| Дальнейшая же дискуссия ведется именно по этому вопросу: митрополит считает не соответствующим «уставам Святого Писма» то, что после смерти священника прихожане без ведома наместника забирают ключ и считают себя вправе передать его потом тому священнику, которого поставит митрополит. В итоге долгого выслушивания показаний свидетелей о том, как это было прежде, митрополит приходит к выводу, что такого права у мещан нет, что ключ должен забираться наместником митрополита. Итак, мы имеем место с попыткой митрополита ограничить права патроната в отношении виленских церквей, т.е. с попыткой осуществить реформы, намеченные Виленским собором. Предпринимались ли в дальнейшем аналогичные попытки? Мы знаем о ряде общих и епархиальных соборов православного духовенства в XVI в., но цели и характер их работы из доступных источников уяснить трудно. Например, хорошо известна грамота Сигизмунда I митрополиту Макарию (1546 г.), где речь идет о «нестроениях» в православной церкви и предписывается собрать «собор духовный во всей митрополии» и послать «по всим епискупом и архимандритом и по всему духовенству веры вашое» и «вчинить» с ними «намову» для преодоления беспорядков 407 . Митрополит Макарий (Булгаков) предполагал, что «воля короля, без сомнения, была исполнена, и собор состоялся, хотя мы и не имеем о нем никаких известий» 408 . К настоящему времени никаких новых сведений о предполагавшемся соборе не найдено. Но это еще все-таки не значит, что они не будут обнаружены, потому что, например, о соборе 1591 г. не было почти ничего известно до тех пор, пока П. Н. Жукович не обнаружил грамоту с его «деяниями». При митрополите Сильвестре Билькевиче (1556–1567) предпринимались некоторые шаги для укрепления церкви и в 1558 г. предполагалось созвать собор, но о том, состоялся ли он, ничего не известно 409 . Иона Протасевич-Островский (1568–1577) также пытался добиться позитивных перемен и обратился за поддержкой к королю с соответствующими «просительными статьями» 410 . Из наказной грамоты короля князю Богушу Корецкому мы узнаем, что Иона Протасевич сообщал королю о своем намерении совершить визитацию митрополии: объехать все монастыри и соборные церкви, «учинить» «во всих справах церковных подлуг звыклого обычаю и закону их Греческого порядок и постановленье», проверить деятельность «всих слуг церковных», «жебы кождый з них водлуг повинности своее, на што взят есть, досыт чинил», разобраться во всех судебных делах, назначить надежных и достойных особ («певных а годных») «для лепшое и прудщое справедливости». В некоторые места вместо митрополита должны были поехать его посланцы 411 . Митрополит предпринял и ряд других конкретных шагов для оздоровления церкви 412 . |
| Дальнейшая служебная его карьера пошла успешно и довольно быстро. Этому содействовало, без сомнения, помимо личных достоинств и заслуг его, и особенное покровительство иером. Кириллу со стороны преосв. Макария Булгакова , который в 1850 г. был назначен ректором Петербургской духовной Академии и младший брат которого был женат на родной сестре иером. Кирилла. 26 сентября 1851 года последний был возведен в звание экстраординарного профессора Академии и стал с выдающимся успехом преподавать, кроме нравственного, еще и пастырское богословие. В начале 1855 года в Петербургской Академии освободилась должность инспектора, за назначением бывшего инспектора архим. Иоанна Соколова на должность ректора Петербургской духовной семинарии. На его место, без сомнения, по представлению и ходатайству преосв. Макария, был назначен 16 января 1855 года иером. Кирилл, тогда же возведенный в сап архимандрита. Вскоре после того, именно 12 апреля 1855 года архим. Кирилл бил назначен ординарным профессором Академии. Исполняя усердно инспекторские и профессорские обязанности, архим. Кирилл в то же самое время весьма ревностно и неутомимо трудился и на учено-литературном поприще. Во все время своего служения в Петербургской духовной Академии архим. Кирилл был одним из самых усердных и плодовитых сотрудников академического журнала. Особенно это должно сказать о том времени, когда редактором «Христиавсваго Чтения» был преосв. Макарий, который постоянно побуждал и располагал архим. Кирилла к писательской деятельности. Сам он уже впоследствии писал преосв. Макарию в ответ на его приглашение сотрудничать в основанном им харьковском журнале «Духовный Вестник»: «что до меня касается, таким ретивым сотрудником, как в старые годы, я уже не могу быть…» 3 . Важнейшие учено-литературные труды архим. Кирилла находились в непосредственной связи с занятиями его по должности профессора. Таковы именно его сочинения: а) Минуты уединенных размышлений и б) Пастырское богословие. Последний труд особенно замечателен. Он дал своему автору вполне заслуженное право на звание ученого богослова. За это сочинение архим. Кирилл был удостоен Св. Синодом степени доктора богословия, а от Академии Наук – половиной Демидовской премии. Преосв. Макарий Булгаков , рассматривавший это сочинение Кирилла, по поручению Академии Наук, признал его в своем отзыве «лучшим из всех, существовавших у нас тогда сочинений по предмету пастырского богословия, равнявшимся с лучшими иностранными сочинениями по тому же предмету» 4 . Из других сочинений архим. Кирилла заслуживают упоминания: 1) Жизнь св. благоверного великого князя Александра Невского и 2) Акафист сему святому 5 . |
| Из отечественных авторов фундаментальная работа в области догматического богословия принадлежит митрополиту Московскому Макарию (Булгакову ; 1816–1882) «Православно-догматическое богословие» (СПб., 4-е изд., 1883; т.1–2; реприрт: М.,1999). В последние годы вышло несколько работ в данной области: Михаил Помазанский , протопресвитер, Догматическое богословие, М.,2001; архим. Алипий (Кастальский-Бороздин), архим. Исайя (Белов), Догматическое богословие, Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 2002 и др. В Православной Церкви работа по кодификации церковно-правового материала проводилась с первых веков христианской государственности. Формировались сборники, включавшие не только каноны, но и государственные законы по церковным делам (эпитомы – извлечения или краткие изложения). Эти сборники получили названия Номоканонов (греч. nomos – закон; kanon – канон, устав). Самым известным и авторитетным является «Номокакон в XIV титулах» Константинопольского патриарха Фотия (IX в.). Он состоит из двух частей. Первая часть – кодифицированный сборник канонов. В нем 24 титула, каждая из которых разделена на главы. Принцип деления – предметно-тематический. В главах имеются отсылки на каноны и государственные законы. Вторая часть Номоканона – Синтагма (греч. syntagma – вместе построенное, соединенное). В ней содержатся тексты канонов. «Те, которые едят свиное мясо и мерзость и мышей, – все погибнут…» (Ис. 66:17. Как это следует понимать? священник Афанасий Гумеров, насельник Сретенского монастыря Приведенный стих является сокращенным и немного измененным повторением 3–7 стихов 65 главы. В них Господь обличает грубые нарушения законов евреями. По закону Моисея свиное мясо было запрещено в пищу ( Лев.11:7 ; Втор. 14:8 ), потому что свинья относилась к нечистым животным. Ветхозаветные запреты относительно пищи были отменены Иерусалимским апостольским Собором ( Деян.15:19–20 ). Апостолы лишь постановили, чтобы ученики Христовы «воздерживались от оскверненного идолами, от блуда, удавленины и крови». |
| Святитель Дионисий Суздальский. Икона тверского письма. Тирасполь. 90-е гг. XX в. Митрополит Макарий (Булгаков) относит к святителю Дионисию следующую запись в Синодике Нижегородского Печерского монастыря 1595 года: “На память преподобного отца нашего Давида (26 июня) и на преставление Дионисия (в 15 день октября 1385 года) в оба дни панихиды и обедни служити собором и кормы на братию ставити большие”. Если предположить, что речь идет об одном и том же лице, то до принятия монашества Святитель носил имя Давид и был крещен в честь преподобного Давида Солунского. Первые достоверные сведения о святителе Дионисии восходят к основанию и устроению жизни Нижегородской Вознесенской обители: недалеко от Нижнего Новгорода святой и его сподвижники поселились “в расщелинах”, подвизаясь там в посте и молитве. Когда же возросло число желающих подвизаться вместе с ними в иноческом житии, Святитель в конце 20-х — середине 30-х годов XIV века основал монастырь в честь Вознесения Господня. Украшаемая трудами и подвигами, новоустроенная обитель вскоре начала привлекать к себе ищущих спасения. Одним из первых ее насельников стал преподобный Евфимий Суздальский (память 1 апреля). Родился преподобный Евфимий около 1316 года в Нижнем Новгороде и еще отроком, “от многих слышав о преподобнем Дионисии Печерском и о святей обители и о ученицех его, благопослушных постницех”, разжегшись “теплотою духовною”, пришел в Дионисеву обитель и “вда себе на многие труды и на молитву непрестанную, на алкание и на жажду, на молчание и на земли легание…”. “Прими мя, отче, — сказал он, поклонившись до земли, — к святому избранному стаду твоему”. Видя его молодые лета, но вместе с тем и неотступное желание быть причтенным к лику воинства Христова, Дионисий принял его в число братии. Евфимий прожил в обители “немало время, ни коея же своя воля имый”. Другой будущий ученик святителя Дионисия, преподобный Макарий Желтоводский, Унженский (память 25 июля), сбежал из дома, переоделся нищим и, сказавшись сиротой, просил Дионисия постричь его в монахи и принять в число братии, когда ему было всего 12 лет. Строгий к себе и другим, Святитель указывал Макарию на юные лета того для иноческих подвигов. “Поверь мне, чадо, — говорил он с любовью отроку, — что трудно и прискорбно носить иго монашеского жития. Ты еще весьма молод. По моему мнению, невозможно тебе переносить постнические труды и терпеть напасти от бесовских козней. Заботясь о тебе, страшусь, дабы вместо спасения души не возлюбил ты чего-нибудь мирского, тобою теперь оставляемого, и не почел бы правый путь спасения тяжким и строптивым. Тогда благое начинание твое не поможет тебе, а обратится в пагубу, как написано: никто же возложь руку свою на рало и зря вспять, управлен есть в Царствии Божии (Лк 9:62)”. После усиленной и слезной просьбы Макария Дионисий, провидев в нем осенявшую его силу благодати, согласился принять Преподобного в число братии. |
| Сразу после окончания Академии общее собрание профессоров Академии и митрополит Филарет обратились в Святейший Синод с просьбой о присуждении иеромонаху Макарию магистерского звания, что и было сделано спустя почти два года. А пока, в звании бакалавра, иеромонах Макарий был оставлен на службе в Академии. На него была возложена ответственнейшая задача — начать в Киевской Духовной Академии чтение лекций по русской церковной и гражданской истории. До 1841 г. в Киевской Академии не было специальной кафедры истории, и ее возникновение несомненно связано с приходом в преподавательский состав молодого бакалавра иеромонаха Макария. 28 июля 1841 г. Академическая Конференция постановила: «Необходимо определить для преподавания сих предметов (русская церковная и гражданская история.— Ред.) особого наставника, отделив по два часа в неделю в низшем отделении для преподавания российской гражданской истории, а в высшем — церковной русской истории и назначив для сего окончившего курс студента, иеромонаха Макария» . Вводная часть курса по истории Русской Церкви включала в себя «исследование о начатках христианства в России до крещения великого князя Владимира». Это исследование вскоре было опубликовано автором в журнале «Христианское Чтение» , а потом и отдельным изданием . Впоследствии иеромонахом Макарием были прочитаны лекции по домонгольскому (988–1240 гг.) периоду истории Русской Церкви , собственно монгольскому и последующему (1240–1558 гг.) периодам. В этом же учебном году бакалавром Макарием Булгаковым был прочитан курс гражданской истории на низшем отделении Академии . С новым 1842 г. к преподавательским обязанностям иеромонаха Макария прибавились и обязанности административные: молодой ученый получил благословение временно принять на себя труд ректора Киевско-подольских духовных училищ, труд, сопряженный с огромной ответственностью за более чем 500 учащихся, их жизнь и учебу. Новый ректор подверг тщательному исследованию все стороны жизни училищ и выявил серьезные недостатки, исправлению которых было посвящено его полугодовое пребывание на этом посту. Позднейшие биографы отмечали, что деятельность в качестве ректора Киевско-подольских духовных училищ показала, что в иеромонахе Макарии «счастливо совмещались выдающиеся умственные дарования и трудолюбие любознательного ученого с замечательным практическим тактом административного деятеля». |
| Автор настоящего сочинения очень рано начал интересоваться личностью м. Макария. Как питомец той самой семинарии, в которой некогда учился м. Макарий, он еще в первые годы своего семинарского образования познакомился отчасти с личностью м. Макария на основании живых преданий, доселе еще хранящихся о нем в воспитавшей его семинарии. Еще ближе автор настоящего сочинения имел возможность рассмотреть и уяснить себе образ м. Макария при составлении истории родной семинарии. Тогда у него впервые явилась мысль о составлении биографии м. Макария. Был приготовлен, между прочим, очерк жизни преосв. Макария в годы его школьного образования. Но этот очерк без описания детских лет жизни м. Макария оказывался не имеющим начала. За необходимыми сведениями касательно детства м. Макария автор обратился к одному из ближайших родственников покойного иерарха. Прот. П. А. Солнцев весьма сочувственно отозвался на просьбу автора, доставил ему все необходимые сведения о родителях и детских летах м. Макария и кроме того обещал автору полное свое и своих родных содействие, если бы он пожелал продолжать биографию м. Макария. Действительно, по просьбе о. протоиерея, другой племянник м. Макария – С.А. Булгаков выразил согласие предоставить в распоряжение автора решительно все письма и другие бумаги, оставшиеся после м. Макария, что скоро и исполнил и за что мы от себя лично и от всех так или иначе обязанных м. Макарию лиц приносим ныне как ему, так и прот. П.А. Солнцеву глубочайшую признательность. Сочувствие родных покойного иерарха окончательно утвердило автора в принятом намерении составить биографию м. Макария и вот уже три года он почти непрерывно занимается этим делом. Плодом этих занятий его и является настоящая книга. В ней изображается первая половина жизни и деятельности м. Макария в годы его детства, образования и духовно-училищной службы. Материал для этого изображения автор почерпал почти исключительно из документальных данных, заимствованных из архивов Курского семинарского правления, Киевского и С.-Петербургского академических правлений, и из писем разных лиц к преосв. Макарию, эти письма частью были напечатаны в разных периодических изданиях, а большею частью были доставлены автору вышеупомянутыми родственниками м. Макария. В весьма редких случаях автор пользовался воспоминаниями о, м. Макарии и при том только такими, которые были уже раньше напечатаны и которые вполне согласовались с характером жизни и деятельности м. Макария, как этот характер выяснился автору на основании документальных данных. Еще реже автор пользовался устными преданиями о м. Макарии лиц, близко знавших его, причем и их обязательно проверяя вышеуказанным способом. – Все эти источники подробно и обстоятельно указываются автором в самом тексте. |
| Для того, чтобы избежать субъективных суждений и выводов, которые большею частью бывают преувеличенны и односторонни, автор старался воздерживаться от собственных приговоров и заставлял говорить в своем труде других лиц. Тоже самое он делал и при оценке сочинений м. Макария. Как там, так и здесь автор, во избежание субъективных преувеличений, старался приводить, где только можно было, мнения и отзывы современных м. Макарию ученых о его деятельности и сочинениях. Если же в некоторых случаях автор и позволил себе выступать открыто на защиту имени м. Макария, то делал это всегда (напр., в вопросе об авторской самостоятельности м. Макария) по искреннему чувству справедливости. Вообще же автор не позволял себе делать ни одного вывода, не решался произносить ни одного суждения, не подкрепив его мнением или отзывом других лиц, при том безразлично, были ли это отзывы благоприятны или неблагоприятны м. Макарию. В своем труде автор строго следовал хронологическому методу. Некоторые невыгоды такого метода он предвидел наперед, но всё таки решился до конца следовать ему, признавая его единственно верным средством к тому, чтобы проследить с желательною точностью и постепенностью развитие изображаемой личности – её способностей. Деятельность м. Макария была весьма разностороння и потому изобразить ее полно, точно и ясно в высшей степени затруднительно, особенно для того, кто пожелал сделать это первый и притом исключительно на основании сырого, архивного материала. Само добывание этого материала иногда соединялось с большими затруднениями для автора. В виду могущих (что, конечно, стоит выше всякого сомнения) встретиться в настоящем и последующих выпусках задуманного труда разного рода вольных и невольных «описей и недописей», автор заранее просит извинения у своих читателей словами древних русских «списателей»: «оже ся где буду описал или переписал, чтите исправливая Бога деля, а не кляните, занеже книги ветшаны, а ум молод не дошел... Молю вы именем Господа, аще будет в некоем погрешено моего ради небрежения, или малоуметельства ума моего, милостиви и незазорливи бывайте: молюсь вам, чтите, а не клените, понеже... писа рука грешна и бренна; занеже и вы сами человецы и человеческим подлежите, яко требуете милости и прощения от человек, прощению вашему и мене сподобляйте». |
| современников. Во-первых, сначала как член Санкт-Петербургского духовного цензурного комитета, действовавшего при академии до конца 50-х гг. XIX в. Во-вторых, как автор богословских работ и церковно-исторических исследований. В дальнейшем, несмотря на архиерейский статус и авторитет владыки Макария в научных кругах, духовная цензура в лице разных своих представителей довольно строго подходила к его трудам. Некоторые сочинения приходилось серьезно переделывать, разрешение на публикацию других приходилось ожидать годами. В-третьих, в 1870 г. тогда архиепископу Макарию, не понаслышке знавшему все положительные и отрицательные стороны духовно-цензурного контроля, представилась возможность кардинально изменить и улучить (улучшить) ситуацию в этой сфере. По инициативе тогдашнего обер-прокурора Св. Синода графа Д.А. Толстого была учреждена Комиссия по пересмотру действовавшего устава духовной цензуры. Председателем Комиссии был назначен именно владыка Макарий. Итак, указом Св. Синода от 16 октября – 17 ноября 1844 г. архимандрит Макарий был определен членом Санкт-Петербургского духовного цензурного комитета вместо инспектора академии архимандрита Иоасафа (Покровского). Как и его предшественник, отец Макарий был сверхштатным четвертым членом цензурного комитета. В число его обязанностей входило рассмотрение статей для академического журнала «Христианское чтение», а также общее наблюдение за ходом дел в комитете 2 . Биограф митрополита Макария (Булгакова) профессор протоиерей Феодор Титов считает, что архимандрит Макарий был самым желательным цензором для начальства, которое видело в нем человека исполнительного и ответственного. Но с большим почтением и уважением к отцу Макарию относились и авторы, представлявшие свои рукописи в Санкт-Петербургский духовно-цензурный комитет. Для них было важно, что архимандрит Макарий был человеком аккуратным, благородным и, что особенно важно, гуманным. Именно благодаря всем этим качествам отец Макарий в скором времени стал самым популярным представителем столичной духовной цензуры. Это объяснялось, во-первых, тем, что он снисходительно относился к авторским ошибкам или чрезмерно оригинальным мыслям, что не приветствовалось высшей церковной властью. Во-вторых, и это тоже было чрезвычайно важно, он всегда цензурировал сочинения и разрешал их к печати в кратчайшие сроки, в то время как некоторые его коллеги могли задерживать рукописи не только на месяцы, но даже на годы. Сказывалась любовь архимандрита Макария быть точным и аккуратным во всем 3 . |
| В том же году Макарий был посвящён во иеродиакона, а вскоре, по завершении академического курса, удостоился сана священника. Преподавательская деятельность По выпуске отец Макарий получил назначение на только что образованную при академии кафедру Русской церковной и гражданской истории (ему доверили преподавать оба предмета). Готовясь к лекциям отец Макарий составлял специальные пособия. Впоследствии они публиковались в «Христианском чтении»; затем легли в основу фундаментального литературного труда по Истории христианства на Руси. Наряду с преподавательской работой иеромонах Макарий руководил деятельностью Киево-Подольских духовных училищ. В 1842 году его перевели на работу в Санкт-Петербургскую духовную академию, определив на должность преподавателя Догматического Богословия. В 1844 году отец Макарий удостоился звания архимандрита, должности инспектора академии, степени ординарного профессора. В этот период он читал курс по Догматическому и Основному Богословию. С 1844 по 1848 год архимандрит Макарий входил в состав духовно-цензурного комитета Санкт-Петербурга. На этом месте он зарекомендовал себя как ответственный и добросовестный цензор. В 1847 году архимандриту Макарию была присвоена степень доктора богословия. Вскоре он приступил к написанию одного из известнейших трудов по Догматическому Богословию. В 50-х годах труд был закончен. В этот же период он работал над рядом исторических произведений. Епископское служение. В 1850 году отец Макарий был посвящен во епископа Винницкого и назначен на должность ректора Санкт-Петербургской академии. Во время его управления академией она отличалась хорошей организацией учебного процесса, студенческого быта. Примечательно, что исполняя обязанности ректора, епископ Макарий не отказался от преподавательской стези. В 1853 году он сформировал при академии миссионерское отделение. Одной из главных его задач ставилось противодействие раскольникам. Ещё одним поприщем епископа Макария была работа по редактированию издания «Христианское чтение». Кроме того в эти годы он писал и публиковал свои статьи разнообразной богословской направленности. Тамбовская кафедра |
| Внешне все это выглядело как весьма успешная карьера: спустя считанные годы по окончания Киевской духовной академии иеромонах Феофан уже жил и работал в столице, был преподавателем и воспитателем духовной академии, штатным священником кафедрального собора Лавры. Все это раскрывало перед ним двери высшего света, сулило внимание общественности и влиятельное покровительство. Но ничего из этого не искал святитель Феофан, поскольку стремился к духовному преуспеянию. Шумная столичная жизнь отводила его от желанного жизненного пути, и он не увлекся ее блеском. Более того, открывшаяся ему перспектива продвижения по карьерной лестнице породила в нем желание оставить службу в столице. Летом 1846 года, с 20 мая по 4 августа, иеромонах Феофан исполнял должность инспектора Санкт-Петербургской духовной академии 50]. Через несколько дней после этого – 21 августа он просил об увольнении из академии с освобождением от всех должностей c. 258]. Прошению не был дан ход, и он оставался преподавателем еще один учебный год, пока 20 августа 1847 года Святейший Синод не принял постановление о включении его в состав паломнической группы, направлявшейся на длительный срок в Иерусалим Изначально с переводом в Санкт-Петербург его примирял ряд обстоятельств, которые трудно ранжировать по значимости для самого иеромонаха Феофана. Можно лишь обозначить их в произвольной последовательности. Надо признать, что его переводу в столицу благоволил епископ Иеремия (Соловьев) , что следует из следующих строк, написанных в апреле 1846 года архимандриту Макарию (Булгакову) : «Отцу Феофану, если он еще с вами (а я желал бы этого надолго) кланяюсь» c. 704–705]. Для будущего святителя было весомо мнение епископа Иеремии, которому он писал о своих внутренних сомнениях 4 и к совету которого продолжал прислушиваться. Также для иеромонаха Феофана, несомненно, был привлекательным сам предмет, который он преподавал в академии. Содержание курса идеально согласовывалось с его личными устремлениями. Еще со студенческой скамьи нравственное (практическое) богословие привлекало его внимание тем, что рассматривало реализацию в жизни христианского учения о спасении. Но преподавание этого предмета было перегружено историческими экскурсами в развитие представлений о нравственности, а также в нем превалировали философские умозрительные рассуждения, оторванные от практики повседневной жизни. |
|
|
