| К 4-й группе относится 5 писем папы Льва I Великого (440–461 гг.), посвященных целиком смещению с Александрийской кафедры Тимофея Элура и замене его Тимофеем Салофакиолом 41 : (стр. 117–119) – императору Льву I от 17 июня 460 г.; (стр. 119–120) – письмо Геннадию Константинопольскому , одновременное и аналогичное с (стр. 120–121) – письмо Тимофею Салофакиолу; (стр. 121–122) – письмо клиру Александрии и (стр. 123–124) – письмо десяти египетским епископам, поддерживающим Тимофея Салофакиола. Все три последних письма писаны одновременно – 18 августа 460 г. Характерно для этой группы то обстоятельство, что эти пять писем Льва I, посвященные одному и тому же вопросу и написанные им в два приема в течение двух месяцев (17 июня и 18 августа 460 г.), сохранились до нашего времени только в „Collectio Avellana”, и нигде в весьма многочисленных (и еще при жизни папы Льва Великого обнародованных) списках его писем (специальных сборниках и смешанных кодексах) этих писем нет. Все издатели писем папы Льва Великого начиная с Пасхазия Кенеля 42 , Петра Какциария 43 , братьев Баллерини 44 и кончая последним изданием Э. Шварца 45 , ни водной рукописи, кроме „Collectionis Avellanae”, не нашли даже следа этих пяти писем папы Льва Великого 46 . Это имеет весьма важное значение для суждения о редакторе „Авелланы”, методах и целях его работы и характере всего „Сборника” в целом. Так как письма эти подлинны (и никто в этом никогда не сомневался), то остается только предположить, что редактор „Авелланы” взял их непосредственно из папского архива или видел их в Константинополе и в Александрии (вероятно, было и то и другое). Далее, ни один сборник известных до сих пор писем Льва I не преступает хронологически даты 103 и 104 письма (по изд. Е. Schwartz " а) 47 , т.е. 17 августа 458 г., а эти пять писем датируются 460 г. Значит редактор „Авелланы” присоединил их к своему „Сборнику” как редчайшие документы, как дополнение к уже известному 48 . К 5-й группе – 14 писем папы Симплиция: к Василиску – одно стр. 124–129); к Зинону – четыре стр. 135–136; стр. 139–141; стр. 144–145 и стр. 147–149); к Акакию – восемь стр. 129–130; стр. 130–133; стр. 138–139; стр. 142–144; стр. 146; стр. 149–150; стр. 151–154 и стр. 154–155); к духовенству Константинополя – одно стр. 133–135). |
| Но я теперь знаю, что это помышления неразумных, и заблуждение и обман. Также часто говорят, что умерший совершенно погибает, и что должно живого предпочитать мертвому, хотя бы он находился во тьме, и что хотя бы даже он проводил жизнь, как собака, [его должно предпочесть] умершему льву. Ибо живые по крайней мере знают, что они умрут, мертвые же решительно ничего не знают. И не предлежит им никакого воздаяния, после того как они исполнили определенное судьбою. И вражда, и дружба по отношению к умершим окончились; ибо у них и соревнование прекратилось, и жизнь исчезла. Ушедший однажды из этой жизни ни в чем не имеет участия. Это - обольщение, продолжающее очаровывать, и оно подает такого рода совет: эй ты, что ты делаешь и не наслаждаешься разнообразной пищей и не переполняешься вином? Разве ты не понимаешь, что это дано Богом для беспрепятственного наслаждения? Почему бы тебе не надевать чистой одежды и, благовонным маслом помазавши голову, не смотреть на ту или другую женщину и суетно проводить суетную жизнь? Ибо кроме этого тебе не осталось ничего иного ни здесь, ни после смерти. Но делай, что придется. Ибо никто не потребует у… [в книге пропуск двух строк - А.Л.] …он ни был, в который, как говорят, мы отходим, непричастен мудрости и способности чувствовать. Так [говорят] суетные [люди]. Я же хорошо знаю, что ни те, которые кажутся самыми быстрыми, не совершат успешно того великого течения, ни те, которые славятся у людей как сильные и страшные, не выйдут победителями в страшной брани. Но также и благоразумие познается не во множестве пищи и разумение не находится непременно в союзе с богатством. Не сорадуюсь я и с теми, которые думают, что удел всех одинаков. Мне кажется, спят глубоким сном те, которые помышляют в таком роде и не рассуждают, что, будучи уловленными подобно рыбам и птицам, они будут истощены в несчастьях, неожиданно получивши заслуженное наказание. Я же так почитаю мудрость за нечто великое, что даже малый город, населенный немногими, но осажденный рукою великого царя, почитаю за многолюдный и великий, если он имеет в качестве гражданина даже одного бедняка мудрого мужа. |
