| «Она была подобна лилии, ее чистота была абсолютна, — утверждала королева Румынии Мария, — от нее невозможно было оторвать взгляд. И проведя с ней вечер, каждый страстно ожидал часа, когда сможет увидеть ее на следующий день» . Королева Румынии вспоминает тетю Эллу в русском наряде, с кокошником на голове во время торжественных вечеров. Красоту ее на этих вечерах невозможно передать словами. «Если бы можно было, — восклицает королева, — хоть на одно мгновение воскресить ее… Вот она идет! С этой дивной улыбкой, играющей на устах, с румянцем на лице, сравнимым лишь с цветущим миндалем и почти робким взглядом ее удлиненных ярко-голубых глаз. Она держит в руке несколько веточек майского ландыша — ее любимого цветка» . Внутреннее благородство Великой княгини находило отражение в ее внешнем облике. Поэтому многие страницы книги королевы Марии пронизаны ощущением гармонии от пребывания в Ильинском, «у прекрасной тети Эллы», доброй детской памятью о необыкновенном уголке на берегу большой реки, окруженной густыми лесами и перелесками. А рядом Архангельское, именье Юсуповых, — настоящее поле культуры. Здесь будет уместно сказать несколько слов о королеве Румынии Марии, двоюродной сестре Марии Павловны. Ее очень любил и во всем доверял муж, король Румынии. Именно эта королевская чета протянула дружескую руку Романовым, когда они оказались в беде. По воспоминаниям Марии Павловны, которая жила некоторое время в Румынии, от королевы Марии исходил свет, искренность, задор. Она умело выполняла функции государственного дипломата, добивалась многого для Румынии. Королева, как и Елисавета Феодоровна, была большой благотворительницей, создавала организации в помощь инвалидам, вдовам, сиротам. Ее дочь Елизавета в свое время стала королевой Греции, другая дочь Мария — королевой Югославии. 5.4. Культурная среда в подмосковном имении великокняжеской четы Усадьба Юсуповых заметно выделялась среди множества других. Своеобразие ее культурному облику придавало наличие подлинных рукописей, записок, автографов, писем, музыкальных произведений выдающихся деятелей отечественной и зарубежной культуры. Юсуповы хранили у себя документальные материалы разного рода, принадлежавшие Жуковскому, Карамзину, Гюго, Тургеневу, Шиллеру, Гегелю, Гумбольдту, Фихте, Шеллингу, Распайлю, Беллини, Берлиозу, Бетховену, Веберу, Гайдну, Керубини, Ланнеру, Листу, Львову, Мейерберу, Мендельсону, Оберу, Паганини, Сальери, Тальбергу, Черни, Штраусу, Шуману, Мазини, Та-льони, Тамбурину, Айвазовскому, Васнецову; письма монархов Карла V, IX, X, Генриха IV, Людовика XIII, XIV, XV, XVI, XVII, Дома Романовых, Марии-Антуанетты, Медичи, русских Великих князей, герцогов, маркизов и т. д. Великокняжеская чета знакомилась здесь с подлинными шедеврами искусства и описями рисунков, находившихся в альбомах Юсуповых . |
| В 1925 году устав общины был аннулирован. Тогда сестры решили переименовать общину в трудовую артель. Сестры зарабатывали деньги частной практикой, стегали одеяла, шили тряпичные куклы, ухаживали за больными. В том же 1925 году в обитель сестрой милосердия поступила уроженка села Преображенское Давыдовской волости Самарской губернии Мария Абрамовна Дьячкова. Она несла послушание на кухне. Дальнейшая ее судьба после ссылки неизвестна. В октябре 1925года в «Правде» по заказу воинствующих безбожников была опубликована грязная статья «Советские Марфа и Мария». Корреспондент Зорич писал: «Лет десять тому назад в Москве на Большой Ордынке великой княгиней Елисаветой Федоровной основана была так называемая «Марфо-Мариинская обитель милосердия». Идеологическим основанием, а также конкретным целям этого высокополезного учреждения посвящено было тогда одобрение цензурным комитетом «пояснительное слово» духовника обители протоиерея Митрофана Сребрянского, угодившего не так давно, по