| Об этом свидетельствуют его письма Дорофею I, патриарху иерусалимскому, где он пишет, что на Крите у него «нескончаемые дела», или Марку, патриарху Александрии. Ни учитель, ни друзья не сумели помочь Иосифу Вриеннию вернуться в столицу. Ему пришлось задержаться на Крите (около 1382 – около 1402) 15 . На острове Вриенний составил первый диалог об исхождении Св. Духа (около 1400), «Сорок девять глав», прощальную речь к критянам. Ему пришлось вести ожесточенную полемику с латинофроном Максимом Хрисовергом. Послание к нему Вриенний начал такими словами: «Проводя время в одиночестве и пытаясь самоуглубиться, я получил письмо, написанное твоей рукой. Просмотрев его продуманно, хвалю композицию, ибо составлено искусно. Смысл же отвергаю, потому что насыщен всяким заблуждением. Что за слово выскользнуло из твоих уст? Лучше бы тебе стричь льва, писать на воде, стрелять из лука в небо, петь впустую и погонять неподвижное, чем пытаться оторвать меня от сонма православных» 16 . Иосиф отбил дерзкую атаку доминиканца Максима Хрисоверга, отточил свое перо, выработал свой стиль речи. Жаркие споры пришлось вести Иосифу на Крите с Мануилом Калекой, который допускал необузданные выпады против Иосифа, а затем составил более обдуманное сочинение об исхождении Св. Духа. Иосифу помог в страстной полемике Нил Дамила, но на долю Иосифа выпала основная борьба. После возвращения с Крита эта тема будет продолжать его занимать, и он составит второй и третий диалоги о Св. Духе (1422). В послании Иоанну Сириану Иосиф назовет свое возвращение в Константинополь «изгнанием с Крита» 17 . Представители Серениссимы, осведомленные о намерении султана Сулеймана (сент., 1402) передать Византии город Галлиполи и флот и враждебном турецком отношении к венецианцам, поставили ромеев венецианской Эгеиды в условия невыносимого существования и предъявили требование покинуть остров. В числе изгнанников, вынужденных оставить крупнейшую гавань Крита Кандию на ромейской триире, находился Иосиф Вриенний по прозванию «Философ». |
| Сюжет этот не раз использовался в европейской басенной традиции вплоть до Лафонтена и Крылова, так что мы получаем заманчивую возможность рассматривать подход к теме византийского ритора на оттеняющем фоне текстов, более близких нам по времени и привычных с детства, но притом – это относится прежде всего к Лафонтену – не настолько далеко отошедших от античных риторических норм, чтобы сопоставление стало вовсе уж беспредметным. Любопытные вещи начинаются уже с заглавия. У Эзопа басня называется «Старик и Смерть», и оба баснописца Нового времени сохраняют ту же структуру заглавия: у Лафонтена – «Смерть и Дровосек», у Крылова – «Крестьянин и Смерть». Никифор Хрисоверг дает заглавие совершенно иного типа: «О том, сколь властительно жизнелюбие» (öxi αναγκαστικν τ φιλζωον). Так – не очень по-басенному, но зато очень по-риторически – озаглавлены все пять басен в сборнике Хрисоверга: «О том, что не должно бороться против силы судеб»; «О том, что ничего доброго хула не оставит без порицания»; «О том, что опасное дело зависть»; «О том, что нет пользы сребролюбцам в стяжании, когда не имеют они оному употребления». Подобные заглавия имеют очень простой и конкретный практический смысл: они превращают басенный материал в заготовки примеров для речей и проповедей, указывая наперед контекст, в который басне предстоит войти. Служебная роль басни как примера подразумевается в любом прогимнасматическом сборнике, будь то античном, будь то византийском; но заголовки Хрисоверга обнажают эту роль до конца. Никифор не побоялся даже нарушить исповедуемый античной риторикой и хотя бы на словах признаваемый риторикой византийской принцип «уместности» (то πρπον), в силу которого для басни приличны «простота», «ясность» и «приятность» слога; ибо, конечно, тяжеловесные, изысканные, сугубо «умственные» слова αναγκαστικν и τ φιλξωον – менее всего образец басенного слога! Но зато с самого начала заявлен примат общего – над частным, абстрактного – над конкретным, тезиса – над повествованием. В нормальной, не прошедшей через руки византийского ритора басне мораль, как известно, выводится из рассказа: познание идет путем житейской, бытовой «индукции». |
