериком Суассонским, Сигибертом Мецским и Гунтрамном Орлеанским, закончившихся образованием трех самостоятельных королевств: Австразии, Нейстрии и Бургундии. В этих событиях Григорий оказался непосредственным участником и их летописцем: в 573 г. он становится епископом Тура. В чересполосице меровингских разделов Тур занимал особое место: это был как бы западный аванпост северо-восточного франкского (Австразийского) королевства Сигиберта и Брунгильды, отрезанный от него владениями северо-западного франкского (Нейстрийского) королевства Хильперика и Фредегонды и южного франкского (Бургундского) королевства Гунтрамна. Григорий был рукоположен в епископы Тура с согласия короля Сигиберта и должен был сохранять верность ему и его потомкам. Это оказалось нелегко. Два года спустя Сигиберт погиб. Тур был захвачен энергичным и неразборчивым в средствах Хильпериком и находился под его властью десять лет. А против опасно возрастающей власти Хильперика объединились брат его Гунтрамн, вдова убитого Сигиберта Брунгильда и его малолетний наследник Хильдеберт. Григорий должен был выступать защитником их интересов в самой неблагоприятной обстановке. Это наложило отпечаток на всю систему оценок и характеристик в «Истории франков»: Хильперик в ней назван «Нероном и Иродом нашего времени» (VI, 46); Гунтрамн, который был особенно привержен религии и католической церкви, изображается чуть ли не святым; а в борьбе двух королев, Брунгильды и Фредегонды, не уступавших друг другу по коварству и жестокости, Григорий явным образом сочувствует Брунгильде. В эти трудные годы Григорий проявил недюжинную стойкость, охраняя интересы турской кафедры св. Мартина. Он отказался выдать Хильперику укрывшихся в турской церкви его мятежного сына Меровея и герцога Гунтрамна Бозона (V, 14). Он один защищал на Парижском соборе 577 г. руанского епископа Претекстата, обвиненного в незаконном венчании Меровея с вдовствующей королевой Брунгильдой и в передаче денег противникам Хильперика (V, 18). |
| По просьбе Сульпиция Павлин Ноланский сочинил несколько метрических надписей для алтаря, воздвигнутого на могиле К. Содержание стихотворений примерно одинаково. Согласно поэту, под алтарем покоятся лишь останки К., а живой святой, освободившись от телесных уз, «радуется среди звезд» (mens... gaudet in astris) вместе со св. Мартином. В стихотворениях обыгрывается значение имени Клар (светлый, славный, знаменитый), напр., о святом говорится: «Славный верой, преславный делами, славнейший плодами». В 3-м стихотворении, написанном элегическим дистихом, Павлин обращался к святому с просьбой молиться за него и за его жену Теразию, а также за Сульпиция ( Paul. Nol. Ep. 32. 6). Последние сохранившиеся письма Павлина Сульпицию относятся к 404 г. О судьбе храмового комплекса в Примулиаке и о почитании К. после смерти Сульпиция сведений нет. В Римско-католической Церкви поминовение святого стало совершаться после внесения его памяти в Римский Мартиролог (1583). Составитель Мартиролога кард. Цезарь Бароний опирался на свидетельства Сульпиция Севера и Павлина Ноланского, которые именовали К. святым и упоминали о его почитании. День памяти (8 нояб.), по-видимому, был выбран как ближайший ко дню празднования памяти св. Мартина Турского (11 нояб.). Еп. Андре дю Соссе в «Галльском Мартирологе» указал под 8 нояб. поминовение К. и 126 монахов аббатства Мармутье, убиенных норманнами ( Saussay A., du. Martyrologium Gallicanum. P., 1637. P. 843). Однако в богослужебной практике Турского архиепископства память святого могли праздновать в др. дни (18 июля - Breviarium Turonense. P., 1784. Pars aestiva. P. 477-478; вероятно потому, что в этот день совершалась память мч. Клара (IX в.), англосакс. проповедника, почитавшегося в приорате Сен-Клер-сюр-Эпт). Известно о капелле во имя К., которая до кон. XVIII в. находилась близ аббатства Мармутье ( Mart è ne. 1874. P. 118). Ист.: Sulp. Sev. Vit. Mart. 23; idem. Ep. 2. 5; Paul. Nol. Ep. 23. 3, 27. 3, 32. 7-8; ActaSS. Nov. T. 3(2). P. 784-786; Sulpice Sévère. Vie de St. Martin/Éd. J. Fontaine. P., 1967. T. 1. P. 20-21, 40-49, 136-137. (SC; 133); 1968. T. 2. (SC; 134); 1969. T. 3. P. 989-1022, 1203-1205, 1339-1341, 1350. (SC; 135). |