причине пагубной страсти к драгоценным камням в священных предметах, в места, где водятся тюлени. …Иначе говоря, хлопотами Серебрянского на Большой Ордынке был основан патронируемый особой царствующего дома районный церковно-черносотенный агитпром. …О пропагандистских успехах «диаконисс» нам пока ничего неизвестно, но несомненным является то, что тишайшая обитель была подлинным филиалом общества двуглавого орла… Прошедший «духовные курсы» церковно-черносотенной премудрости личный состав обители целиком сохранился в ней по настоящий день. Во главе милосердного дела стоит Гордеева, вдова бывшего тульского губернатора и казначея великой княгини Елизаветы Феодоровны… Весь прошлый уклад жизни, вплоть до диаконисских служений в домашних церквах сохранен целиком; домашняя молельня великой княгини и вещи ей принадлежащие, хранятся и посейчас, как реликвия; помещения «трудовой общины» сплошь увешаны великокняжескими портретами и изображениями сосланного в Нарым духовника Митрофана Серебрянского… «Советских» Марфу и Марию пора бы ликвидировать». |
| Великая княгиня сложила с себя полномочия руководителя Комитета. Она не могла больше автоматически брать на себя ответственность за его победы и поражения, видя, что ее нечеловеческие, сверхмерные усилия не находят должного ответа. Несмотря на крайнюю фрагментарность решений, принимаемых Комитетом в 1917 году, нельзя не видеть их благодатной силы и необходимости. Это и публикация тарифа 59-1916, согласно которому с 20 октября 1916 года до окончания войны на учреждения Комитета по ходатайству Великой княгини распространялись льготы по железнодорожным перевозкам. Это и циркуляр Комитета от 17 мая 1917 года для региональных отделений о проведении на местах закупок продуктов первой необходимости (муки, крупы, макарон, масла и фуража для конных обозов). Продукты были остро востребованы для сирот воинов, находившихся на попечении Комитета, который в случае закупки гарантировал немедленный перевод денег региональному отделению. Это и циркуляр Комитета от 20 мая 1917 года, изданный в связи с дровяным кризисом. Комитет просил в недельный срок сообщить, какое количество и какие именно дрова потребуются учреждениям Комитета на отопление в 1917/18 гг. Несмотря на крайне тяжелую ситуацию, которая ухудшалась с каждым днем, еще в декабре 1916 года было принято предложение об устройстве по окончании войны повсеместно в России особого военно-народного праздника согласно прилагаемой программе, разработанной еще в конце 1914 года на двух совещаниях в Туле и Курске. Основная идея празднества — единение народа и армии. Цель — оказание почета и народного внимания героям — воинам, пролившим кровь за Царя и Родину с тем, чтобы отметить и поддержать высокую доблесть и дух армии. Эти и многие другие решения Комитета в последние трагические годы его работы повсеместно выполнялись. Однако положение радикально изменилось, когда 5 сентября 1917 года Московский комитет был упразднен, а его обязанности переданы министру Государственного призрения . Летом 1917 года Великая княгиня Мария Павловна (младшая) посетила Елисавету Феодоровну, которая уже не руководила Комитетом. Поразил ее больной и измученный вид. Мария Павловна заметила перемены в поведении Елисаветы Феодоровны: ранее «она никогда не сидела на месте, теперь большую часть времени проводила в плетеном кресле с вышивкой или вязанием» . |