| В Кодексе Юстиниана они занимают первые тринадцать титулов первой книги и кроме того Юстиниану принадлежит множество новелл, относящихся к церкви. В Василиках такие постановления занимают четыре книги (первую, третью, четвертую и пятую), не считая постановлений о браке. В Прохироне есть несколько титулов с подобным же содержанием. Все эти постановления, конечно, входили в состав курсов права, особенно в после-Юстиниановское время, когда научение действовавших кодексов сделалось обязательным. К тому же побуждал и прямой практический интерес. Следовательно, целая часть, в некотором роде половина церковного права, понимаемого в широком смысле, несомненно изучалась в высших школах права, в частности в Константинополе. Во-вторых, мы можем положительно утверждать, что в после-Юстиниановское время и вторая половина церковного права, т. е. собственно каноническая часть, также должна была сделаться предметом изучения в школьном преподавании. В самом деле, вышеупомянутые императорские постановления оставались бы непонятыми без знания тех церковных канонов, на которых они основываются. Эта необходимость изучения канонов при изучении императорских конституций по делам церковным совершенно ясно засвидетельствована схолиями в Василиках, в которых для объяснения многих мест указываются правила Апостольские, соборные и свв. отцов 157 , и делаются ссылки на номоканон 158 . В-третьих, изучение канонических постановлений было совершенно необходимо для всех, готовившихся к практической деятельности: потому что со времени Юстиниана, и даже еще раньше, церковные каноны получили силу законов в империи 159 . Вследствие этого на практике знание канонических постановлений могло понадобиться так же, как и знание светских узаконений; например, до нас дошло судебное решение, подписанное судьями вила, в котором судьи ссылаются на синодальные постановления патриархов, Сисиния и Луки Хрисоверга 160 . Пερα, извлеченная из судебной практики Евстафия патриция Ромейского, предоставляет в судебных решениях ссылки на правила, напр. |
| Византийское государственное законодательство о браке, удерживая, с одной стороны, объем родственного союза в, пределах, установленных в римском праве по отношении к наследству и опеке 13 ; с другой – усвоив те нравственные начала о влиянии родственной близости на брак, которые выражены в еврейских священных книгах и развитии в Христианской церкви, с VIII-ro века стало расширять родственный круг во влиянии его на брак приближаясь к тому объему, в каком определялся родственный союз в римском праве в отношении порядка наследства. В законодательных сборниках византийского права VIII и IX вв. запрещается брак между боковыми кровными родственниками, состоявшими в пятой и шестой степенях родства 14 . – С конца IX века и в начале Х-го к государственному законодательству Византийской империи в развитии и расширении родственного круга во влиянии его на брак примкнуло и законодательство поместной Константинопольской церкви. В течение X и XI веков церковная судебная практика и законодательство колебались относительно расширения родственного круга в размере между пятою и седьмою степенями кровного родства в боковых линиях 15 . После продолжительных колебаний, во второй половине XII века, на поместном соборе 1166 года, при константинопольском патриархе Луке Хрисоверге (1156 – 1169), было определено, чтобы на будущее время никто не мог вступать в брак в 7-ой степени кровного родства в боковых линиях, под опасением признания недействительности брака и извержения из сана священника, обвенчавшего таковой брак 16 ; но собор оставил не расторгнутыми подобные браки, заключенные до времени издания его определения. Синодальное определение Луки Хрисоверга получило утверждение императора Мануила (1143 – 1179) 17 . Но из этого общего закона бывали в XII веке случаи исключения (диспенсации), по особым распоряжениям императоров, в отношении к браку седьмой степени 18 . Таким образом круг кровного родства в боковых линиях, запрещенный в вступлению родственников в брак, был окончательно определен в Константинопольской церкви в XII веке семью степенями. С конца XII века юристы Византийской империи до ее падения и все канонисты константинопольской церкви до настоящего времени признавали не подлежащим оспариванию выводимое из канонического и византийско-гражданского права положение: брак, заключенный в 7-ми степенях кровного родства в боковых линиях, правилами церкви и государственными законами запрещается и признается недействительным 19 . |
