| б). В районе Пшевурск, Жешув, Ясло, Синок так же определяются два рубежа, а именно: первый по линии: Пшевурск, Дынув и далее по р. Сан, с предпольем на Перемышльском выступе. Рубеж в основном оборудован сооружениями полевого типа. Железобетонные сооружения фиксируются в районе Санок и Лиско, а также у Дубец. Второй рубеж обороны подготовляется по линии Жешув, Стшижув, Змигруд. Строительство железобетонных сооружений на втором рубеже не отмечалось. в). Восточная линия укреплений «Остваль». По данным, требующим уточнения, создание линии «Остваль» началось с постройки отдельных ДОТ[ов]. В настоящее время эти ДОТ[ы] объединены в систему долговременных укреплений, которые тянутся от Лансберг (на Варте) до Ратибор. Глубина 3–4 км. ДОТы расположены в 100150 метрах друг от друга. Выводы: 1 . Железобетонными сооружениями с наибольшей плотностью прикрываются направления: Дубенка, Холм, Люблин и Санок, Красно. 2 . На р. Висла создается предмостный оборонительный рубеж. Венгрия. Строить укрепления на сев[еро]-вост[очной] границе венгры начали осенью 1939 года. Инженерные укрепления полевого типа возводятся по всей линии границы, а также в глубине Закарпатской Украины, на основных проходах, ведущих из СССР в Венгерскую равнину. Возводятся полевые долговременные сооружения, противотанковые препятствия и идет подготовка к минированию железнодорожных и шоссейных мостов и тоннелей. Основные районы долговременных о[гневых] т[очек] и противотанковых препятствий: 1 . Район Ужок, Нижни Верецки, Скотарско. На этом участке укрепления развиты наиболее сильно – вырыты окопы в 2–3 линии, есть проволока, местами блиндажи и противотанковые препятствия. На отдельных участках строятся долговременные сооружения. По линии Драгушевцы, Скотарско, Студене Вишне, Новоселица тянутся прерывчатые противотанковые рвы и эскарпы. На северной окраине Нижни Верецки, в районе мостов через р. Можая, по сторонам шоссе устанавливаются надолбы из бетона. 2 . В районе Ляховец, Майдан, Торун отрываются окопы, устанавливаются проволочные заграждения, сооружаются эскарпы и противотанковые рвы. Имеются данные о строительстве железобетонных сооружений. |
| Ломжа – город на северо-востоке Польши, центр Ломжинского воеводства. Лондон – столица Великобритании, крупнейший порт и транспортный узел международного значения. Лотарингия – историческая область и современный экономический район на северо-востоке Франции, включает департаменты Мёрт и Мозель, Мёз, Мозель, Вогезы. Лохов – см. Лохув . Лохув – город в Польше, Седлецкое воеводство. Луара – река во Франции, впадает в Бискайский залив Атлантического океана, также название департамента во Франции. Луга – город, ж.д. узел в Ленинградской области на реке Луга. Лунинец – город и ж.д. узел в Брестской области, Белоруссия. Луцк – город и ж.д. станция, центр Волынской области, Украина. Львов – город, крупный ж.д. узел, центр Львовской области, Украина. Льеж – город, транспортный узел и порт в Бельгии, административный центр одноименной провинции. Любартов – город в Польше, Люблинское воеводство. Любек – город и крупный порт в ФРГ, земля Шлезвиг-Гольштейн. Люберцы – город и ж.д. узел в Московской области. Люблин – город в Польше, административный центр Люблинского воеводства. Люблино – с 1926 г. город в Московской области, с 1960 г. в черте города Москвы. Люботин – город и ж.д. узел в Харьковской области, Украина. Мадрид – столица Испании, транспортный узел международного значения. Мажейклай (прав. Мажейкяй) – город и ж.д. узел в Литве. Мазурские острова – острова в акватории Мазурских озер на северо-востоке Польши. Малацки – город в Словакии, Западно-Словацкая область. Малая Азия – полуостров на западе Азии, составляет большую часть Турции. Малые Карпаты – западный отрог Карпат между долиной Дуная и Белыми Карпатами. Маньчжоу-Го (Манчжоу-Го) – марионеточное государство (19?1945), созданное японскими властями на территории Маньчжурии. Маньчжурия – историческое название современной северо-восточной части Китая – Дунбэй. Мариамполь, Мариямполе (в 19591989 гг. Капсукас) – город и ж.д. станция в Литве. Марокко – независимое (с 1956 г.) государство в Северо-Западной Африке. Мары – город, центр Марыйской области в Туркмении. |