| И сейчас храм Леушинского подворья — это большой просветительский центр. Помогай Бог отцу Геннадию в его просветительской работе, которая и сейчас не менее необходима, чем в 1980е годы, «на заре нашей юности». Отец Иннокентий (Просвирнин), Клавдия Георгиевна Петруненкова и блаженная бабушка Мария Три имени, вынесенные в название этой главы, были для меня объединены тем, что с отцом Иннокентием меня познакомила (очно) Клавдия Георгиевна, и она же (заочно, после кончины подвижницы) познакомила меня с «бабушкой Марией», образ которой так же прочно вошел в душу, как и образы «моих бабушек». Клавдия Георгиевна была уникальным человеком — она всех знала в православном мире, и казалось, что ее тоже все знают. Попробуйте, спросите тех, кто уже был постоянным прихожанином питерских и московских храмов в 1980е годы: «Знал ты Клавдию Георгиевну?» — и он обязательно ответит утвердительно. Особенно если он был прихожанином питерского кафедрального Никольского собора. Клавдия Георгиевна была мощной женщиной. И внешне она была такой, да и внутренне, как показали последний год ее жизни и кончина, была гигантом. Начну с рассказа о блаженной Марии Маковкиной, с которой Клавдия Георгиевна долгие годы прожила в одной квартире, а потом была ее связной — с ее поручениями ездила в Москву к святейшему Патриарху Алексию I (Симанскому), которого старица хорошо знала. Вот этот рассказ. Молодой девушкой, только что окончившей фельдшерские курсы в Москве, Мария Павловна Маковкина поехала к знаменитому на всю Россию «утешительному старцу» — Варнаве в Гефсиманский скит близ Троице-Сергиевой Лавры. Эта поездка предопределила всю ее жизнь. Келейник старца специально вышел из домика, для того чтобы из многочисленного люда пригласить именно ее, стоящую в очереди последней. Два часа продолжалась беседа с прозорливым старцем, за время которой, по рассказам матушки Марии, была предсказана вся ее жизнь, — все исполнилось именно таким образом, как открыл ей отец Варнава. По его благословению она начала работу в Санкт-Петербурге в Императорском госпитале, где во время войны близко соприкасалась с Великими княжнами и Государыней Императрицей Александрой Феодоровной. Любовь и почтение к Царственным Мученикам она сохраняла до конца своих дней, хотя и не любила об этом говорить. И вообще она была молчалива, сокровенна. |
| Императрица сказала мне: - Я слышала, что вы имеете намерение говорить о Распутине Государю. Не делайте этого. К несчастью, он вам не поверит, и к тому же это его сильно огорчит. Он так чист душой, что во зло не верит. На это я ответил Государыне, что я, к сожалению, не могу при докладе умолчать о таком важном деле. Я обязан говорить, обязан довести до сведения моего царя. Это дело слишком серьезное, и последствия могут быть слишком опасные. - Государыня, это вопрос династии. И мы, монархисты, больше не можем молчать. Я счастлив, Ваше Величество, что вы предоставили мне счастье видеть вас и вам говорить откровенно об этом деле. Вы меня видите крайне взволнованным мыслью об ответственности, которая на мне лежит. Я всеподданнейше позволяю себе просить вас дать мне ваше благословение. Она посмотрела на меня своими добрыми глазами и взволнованно сказала, положив свою руку на мою: - Господь да благословит вас. Я уже уходил, когда она сделала несколько шагов и сказала: - Но не делайте ему слишком больно. Впоследствии я узнал от князя Юсупова, что после моего доклада Государю Императору Императрица Мария Феодоровна поехала к Государю и объявила: «Или я, или Распутин», что она уедет, если Распутин будет здесь». 132 Итак, во время аудиенции Мария Федоровна попросила Родзянко, предоставить ей документы, обличающие Распутина. Особенно ее интересовало письмо Царицы, которое, как утверждал Родзянко, было у него на руках. В действительности, это могла быть только сфабрикованная копия в духе тех, что распространял Гучков. Но об этом Родзянко ничего не сказал, а предоставить документы... почему-то отказался, скорее всего, просто не решился, понимая в глубине души всю их необоснованность. Другое объяснение - у Родзянко никаких документов просто не было. Впрочем, вряд ли удивишь этим читателя. В который раз неуловимые подлинники как по мановению волшебной палочки куда-то ускользают, растворяются. Никто их никогда не видел. Зато все о них знают. Марии Федоровне пришлось ограничиться переданной Родзянко устной информацией, т. е. клеветой на старца Григория и на Царствующую Императрицу Александру Феодоровну. |