| Доксология – от гр. – славословие, отправено към Бога. Доминиканци (лат) – католически монаси от ордена на св. Доминик. Основан е през XIII в. за борба против албигойците. Домициан (Домитиан) – император на Римската империя от 81 до 96 г., втори най-жесток гонител на християните след Нерон. Наследил Веспасиан Флавий и неговия син Тит. Умъртвил и ограбил по политически подозрения много сенатори, преследвал и мъчил по религиозни подбуди много римски граждани-християни за «безбожие и възприемане на юдейски обичаи». Заточил и жена си Домицила, несъмнено християнка, в рудници на остров близо до гр. Неапол. Домостроителство – Божият промисъл за спасението на човешкия род, осъществяван в историята на човечеството. Донатизъм – еретическо учение, близко до учението на агонистиците. Донатизмът започнал съществуването си като разколническо движение в края на IV в. в Северна Африка и получил името си от името на епископ Донат. Донатистите подчертавали необходимостта от чистота и святост на ръководителите и членовете на Църквата; настоявали на това, че Църквата представлява общество на светиите, а не смесено съобщество на праведници и грешници. Затова те не признавали епископи и свещеници, които са се опетнили по някакъв начин и изисквали отлъчването от Църквата на нарушителителите на нравите и църковната дисциплина. Обявявали се също против всякакъв компромис с държавната власт. Донатисткият спор поставил въпросът за това как може да бъде реформирана цялата Църква без от нея да се образуват разколнически групи. Този въпрос възникнал отново по време на Реформацията. «Достойно есть...» . С тази песен за първи път е възпята Божията Майка през 431 г. от отците на III вселенски събор, които постановяват да се величае Пресвета Дева Мария Богородица. През X в. песента не била в състава на Литургията, но в същия век при император Василий Багренородни било установено да се пее «Достойно есть» на Св. Литургия след освещаването на св. Дарове. Атонско предание от X в. говори, че тази «похвална песен» била изпята за първи път пред образа на Божията Майка и записана на мраморни плочи от архангел Гавриил, който се явил на един отшелник. Това станало по времето на Константинополския патриарх Николай Хрисоверг. На Атон, в Карейския катедрален храм, се пази иконата на Божията Майка «Достойно есть», пред която според преданието се молел монахът, а архангелът изпял песента. Тая песен е двусъставна първоначално се е пеело само: «Честнейшую...». Ангелът, който се е явил на отшелника, казал: «Ние я пеем тъй: «Достойно есть...» и тогава «Честнейшую...». |
| Вот как! Значит, не было Максима Плануда с его переводами на греческий трудов Блаженного Августина, Катона Старшего, Овидия, Цицерона, Цезаря и прочих латинян, не было Димитрия и Прохора Кидонисов, переведших труды Фомы Аквинского, Рикальда де Монте Кроче и других латинских авторов. Не было Никифора Григоры, Мануила Калеки, Андрея и Максима Хрисовергов, Виссариона Никейского... Не было обосновавшегося ещё с XIII века в Константинополе ордена доминиканцев, распространявшего противоправославные сочинения навроде Contra errores Graecorum... Не было множества греков, переходивших в католицизм... Изумительно, как самозабвенно перевирают историю как раз те, кто громче всего обвиняет в этом создателей фильма. А что толкает их на это? Казалось бы, к чему все эти подтасовки? Если есть что сказать о фильме – скажи, но зачем же врать, передёргивать факты, искажать цитаты? Не только профессору, но и любому мало-мальски порядочному человеку известно, что это недостойные приёмы. Рискну предположить, что и С.