| Там Он сказал: аще кто вам речет что, рцыте, яко Господь его требует (Матф. XXI, 3); так и здесь говорит: Учитель сказал: у тебя сотворю пасху. Впрочем, я удивляюсь не тому только, что принял Его человек незнакомый, но и тому, что Он, зная, что навлечет на Себя великую вражду и непримиримую брань, презрел ненависть многих. Далее, так как ученики не знали этого человека, то Христос дает им и знамение, какое пророк дал Саулу, говоря: обрящеши некоего восходяща и мех имуща (1 Цар. X, 3); а здесь: скудель носяща (Лук. XXII, 10). И заметь еще доказательство силы Его. Он не только сказал: сотворю пасху; но прибавляет еще другие слова: время Мое близ есть. Это делал Он для того, чтобы с одной стороны чрез непрестанное напоминание и частое предсказание ученикам о страдании приучить их к бестрепетному размышлению о будущем, с другой - чтобы показать как самим ученикам, так и принимающему их, и всем иудеям, как я часто говорил, что Он не непроизвольно идет на страдание. Прибавляет же слова: с учениками Моими - для того, чтобы и приготовление было достаточно, и принимающий не подумал, что Он укрывается. Вечеру же бывшу, возлежаше со обеманадесяте ученикома (ст. 20). О, бесстыдство Иудино! И Он там присутствовал, и он пришел для того, чтобы причаститься таинств и яств, и обличаем был при самой трапезе, тогда как и зверь мог бы сделаться кротчайшим. Поэтому-то и евангелист замечает, что когда они ели, Христос беседовал с ними о предательстве, чтобы и самым временем, и трапезою обличить лукавство предателя. Когда ученики совершили, как повелел им Иисус, вечеру бывшу, возлежаше со обеманадесяте. Ядущим же им, рече: аминь глаголю вам, яко един от вас предаст Мя (ст. 21). Прежде же вечери Христос умыл и ноги Иуды. Смотри, как Он щадит предателя: Он не сказал: этот предаст Меня; но: един от вас - для того, чтобы сокрытием его опять дать ему возможность раскаяться, и предпочитает устрашить всех, чтобы спасти его. Один из вас двенадцати, говорит Он, которые всюду находитесь со Мною, которым Я умыл ноги, и которым Я обещал столь великие блага. |
| А совершенство и полноту таинственнаго праздника она совершает в святое воскресение, которое совершилось в начале шестнадцатаго, уже при наступлении Господняго дня. 6) Посему и Никейские отцы, по тому поводу, что некоторые в Церкви иначе поступали, определили, чтобы все вместе праздновали в шестнадцатый, наступивший тогда при спасительном воскресении, и Господний день, как заключающей в себе совершенство и действительность, по слову Господа (Лук. XXII, 37). Об этом они пишут Александрийской церкви так: „возвещаем вам и о соглашении касательно святейшей Пасхи, что вашими молитвами устроена и эта часть, так чтобы все восточные братия, прежде совершавшие (праздник Пасхи) вместе с иудеями, отныне, согласно с римлянами и вами и всеми нами, от начала соблюдавшими Пасху, совершали вместе с нами " Итак, когда сделано совершенное определение, некоторые не уважающие его несовершенно празднуют. Равно и те, которые употребляют одну воду в чаше на жертвеннике, вместо того чтобы смешивать ее с плодом винограда по преданию Господа, не замечают, что они лишают самих себя тела и крови Господней; ибо одно восполняется другим. Посему не имеющий одного не имеет и того, что он по видимому имеет. Такие оказываются чуждыми святой Церкви Христовой. Мы же и праздник четырнадцатаго дня совершаем в пятый день великой седмицы, как предано Господом, хотя бы он пал на предшествующие дни, и святое воскресение, бывшее в шестнадцатый день во время Спасителя, празднуем в Господний день после весенняго поворота солнца, и воду употребляем, только не без плода винограднаго, а смешивая с ним по преданию Господа. 7) А „пить " означает спасительное учение, которое пьет с нами Спаситель, всегда сообщаясь с нами по воскресении, которое названо Им „царством " небесным; „новое " же значит недавно предложенное кому-нибудь к сведению (Матф. XXVI, 29. Марк. XIV, 25. Лук. XXII, 18). Ибо радуется и учащий и учащийся спасению слушающих и поучающихся, как думает и Григорий Богослов. Та же чаша, которую Он повелел им разделить между собою (Лук., XXII, 17), принадлежала к вечери, а не к общительным таинствам. |