| 6 . Договоренности на случай, если татары станут «сваживать» русских князей, предлагая одному из них княжение другого: договаривающиеся князья обязуются не поддаваться на такие предложения 1056 . 7 . Обязательства «не приставать» к татарам; характерны для московско-рязанских докончаний 1057 . 8 . Договоренности относительно совместной политики по отношению к татарам: «А с татары оже будет нам мир, по думе. А будет нам дати выход, по думе же» 1058 . 9 . Договоренности о совместных военных действиях против татар 1059 . 10 . Упоминание отвоеванных у Орды (рязанскими или московскими князьями) земель 1060 . 11 . Договоренность московских князей с рязанскими о пропуске через Рязанскую землю людей, идущих с Дона (видимо, отголоски Куликовской битвы) и бежавших из татарского плена 1061 . 12 . Дипломатические сюжеты, внешнеполитические аспекты взаимоотношений князей разных рангов с Ордой. Здесь прослеживаются два варианта договоренностей: 1) когда подтверждается независимость договаривающихся сторон в отношениях с Ордой («А к Орде ти, брате, путь чист») 1062 ; 2) когда устанавливается, что отношения с Ордой может поддерживать только великий князь московский («А Орда знати тобе, великому князю, а мне Орды не знати»; «А Орда знати мне, князю великому, а тобе Орды не знати») 1063 . 13 . Сведения о служилых татарских царевичах, их статусе и содержании 1064 . Даже из краткого обзора сведений о русско-ордынских отношениях, получивших отражение в духовных и договорных грамотах, видно, насколько они богаты информацией, причем достоверной, документальной, по политической, экономической, социальной, культурной истории периода образования единого Российского государства. В комплексе сведений, имеющихся в духовных и договорных грамотах, просматривается ведущая роль Москвы, великих князей московских в формировании единой внешней политики в отношении Золотой Орды и образовавшихся на ее обломках ханств. 1035 Горский А.Д. Отражение татаро-монгольского ига в русских актах XIV-XV вв.//Феодальная Россия во всемирно-историческом процессе: Сб. статей, посвященных Льву Владимировичу Черепнину. М., 1972. |
| Дело это началось с введения в Галлии во всеобщее употребление на литургиях цареградского символа с прибавкой Filioque, по образцу испанской церкви 1135 , чему послужило поводом завоевание в конце восьмого века галлами значительной части Испании, и последовавшее затем ознакомление с тамошними церковными обычаями. Нельзя сказать, чтобы это нововведение в галльской церкви всеми было встречено предупредительно и одобрительно. По поводу его вот что знаменитый в свое время Флакк Альбин или Алкуин писал к лионским братьям: «Новых сект испанского заблуждения берегитесь со всем вниманием, возлюбленные братья! Следуйте в вере святым отцам и соединяйтесь святейшим единодушием со вселенской церковью. Ибо написано: не преступай пределов отцев твоих ( Притч.22:28 ). И в символ кафолической веры не вводите ничего нового, и в церковном богослужении не прилепляйтесь к преданиям, неслышанным в древние времена. Идите по открытой дороге апостольского учения, и не уклоняйтесь по распутиям новизны ни направо, ни налево от царского пути» 1136 . Но пример самого Карла великого, который в своей придворной церкви ввел в употребление символ Filioque, естественно должен был обессилить значение подобных протестов и дать поддержку и силу этому нововведению, вместе с которым должна была возрастать уверенность и в том, что содержалось под прибавкой Filioque, т. е. что Дух исходит не только от Отца, но и от Сына. Такой именно уверенностью были проникнуты, между прочим, те из франкских монахов (конгрегации масличной