| До нас сохранилось одно письмо основателя Патмосской школы к высшему антиохийскому иерарху. А в этом письме говорится вот что: «Да будет известно, что бесплодный этот остров не произрастил и не произрастит (οτε βλαστσει) дидаскалов (т. е. людей, вполне сведущих в науках) по немощи (απορα) учащего (так здесь Макарий аттестует самого себя), а только едва лишь переписчиков наук…» Затем, указав на известного уже нам своего ученика Иакова как на лучшего и надежнейшего из питомцев Патмосской школы, скромный учитель этой последней пишет далее: «Есть (у меня) и другие… переписчики наук, которые имеют некоторые познания из наук первоначальных (μικραν τν εγκυκλων) и немножко из философии». 94 Вот чуждый всякого тщеславия аттестат, выданный Макарием самому себе, школе и ее ученикам для засвидетельствования истины в истории. За что в особенности мы должны быть благодарны нашему Барскому как историку Патмосской школы, в которой он учился, так это за описание им личности основателя школы и ее первого наставника — Макария. Пусть Барский пишет не столько на основании своих наблюдений, сколько на основании показаний лиц, знавших Макария, тем не менее ценность сведений описателя от этого не убавляется. Наш паломник отмечает быстроту и находчивость ума Макария (его «бистроумие»); он указывает, что единственное богатство Макария составляла его библиотека, т. е. то, что наиболее нужно для человека, преданного науке; сам любя науку, он всячески старался привлекать к занятию ею и других: при первом же свидании с Барским Макарий советовал ему оставить все его планы и остаться на Патмосе в интересах науки («поклонения ради святаго места пришедшу советова мне, да оставлю все странствование и да приложуся к учению елинскому» в его школе), и если Барский не последовал этому совету в свое время, то откровенно сознавался, что он променял лучшее на худшее. Макарий был человеком идеи — этото и влекло к нему столь многих. Он жил мыслью о пользе ближнего («пользуяй многих», по выражению Барского). Преподавание его было совершенно безвозмездным, т. е. ученики ничего не платили ему за обучение, и так продолжалось около 25 лет. Привязанность его к науке и школе была так сильна, что он не только не посещал своих кровных родных, живших на Патмосе же, но не счел нужным отдать им так называемый последний долг, когда узнал об их кончине. Живое дело настолько поглощало его, что он забыл обо всем на свете. Кроме школы он знал еще только дорогу в храм. В храме он ежедневно участвовал в богослужении и своим одушевленным чтением и пением умел расстрогать сердца. Столь же большое влияние оказывали его проповеди, которые он произносил замечательно часто. Его церковные поучения пробуждали в душах грешников чувство покаяния. Его личная жизнь представляла образец воздержания и совершенства; потому все знавшие Макария считали его человеком святым. 96 Вот муж, достойный памяти истории! 97 |
| Сделаем, что можем, для разъяснения вопроса: чему именно и как, а равно с каким успехом велось дело преподавания науки в Патмосской школе, в ее лучшую пору при Макарии и под его руководством, – воспользовавшись для этой цели как скудными заметками в дневнике Барского, так и другими, правда, немногочисленными известиями. Как мы сказали выше, по уверению Барского, в школе Макария, при самом Макарии, преподавались четыре разряда наук: грамматика, риторика, философия и богословие. (Что-то в роде обычного схоластического курса). Следуя тому порядку наук, какой указан Барским, нам нужно бы прежде всего сказать об изучении грамматики в школе Макария, т.е. о том, по каким руководствам учились здесь и как велось дело преподавания этой науки, но в доступных нам источниках ничего на этот счет не говорится. 492 Нужно полагать, что «учение грамматическое» —363— велось по обычному тогдашнему школьному шаблону. Гораздо более мы знаем о том, как изучалась риторика в школе Макария; об этом и скажем несколько слов. Риторика изучалась, по-видимому, по запискам, составленным Макарием. По смерти Макария, в 1755 году, в Венеции напечатано было его сочинение под заглавием: «Изложение риторических правил, в особенности полезных священно-проповедникам, извлеченных из латинских книг и назначенных для изучающих филологию», т.е. грамматику. Конечно, книга издана на греческом языке. Есть все основания думать, что по этой-то риторике и учились ученики Макария. Судя по заглавию книги (а кроме заглавия о ней ничего неизвестно), это была не столько риторика, сколько гомилетика, ибо указанное руководство имело в виду «в особенности священно-проповедников», а, следовательно, ставило целью научить церковному красноречию. Должно сказать, что «руководство» Макария по риторике было очень элементарно, как это видно из того, что оно состояло лишь из нескольких десятков страниц. 