А. Иванов это знает. Но идеологический азарт понуждает рецензента опускаться до них - ведь так хочется разоблачить авторов фильма, так хочется доказать их неправоту любой ценой, что становится уже не до разборчивости в средствах. Коротко говоря, рецензент делает с фильмом как раз то, что, по его мнению, создатели фильма делают с историей Византии. Почему? Да потому что убеждения, высказанные автором фильма, вступают в коренное противоречие с убеждениями рецензента. В XIV-XV веках на произведение, идейно подобное фильму о. Тихона (Шевкунова) вполне могли бы дать ответ, идейно подобный рецензии С.А. Иванова, к примеру, Гемист Плифон или Димитрий Кидонис. Это спор разных мировоззрений. Он был в Византии, он есть и сейчас. И то, что документальный фильм «Гибель империи» вызывает к жизни такие рецензии, лучше всего доказывает, что поднятые им темы актуальны по сей день, а значит, является лучшим ему оправданием и признанием его мировоззренческой состоятельности. скрыть способы оплаты |
| Малакс, перенося настоящую статью нашего Номоканона в свой сборник, справедливо выпустил из нее слово μοναχς и таким образом обратил ее в общее правило о пресвитерах (’Ιωννου Νηστευτο Πρεσβτερος ατρεων, φλεβοτομν, ργετω μρας πτ λλοι γρ λγουσιν παυσσθω, καθαιρεσθω. Вул. 1, гл. 103. 2, гл. 56). В такой редакции настоящая статья более соответствует древне-церковным правилам, которыя, как известно, запрещают всем вообще священнослужителям (а не одним только иеромонахам) входить в такие дела и занятия, которые могли бы отвлекать их от исполнения прямых обязанностей своего звания (Апост. 6, 81; Халк. 3; Карф. 19 и др.). К числу таких занятий синодальным постановлением патриарха Луки Хрисоверга (XII в.) отнесена и медицинская практика, в которой некоторые духовные лица достигали таких успехов, что делались предводителями врачей (ρχιατρο) и вместе с ними участвовали в каких-то публичных процессиях, совершавшихся в особенных костюмах, духовному сану неприличных 157 . Другими соображениями руководился Вальсамон, предлагая Александрийскому патриарху Марку не допускать духовных лиц к занятиям врачебной практикой. «Врачебное искусство, писал он в одном из своих ответов названному патриарху, хотя и определяется учеными, как искусство, доставляющее здоровье, но это не всегда так бывает: ибо обманчивы человеческие домыслы, и диагнозы даже многих (врачей) ненадежны, по одному древнему мудрому изречению. Неужели поэтому клирик, тем более священник и диакон, отступится от уделенного ему служения, безупречного и верного, и вдастся в дело обманчивое и сомнительное, а часто даже и опасное?» (Σντ. IV, 469–470). Не трудно понять, на какую опасность намекал здесь Вальсамон, предостерегая священнослужителей от занятий медицинскою практикой. И опытный, специально приготовленный к своему делу врач может сделаться невольным виновником смерти своего пациента. Тем более грозит эта опасность священнику, не получившему специального медицинского образования. Даже такая легкая операция, как кровопускание (φλεβοτομα), сделанное неискусною рукою и без надлежащих знаний, может причинить смерть больному и, значит, подвергнуть священника действию церковных правил, лишающих его сана за невольное убийство (Ср. примечание к ст. 10). |
| после 1203 г.) стоит переработка эзоповской басни LX/XC. Сюжет этот не раз использовался в европейской басенной традиции вплоть до Лафон- тена и Крылова, так что мы получаем заманчивую возможность рассматривать подход к теме византийского ритора на оттеняющем фоне текстов, более близких нам по времени и привычных с детства, но притом — это относится прежде всего к Лафонтену — не настолько далеко отошедших от античных риторических норм, чтобы сопоставление стало вовсе уж беспредметным. Любопытные вещи начинаются уже с заглавия. У Эзопа басня называется «Старик и Смерть», и оба баснописца Нового времени сохраняют ту же структуру заглавия: у Лафонтена — «Смерть и Дровосек», у Крылова — «Крестьянин и Смерть». Никифор Хрисоверг дает заглавие совершенно иного типа: «О том, сколь властительно