| Потеря территорий на западе была компенсирована экспансией на восток, которая стала возможна благодаря постепенному ослаблению татар и внутренним раздорам в Монгольской империи. С этого времени началось длительное соперничество Польши и Руси. Западные русские княжества Галицкое и Волын-ское, которые при великих князьях Романе и Данииле в XIII веке переживали взлет исторической славы, все еще платили дань татарам, но ими интересовались также Венгрия и Литва. В XIV веке эти княжества стали полем экспансии католической Польши против византийской православной традиции, к которой они принадлежали исторически. Когда в стране, которая все еше называлась regnum Russiae и объединяла княжества Галицкое и Волынское, угасла династия Романа и Даниила, на престол вступил Болеслав, сын польского князя Мазовепкого и внучки Юрия I Галицкого. В 1331 году Болеслав женился на дочери Гедимина Литовского Евфимии. Однако династических связей было недостаточно, чтобы утвердить его на престоле или освободить от татарского контроля. Местные русские бояре и народ потребовали, чтобы польский князь принял православие и русское имя Юрия. Кроме того, он, конечно, должен был получить ярлык у хана Узбека и платить ему дань. Правление Юрия II закончилось трагедией, связанной с новыми набегами татар, предводительствуемых Узбеком. Эти набеги лишили его княжество роли буферного государства. Татары не только постоянно нападали на Венгрию, но в 1337 году вторглись в Польшу и осадили Люблин,— Узбек потребовал от Юрия войска для войны с поляками. Казимир Польский и его венгерские союзники, вдохновляемые папой на крестовый поход против татар, стали собирать силы для вторжения на подвластный татарам запад Руси. Болеслав-Юрий, скорее всего, просил у них помощи, но тем самым не угодил галицким боярам, которые его отравили (1340 год). Этот печальный исход был, конечно, обусловлен несколькими факторами: прота-тарскими, «реалистическими» настроениями галицких бояр, их страхом, что князь — бывший католик, поляк по рождению — отречется от православия, чтобы заручиться поддержкой запада против татар. |
| Антилат. труды И. стали объектом критики католич. полемистов. Неск. сочинений против И. написал перешедший из унии в католичество и ставший иезуитом русин из Киевского воеводства Рутка: «Obrona prawowiernoci Cerkwi Цschodniej przeciwko kacerzom, zaprzeczajcym pochodzenie Ducha Switego od Syna» (Защита правоверности Восточной Церкви от еретиков, отрицающих исхождение Святого Духа от Сына) (Pozna, 1678); «Goliat, swoim mieczem poraony...»; «Angelicus doctor D. Thomas Aquinas… expulsi ad Ecclesia Graeca Spiritus Sancti a Filio procedentis... contra calumniatorem Joannicium Galatowski, archimandritam Czerniechoviensem, restitutor et reductor» (Учитель богословия св. Фома Аквинский… отвергает в Церкви Восточной исхождение Святого Духа от Отца... клеветника Иоанникия Галятовского, архимандрита черниговского, исправитель и возобновитель) (Lublin, 1694); «Chorgiew zgody i pokoju, to jest Duch wity od Syna pochodzcy, wyznaniem Cerkwi Wschodniey, z ksig sowianskich wyitym, utwierdzony» (Хоруговь согласия и мира, то есть Святой Дух, от Сына исходящий, исповеданием Церкви Восточной, из книг славянских извлеченным, подтвержденный) (Lublin, 1691); «Pose do Cerkwi Цschodniej s. Aureliusz Augustyn, biskup Hipponenski, doctor Kocioa Chrystusowego, z Duchem ., od Syna pochodzcym, dla przyjcia jego w Cerkwi Wschodniej wprowadzony przez X. Teofila Rutk» (Посол к Церкви Восточной св. Августин Аврелий, епископ Иппонский, учитель Церкви Христовой, с Духом Святым, от Сына исходящим, для принятия его в Церкви Восточной представленный свящ. Теофилом Руткой) (Калиш, 1692; Люблин, 1692), издание этого же сочинения на латыни: «Orator ad Ecclesiam Orientalem… Aurelius Augustinus» (Посол к Восточной Церкви… Аврелий Августин) (Lublin, 1694). Ряд выпадов против И. содержится в трактате Рутки «Herby, abo Znaki, Kocioa prawdziwego, katolikom dla pociechy duchownej i podzikowania Panu Bogu a adwersarzom dla nauki i szukania prawdy, drukiem przed oczy wystawiony» (Гербы, или Знаки, истинной Церкви католикам для духовного утешения и благодарения Бога, а противникам для поучения и искания правды, типографски на обозрение представленные) (Lublin, 1696). |