| Отсутствие инвективы Брикция в веронской рукописи указывает на то, что она была вычеркнута из текста до 517 г.; этих подробностей нет и в стихотворном Житии М., написанном во 2-й пол. V в. Павлином из Петрокорики (ныне Перигё). Бабю связывал эту правку с деятельностью Туронского еп. Перпетуя, который, по его мнению, собрал и отредактировал сочинения о М. ( Babut. 1912. P. 304). Пророчество об антихристе есть в веронской рукописи, но о нем не упоминается в стихотворном Житии М., составленном Венанцием Фортунатом . Следов., согласно Бабю, этот фрагмент был изъят из текста между 517 и 575 гг. Однако аргументы, основанные на недостаточно изученной рукописной традиции и на содержании метрических парафразов, являются небесспорными (так, Фортунат упом. об инвективе Брикция). Изъятые фрагменты сохранились в большинстве рукописей италийской «семьи», а во мн. франк. рукописях они восстановлены в конце «Диалогов» ( Delehaye. 1920. P. 17). Скорее всего, эти фрагменты изымались из текста и возвращались в него переписчиками, работавшими независимо друг от друга. Поэтому трудно согласиться с гипотезой Бабю о том, что в «Книге из Арма» сохранилась редакция, отделившаяся от основной традиции ранее 517 г. Как отметил Пиблз, рукописи, близкие к франк. «семье», создавались в Италии. Это позволяет предположить, что редакции текстов продолжали оказывать взаимное влияние друг на друга после VI в. ( Peebles. 1936. P. 17-24, 29-38). Гипотеза Бабю о составлении первоначального «Мартинелла» во 2-й пол. V в., при еп. Перпетуе ( Babut. 1912. P. 302), была поставлена под сомнение И. Делеэ ( Delehaye. 1920. P. 12-15; см. также: Van Dam. 1993. P. 15-16, 308-317). Согласно М. Фильбергу, «Мартинелл», состоявший в основном из стихотворных «титулов» и фрагментов сочинений Григория Турского, был создан не ранее кон. VI в. (в этом сборнике к сочинениям Сульпиция были приложены «титулы», т. н. Символ веры М. и фрагменты «Чудес св. Мартина»). В IX в. в турском скриптории «Мартинелл» был существенно расширен: к нему добавили стихотворные Жития М., написанные Павлином из Петрокорики и Венанцием Фортунатом, более пространные выдержки из сочинений Григория Турского и краткое Житие М., составленное Алкуином. |
| В протоколе визитации епископских гробниц в ц. Сен-Низье в Лионе (1308) содержится эпитафия Н., к-рая представляет собой 25-строчный стихотворный панегирик (изд.: Le Blant. 1856. P. 57-60; Guigue. 1876. P. 149-150; CIL. T. 13. Fasc. 1. N 2400). По мнению Ковиля, стихотворные эпитафии епископов из Сен-Низье были составлены одновременно, на рубеже VI и VII вв. Исследователь предположил, что надпись на гробнице Н. была выполнена по указанию еп. Этерия и осталась неизвестной Григорию Турскому ( Coville. 1928. P. 249-251, 324, 500-501). Однако М. Хайнцельман пришел к выводу, что эпитафии из Сен-Низье создавались сразу после кончины епископов, к-рым они были посвящены. Автор надгробной надписи Н. знал о святом больше, чем составитель анонимного Жития, поэтому эпитафия является важным источником сведений ( Heinzelmann. 1976. S. 98-100, 172). Самые подробные сведения о Н. сохранились в сочинениях его внучатого племянника Григория Турского. По свидетельству Григория, Н. был дядей его матери Арментарии (auunculi matris meae - Greg. Turon. Hist. Franc. V 5). Арментария происходила из галло-рим. аристократического рода, к к-рому принадлежали также епископы Лингонские (Лангрские) св. Григорий († 539/40) и Тетрик († 572/3) (см.: Heinzelmann. 