горы), которые в 809 году отправились для поклонения святым местам в Иерусалим, где вошли в серьезное столкновение со всем тамошним греческим духовенством по вопросу о исхождении Духа Святого и от Сына. Чувствуя позади себя твердую опору в королевской власти Карла великого, в капелле которого сами слышали Filioque, а также в авторитете римского епископа, которого представляли сторонником короля, они смело высказывались о Святом Духе, что Он исходит и от Сына, и решились с твердостью отстоять правоту этого учения. Но с не меньшей твердостью и решительностью выступили против них иноки и все духовные лица иерусалимской церкви, которые их учение о Святом Духе называли ересью, и ересью такой, хуже которой ничего не может быть, и их самих, наравне со всеми их соотечественниками, разделявшими их мнение, признали еретиками 1137 . Это-то обстоятельство послужило для для франкских монахов поводом обратиться к папе Льву III с жалобой на встреченные ими неприятности в Иерусалиме, а также с просьбой об разъяснении и оправдании их учения о Святом Духе, представление же папой Львом III жалобы и просьбы Карлу великому послужило для последнего поводом к созванию в 809-м же году в Ахене собора, имевшего столь важное и решающее значение по отношению к Filioque, не только для галльской, но и всей западной церкви. |
| Сан-Джованни-ин-Латерано; известна также по рисункам XVII в.- Rom. Vat. Barber. Lat. 2738. Fol. 104; Ibid. 2733. Fol. 309v; Rom. Angelic. 1564. Fol. 47; Rom. Vat. Lat. 5407. Fol. 97; см.: Herklotz. 1995). В центральной части композиции изображен Христос, посылающий апостолов на проповедь. Слева от апсиды Христос, восседающий на троне, передает коленопреклоненным папе Сильвестру I (?) ключи, а имп. Константину Великому - знамя, увенчанное крестом; справа от апсиды изображен ап. Петр, также восседающий на престоле, который вручает Л. паллий, а Карлу Великому - знамя; ниже помещена надпись: «Блаженный Петр, ты даешь жизнь папе Льву, даешь победу королю Карлу». Вероятно, мозаики были выполнены после возвращения Л. в Рим. Парное изображение Л. и Карла Великого находилось также в ц. Санта-Сусанна: понтифик был представлен с базиликой в руках, король - в короне и с мечом (рисунки XVII в.- Rom. Vat. Lat. 5407. Fol. 74, 96; Rom. Angelic. 1564. Fol. 45; Rom. Vat. Lat. 10545. Fol. 235). По указанию Л. в Риме развернулись строительные работы, подражавшие имп. строительству в К-поле. В частности, в комплексе Латеранского дворца был возведен триклиний (малый тронный зал с 3 апсидами и большой - с 10 апсидами), копировавший т. н. триклиний 19 аккувитов (мест для возлежания за трапезой) Большого дворца в Константинополе . Коронация Карла Великого и присвоение ему имп. титула привели к обострению отношений с Византийской империей. В Лоршских анналах коронация Карла Великого связывалась с отсутствием легитимного правителя в К-поле из-за узурпации имп. престола Ириной . При этом Карл был заинтересован в признании своего титула византийцами. Согласно Феофану Исповеднику, в 801 или 802 г. в К-поль прибыли послы Л. и Карла Великого с предложением заключить брак между имп. Ириной и Карлом ( Theoph. Chron. 6294). В Анналах королевства франков сообщается, что Ирина направила к Карлу для заключения мира посольство во главе со спафарием Львом; в ответ франк. император послал в К-поль еп. Иессея Амьенского и гр. |
| Это и был папа Лев, прозванный современниками Великим. Заслуживает или нет он название Великого, к каковому названию между прочим относится отрицательно Пертель, рассуждать об этом в данном случае излишне; на это может ответить вообще деятельность и заслуга Льва для Церкви, которая почитает его святым. Во всяком случае, это был человек выдающийся среди римских первосвященников, с чем соглашается и сам Пертель, и история, как известно, не очень щедро награждает людей званием Великого, особенно не имея к тому достаточных оснований. Известно, что св. Лев выдвинулся как личность необыкновенная еще до вступления на папский престол и пользовался уважением от таких мужей, как