| Как несомненно то, что св. апостолы вместе с проповедью христианской веры передавали верующим и форму Евхаристического богослужения, так естественно было жителям Эдессы, Селевкии и всей Месопотамии соединять свою древнейшую литургию с именами первых своих просветителей Фаддея и Мария. Независимо от этого местного предания древность рассматриваемой литургии подтверждается многими внутренними и внешними признаками. Во-первых, то самое обстоятельство, что нет в ней никаких следов несторианского учения, доказывает ее существование до V христианского столетия, а то, что никем не указывается и нельзя указать ни данного времени, ни определенного лица, которому бы до V в. принадлежало ее составление после времен апостольских, подобно двум другим несторианским литургиям, оправдывает приписываемое ей название апостольской. Затем несомненный признак глубокой древности этой литургии заключается в особенном авторитете ее в церковной несторианской практике, то есть в том, что она у них есть главнейшая и самая употребительная и из нее заимствуется при совершении литургий Феодоровой и Несториевой многое, недостающее в их чинопоследованиях. Кроме того, краткость и простота молитв ее в сравнении с молитвами этих последних, а тем более в сравнении с новейшей несторианской литургией одного с ней названия, при отсутствии в ней каких-либо догматических выражений, установленных после первых трех веков, равно как многих принадлежностей литургий, вошедших уже в более позднее время, как-то: проскомидии, Великого входа со Святыми Дарами, чтения Символа веры и т.д., свидетельствуют о близости ее к самой первоначальной форме Евхаристического богослужения. «Литургия апостолов, – говорит о ней ученый Нил, – гораздо более отличается от других родов (families) литургий, нежели каждый из них друг от друга; это во всяком случае есть признак отдаленной древности; она проста, важна, совершенно чужда напыщенных изречений позднейших писателей и, по своему составу, очевидно не может (incapable) быть произведена от распространения или изменения литургии Кесарийской или Иерусалимской 1033 . |
| Адеем и св. Марием, восточными учителями; нельзя представить совершенно удовлетворительного объяснения такого двойного надписания, и только с вероятностью можно полагать, что при убеждении в апостольском происхождении обеих частей последующие излагатели или переписчики желали отличить ту часть, которая служила общей для всех несторианских литургий, от той, которая принадлежала собственно литургии апостола Фаддея и спутника его Мария и не употреблялась в Феодоровой и Несториевой. Во всяком случае это – последующая переделка литургии, не соответствующая первоначальному ее виду 1037 ; 4) пропуск главнейшей части литургии, т.е. слов Спасителя об учреждении новозаветного Таинства Евхаристии и призывания Святого Духа к пресуществлению Святых Даров, без чего не совершается Евхаристическое священнодействие во всех других восточных литургиях, равно как и в прочих несторианских. То, что несториане всегда веровали и веруют в пресуществление хлеба и вина Евхаристии в истинное Тело и Кровь Христову, это достоверно известно, как из сочинений их собственных церковных учителей и свидетельств других писателей 1038 , так и из многих мест этой самой литургии, но опущение в ней важнейшей части представляется столь странным, что некоторые писатели на этом основании даже отвергали действительность самого Таинства Евхаристии у несториан 1039 . Такой приговор, несомненно, преувеличен и не может быть принят при правильном взгляде на всю совокупность несторианского