| 1:28, Матф. 8:28 – 32). 20 Правилен ли взгляд в нашем светском обществе на заповеди Закона Божия, изложенные в 37 – 40 стихах XXII главы Евангелия от Матфея? В означенных стихах XXII главы Евангелия от Матфея содержатся краткие заповеди о любви к Богу и ближнему. Из контекста речи видно, что заповеди эти сказаны Иисусом Христом в ответ на вопрос одного законоучителя еврейского, пожелавшего узнать, какую заповедь закона (очевидно Моисеева) считает Он самою главною, и, следовательно, составляют выдержку из этого закона, известную каждому еврею. Доказательством правильности такого взгляда на эти заповеди служат параллельные места из других евангелистов, каковы: Марк. XII:28 – 31 и Лук. X:25 – 28 и в особенности из ветхозаветных книг: Лев. XIX:18 и Второз. VI:4 – 5. Между тем за последнее время в нашем светском обществе стал распространяться особый, несогласный с вышеизложенным, взгляд на это место XXII главы евангелия от Матфея. Появились в этом обществе лица, которые считают заповеди изложенные в указанных стихах собственными словами Спасителя, составляющими отличительную черту Его учения и, как им кажется, исключительную принадлежность нового завета. Вот что пишут и говорят эти мыслители: „Пять тысяч лет назад даны были людям правила личной нравственности, личного поведения: не сотвори себе кумира, не произноси имя Божие напрасно, чти отца твоего, не убивай, не кради, не завидуй, не лжесвидетельствуй и пр... Но вот, не на отмену прежнего закона, а на утверждение его, является новая мораль, исчерпывающаяся всего двумя положениями: люби всем сердцем Бога и люби, как самого себя, своего ближнего. Кончено! Процесс обобщения завершен. Дальше идти не куда, подняться выше нельзя. Весь нравственный закон нашел тут свою формулу и все пророки, действительно, выражали не более как отдельные частности этого обобщения“. (М. Протопопов. Си. Русск. Мысль янв. 1893 г. статью «Умная книга“, стр. 101). „Мы христиане, а не евреи, – твердит целых три года один военный писатель, – и поэтому для нас обязательно знать Христовы заповеди, а не еврейские. |
| Видишь, как говорит Давид об этой чаше духовной, предлежащей на этой трапезе: «уготовал еси предо мною трапезу, сопротив стужающым мне, умастил еси елеем главу мою, и чаша Твоя упоявающи мя яко державна» (Псал. XXII:5). Дабы ты, услышав слово «упоение», не испугался вдруг и не подумал, что оно производит слабость, он прибавил, «яко державна» и сильна. Новый образ упоения влагает крепость, делает бодрым и сильным! Он истекает из духовного камня; он не извращает помыслов, а возбуждает помыслы духовные. 3. Будем же упиваться этим «упоением», а от того будем воздерживаться, чтобы нам не посрамить настоящего праздника; настоящий же праздник есть праздник не земли только, но и неба. Ныне радость на земле, ныне радость на небе. И если при обращении одного грешника бывает радость на земле и на небе (Лук. XV:10), то тем более будет радость на небе, когда вся вселенная исторгнута из рук дьявола. Ныне ликуют ангелы, ныне радуются архангелы, ныне херувимы и серафимы празднуют с нами настоящий праздник; они не стыдятся подобных им рабов, но сорадуются нашим благам. Хотя получена эта благодать от Владыки нами, но удовольствие общее у них с нами. И что я говорю о подобных нам рабах? Сам Владыка их и наш не стыдится праздновать вместе с нами. Почему же следует сказать, что и Он не стыдится? Желанием», говорил Он, «вожделех сию пасху ясти с вами» (Лук. XXII:15); а если Он возжелал праздновать вместе с нами пасху, то — очевидно — праздновать и воскресение. Итак, когда радуются ангелы и архангелы, и Владыка всех небесных сил празднует вместе с нами, — какой может оставаться еще повод к печали? Никто из бедных пусть не унывает по причине своей бедности, потому что это духовный праздник; никто из богатых пусть не превозносится богатством, потому что от денег нисколько не может увеличиться радость этого праздника. На праздниках мирских, житейских, где бывает великое невоздержание, где обильная трапеза и объедение, где бесчинство и смех, где всякая сатанинская роскошь, там по справедливости бедному бывает грустно, а богатому весело. Почему? Потому, что богатый устрояет обильную трапезу и более наслаждается роскошью, а бедному бедность препятствует показать такую же пышность. А здесь нет ничего подобного; одна трапеза для богатого и для бедного; богат ли кто, он не может прибавить ничего к этой трапезе; беден ли кто, он при своей бедности нисколько не меньше может участвовать в предложенном, потому что это — божественная благодать. И что удивляешься ты, если одна и та же трапеза и для богатого и для бедного? Для самого царя, носящего диадему, облеченного в багряницу, которому вручена власть над землею, для этого царя и для бедняка, просящего милостыни, предлагается одна и та же трапеза. Таковы дары Владыки; Он допускает к участию в них, сообразуясь не с знатностью, а с произволением и образом мыслей. |