жизнелюбие» (cm ναγκαστικν τ φιλζωον). Так — не очень по–басенному, но зато очень по–риторически — озаглавлены все пять басен в сборнике Хрисоверга: «О том, что не должно бороться против силы судеб»; «О том, что ничего доброго Хула не оставит без порицания»; «О том, что опасное дело зависть»; «О том, что нет пользы сребролюбцам в стяжании, когда не имеют они оному употребления». Подобные заглавия имеют очень простой и конкретный практический смысл: они превращают басенный материал в заготовки примеров для речей и проповедей, указывая наперед контекст, в который басне предстоит войти. Служебная роль басни как примера подразумевается в любом прогимназматическом сборнике, будь то античном, будь то византийском; но заголовки Хрисоверга обнажают эту роль до конца. Никифор не побоялся даже нарушить исповедуемый античной риторикой и хотя бы на словах признаваемый риторикой византийской принцип «уместности» (τ πρπον), в силу которого для басни приличны «простота», «ясность» и «приятность» слога; ибо, конечно, тяжеловесные, изысканные, сугубо «умственные» слова ναγκαστικν и τ φιλξωον — менее всего образец басенного слога! Но зато с самого начала заявлен примат общего — над частным, абстрактного — над конкретным, тезиса — над повествованием. |
| 9) Императора Мануила Комнина Порфиродного (1143–1180) новеллы: а) LXIX (у Властаря – «определение» θσπισμα), подтверждающая силу соборного определения при патриархе Луке Хрисоверге – о запрещении вступать в брак лицам, состоящим между собою в 7 степени кровного родства (в гл. 8 бук. «β»); б) LXXV (θσπισμα), воспрещающая епископам, отправляющимся в Константинополь – пребывать там более определенного церковными правилами и гражданскими законами времени, под опасением, в противном случай, быть изгоняемыми из города и против воли (в гл. 9 бук. «α»), – изложенная по гл. 2 тит. VIII-ro Номоканона Фотия (ср. J. Gr.-Rom. Zach. III, p. 501 и Synt. Rhalli et Potli, t 1, p. 152–153); в) Нов. LXXVIII (θσπισμα) – о запрещении одному и тому же лицу вступать в брак с двумя троюродными сестрами (в гл. 8 бук. «β» В полном виде см. in Jus. Gr.-Rom. Zach. III, p. 503); г) Новелла LXVI – о сроках призыва обвиняющих и обвиняемых в суд (в гл. 9 (7) бук. «δ»), изложенная по толкованию Вальсамона на пр. 22 соб. Карфагенского (ср. Jus Gr.-Rom. Zach. III, p. 461. §. 1 и Patrol. Cus. Compl. tom. 138, p. 169); д) Новелла LXIV (у Властаря – «грамата» – γρμμα) – о соблюдении силы церковных постановлений о запрещении клирикам и митрополитам присваивать себе имущество умершего епископа, и о запрещении правителям казны – похищать имущество умершего епископа (в гл. 27 бук. «ε»), изложенная по толкованию Вальсамона на пр. 35 соб. Трулльского (ср. Jus Graeco-Roman. Zach. III, 457 и Patr. Curs. Comp. tom. 187, p. 633–636). Б. Bce остальные законы, изложенные в Синтагме, приводятся под общим оглавлением: «закон», «законы», или «закон говорит», «закон повелевает» и т.п. и вообще безлично, т.е. без указания источников их заимствования. Но сличение этих последних с соответствующими им законами, помещенными в различных юридичееких сборниках, приводит к несомненному убеждению, что многие из них изложены буквально, или же с вариантами весьма незначительными, – по толкованиям Вальсамона и частью и Зонары – на церковный правила, – и некоторый но тексту Номоканона патр. Фотия, или же схолиям на него Вальсамона. |
| При патриархе Константине IV Хлиарине (1154-1156) Константинопольский Синод установил, что лицо, имевшее возможность избежать нападения разбойника, но само напавшее на него и убившее, надлежит привлекать к ответственности как умышленного убийцу и подвергать наказанию гораздо большему, чем предусмотрено 55-м правилом св. Василия Великого . А в 1166 г. при патриархе Луке Хрисоверге (1156-1169) было издано соборное определение, согласно которому брак между лицами в 7-й степени родства не допускался и подлежал расторжению, если был заключен втайне или с умолчанием данного обстоятельства, «дабы не размножались дети, достойные презрения и не увеличивалось число сынов, чуждых божественных законов» . