| Польский король Сигизмунд III Характер Декларации позволяет говорить о том, что составившие ее епископы по уровню своего религиозного сознания не могут быть сочтены ни православными, ни католиками. Если бы их стремление перейти в унию было следствием искреннего признания истины за католицизмом, то западнорусские епископы должны были бы просто обратиться к Папе с просьбой принять их в лоно Католической Церкви. Это подразумевало бы принесение покаяния за прежнее заблуждения, под каковым бы в данном случае понималось их пребывание в Православии. Если же епископы поднимали бы тему унии в духе восстановления общения и единства церковного между Восточной и Западной Церквями, то в таком случае с необходимостью вставал бы вопрос об участии всех Православных Церквей и их Предстоятелей в соборном обсуждении этой проблемы. Именно это предлагал князь Острожский, когда первоначально высказывался за унию, которую он понимал как подлинное восстановление церковного единства, нарушенного Расколом 1054 г. Между тем, даже глава Киевской митрополии в 1590 г. еще не был в курсе затеваемой его епископами акции и не мог считаться ее приверженцем. При этом архиереи, вероятно, изначально предполагали, что уния не будет популярной среди народа церковного и рассчитывали в деле ее утверждения в Речи Посполитой на помощь со стороны королевской власти, что косвенно подтверждает пункт Декларации об утверждении артикулов унии Сигизмундом III. Таким образом, можно полагать, что идея заключения унии, тайно высказанная архиереями Киевской митрополии в 1590 г., не носила характера перемены в их религиозном сознании. Скорее, она рассматривалась ими как один из вариантов решения проблемы сохранения своей власти в Православной Церкви Речи Посполитой в условиях противостояния с братствами и активного администрирования Константинопольского Патриарха в Киевской митрополии, что угрожало недостойным иерархам низложением. В связи с вопросом об отношении западнорусских православных епископов к возможной унии с Римом также обращают на себя внимание события, происходившие в 1591 г. Судя по имеющимся свидетельствам, в это время наметилось некоторое сближение прежде враждовавших сторон — высшего духовенства и братчиков-мирян. Это вполне проявилось в ходе собора в Бресте в октябре 1591 г.(18) Программа реформ на сей раз обсуждалась архиереями уже не тайно, а совместно с представителями мирян. Епископы на этом соборе уже не только выступали с предложениями по укреплению внутренней дисциплины в Церкви, которые в целом стали более радикальными и даже демонстрировали готовность иерархов отказаться от ряда собственных привилегий, но и поддержали инициативы братств в отношении книгопечатного дела и устроения школ. Кроме того, на соборе были приняты три судебных определения по поводу противостояния епископа Гедеона Балобана и Львовского братства — во всех случаях дело было решено не в пользу Львовского архиерея, что также создавало почву для примирения между епископатом и братствами. |
| Организовав свой союз на приведенных началах, Троицкое братство приняло на себя, как и Львовское братство, самые широкие благотворительные и просветительные задачи. Так, оно помогало Троицкому госпиталю и учредило свое училище для воспитания и научения юношества в духе православия, куда, на первых же порах, не гнушались отдавать своих детей даже такие православные аристократы, как Огинские; братство также устроило и типографию для печатания учебников и книг религиозно-нравственного содержания. Тотчас же после своего преобразования Виленское братство вступило в тесные сношения с Львовским братством и пребывало с ним с того времени в единении; 28 мая 1588 года Виленские братчики написали послание Львовским братчикам и в этом послании благодарили присылку только что вышедшей из львовской братской типографии «Славяно-греческой грамматики», составленной студентами Львовского братского училища, просили прислать им одного или двух учителей, и в свою очередь посылали им книгу «Маргарит», в которой указывали на места, направленные против многочисленной в то время в городе Львове «Армянской ереси», а также свой устав («Чин Виленского братства»), который просили прочитать перед всею Львовской братией. 33 Приезд в Россию, в первый раз после введения в ней христианства, вселенского патриарха Иеремии и долговременное пребывание его в западном крае еще более оживил в нем братское дело и способствовал его росту и укреплению. 3 июня 1588 года патриарх Иеремия прибыл в город Вильну и здесь новое Троицкое братство, явившись к нему, представило свой печатный устав. Патриарх, призвав Божие благословение на христолюбивое братство, утвердил его устав, а равно «школу греческого, латинского и русского языков» и типографию для печатания книг, и предоставил ему, как и Львовскому братству, право отлучать всенародно в церкви, чрез местное духовенство, непокорных и ведущих соблазнительный образ жизни братчиков, а всех духовных лиц, не исключая и епископов, а также светских, предупреждал не разорять братства и не противодействовать его благим начинаниям и трудам. |
| Не смотря, однако же, на такие неблагоприятные обстоятельства, Братство не переставало заботиться о своей школе и в том же году, по ходатайству Киевского воеводы князя Константина Константиновича Острожского и Новогрудского воеводы Федора Скумина-Тишкевича, получило от короля Сигизмунда III подтверждение на право содержать школу «pro tructandis», как выразился король в своей грамоте, «liberis artibus» 315 . Львовское Братство не замедлило доставить питомцам своим и самое нужное пособие; им издана была Еллино-словенская грамматика 316 , которую оно тогда же передало в руководство и Виленской Братской школе 317 . Мало по малу, науки стали процветать в Львовской школе, так что она могла уже снабжать учеными мужами и дидаскалами другие Братские школы 318 . В 1601 году Львовское Братство определило ректором своей школы, с обязательством учить по-гречески и по латини, бывшего в этой же школе учеником Ивана Борецкого, которому назначило жалованья по 10 злотых в три месяца; а учителем славянского языка определен Федор Сидоров, с обязательством управлять хором, и жалованья ему положено по 5 злотых в три месяца 319 . Учители Братской школы получали также, в свою пользу, часть дохода от офярек (маленьких свечей), продававшихся в Братской церкви 320 . В Братской школе был постоянно содержим учитель греческого языка 321 . Особенное процветание наук в Братском училище началось около 1631 года 322 . Чтобы доставит питомцам своим всевозможные средства к образованию, Братство постоянно старалось о приобретении книг. Около 1637 года оно собрало уже больную библиотеку книг греческих, латинских, славянских и польских. Каталог книг дошел до нас, а библиотека впоследствии сгорела вместе с колокольнею, на которой помещалась 323 . В конце XVIIcmoлemuя в ставропигию перешел от иезуитов обычай ученикам Братской школы разыгрывать диалоги (священные драматические представления) в церкви. В 1689 году было дано такое представление с великою пышностью при многочисленном стечении зрителей 324 . Иезуиты, видевшие в Братской школе сильного врага для своих намерений и действий, нередко вооружались на нее всеми силами. |
| Такое оскорбительное для чести патриархов объяснение рассекает, но не развязывает узел. Естественнее полагать, что патриархи хорошо знали, что паства, не умевшая управлять собой, не управит своих пастырей, но видя, что широкие полномочия и самоуправление протестантских общин (здесь же по соседству) приносит несомненную пользу, предоставили их братствам в тех совершенно бескорыстных и благопопечительных соображениях, что подобные полномочия, при добром же примере и руководстве протестантов, не бесполезны будут и для православных. Нельзя не обратить внимания также и на то, что, кроме львовского и виленского братств, были и другие ставропигиальные братства: в Малороссии, в Киеве, в Белоруссии, в Могилеве, в Волыни, в Луцке, но все они лишь изъяты были из-под власти епископа, и только львовское и виленское получили от патриархов такую широкую власть над епископом. Не потому ли это, что эти два братства ближе всех стояли к средоточию столь обольстительных для их общественного самоуправления полномочных протестантских учреждений, что при добром содействии протестантов они ранее и лучше других совершили свое обновление, возрождение, достигли наибольшего развития умственного и нравственного и, в избытке духовной мощи, желали и требовали больше простора для своей деятельности, свободы, прав, а патриархи уступили их требованиям, покоряясь неотразимой силе событий? Иезуитская и униатская интрига, подстрекавшая братства к усиленным притязаниям власти над епископом, как это было, например, при соблазнительных пререканиях львовского братства с епископом Гедеоном 819 , лишь усилила эти притязания, а не была главной действующей причиной их. Широкая автономия общества в церковном управлении не вытекала ли из духа и характера гражданского управления южнорусского народа, по природе своей демократического, общинного, автономического (сообразно с первобытной формой общинного устройства славянского племени); полномочная