богослужения. Что же касается упомянутого пропуска, то его нельзя объяснять тем, будто несториане считают достаточными для истинного совершения Таинства слова предшествующей этому пропуску молитвы да приидет Дух Святой, и благословит и освятит приношение, слова, которые, по разумению многих толкователей литургии, не составляют собственно призывания Святого Духа к пресуществлению хлеба и вина в Тело и Кровь Христову 1040 . Равным образом неосновательно было бы предполагать, будто несториане считали и считают излишней молитву о пресуществлении хлеба и вина в Тело и Кровь Христову на каждой литургии, держась своего предания о непрерывном сохранении в их церкви освященного самим Иисусом Христом и напоенного при Кресте собственной Его Кровью хлеба, подновляемого у них посредством так называемого обряда освящения кваса, то есть предварительного однажды в год епископского приготовления и раздаяния по всем церквам квасного вещества для Таинства Евхаристии с прибавлением частиц преждеосвященного хлеба, непрерывно-преемственно соблюдаемым будто бы со времен Христовых 1041 . |
| Татьяна Николаевна, по-моему, была самая хорошенькая. Она была выше матери, но такая тоненькая и так хорошо сложена, что высокий рост был ей не помехой. У нее были красивые, правильные черты лица, она была похожа на своих Царственных красавиц-родственниц, чьи фамильные портреты украшали дворец. Темноволосая, бледнолицая, с широко расставленными светло-карими глазами, это придавало ее взгляду поэтическое, несколько отсутствующее выражение, что не совсем соответствовало ее характеру. В ней была смесь искренности, прямолинейности и упорства, склонности к поэзии и абстрактным идеям. Она была ближе всех к матери, и была любимицей у нее и у отца. Абсолютно лишенная самолюбия, она всегда была готова отказаться от своих планов, если была возможность погулять с отцом, почитать матери, сделать то, о чем ее просили. Именно Татьяна Николаевна нянчилась с младшими, помогала устраивать дела во Дворце, чтобы официальные церемонии согласовывались с личными планами Семьи. У нее был практический ум Императрицы и детальный подход ко всему. Она не обладала сильным характером Ольги Николаевны, всегда была под ее влиянием, но в случаях, требующих решительных действий, принимала решения быстрее, чем ее старшая сестра, и никогда не теряла головы. Мария Николаевна, как и Ольга Николаевна, была живая и яркая, с такою же, как у сестры, улыбкой, овалом лица, а ее темно-синие глаза — “Мариины блюдца”, как говорили ее кузины, были изумительны. Мария Николаевна одна из всех сестер обладала талантом рисования, наброски ее были весьма хороши. “Машка”, — как звали ее сестры, — была в полном подчинении у младшей, Анастасии Николаевны, “постреленка”, как звала ее мать. Анастасия Николаевна, скорее всего, выросла бы самой красивой из всех сестер. Хорошо очерченные, правильные черты лица. Прекрасные волосы, глаза с лукавинкой, заразительный смех, темные, почти сросшиеся брови делали младшую Великую княжну совсем непохожей на сестер. У нее был свой характерный тип внешности, больше в материнскую породу, чем в отцовскую. В свои 17 лет она была маленького роста, полненькая, но это была полнота юности. Потом она переросла бы ее, как и Мария. |