2016. P. 18-20). В детстве и молодости Григорий Турский жил в Арвернии (Оверни), но неоднократно бывал у Н., напр., в 8-летнем возрасте, когда учился читать ( Greg. Turon. Vit. Patr. VIII 2), и позднее, после того как Н. стал епископом ( Idem. Virt. Iul. 2). После кончины отца (ок. 548) Григорий воспитывался гл. обр. в Арвернии, где впосл. служил диаконом, однако, возможно, он стал проводить больше времени в Кабиллоне (ныне Шалон-сюр-Сон), где жила его мать и где Н. предположительно служил в качестве пресвитера ( Heinzelmann. 2016. P. 21-23). Высказывалось мнение, что после избрания Н. на епископскую кафедру Григорий жил у него в Лугдуне ( Van Dam. 1992. P. 221; Idem. 1993. P. 54) и, возможно, был возведен им в сан диакона ( Coville. 1928. P. 333). Григорий Турский испытывал особое уважение к родственнику, считая его праведником и строгим подвижником (Ibid. P. 20; ср.: Beaujard. 2000. P. 252). Руководствуясь примером Н., Григорий стремился во всем повиноваться матери и почитал св. Мартина Туронского (Турского) как своего небесного покровителя ( Van Dam. 1993. P. 55, 61). |
| Если вас это интересует, сами спросите”. Тогда люди восстали против него и потащили его прочь, крича: “Ты больше не будешь править нами, лживо именуясь пастырем”. Чтобы оправдаться перед людьми, Врисий сунул в свою рясу горячие угли, прижал их тканью к телу и вместе со всей толпой пошел к могиле святителя Мартина. Когда дошел до могилы, отпустил угли, и они упали на землю, но на рясе его не осталось никаких следов горения. Тогда он продолжил свои оправдания: “В точности, как вы видите, что одежда моя не испорчена этими горящими углями, так и тело мое не осквернено соединением с женщиной”. Но люди все же не поверили ему и изгнали из своего города, так что сбылись слова святителя Мартина: “Ты должен знать, что в период своего епископства будешь страдать от множества гонений”. Изгнав Врисия, люди в Туре избрали своим епископом Иустиниана. Врисий отправился к Папе в город Рим. Плача и сокрушаясь над своей судьбой, он сказал Папе: “Я заслужил все эти поношения, ибо грешил против Святителя Божия, называя его юродивым и полоумным. Когда видел чудеса, им творимые, я им не верил”. Врисия не было в Туре, когда люди сказали новому епископу: “Отправляйся за ним и подумай о своем положении, ибо, если ты не последуешь за ним, то заслужишь всеобщее наше презрение”. Раз так, Иустиниан оставил Тур и отправился в Италию в город Верселли. В этом путешествии он умер. И когда жители Тура узнали о его смерти, то, упорствуя в своих заблуждениях, избрали на его место Арментия. Когда епископ Врисий прибыл в Рим и поведал Папе обо всем, что претерпел, то тогда обосновался в папской епархии и часто совершал литургии, но продолжал каяться в том, что жесток был по отношению к святителю Мартину. По истечении семи лет оставил Рим и с разрешения Папы отправился в Тур. Прибыл в деревню под названием Мон-Луи, что приблизительно в десяти километрах от города и обосновался там. Арментарий заболел лихорадкой и умер глубокой ночью. Епископу Врисию это открылось в видении, и он сказал своим слугам: “Быстро вставайте и поспешим на похороны нашего брата, епископа Турского”. |
| К святому Аредию начали стекаться немощные, которым он возвращал здоровье, крестообразно возлагая на голову каждого руки. Кто бы ни приходил к нему, он возвращался от него исцеленным. О знамениях которые сотворил Господь его руками с помощью чудотворных мощей Юлиана-мученика и блаженного Мартина -исповедника, написано в книге св. Григория Турского " О Чудесах " со слов самого Аредия. Однажды вечером, когда Аредий и его мать были на пути к базилике святого Юлиана-мученика, они пришли в сухое и бесплодное место, без единого ручья. Мать его сказал ему: " Сын мой, у нас нет воды, как мы сможем провести здесь эту ночь? " . И он, простершись, очень долго молился Господу, затем, поднявшись, воткнул в землю прут, который был у него в руке, и, повернув его два или три раза вокруг своей оси, с радостным видом извлек его; и вскоре появилась такая сильная струя воды, что хватило питья не только им самим на эту ночь, но даже осталось вдоволь для лошадей. В другой раз в дороге его застала дождевая туча. Он наклонил голову к шее лошади, на которой ехал, и простер руки с молитвой ко Господу. Когда он кончил молиться, облако разделилось на две части, и пролился сильный дождь; однако на Аредия и его лошадь не упало ни единой капли дождя. Незадолго до своей кончины святой Аредий прибыл в Тур после праздника святого Мартина и, пробыв там немного, сказал, что ему недолго осталось жить в мире. Он удалился, воздавая благодарения Богу за то, что перед смертью сподобился облобызать могилу блаженного епископа. Придя в свою келью, он составил завещание, сделал необходимые распоряжения, отписал наследство епископам Мартину и Иларию. После этого он заболел и мучился дизентерией. На шестой день его болезни одна женщина, в которую часто вселялся нечистый дух и которую святой не мог очистить от него, после того как руки у нее за спиной сами собой связались, стала кричать: " Бегите, горожане, ликуйте, люди, выходите навстречу мученикам и исповедникам, которые собираются на похороны Аредия. Смотрите, вот Юлиан из Бриуда , Приват из Манда , Мартин из Тура и Марциал из своего города . Вот и Сатурнин из Тулузы , Дионисий из города Парижа и прочие, что живут на Небесах и коих вы почитаете как исповедников и мучеников Божиих " . |
| Тот же сказал: «Скажу тебе, но ты не говори никому. Ведь я знаю, что отойдешь из этого мира в тот же день, в какой расскажешь это кому-либо. Видел я святого Мартина Турского, и сам он говорил со мною. Смотри же, не дерзай разглашать тайны Божии». И вот епископ, закончив свой жизненный путь, скончался. Престарелый тот иподиакон, сильно сожалея о том, что святость епископаТрояна остается скрытой, когда собрались к нему епископ и весь клир и городские жители, рассказал обо всем, что слышал от святого и о таинственном свете, виденном им самим, свете, очевиднейшим образом подтвердившем праведность епископа Трояна и славу святителя Мартина, по порядку, ничего не утаив и добавив следующее: «Подтверждением того, что все, мной сказанное – правда, будет следующее: я умру, лишь только закончу мой рассказ». И сказав это и сомкнув очи, он скончался, к великому изумлению окружавших. Как я уже сказал, епископ Троян творил великие чудеса, и все жители города его почитали его. А вот что, как говорят, происходило еще при жизни его: если он надевал новый плащ 145 , когда, как обычно это бывает, объезжал свою епархию, разные люди отрывали бахрому с его краев, так как каждый был уверен, что то, что он сможет сорвать с плаща, послужит ему на пользу. Ныне же, погребенный в земле, он свидетельствует о своей жизни на небе многими чудесами. Одержимые, больные лихорадкой и другими недугами, молясь на его могиле, возвращаются, получив совершенное исцеление. Глава 59. О гробнице в том же городе, передвинутой божественной силой Неподалеку от часовни этого святителя есть небольшой храм, и там, в углу, у основания арки, стоял громадный саркофаг, в котором, как известно, были погребены двое: жених и невеста, отшедшие в вечность сразу после крещения и даже положенные в гроб в белых одеждах. Они, по древнему преданию, происходили из рода святого Илария Пиктавийского . Эта гробница стояла в таком месте, что затрудняла проход входящим в храм, а, кроме того, из-за нее трудно было починить стену, поврежденную от сырости, так как гробница та стояла рядом со стеной. По этой причине епископ города Палладий, происходивший из рода великого Палладия 146 , прилагал все усилия передвинуть ее с того места. А именно, он, созвал более трехсот мужей и старался вместе с ними посредством веревок и рычагов, подтащить и поставить тот саркофаг на заранее приготовленные камни.Люди старались изо всех сил, но не могли сдвинуть гробницу; и вот, все уже обливались потом, но работа ничуть не двигалась. Отовсюду раздавалось: «Ну же, давай, тащи за веревки!», а гробница не сдвинулась вовсе. Что же дальше? Все, утомленные таким трудом, хотели отдохнуть. Подошла ночь. |
|
|