церковная община не с таким ли, например, правом звала к себе на суд епископа, с каким сельские купы требовали для суда и расправы своего пана? Свободное управление южно-русских обществ, существовавшее на основании преданий старины, не регламентированное ни в какие положительные узаконения, не только не воспрепятствовало, но послужило основой, почвой для водворения у них того свободного управления, которое в германских городах сформировалось уже в определенные кодексы под названием Магдебургского права; вследствие внутреннего взаимного их сродства, при их внутренних жизненных задатках, одно из них дополнялось другим, одно получало от другого определенные формы, постепенное наслоение и приращение. |
| В частности, влияние протестантской педагогики и литературы всего очевиднее отразилось на устройстве и состоянии трех упомянутых школ: львовской, виленской и киевской. Львовская школа, по своему учебному плану, а более по исполнению его, стояла выше всех тогдашних бурс краковской академии 845 . Росла и развивалась она весьма быстро. Через два года, по открытии своем, она наделяет виленское братство учебными книгами, которые она составила ранее других русских школ (в острожской же академии учебные руководства были греческие или немецкие) и во все последующее время снабжает все училища грамматиками, пиитиками, риториками, философией, богословиями учительными, полемическими и богослужебными книгами 846 ; воспитывает ученых священников, учителей и диаконов гораздо более, чем сколько выпустили их другие школы 847 . В объяснение такого развития и процветания школы, а также первоначального ее строя и устава, обыкновенно указывают на то, что галицкая Русь, как наиболее близкая к просвещенному западу, прежде всех русских областей воспользовалась улучшениями в учебной системе, какие сделаны были в это время на западе 848 . Действительно, в стране, не менее всех других южнорусских областей, страдавшей от католического гнета и не имевшей физической возможности сделать ни одного серьезного движения в области просвещения, не могла так процветать школа и наука без просвещенного и деятельного содействия запада. Но, если школа эта скоро превзошла высшие латинские школы и всецело отрешилась от вековых оков рутины и схоластики, то откуда же могло прийти к ней это содействие, как не из протестантского образованного запада? Замечательно, что устав львовский (§ 9) строго запрещает ученикам держать при себе какие бы то ни было иноверческие и еретические книги и велит наставникам отбирать их у учеников, потому что неопытность юношеская не могла сделать из них благоразумного и полезного употребления, какое могли извлечь из них сами наставники. Но самое это запрещение показывает, что как в школе, преимущественно между наставниками, так и вне ее ходило много иноверческих книг, и между ними много было, конечно, протестантских, так как это были самые лучшие и распространенные книги. И не этими ли книгами, в исправленном, конечно, виде и переводе на славянский язык, львовская школа так щедро наделяла все другие школы? |
| В отношении к своим собратиям каждый братчик, „стараясь о добре перед Богом и людьми“, обязывался отдавать другому предпочтение и всячески помогать собрату в болезнях, несчастиях и нуждах, а в случае его смерти – провожать со свечами его тело до могилы вместе со всеми остальными братиями. Старшие в братстве должны быть, по Христову Евангелию, всем слугами и в этом именно смысле понимал устав их старейшинство и связанное с ним управление делами братства. Всякая обида, нанесённая братчику, почиталась за обиду всего братства, а потому виновный, помимо наказания, (сидение на колокольне и уплата штрафа – камень воску) 1742 должен был без замедления испросить прощение, как у обиженного, так и у всего братства. Все члены братства были связаны обещанием не выносить за порог братского дома никакое братское дело и хранить все постановления собраний в тайне. Сошедшиеся в братском доме (или у священника, или в частном доме у братчика), по окончании положенных занятий, должны были читать („по преданию св. отцов“) священные книги (ветхого и нового завета) и скромно друг с другом беседовать, и всякое непотребное или корчемное слово влекло за собой наказание (штраф – фунт воску), причём, устанавливая братский суд и наказание для виновных, —209— устав проводил требование, чтобы старшие братчики за те же проступки несли наказание вдвое и втрое, ибо они достойны большего наказания „чести ради“. Такие высоконравственные правила были установлены для личного поведения братчиков и для их взаимных сношений. Для управления делами братства ежегодно избирались четыре старшие брата. Они исполняли приговоры, постановленные в собрании, имели на сохранении казну 1743 , и, по истечении года, в полном собрании давали отчёт в управлении. Лица всех сословий могли вписываться в братство (с уплатой шести грошей в год), как Львовские жители, так и посторонние. Братство имело свои собрания (обязательные под опасением уплаты пени за неявку) один раз в месяц, или же, когда это будет нужно и можно, причём сходиться в братский дом надлежало после обсылки братского знамени 1744 . |
| В дальнейшем некоторые из братств приобрели сильное влияние на церковные дела: принимали участие в выборе епископов и митрополитов, следили за употреблением и целостью церковных имуществ и церковным управлением, протестовали против злоупотреблений епископов и вообще духовных лиц, защищали интересы Церкви перед правительством, а главное, издаваемыми сочинениями доказывали истину православия и ложь унии, указывали на опасности, угрожающие православию, и средства для спасения. Таковыми были братства: Львовское в Галиции, Виленское в Литве и Богоявленское в Киеве. С течением времени православные церковные братства приобрели такое значение в Польско-Литовском государстве, что короли считали их как бы представителями всего русского народа в Западной Руси и приглашали представителей братств на сеймы по делам русского населения. Некоторые из братств, получив право патриарших ставропигий, были освобождены от власти митрополита и епископов, зависели только от Константинопольского Патриарха и имели право сноситься прямо с Патриархом. Таким образом, братства приносили неисчислимую пользу Западно-Русской Церкви, но чрезмерное усиление власти братств и излишнее вмешательство их в церковные дела, ущемляя епископскую власть, тяготили епископов и лиц духовных, и у некоторых епископов явилось стремление отделаться от нежеланной опеки, что вызвало их на борьбу с братствами, а впоследствии даже побудило к переходу в унию. Несмотря, однако, на эти печальные явления, история православных братств в Литве составляет одну из светлых страниц в летописях той тяжелой, упорной борьбы, которую вели лучшие православно-русские люди, объединившиеся в церковные братства, с надвигающимся на них латинством и предшественницей его — унией, служившей для православных лишь переходной ступенью из православия в латинство. Глава VI КОРОЛЬ СТЕФАН БАТОРИЙ (1572—1586). ПОЛОЖЕНИЕ ПРИ НЕМ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ Введение в Польско-литовском государстве григорианского календаря Правление короля Стефана Батория ознаменовалось для православных западнорусов сильным покровительством короля иезуитам и введением в Польско-Литовском государстве григорианского календаря, что, конечно, не могло не отразиться на положении Западно-Русской Церкви в Литве во вред последней. |
| Виленское Св. Троицкое Братство С новым реформированным расширенным уставом Виленское братство получило благословение в 1574 г. от митрополита Онисифора. Как на юге Львовское, так и на севере Виленское братство играло руководящую роль и с задачами не местными только, но и универсальными. В его уставе уже нет совсем старых цеховых статей о праздниках, о пиве, о меде, а прямо говорится об училище, типографии, воспитании юношества и издании книг. И самый состав братства не ограничивается местными жителями, а открыт всем православным. Состав и средства братства. Всякий желающий вписаться в духовное братство должен внести в братскую кружку (скрынку) вписного сколько пожелает и может. Затем вписавшийся брат должен каждое воскресенье, после ранней обедни, зайти в братство и добровольно, что может, вложить в братскую кружку на дела милостыни. Ежегодно в четвертую неделю по Рождестве должна быть общая складчина братчиков, кто сколько может, на общие операции братства. В братскую же кружку поступают и деньги по завещанию братчиков. За плату из казны братства в Троицком монастыре в братском приделе совершается ранняя служба братским попом и дьяконом четырежды в неделю: в воскресенье, среду,пятницу и субботу. Сверх того в каждую пятницу после ранней обедни полагается служить братский молебен соборно при участии Троицкого духовенства о здравии братчников, главы государства («господаря») и о всем христианстве. За этот молебен всему духовенству и церковным прислужникам идет дополнительная плата из братской кружки. Из той же кружки братство посылает и в другие церкви на храмовые праздники по 6-ти грошей. А для поддержания слабосильных женских монастырей братство обещает некую поддержку на каждую неделю. Филантропическая деятельность. По госпиталям, тюрьмам и уличным нищим братство раздает милостыню дважды в год: на Рождество и на Пасху. Обедневший братчик получает пособие из братской кружки. Бедный братчик, впавший в болезнь, получает помощь от братства. Обедневшего братчика братство и хоронит на свой счет. |