| Центром производства предметов по-прежнему оставалась Италия. Крупными мастерами-резчиками XVII в. были англичане Т. Роулинс (портрет Карла I, ок. 1659, ГЭ), Т. Саймон (портреты О. Кромвеля, 1658-1659, ГЭ). Во 2-й трети XVIII в. в европ. обществе появилась мода (отчасти в связи с новым увлечением античностью) на камеи, к-рая продолжалась до сер. XIX в. Покровительство камнерезному искусству оказывала фаворитка франц. кор. Людовика XV - маркиза Помпадур, сама занимавшаяся резьбой, геммы собирали англ. кор. Георг III, прусский кор. Фридрих II, австр. имп. Мария Терезия. В эпоху неоклассицизма и ампира возродилось увлечение камеями, подражавшими рим. образцам (многочисленные геммы с портретами Наполеона). Главным центром собирательства и источником коллекций античных гемм оставался Рим - предметы Г. вывозились из Италии в качестве сувениров и стали обязательными в любой коллекции. Популярными в XVIII в. были копии с древних камей, воспроизведения знаменитых античных статуй, картин художников Возрождения, портретов монархов, знатных особ, пасторальных, мифологических сценок. На 2-ю пол. XVIII в. приходится высший расцвет Г., особенно во Франции, в Англии, в Италии и отчасти в Германии. Известными резчиками XVIII в. были: в Италии - Антонио (1697-1779) и Джованни Пихлеры (1734-1791), А. Пассалья (работал ок. сер. XVIII в.) и др., в Германии - И. К. Дорш (1676-1732), И. A. Наттер (1705-1762) (работал также в С.-Петербурге), Г. Б. Теттельбах (1750-1813), в Австрии - Филипп и Соломон Филипп Абрахамы, в Англии - H. Марчант (Маршант; 1755-1793), Уильям и Чарлз (1749-1795) Брауны, Э. Бёрч, во Франции - Ж. Юэ (1715-1793), Ж. М. Симон (1788-1834), К. А. Леберехт (1749-1827; с 1799 главный медальер С.-Петербургского монетного двора) и др., в России - И. К. Егер, Г. Кёниг, Д. Цёльнер, Д. Тетенев, имп. Мария Феодоровна, учившиеся в медальерном классе имп. АХ, А. А. Есаков, И. А. Шилов, П. Е. Доброхотов, Ф. Краюхин, Г. Якимов. 1-я пол. XIX в. характеризуется почти полным исчезновением франц. |
| В школьные годы бабушки во Псков приезжала Государыня Императрица Мария Феодоровна и посетила гимназию. Одна из воспитанниц должна была приветствовать ее величество в форме стихотворения. Исполнить это назначили одну из первых учениц – Марию Карпову. Мария выучила составленный текст «Привета», прекрасно его исполнила и императрица ее «потрепала по щечке». Так рассказывала бабушка. И вот в дни своего скитания она написала прошение на Высочайшее Имя о помощи, напомнив этот эпизод. В ответ на это прошение из канцелярии на имя губернатора пришло распоряжение: «устроить детей учиться на казенный счет и об исполнении донести по принадлежности». Мальчиков определили на попечение Александровского Братства, а девочку – в Ольгинский приют «приходящий». Там детей приходящих кормили и учили. Выдали Лидии новую одежду, в том числе новые полусапожки. А дома тот же ужасный голод. Питались хлебом с водой (кипятком). Горячая пища – редкость. Добудет мать «четвертак» (25 коп.) или «двугривенный» (20 коп.) – купит чего получше: булок или кренделей. Мальчики ходили в школу в лохмотьях с чужого плеча. Кто-то подарил старые полусапожки дамские старомодные. Мать отобрала у Лидии выданные сапожки для одного из братьев, а ей дала эти старые. Начальница приюта сделала выговор девочке Лиде, велев немедленно обуть казенные: «Здесь модничать не положено!» Дочка заплаканная пришла домой и рассказала маме, а мама изрекла: «Завтра ты в школу не пойдешь». Её отдали в другую школу. Там привязались к фамилии: она Каргина, а братья ее Карповы. Девочка училась очень плохо. Ее презирали как незаконнорожденную, притесняли и обижали. Дома озлобленная суровая и полуголодная мать срывала на ней всю злобу и ненависть к окружающему миру, а родительской ласки не было и в помине. На вопросы мать отвечала: «отстань», «перестань», «не твое дело» и пускала в ход ременную плетку. Лида росла забитой, робкой, постоянно плачущей, слабоумной. В школе получала тройки и двойки, в каждом классе сидела почти по два года. Очень обижалась на законоучителей-батюшек, которые беспощадно над ней издевались, пользуясь ее положением и бедностью. Но, при всем этом, она безумно любила свою маму до конца жизни; называла ее на Вы (так было принято в их семье, но мальчики, когда выросли, этого не придерживались). Вот эта-то безумная любовь все и напортила. |
|
|