Кирилл Александрийский , который, имея в виду его влияние и авторитет перед папами, сносился с ним по делам церковным. А что Лев пользовался особенным влиянием и авторитетом перед папами, об этом очень ясно говорит такой факт из его жизни, как назначение его в 439г. папой Сикстом примирителем двух ссорящихся между собой полководцев империи: Аэция и Альбина. Об его уме, твердости характера и несокрушимой энергии свидетельствует слишком ясно, чтобы их отрицать, вся его деятельность в продолжении 20 лет папства (440–461). Можно сказать, что он был истинный представитель своей нации, в лучшем смысле этого слова, чистый тип римлянина древних времен. Время, когда Лев Великий вступил на папский престол, было, насколько известно из истории, очень смутное не только для римской церкви, но и для восточной, и с этими смутами, как церковными, опасными для чистоты веры Христовой, так и гражданскими, опасными для римской империи, Льву пришлось бороться в продолжение всей своей жизни. Описывать подробно деятельность Льва Великого было бы очень долго, а в данном случае для нас она важна только настолько, насколько служит проявлением и отражением лежащих в основе ее тех убеждений и принципов, которыми руководился Лев Великий в жизни. В общем его деятельность выразилась в следующем: 1)в борьбе с ересями в пределах церкви западной, ересями: пелагиан прискиллиан и манихеев; 2)в стремлении: подчинить своей юрисдикции митрополитов, старавшихся быть самостоятельными; распространить влияние и авторитет папского престола в церквах Иллирии, Галлии, Африки, Сицилии, Испании и др. |
| Последний раз О. поднимали в правление кор. Людовика XI Благоразумного (1461-1483), однако ритуал был существенно изменен. В 1465 г., во время войны Лиги общего блага, когда Париж был осажден, король решил поднять О., но не в аббатстве Сен-Дени, а в парижской ц. Сент-Катрин-дю-Валь-дез-Эколье. Вероятно, из-за приближающейся опасности О. вместе с др. регалиями была перенесена монахами из пригородного аббатства в Париж, высказывалось мнение о том, что тогда была сделана копия О. Во время религиозных войн во Франции , когда сокровища и мощи из аббатства Сен-Дени укрыли в Париже, монахи не взяли с собой О., поместив ее за алтарем в один из опустевших реликвариев (1588); там знамя нашли в 1594 г., при возвращении на место св. мощей. Королевская традиция посещать перед военными походами аббатство Сен-Дени для получения помощи св. мучеников сохранялась и позднее, но уже без церемонии поднятия О. После многовекового перерыва, во время первой мировой войны, 22 апр. и 6 мая 1917 г., О. выносили из базилики Сен-Дени. Происхождение О. Обычай французских королей принимать О. после ее возложения на мощи св. мучеников Дионисия, Рустика и Элевтерия сначала возводили к сер. IX в. Однако фраза из «Хроники» аббата Сугерия о давней традиции франц. монархов брать с собой «знамя св. Дионисия» на войну с врагами королевства могла указывать на более древние корни ритуала. Происхождение О. пытались связать то с кор. Дагобертом I - основателем мон-ря Сен-Дени, то с кор. Пипином Коротким (751-768) - родоначальником династии Каролингов, то с Карлом Великим (768-814, император с 800) - самым почитаемым в средние века правителем. Источником представлений о знамени Карла Великого служила, по-видимому, мозаика триклиния папы Римского Льва III (795-816) в Латеранском дворце. На мозаике был изображен ап. Петр, даровавший Льву III паллий, а Карлу Великому - копье с 3-хвостым красным полотнищем, символизировавшим империю. Эту мозаику могли видеть мн. паломники и клирики, приезжавшие в Рим, в т. ч. аббат Сугерий. О получении Карлом Великим «древнего знамени Рима» упомянуто под 796 г. в «Больших французских хрониках» (см.: Hibbard-Loomis. 1959. P. 483). Впервые знамя Карла Великого называется О. в самой ранней редакции «Песни о Роланде» (ркп.: Bodl. Digby 23b, сер. XII в.): «И Жоффруа Анжуйский с орифламмой (l " orie flambe). То стяг Петра: он прежде «Римским» звался, а ныне «Монжуа» ему названье» (Песнь о Роланде/Пер.: Ю. Корнеев//БВЛ: М., 1976. Т. 10. С. 118). Т. о. была впервые обозначена связь между ап. Петром и знаменем Карла Великого. Впосл. наименование «орифламма» часто встречалось в произведениях, созданных в жанре chansons de geste, при описании знамен императоров и королей, простых баронов; однако эти знамена никак не были связаны с Сен-Дени ( Contamine. 1973. P. 196-197). |
| Когда же сошлись в бою оба войска на месте, именуемом Косово, то некто, благороден и верен великому князю Лазарю, по имени Милош, оклеветанный завистниками, будто бы он нечестно служит князю, выбрал удобный момент показать преданность свою и мужество, устремился к предводителю агарян Мураду, объявив себя перебежчиком от великого князя Лазаря, агаряне же, расступившись, дали ему дорогу. Он же, оказавшись возле гордого предводителя агарян Мурада, бросился на него и, вонзив меч ему в сердце, убил, но и сам тут же был убит турками, дивный слуга Лазаря. И поэтому на первых порах стали одолевать соратники Лазаря, но сын того царя Мурада, Баязид, переломил ход боя и победил в этом сражении, по воле Божьей, так что блаженный великий князь Лазарь удостоился мученического венца, также и соратники его. Приказал беззаконный мечом убить того, исповедующего веру в Христа, соратники же его просили, чтобы их умертвили раньше, чем Лазаря, чтобы не видели они его кончины. Была же та битва в год 6897 (1389) 15 июня. Принял Лазарь мученическую смерть и поныне, словно живой, лежит в великой обители, им самим созданной, называемой Равница. Тот же, льву подобный, которого Громом называют на родном ему языке, сын Мурада, по имени Баязид, поспешил возвратиться на восток, сесть на престоле отцовском, укрепить границы царства и подчинить себе восточные земли и Турецкую страну. Поэтому и именуется он царь турецкий. О СЕРБСКОМ ВЕЛИКОМ КНЯЖЕНИИ И О БАЯЗИДЕ Старший сын великого князя Лазаря, князь великий Стефан, остался еще малолетним с матерью своею и с братом своим Вуком. И не только измаилтяне, но и соседи его единоверные пошли на него войной. Потом же присылает гордый тот царь Баязид, сын Мурадов, в Сербскую землю, требуя покорности и служения себе, ибо многие страны завоевал и подчинил себе Срацимира, царя болгарского, и властителей албанского и боснийского. Захватил же и Солунь и другие города греческие. Затем попросил у великой княгини сербской младшую дочь ее Оливеру себе в жены, и за это пообещал сына ее, великого князя Стефана, считать своим сыном и землю их не разорять, а беречь. Она же, посоветовавшись с патриархом, и со всем священным клиром, и со всеми вельможами, отдала ее в жены великому эмиру Баязиду, чтобы было спасено христоименитое стадо от волков, его губящих. И с той поры оказалась Сербская земля в подчинении у измаилского царя Баязида и ежегодно сам Стефан с братом своим Вуком и со всеми подданными приходил к нему на службу. |
| Автор «Войны и мира» способен к юродству и проявлял его и в деятельности своей и в сочинениях. В детских рассуждениях об историческом фатализме, которыми, в нарушение художественного единства, прошпикована «Война и мир», то же юродство, что в журнале «Ясная Поляна», 2403 что в позднейших сочинениях, претендующих на философское и богословское мышление, и во всей теперешней деятельности. Неугомонная фантазия, порывающаяся во всем к оригинальности и разрешающаяся, разумеется, детским недомыслием в тех случаях, где требуется серьезный труд мысли и основательное изучение науки. Северный Пророк (так величают его в Америке) воображает, что до всего можно дойти «своим умом», не учась, и отсюда его теории, в которых часто не только нет глубины и основательности, но нет даже и новости, и которые иногда тем более бывают смехотворны, что в логическом уме, в способности к правильному сцеплению понятий природа отказала нашему художнику, одарив его только фантазией. Везде, где только начинает рассуждать Лев Толстой, вы находите так называемую «женскую логику», скачки мысли, неспособной к суждению, а увлекающейся представлениями. Но талант творческий по крайней мере в нем оставался. В брошюрках, писанных хотя под влиянием угара фантастических мыслей, внушенных мономаниею, художник еще вывозил мыслителя. Достоинство этих произведений напоминает чертенка в «Первом винокуре»: они хороши, высоки, увлекательны, пока не выставляются рожки. Но настоящее произведение показывает, что и художественный талант пропадает. Юродство мысли не обошлось даром и для творческой фантазии: замысел ложен, сцены растянуты, жизни нет, риторика, и притом ниже, чем у Александра Анфимовича Орлова. И это с претензиею на великость, на реформаторство! Еще шаг, и Льву Николаевичу недалеко будет до Ивана Яковлевича Корейши, 2404 к которому он приблизится тем быстрее, что у него, как и у этого юродивого, поклонников уже довольное число и созидаются о нем легенды, возвеличивающие его жизнь, – легенды, извращающие истину, но которых пророк опровергать не считает нужным, благо они его возвеличивают. Поклонники – опасная вещь. Если они восхвалят и настоящее бездарное, даже гимназиста-пятиклассника недостойное произведение, тогда второй экземпляр Ивана Яковлевича вполне готов. |
| Один из знаменитейших епископов восточных, Фео-дорит кирский, в послании, не чуждом даже лести, повергает свое дело на суд римского первосвященника. Анатолий константинопольский добрыми отношениями к Риму пытается загладить подозрительную законность его избрания, свою слишком близкую связь с деятелями второго Ефесского собора. Несмотря на все эти благоприятные знамения времени, Лев Великий действует с поразительной осмотрительностью. Твердо и ясно развивая свои церковно-административные идеи перед теми, от кого нельзя было ждать возражений, перед епископами западными, он весьма умерен в своей переписке с востоком. Лев Великий не высказывался ясно, и если мы встречаемся с некоторыми притязательными фразами, вроде фразы: «св. Петр говорит устами Льва», то эти фразы представляют лишь ораторское украшение, ничуть не выражающее идей папства. Известно, как последовало самое вмешательство Льва в это дело. Он получил в 448 г. апелляцию от Евтихия, осужденного Флавианом, и должен был что-нибудь сделать. Сначала он не проявлял проницательности и не понял, что Евтихий еретичествует, так что даже принял его под свою мощную защиту. Самое сильное выражение его претензий мы видим в том, что он упрекает, почему ему не были доставлены все сведения о происшедшем соблазне. Но составление сведений об еретиках требовало много времени, а Флавиан не торопился сделать это и получил от папы письмо, в котором Лев Великий просил его поспешить, так как он, папа, до зрелого исследования не может высказать решения. «Мы удивляемся, как мог ты умолчать об этом соблазне, а не позаботился, напротив, уведомить нас прежде всего, чтобы никакое сомнение на этот счет не было возможно. Мы желаем знать основания твоего поведения в этом деле. Мы, естественно, озабочены им; поспеши же со всей полнотой и ясностью известить нас, – что тебе должно бы сделать уже и раньше. Ибо мы, считая дела, касающиеся священных лиц, весьма важными, до зрелого их исследования не можем высказаться в пользу той или другой стороны, не выслушав всего со всей справедливостью». Здесь мы встречаемся с весьма слабым подобием того столкновения, которое вышло у Юлия с антиохийскими епископами. Флавиан писал Льву Великому по этому делу лишь для того, чтобы папа не оставался в неведении, что Евтихий на константинопольском соборе отлучен от церкви; константинопольский патриарх просил папу известить об этом и подведомых ему епископов, чтобы кто-нибудь из них по ошибке не принял Евтихия в церковное общение. Словом, Флавиан сообщает папе определение собора лишь к сведению и, пожалуй, даже к исполнению. А Лев Великий думает о пересмотре всего этого дела. Но из его слов далеко не ясно, вступается ли он в это дело как третейский судья, как judex ex compromisso, или же в силу принадлежащего ему jure divino права высшего надзора над всей вселенской церковью. С верным тактом, он неясностью фразы прикрывает свои папистические притязания от протеста и возражений. |
|
|