| Читая летопись Львовского Братства, мы встречаем почти на каждой странице, что для защиты Веры православной и прав русского народа Братство, в своих собраниях, придумывало тысячу различных средств и постоянно предпринимало те или другие меры 143 . Братства никогда не покидали кроткой цели благотворения и мирных занятий, для которых были основаны; а потому нельзя думать, чтобы в целом составе своем он принимались за оружие, в защиту поруганной Веры и прав целого народа; но, без всякого сомнения, отдельные лица, входившие в состав духовных Братств (к Луцкому принадлежало много Запорожских казаков), не только не были чужды войн того времени, но и принимали в них деятельное участие. И, очень вероятно, что такие лица нередко были поощряемы к тому в Братских заседаниях, которые должны были оставаться тайною для посторонних, по правилам Братских уставов 144 . Замечательно, что в сих последних нет указания на то, чтобы в собраниях Братских совещались о поддержании Веры православной и защите русского народа; но причина тому понятна. Братские уставы утверждались королями; но могли ли Польские короли согласиться на уставы, если бы в них высказывались пункты, прямо противные их видам и политике? Рассуждая и совещаясь в своих собраниях о способах поддержать Веру православную и облегчить участь страждущих собратий, братья здесь же утешали себя взаимно, посреди всеобщих бедствий, здесь же, так сказать, вдыхали друг в друга твердость и самоотвержение к защите святого дела и клялись твердо стоять в Вере отцов своих. Так, когда и самые грамоты королевские не могли обеспечить благосостояния Веры православной; тогда, 10 Августа 1700 года, собрались все члены Львовского Братства в заседание и единогласно приговорили: «одного желать; друг за друга стоять крепко; до последнего издыхания защищать древнюю Веру, права и вольности Братства; опять отправить депутатов в Варшаву, и для поддержания православия употребить помощь послов земских» 145 . Братские сходки, будучи тайною для посторонних, потому самому подвергались иногда гонениям и клеветам со стороны врагов православия. |
| У него и его сторонников было свое понимание унии. В заявлениях и «артикулах» о своем согласии признать власть римского папы, учение и обычаи Римской Церкви епископы свое решение объясняют не убежденностью в истине и спасительности догматов Католической Церкви, не идейно-религиозными мотивами, а своим недовольством распоряжениями Патриархов, сложным положением Церкви на Востоке. Особо же подчеркивается озабоченность тем, чтобы за епископами были оставлены их кафедры и принадлежавшие им села и поместья, чтобы митрополиту и епископам даны были места в сенате и сейме Речи Посполитой и вообще, чтобы они были уравнены в правах с католическими епископами. Уходя под власть Рима и стараясь приобрести расположение короля и правительства, епископы этим, казалось бы, избегали глубокого недовольства православного духовенства, братств, православного дворянства и всего народа, скрывались от угрозы патриаршего или соборного суда за жизнь и действия, недостойные архипастырей. Приходится поэтому согласиться, что причинами перехода епископов Православной Церкви в Речи Посполитой конца XVI века в унию были «шаткость веры, порочность жизни, страх суда, неудовольствие против Патриарха, честолюбие и жажда выгод». 16 Подготовка Православной Церкви в Польше к унии с Римом велась в обстановке секретности, соблюдаемой как епископами, так и правительством. Уже 24 июня 1590 года четыре епископа – Луцкий, Львовский, Пинский и Холмский – подписали и скрепили своими печатями грамоту о согласии принять унию. «Ее составление в Бресте обставлено было таким же секретом, как и предыдущее их совещание в Белзе. В этой первой грамоте на унию высказано только желание признать власть Папы, под условием, что он сохранит навеки нерушимыми церемонии и все священнодействия Восточной Церкви, то есть службу Божию и весь церковный порядок. Кроме того, подписавшие грамоту епископы выговаривали себе то, чтобы король своими грамотами обеспечил им вольности их и утвердил артикулы, которые они ему представят». 17 Передать эту грамоту королю было поручено епископу Луцкому Кириллу (Терлецкому), который был близок латинскому епископу Луцкому Бернарду Мацеевскому. |
|
|