493 Впрочем, если книга Макария и была элементарна, то у Макария же, как наставника юношества, было в распоряжении одно очень важное средство, которым он и пользовался в интересах развития проповеднического дара у своих питомцев. Там он очень часто проповедовал с церковной кафедры и был искусным проповедником. Наш русский паломник Барский говорит об основателе Патмосской школы: «особливое, глаголют, дарование имеяше в риторических проповедях». 494 Слушать хорошего проповедника, нет сомнения, очень полезно для тех, кто сам готовится быть проповедником. Поэтому, проповедничество Макария можно назвать практическою школою для «священно-проповедников» того времени. Проповеди Макария могли иметь тем большее значение для его школы, что он их записывал. Ученики его могли читать их и таким образом учиться делу проповедничества. Говорят, что Макарий составил более 2.000 проповедей. 495 О достоинстве |
| В течение всего XVIII в. на острове Патмос существовала школа, которая у греков, как мы сказали, известна с именем академии, т. е. совершеннейшей школы. Но насколько она заслуживает такой аттестации, мы сейчас увидим. Основателем Патмосской школы был уроженец острова Патмос иеродиакон Макарий, получивший образование в Константинополе у тамошних учителей. Нам кажется, что Макарий с раннего возраста поставил себе целью открыть школу на своей родине и для этого-то он и принял на себя нелегкое дело многолетнего самообучения в столице. По словам нашего путешественника XVIII в. Барского, современника Макария, он (Макарий), как только нашел, что достаточно обучился наукам, нимало не медля, оставил Константинополь и поспешил на родной остров, несмотря на более заманчивые перспективы, которые открывались для него, если бы он остался в столице. Выбор такого места для основания школы, как Патмос, обличает в Макарий фанатика идеи, ибо трудно представить себе обстановку, менее соответствующую задачам училища, чем та, какую он встречает на Патмосе. Но, очевидно, Макарий сказал себе: «Так я хочу», и сила воли победила все препятствия. По словам Барского, Патмос — это был «малый и уничиженный» остров между всеми островами Малоазийского архипелага, а таким жалким считает Патмос наш путешественник потому, что здесь господствовало редкое невежество: священники по причине «простоты и ненаучения» не умели «правила церковного пети и чести», мало того, даже сами игумены тамошнего Иоанно–Богословского монастыря «имен своих на хартии подписати не ведяху». И вдруг среди повального невежества долженствовала возникнуть «академия»! Патмос еще тем был нехорош, что там почти нечего было есть, хотя население острова достигало 4 тыс. человек. По наблюдению Барского, «мало что рождается тамо (потребного для питания)», но все привозится из-за пределов острова. Одно было хорошо — на острове не жили турки, значит, была полная свобода. А турки, по рассказу Барского, не жили здесь потому, что «ради убогаго и сухаго (бесплодного) острова не хотят тамо жительствовати, обикшии ясти и пити много, якоже свиния». |
| Основателем Патмосской школы был уроженец о. Патмоса иеродиакон Макарий, получивший образование в Кон- —360— стантинополе у тамошних учителей. Нам кажется, что Макарий с раннего возраста поставил себе целью открыть школу на своей родине и для этого-то и принял на себя нелегкое дело многолетнего самообучения в столице. По словам нашего путешественника, XVIII-ro века Барского, современника Макария, он (Макарий), как скоро нашел, что достаточно обучился наукам, нимало немедля оставил Константинополь и поспешил на родной остров, не смотря на более заманчивые перспективы, которые открывались для него, если бы он остался в столице. Выборы такого места для основания школы, как Патмос, обличает в Макарии фанатика идеи, ибо трудно представить себе обстановку, менее соответствующую задачам училища, чем какую встречаем на Патмосе. Но очевидно Макарий сказал себе: «так я хочу» и сила воли победила все препятствия. По словам Барского, Патмос – это был «малый и уничиженный» остров между всеми островами Мало-азийского архипелага, а таким жалким считает Патмос наш путешественник потому, что здесь господствовало редкое невежество: священники по причине «простоты и ненаучения» не умели «правила церковного пети и чести», мало того – даже сами игумены тамошнего Иоанно-Богословского монастыря «имен своих на хартии подписати не ведяху». И вдруг среди повального невежества долженствовала возникнуть «академия»! Патмос еще тем был не хорош, что там почти нечего было есть, хотя население острова простиралось до четырех тысяч. По наблюдению Барского, «мало что рождается тамо (потребного для питания), но все привозится из-за пределов острова. Одно было хорошо, на острове не жило Турок, была, значит, полная свобода. А Турки, по рассказу Барского, не жили здесь потому, что «ради убогого и сухого (бесплодного) острова не хотят тамо жительствовати, обикшии ясти и пити мною якоже свиния». 487 Будущие ученики школы наперед должны были приготовить себя к постничеству и лишениям. Как бы то ни было, объятый неудержимым стремлением создать школу на «убогом и сухом» острове, Макарий от- |
| Наш паломник отмечает быстроту и находчивость ума Макариева (его «бистроумие»); он указывает, что единственное богатство Макария составляла его библиотека, т.е. то, что наиболее нужно для человека, преданного науке; сам любя науку, он всячески старался привлекать к занятию ею и других, при первом же свидании Барским Макарий советовал ему покинуть все его планы и остаться на Патмосе в интересах науки («поклонения ради святого места пришедшу советова мне, и оставлю все странствование и да приложуся к учению эллинскому» в его школе), – и если Барский не последовал этому совету в свое время, но после откровенно сознавался, что он променял лучшее на худшее. Макарий был человек идеи – это-то и влекло к нему столь многих. Он жил мыслью о пользе ближнего («пользуяй многих», —372— по выражению Барского). Преподавание его было совершенно безвозмездное, т.е. ученики ничего не платили ему за обучение, и так продолжалось около 25 лет. Привязанность его к науке и школе была так сильна, что он не только не посещал своих кровных родных, живших на Патмосе же, но не счел нужным отдать им т.н. последний долг, когда он узнал о их кончине. Живое дело настолько поглощало его, что он забыл обо всем на свете. Кроме школы он знал еще дорогу только в храм. В храме ежедневно он участвовал в богослужении и своим одушевленным чтением и пением умел расстрагивать сердца. Столь же большое влияние оказывали его проповеди, которые он произносил замечательно часто. Его церковные поучения пробуждали в душах грешников чувство покаяния. Его личная жизнь представляла образец воздержания и совершенства; почему все знавшие его считали его человеком святым. 517 Вот муж достойный памяти истории! 518 —373— Как мы имели случай упоминать раньше. Макарий скончался в начале 1737 года (в сред. января). Болезнь Макария, закончившаяся его смертью, длилась дней сорок, и на все это время правильный порядок школьных занятий прервался, ученики – по выражению Барского – «празноваху кроме учения» (оставались без учения). Глубокая скорбь наполнила сердца не только учеников Патмосской школы, но и жителей острова. |
| Нам поможет сказать истинную правду никто другой, как сам Макарий, доверять свидетельству которого мы имеем все основания. До нас сохранилось одно письмо основателя Патмосской школы к высшему антиохийскому иерарху. A в этом письме вот что говорится: «да будет известно, что бесплодный этот остров не произрастил и не произрастит (οτε βλαστσει) дидаскалов (т.е. людей вполне сведущих в науках), по немощи (πορ) учащего (так здесь Макарий аттестует самого себя), а только едва лишь переписчиков науки " … Затем, сказав на известного уже нам ученика своего Иакова, как на лучшего и надежнейшего из питомцев Патмосской школы, скромный учитель этой последней пишет далее: «есть (у меня) и другие… переписчики наук, которые имеют некоторые познания из наук первоначальных (μκρν τν γκυκλων) и немножко из философии». 515 Вот чуждый всякого тщеславия аттестат, выданный Макарием самому себе, школе и ее ученикам для засвидетельствования истины в истории. —371— Таким образом, хотя наш соотечественник Григорович-Барский, по чувству благодарного ученика Патмосской школы и величает эту школу, поскольку она выросла и зацвела во дни Макария, своего рода Афинами, говоря: «оное училище Греком бедним вместо оних древних Афин есть» 516 , но совокупность известий, выше нами указанных, но доказывают, чтобы Патмос, хоть мало мог соперничать с действительными Афинами древности, да и пишет Барский эту витийственную фразу с чужих слов, со слов Греков, очень хорошо умеющих, как известно, делать из мухи слона. Патмосская школа Макария давала скорее домашнее образование своим ученикам, чем строго-определенное школьное Макарий без всяких претензий учил тому, что сам знал, нашлись любители уединения и науки, которые охотно стали слушать его, и вот создалась «академия». Если за что в особенности мы должны быть благодарны нашему Барскому, как историку Патмосской школы, в которой он ушился, так это за описание им личности основателя школы и ее первого наставника – Макария. Пусть Барский пишет не столько на основании своих наблюдений, сколько на основании показаний лиц, знавших Макария, тем не менее ценность сведений описателя от этого не убавляется. |
| Как мы имели случай упоминать раньше, Макарий скончался в начале 1737 г. (в середине января). Болезнь Макария, закончившаяся его смертью, длилась дней сорок, и на все это время правильный порядок школьных занятий прервался, ученики, по выражению Барского, «праздноваху кроме учения» (оставались без учения). Глубокая скорбь наполнила сердца не только учеников Патмосской школы, но и жителей острова. Время для учеников проходило в том, что они пели «параклиси» за здравие больного. 98 Но надеждам их не суждено было исполниться. Макарий навеки оставил сиротствующую без него школу. За этим великим бедствием последовал целый ряд других несчастий, подорвавших значение школы. Можно сказать, что по смерти Макария школа все более и более падала. Правда, число учеников в ней иногда достигало 200 человек, но вся сила каждой школы не в числе учащихся, а в достоинстве наставников и преподавания, между тем ни преемники Макария по учительству, ни их преподавание не превосходили уровня посредственности. — Первым преемником Макария по учительской должности был иеромонах Герасим, известный с именем Византийца. Этот учитель был человеком крайне болезненным и почти все время болел и лечился. Герасим был учеником Макария и получил свое образование исключительно под руководством последнего. Двенадцать с лишком лет он оставался при Макарии и сделался его помощником в преподавании наук. Барский был высокого мнения о познаниях Герасима; в особенности восхваляет его за «грамматическое искусство»; но если это и справедливо, то во всяком случае новый учитель Патмосской школы не блистал умственными способностями, ибо наш «историк» (как именует себя Барский) не скрывает, что Герасиму трудно давалась наука. «Сие же он приобрете себе, — говорит Барский, — не от бистроты естественной, но от великаго прилежания, ибо трудолюбив бяше». Патмосские ученики возлагали было большие надежды на нового учителя и в этом находили себе утешение в потере опытного и искусного наставника, т. е. Макария. Но ожидания учеников нимало не оправдались. |
| Благодаря этим людям, арабо-христианское общество осознало потребность в собственной системе высшего образования. В конечном итоге в 1811 г. в ливанском селении Айн-Траз униаты учредили свою семинарию. Православные предприняли подобную попытку 80 годами ранее. Патриарх Сильвестр, взявший бразды правления Антиохийской церковью в момент ее глубочайшего кризиса, четко осознавал интеллектуальное превосходство своих католических оппонентов. Подобно тому как арабы-униаты стремились опереться на римскую систему образования, Сильвестр тоже искал поддержку извне – у греческих просветителей. Крупнейшим на тот момент православным образовательным центром Восточного Средиземноморья была Патмосская академия Макария Калогеры, где преподавались, как правило на элементарном уровне, грамматика, риторика, богословие, философия, греческий и латинский языки. Около 1725 г. Сильвестр обратился к Макарию с просьбой о содействии в организации в Сирии духовного училища. Макарий рекомендовал для этой цели своего любимого ученика и помощника Иакова, который в 1726 г. отбыл на Ближний Восток. В предыдущей главе уже говорилось о превратностях судьбы Иакова Патмосского и его школы, в 1726–1734 гг. трижды менявшей место пребывания. Училище Иакова со стояло из двух ступеней – низшей, где проходили общеобразовательный курс около сотни арабских детей, и высшей, для послушников монастырей, кандидатов в священство, клириков. Им Иаков преподавал богословские и философские науки. Предположительно, программа обучения копировала систему Патмосской академии, с добавлением в число изучаемых предметов арабского языка и с упором на проповедническую деятельность и анти-латинскую полемику. Обучение было бесплатным, беднейшие ученики получали содержание от патриархии. Школа привлекала учеников со всей Сирии и из-за ее пределов. Среди учившихся у Иакова известны Филофей, будущий архиепископ Кипрский (1734–1759 гг.), Иоанникий, будущий бейрутский митрополит (1745–1774 гг.), российский путешественник В. Григорович-Барский, оставивший панегирическое описание личности своего учителя. |
| Иеродиакон Макарий Патмосский, один из самых образованных людей своего времени (1688–1737), отвечает на то же возражение не верующих в Суд Божий: «Сверх того, из прошедшего ты должен узнать истину о будущем: остатки Ковчега в горах Армении тебе свидетельствуют о всеобщей погибели во время потопа. И в то время люди могли испугаться уже только слов Ноя, но поскольку они не верили словам, то были наказаны потопом. И раз причины того осуждения существуют и сегодня, то как не быть геенне? […] И земля еще дымящихся Содома и Гоморры тебе предвозвещает готовящийся и на сей раз неугасимый огонь. […] Ты слышишь сосуд избранный (Павла), который говорит: «Не станем блудодействовать, как некоторые из них блудодействовали, и в один день погибло их двадцать три тысячи […] . Не ропщите, как некоторые из них роптали и погибли от истребителя» (1 Кор. 10, 8, 10). И все еще не веришь ты в существование Судии?» [ 1082 ] То, что Бог будет судить мир, естественно и справедливо. Ибо поскольку Он есть Творец, Спаситель, Освящение и Искупление наше (1 Кор. 1, 30), то будет и Судией. Именно в этом качестве Он придет, чтобы судить и принять решение о нашем поведении перед Ним как Творцом, Спасителем, Освящением и Искуплением. Ныне Бог — возделыватель наших душ, сеятель. Тогда же Он явится как жнец и молотильщик. «Совершенно естественно, чтобы Небесный Сеятель, щедро сеющий семя вечных божественных истиц в землю человеческих душ, пришел посмотреть, какая часть этого семени сгнила в грязи наслаждений, какая часть была удушена терниями страстей, какая была осквернена огнем грехолюбия, а какая стала плодоносить и принесла божественный плод, чтобы пожать и обмолотить зрелые ростки земного хлеба» [ 1083 ]. Это и справедливо, чтобы Бог нас судил. Потому что Он нам открыл путь к Вечной Жизни, Он научил, как уберечься от греха и диавола. Он послал Своего Сына на распятие и на пролитие Его Честной Крови, чтобы нас очистить от греха. Он даровал нам небесные дары и предоставил все средства ко спасению. Таким образом, справедливость требует суда. Кто будет Судией? |
| 3 Не менее трагическим нужно признать падение церковного просвещения, наблюдаемое в период турецкого ига. Правда, и до падения Империи просвещение носило скорее «аристократический» характер, не было уделом широких церковных масс. Очень много, как мы уже говорили, православный человек получал от богослужения и сами наши литургические тексты свидетельствуют о высоком уровне знаний церковного народа. Нельзя сказать, чтобы в турецкий период просвещение совсем исчезло, но понизилось и, главное, изменило свой дух: его целью стало сохранить эллинизм и притом в его крайне националистическом духе. По словам русского путешественника по Турции в середине 19-го века, «школьная любовь к эллинизму, без последовательного научения его, довольствующаяся отрывками, порождает лишь ограниченное, одностороннее образование, близкое к невежеству. Следствием этого бывает педантизм, напыщенность — от смешного желания примешивать к простому разговору древние эллинские фразы и, наконец, презрение к обыкновенному, но полезному знанию. Учителям кажется лучшим затвердить на показ кое-что о состоянии страны за 2.000 лет, чем ознакомить с современным ее положением. Византийское же высокомерие, признающее достоинство человека лишь в виде Грека, продолжает посевать между христианами самые не гуманные понятия». Школьное образование, в той или иной форме, не прекращалось: в Константинополе во все время турецкого ига просуществовала Патриаршая Академия, светлую память сохранили о себе школа Патмосская, в которой в течение 25 лет безвозмездно преподавал основатель ее иеромонах Макарий, и Янинская — «колыбель возродившегося в наши дни эллинства» (архим. Антонин Капустин). Короткую, но блестящую историю имела в 18-ом веке Афонская Академия Евгения Булгариса, которую в конце концов монахи сожгли. «Мне говорили, — писал еп. Порфирий Успенский, русский знаток Востока, — что монахи подожгли ее намеренно, думая, что ученость не нужна для того света»… И всё же общий уровень образования был очень низок. В 16-м веке Митрополит Фессалоникийский говорит, что «ни один монах в епархии не знает древнегреческого языка и не понимает церковных молитвословий», а в самом начале 19-го века Константин Иконом, греческий ученый, пишет: «Одно простое чтение богослужебных книг и часто весьма неудовлетворительное, если только оно соединялось с мелодичностью голоса, давало уже право на священническую и диаконскую должность». Только в середине 19-го века была осознана необходимость специального богословского образования и в 1844 году открыта первая богословская школа на о. Халки. |
|
|