| «Зачем вы, ляхи, принесли нам эти детские игрушки, -закричала толпа, – вы хотите нас подманить, чтобы мы, скинувши панское ярмо, опять его надели! Пусть пропадут ваши льстивые дары! Не словами, а саблями расправимся. Владейте себе своей Польшей, а Украина пускай нам, казакам, остается». Хмельницкий с сердцем останавливал народный говор; но потом, за обедом, в разговорах с Адамом Киселем и его товарищами, подпивши, выразил такие же задушевные чувства: «Что толковать, – говорил он, – ничего не будет из вашей комиссии. Война должна начаться недели через две или четыре. Переверну я вас, ляхов, вверх ногами, а потом отдам вас в неволю турецкому царю. Пусть бы король был королем: чтоб король казнил шляхту, и дуков, и князей ваших. Учинит преступление князь, отруби ему голову; а учинит преступление казак – и ему то же сделай. Вот будет правда! Я хоть себе небольшой человечек, да вот Бог мне так дал, что я теперь единовластный самодержец русский! Если король не хочет быть вольным королем, ну как ему угодно». Адам Кисель источал пред казацким вождем все свое красноречие, обещал увеличение казацкого войска до пятнадцати и даже до двадцати тысяч, наделение его новыми землями, давал позволение казакам идти на неверных; но Хмельницкий на все это сказал ему: «Напрасные речи! Было бы прежде со мной об этом говорить: теперь я уже сделал то, о чем не думал. Сделаю то, что замыслил. Выбью из ляцкой неволи весь русский народ! Прежде я воевал за свою собственную обиду; теперь буду воевать за православную веру. Весь черный народ поможет мне по Люблин и по Краков, а я от него не отступлю. У меня будет двести тысяч, триста тысяч войска. Орда уже стоит наготове. Не пойду войной за границу; не подыму сабли на турок и татар; будет с меня Украины, Подоли, Волыни; довольно достаточно нашего русского княжества по Холм, Львов, Галич. Стану над Вислой и скажу тамошним ляхам: «Сидите, ляхи! молчите, ляхи! Всех тузов ваших, князей туда загоню, а станут за Вислой кричать – я их и там найду! Не останется ни одного князя, ни шляхтишки на Украине; а кто из вас с нами хочет хлеб есть, тот пусть войску запорожскому будет послушен и не брыкает на короля " ». |
| Но я знаю: если бы в целом королевстве осталось только сто панов, и тогда бы они не согласились на это. А казаки, пока станут владеть оружием, также не отстанут от этих условий. Поэтому -прощайте». Любовицкий передал Хмельницкому украшение с драгоценным камнем, подарок жене Хмельницкого от польской королевы Марии-Людовики. «Боже Всемогущий, -воскликнул Хмельницкий, – что я значу перед лицом твоим, но вот как возвысила меня милость твоя, что к моей Ганне наияснейшая королева польская пишет письма и просит у ней заступничества перед мной!» Однако, обратившись к Любовицкому, Хмельницкий сказал: «Не могу исполнить желания ее величества; не могу нарушить тесного договора с русскими и шведами». Взявши со Львова небольшую сумму в 60000 зл., Хмельницкий отступил от этого города, под предлогом, что татары разоряют Украину; но, кажется, к отступлению расположило его тайное посольство шведского короля, который обещал ему русские земли, когда утвердится в Польше. Московские войска, вместе с казацкими, взяли Люблин. Этот город присягнул Алексею Михайловичу, вскоре потом присягнул шведскому королю, а затем – прежнему своему государю Яну-Казимиру. Весной 1656 года поляки снова попытались примириться с Хмельницким и просили помощи против шведов. С этой целью приехал к Хмельницкому пан Лянскоронский. Хмельницкий отвечал: «Полно, господа, обманывать нас и считать глупцами; полякам за их всегдашнее вероломство никто в мире не верит; было время, мы соглашались на мир в угождение королю; а король таил в душе противное тому, что показывал на вид. Мы не войдем с Польшей ни в какие договоры, пока она не откажется от целой Руси. Пусть поляки формально объявят русских свободными, подобно тому, как испанский король признал свободными голландцев. Тогда мы будем жить с вами, как друзья и соседи, а не как подданные и рабы ваши; тогда напишем договор на вечных скрижалях; но этому не бывать, пока в Польше властвуют паны. Не быть же и миру между русскими и поляками». Поляки успешнее обделали свои дела в Москве, чем в Чигирине. |
| В Варшаве жили весело и беспечно под надежной охраной Арведа Горна, простив ему невежество, когда он заставил сейм избрать в короли этого мало знатного, но изящно воспитанного молодого человека. Шведские офицеры были грубоваты и высокомерны, но зато в питье вин и медов не выдерживали боя с поляками, а в танцах и совсем уступали роскошным мазурщикам — Вишневецкому или Потоцкому. Была одна беда, — все меньше поступало денег из разоренных войною имений, но и это обстоятельство казалось так же скоропреходящим: не вечно Карлу хозяйничать в Польше, когда-нибудь да уйдет же он отсюда на восток — расправляться с царем Петром. И вот нежданно-негаданно на Варшаву надвинулась черная туча. Август без боя захватил богатый Люблин и стремительно двигался с шумным польским конным войском по левому берегу Вислы на Варшаву; одноглазое страшилище, атаман Данила Апостол с днепровскими казаками перебрался на правый берег Вислы и приближался к Праге — варшавскому предместью; одиннадцать русских пехотных полков очищали прибугские городки от приверженцев короля Станислава, уже заняли Брест и также поворачивали к Варшаве; а с запада к ней быстро шел саксонский корпус фельдмаршала Шуленбурга, обманувшего ловким маневром короля Карла, который искал его на другой дороге. — Видит Бог и Пресвятая Дева, я не стремился надевать на себя польскую корону, такова была воля сейма, — не поднимая глаз, говорил король Станислав с презрительной медленностью. На ковре у ног его лежала — мордой в лапы — белая борзая сука благороднейших кровей. — Кроме затруднений и неприятностей, я покуда еще ничего не испытал в моем высоком сане. Я готов сложить с себя корону, если сейм из чувства осторожности и благоразумия пожелает этого, чтобы не подвергать Варшаву злобе Августа. Несомненно, у него много оснований — испортить себе печень. Он честолюбив и упрям. Его союзник — царь Петр — еще более упрям и хитер, они будут драться, покуда не добьются своего, покуда мы все не будем вконец разорены. — Он положил ногу в сафьяновом сапожке на спину собаки, она повела лиловыми глазами на короля. — Право же, я ни на чем не настаиваю, я с восторгом удалюсь в Италию… Упражнения в Болонском университете восхищают меня… Румяный, с бешено холодными глазами, плотный в своем зеленом поношенном сюртуке, полковник Арвед Горн проворчал, сидя напротив короля на раскладном стуле: — Это не военный совет, — позорная капитуляция… Король Станислав медленно покривил рот. |
| Дальтона, что эти дезертиры, по взятии Тынца, возвращены будут в австрийское войско; осада же монастыря и стрельба будут продолжаться по-прежнему. Но Дальтон прислал с требованием, чтоб позволено было провозить в Тынец съестные припасы для пропитания его людей, в противном же случае он окружит Величковский замок, где находился русский отряд, и запретит пропускать туда съестные припасы. Суворов опять отвечал, что так как в Тынце одни возмутители, австрийских войск там быть не может, то и он не может позволить провоза туда съестных припасов. Бибиков, получа эти донесения от Суворова, испугался, чтоб дело не дошло до вооруженного столкновения, и послал приказание в Люблин к ген. – поручику Романиусу ехать под Тынец и постараться прекратить вражду между Суворовым и Дальтоном, а если последний будет продолжать враждебное поведение, то дать знать об этом ему, Бибикову, которого находившийся в Варшаве австрийский генерал граф Ришкур уверил, что Дальтон будет сменен за свои поступки: в то же время Суворову было послано приказание уклоняться от крайностей. Как видно, тот же Ришкур дал знать Дальтону, что может действовать безопасно, ибо у Суворова руки связаны приказанием Бибикова, и Дальтон еще до приезда Романиуса прорвался чрез русский кордон и занял Тынец, а потом, когда приехал Романиус, начал оказывать ему всевозможные учтивости. Между тем Фридрих II обратился в Петербург с советом согласиться на австрийские требования с тем, чтоб и прусская доля была увеличена городами Данцигом и Торном. 10 июня Сольмс прислал Панину письмо: «Из затруднений, противопоставляемых Австриею для успешного окончания дела, два выхода: первый состоит в том, чтоб открыто воспротивиться намерениям венского двора. Но это поведет далеко, удалит умиротворение Польши, усилит смуту; Россия и Пруссия не смогут привлечь поляков на свою сторону против Австрии, которая обратится к своим старым связям; в Европе возгорится общая война, за что? В этом не легко будет признаться, и, если бы даже война кончилась в нашу пользу, она бросит семена другой войны вследствие вражды, которая возникнет между различными дворами, которые примут в ней участие. |
| В просьбе они извещали князя, что в народе русском, для которого настало теперь несчастное и плачевное время, происходят тревога и волнение от старших его в законе греческом, от владык и от самого митрополита, и притом не в одной только Вильне, но и во всех панствах его королевской милости. А это оттого, что владыки и митрополит, без ведома своих старших, отцов патриархов, от которых получают благословение, и без ведома всех духовных и светских людей закона греческого, вопреки своего долга и присяги устроивши между собою тайные съезды, умыслили поддаться Римскому папе, принять новый календарь, и, к великому вреду древнего христианского закона греческого, придумали между собою какие-то новшества и «артикулы», и «подписались» признать папу своим главою. Затем бурмистры с радцами и лавниками просили князя Радзивилла, чтобы он допустил к себе и благосклонно выслушал их послов, которым они поручили подробнее донести ему о всем деле, и чтобы он был для них, как живущих в его воеводстве, «помощью и оборонцем», а митрополиту напомнил своею грамотою об его пастырском долге . В то же время священники виленского Троицкого братства и особенно дидаскал братской школы Стефан Зизаний за несомненное разглашали в народе, что митрополит и владыки продали свою веру. Узнав об этом, Рагоза прислал в Вильну своего посланца, который старался убеждать всех, что слухи неверны. Но посланцу не поверили. Зизаний и за ним братские священники еще более и настойчивее стали говорить в своих проповедях против своих недостойных архипастырей. Тогда митрополит прислал этим священникам и Зизанию свою грамоту (от 16 июля), которою строго предостерегал их, чтобы они не рассеивали ложного слуха и не возмущали народа, а в противном случае угрожал отлучить их от Церкви и как бунтовщиков предать королевскому суду . В последних числах июня Потей и Терлецкий отправились в Краков, и на пути Потей заехал по своим делам в Люблин, как и уведомлял князя Острожского еще в письме от 16 июня. Здесь-то желание Потея, выраженное в том же письме, исполнилось: он имел случай видеться с князем Острожским благодаря стараниям воеводы подляшского князя Заславского. |
| Обещали утешить Речь Посполитую 50 000 рублей, но столько денег неоткуда было взять, можно было дать только 20 000. Поляки не соглашались взять меньше половины, не отставали от своих требований насчет Украйны. Отдать им эту Украйну теперь, когда ждали в Польшу Карла XII, когда королем польским оставался шведский посаженник Станислав Лещинский, было бы крайне неблагоразумно; раздражать отказом считали также вредным. 29 сентября Головкин писал Петру из Варшавы: «Вчерашнего числа получили мы от гетмана Синявского и от бискупа куявского письма и его, бискупово, рассуждение цыфирью. По которому бискупову рассуждению и с общего совета с г. генералом князем Меншиковым за потребно рассудили мы послать к войску коронному Емельяна Украинцева одного, без денег, но токмо с одним письмом к гетману Мазепе для утехи им, будто об отдаче Украйны, и хотя такое письмо и посылаем, однако ж писали к нему, гетману, особливо тайно, чтоб он потому не отдавал и удерживал всячески, промедливая время. А денег нынешнего определенного числа (20 000) с ним, Емельяном, послать поопасались по совету бискупову, чтоб тем числом денег их к вящему неудовольствию не привесть под нынешний неприятельский выход, понеже они великого числа денег желают, а когда они 20 000 пожелают, то немедленно мы оные пошлем». На войско можно было не посылать денег, но нельзя было не давать секретных пенсий разным влиятельным лицам, чтоб не перешли к неприятелю. Так, шестидесятишестилетний служака, думный дьяк Емельян Украинцев, приехав в Люблин к правительству Речи Посполитой, доносил, что великого государя жалованье примасу Шенбеку, бискупу куявскому и подканцлеру коронному отдал секретно ночным временем, как они сами того желали, маршалку конфедерацкому еще не отдал, потому что в суете пребывает, многие у него и он у многих бывает. «Подканцлер мне говорил приватно, – писал Украинцев, – что теперь в войске коронном после гетманов самый сильный человек в слове и деле люблинский воевода Тарло, который сам просил у великого государя милостивого призрения, а именно, во-первых, чтоб дали ему денег, во-вторых, чтоб назначено было ему место в России на всякий нужный случай, когда шведы возьмут верх; в-третьих, чтоб ему в этом месте дали дом, двор и пропитание; до сих пор Тарло ничего не получил, даже и милостивого обнадеживания. Ион, подканцлер, свидетельствуясь господом Богом в своей истине, служа и радея его величеству в общих интересах обоих государств, доносит и предлагает, чтоб тому воеводе послано было жалованье, хотя бы 2000 рублей, чтоб он в нынешнее время не был в чем противен стороне царского величества». |
|
|