| Когда Иуда присоединился к дьяволу и клеветнику, и предал Иисуса и благодетеля, то по намерению сделался уже дьяволом. Таковыми-то делает людей ненасытная жадность к деньгам, — безумными, сумасшедшими, совершенно предавшимися корыстолюбию, каким сделался и Иуда. Как же Матфей и другие евангелисты говорят, что дьявол овладел Иудою тогда, когда он условился относительно предания Христа, а Иоанн говорит, что по хлебе вниде в он сатана(Иоан. XIII, 27)? Он и сам знал это; выше Он говорит: вечери бывшей, диаволу уже вложившу в сердце Иуде, да Его предаст (ст. 2). Как же в таком случае говорит: по хлебе вниде в он сатана? Сатана не вдруг входит, и не в одно время, но сначала делает многие покушения; что и здесь случилось. Сначала он испытывал Иуду, и приступал к нему мало-помалу; когда же увидел в нем готовность к принятию его, тогда весь вселился в него и совершенно овладел им. Но если Христос и ученики Его ели пасху, то как ели противозаконно? Ведь не должно было возлежать, когда они ели. Что на это сказать? То, что они возлежали уже во время совершения вечери, после того как ели пасху. А другой евангелист говорит, что Христос в этот вечер не только ел пасху, но еще говорил: желанием возжелех сию пасху ясти с вами (Лук. XXII, 15), — то есть, в этот год. Почему? Потому, что тогда имело совершиться спасение вселенной, имели быть установлены таинства, прекратиться печали смертью Иисуса. Таким образом, Он претерпел крест по своему произволению. Но неукротимого зверя ничто не усмирило, не преклонило, не привело в стыд. Христос назвал его несчастнейшим, сказав: горе человеку тому! Потом устрашил его словами: добро бы было ему, аще не бы родился! Пристыдил его, сказав: емуже Аз омочив хлеб подам. Но все это нисколько не удержало Иуду; он был объят сребролюбием, как бы некоторым бешенством, или лучше, как самою лютою болезнью: сребролюбие именно и есть самое свирепое бешенство. Делал ли что-либо подобное беснующийся? Иуда не испускал пены из уст, но испускал убийство на Владыку; не ломал рук, но простирал их для того, чтобы продать драгоценную кровь. |
| Затем, случаи невозможности причащения Христовых таин, не смотря на все желание причаститься оных, редки и исключительны и могут быть только вследствие крайней нужды. А нуждные, смотрительные случаи в закон не приемлются; из них нельзя вывести какое либо общее правило: «несть закон церкви скудное». Притом все означенное свидетельство „Б. Катехизиса“, равно как и другие подобные ему говорят не о тех лицах, которые, как беспоповцы, никогда ве причащаются, а о тех, которые в какой-либо частном случае своей жизни, напр., находясь в плену у народа неправославного, или языческого, или перед смертию, или во время болезни, препятствующей принять св. тайны, тошноты напр., не имеют возможности причаститься. Эти липа состоят членами церкви, верят в необходимость и спасительность таинств и усердно желают причащения, так что если бы имели возможность причаститься, то непременно сделали бы это. Таким лицам усердное желание причаститься Христовых таин, конечно, нменяется в действительное причащение, подобно тому, как Аврааму вменилась в правду вера его (Рим. IV:3, зач. 85). К беспоповцам же все это относиться не может, так как они во всю жизнь не причащаются и еще утверждают, что можно спастись и без причащения св. таин. б) Из свидетельств другого рода более замечательно следующее. Блаженный Феофилакт в своем „Благовестнике» пишет: и ты можеши не токмо по тайному причастию ясти и пити плоть и кровь Владычню, но и по иному образу, ибо плоть ясть кто, егда по детели проходит девственное» (Благов. от Иоан. зач. 24). Как понять эти слова? Означают ли они, что можно, как кому угодно причащаться – или таинственно, или иным способом, напр. духовно, и что последнего рода причащение может заменять первое? Но если „понять так слова бл. Феофилакта, то необходимо придется стать в противоречие со словами Господа о необходимости таинства причащения, преподанного в чувственном виде на тайной вечери, где Он заповедал творить сие , т. е. чувственное причащение в Его воспоминание (Лук. XXII:19; Коринф. |
| Принцип мира перевешивает, но это не значит, что он абсолютно доминирует: мир (согласие) постоянно нарушается и восстанавливается, противоречие всегда присутствует (в этом Гегель прав). Космос не есть неподвижная гармония, раз навсегда найденный аккорд; он есть развивающаяся симфония с возникающими диссонансами и разрешениями. В этом историзм Гегеля сохраняет свое значение. Все сказанное дает нам возможность сделать важный вывод, касающийся марксистского понимания истории. «Вся история есть история борьбы классов» – этот тезис имеет смысл, но он становится ложным, если его абсолютизировать и оторвать от противоположного утверждения. С совершенно таким же, и даже с большим правом можно сказать: «вся история есть история сотрудничества и солидарности классов». При этом антитезис «сотрудничества» т. е. гармонического взаимодействия, перевешивает, ибо иначе история давно бы кончилась «общей гибелью борющихся классов» по выражению Маркса. 1 «В своей рациональной форме, – писал Маркс, – диалектика внушает буржуазии и ее доктринерам-идеологам лишь злобу и ужас». (Капитал, т. I, изд. 8-е, 1936 г. С. XXII). 2 См. также Сталин «О диалектическою и историческом материализме», с. 5–6. В дальнейшем сокращенно: «Диамат». 3 В этом – основной недостаток Гегеля. Он проистекает от его страсти всюду отыскивать противоречия, играть противоречиями; далее от его пренебрежения к «закону противоречия» (величайшее недоразумение, не обосновывающее, а уничтожающее всякую диалектику, как это показали Платон и Аристотель), и от его двусмысленного термина «тождество противоположностей», сразу как будто бы решающего все противоречия. 4 «Имя лука есть жизнь, а его дело есть смерть», – говорит Гераклит, пользуясь тем, что «биос» означает и «лук» и «жизнь». 5 Напротив, у Ленина именно борьба, противоречие провозглашаются непреходящим и абсолютным принципом: «Единстгво (совпадение, тождество, равнодействие) противоположностей условно, временно, преходяще, релятивно. Борьба взаимоисключающихся противоположностей – абсолютна...». (Ленин. Сборник XII. С. 324). |
| 1896. S. 106). В нек-рых мифах И. свойственны хтонические черты. Так, в «Нисхождении Инанны» и в «Эпосе о Гильгамеше» богиня грозит сломать ворота преисподней и выпустить мертвых, чтобы те пожрали живых. На демоническую сущность И. указывает Гильгамеш, когда богиня предлагает ему стать ее супругом. Герой описывает печальную участь возлюбленных богини (Думузи, птицы аллаллу, льва, коня, пастуха и садовника Ишуллану), чем вызывает ее гнев. В месопотамских источниках хорошо засвидетельствована связь И. с войной и разрушением. Так, в шумер. гимне Inana I богиня говорит о себе: «Когда я стою у устья битвы, я - предводительница всех стран; когда я стою в центре сражения, я - нутро битвы, геройство; когда я продвигаюсь в тыл битвы, я - потоп, несущий…» Эпитет И. «госпожа битвы и сражения» встречается, в частности, в эпилоге «Законов Хаммурапи». Покровительство военным действиям - важный аспект образа И. Арбельской, культ которой был центральным в идеологии Новоассирийской империи. Наиболее ранним символом богини (IV-III тыс. до Р. Х.) были штандарты в виде загнутых связок тростника. Со средневавилонского времени (2-я пол. II тыс. до Р. Х.) основным атрибутом богини стала 8-конечная звезда. В антропоморфном виде И. изображалась в виде вооруженной женщины в длинном одеянии и шлеме с рогами, с булавами и изогнутыми мечами за плечами или на поясе. В руках богиня могла держать лук, пучок молний, к.-л. оружие или кольцо. И. могла также изображаться сидящей на троне, стоящей на одном или неск. львах, иногда крылатых и запряженных в колесницу (И. как вооруженная, так и без оружия). Предполагают, что многочисленные изображения обнаженных богинь могут также относиться к И., однако к.-л. письменные подтверждения этой гипотезы отсутствуют. В Сирии, Палестине, Средиземноморье Наиболее ранние свидетельства культа И. в Сирии происходят из Эблы досаргоновской эпохи (XXV-XXII вв. до Р. Х.). В клинописных текстах из Эблы имя богини (в т. ч. в составе личных имен) встречается в форме d Известны неск. |
| Глава XXII. О телах святых после воскресения, которые будут духовными, но так, что плоть не превратится в духе Итак, тела праведных, которые они получат при воскресении, не будут нуждаться ни в каком дереве и потому не наживут никакой болезни или старости и не умрут; не будут нуждаться и ни в какой другой телесной пище, устраняющей неприятное чувство голода и жажды, потому что несомненно и всецело облекутся в ненарушимый дар бессмертия, так что если захотят, то будут употреблять пищу вследствие возможности, а не вследствие необходимости. Это делали и ангелы, когда являлись видимым и осязаемым образом людям, — не потому, чтобы нуждались, а потому, что хотели и могли, чтобы стать ближе к людям исходя из чувства человеколюбия при исполнении своего служения. Ибо не следует думать, будто ангелы призрачно употребляли пишу, когда люди оказывали им гостеприимство (Быт. XVIII); хотя, не знающим того, что это были ангелы, казалось, что они ели вследствие такой же потребности, какую имеем и мы. Поэтому ангел в книге Товита говорит: «Вы видели, что я ел, но видели на свой взгляд» (Тов. XII:19), то есть: «Вы полагали, что я принимал пищу вследствие необходимости, для подкрепления тела, подобно тому, как это делаете вы». Но если относительно ангелов и можно предполагать что-либо другое, более вероятное, то, по крайней мере, относительно самого Спасителя христианская вера не сомневается в том, что Он и после воскресения, будучи уже хотя в духовной, но в истинной плоти, принимал вместе с учениками пищу и питье (Лук. XXIV). Ибо у таких тел отнимается не возможность, а потребность в пище и питье. Поэтому они и духовными будут не потому, что перестанут быть телами, а потому, что будут существовать, оживотворенные духом. Глава XXIII. Что следует понимать под телом душевным и телом духовным, или кто умирающие в Адаме и кто оживотворяемые во Христе Ибо как те тела, которые имеют душу живую, а не дух животворящий, называются телами душевными, и, однако, это не души, а тела; так и эти тела называются духовными, и, однако же, мы должны быть далеки от признания их духами. |
| XXI:1)! – Что это, – преувеличение в словах Писание, в словах Духа Божие? Сохрани нас Бог так думать... С благоговейным трепетом останавливаемся далее над предсмертном томлении Богочеловека в саду гефсиманском. И начать, говорит св. евангелист, скорбети и тужити . Сам Богочеловек говорит ученикам: прискорбна есть душа Моя до смерти... Падает Богочеловек на лице Свое, моляся и говорит: Отче Мой! аще возможно есть, да мимоидет оть Мт чаша сие (Мф. XXVI:38 – 9)... Оказалось нужным, чтоб явился Богочеловек ангел, укрепляя Его . И сотворив молитву раз, умоляя Отца отклонить от Сына то, зачем Он послан в мир, Он, в смертном томлении, и другой и третий раз еще прилежнее молится о тот же. И душевная мука Его в эти минуты была так велика, что бысть пот Его, яко капли крове, каплющие на землю (Лук. XXII, 42 – 4)... Что же это такое?! Малодушие Богочеловека в предчувствии обыкновенной, хотя и насильственной смерти?! тогда как тысячи людей впоследствии шли за своего Искупителя на самые разнообразные пытки, самые позорные и адски мучительные казни, как на праздник, не только спокойно, но и с восторгом. Нет, видно, казнь, которую правда Божие уготовала на кресте Богочеловеку, была так безмерно тяжка, что Сам Богочеловек в ужасе отступал от нее. О трепетом приближаясь к кресту, мы слышим вырывающийся из груди Богочеловека вопль, – вопль, при котором солнце померкло и земля дрогнула и камни распались и мертвые воспрянули из гробов: Боже мой, Боже мой! Вскую мя еси оставил!! (Мат. XXVII:46). Что-ж это?! В Богочеловеке вопль малодушного отчаяние?! Сохрани нас Бог от таких мыслей... Бедным мерилом нашего ума не смея измерять глубину значения этих последних слов страждущего и умирающего Богочеловека, мы должны верит однако же, что словам соответствовала непостижимо ужасная действительность, исторгшая их из уст Богочеловека Всемогущество Божие могло вдруг излить, а человеческое естество Богочеловека, скрепленное всемогуществом Его божественного естества, могло в несколько мгновений испить чашу гнева Божия, которую все человечество, за все свои грехи, должно было пить в продолжение целой вечности. |
|
|
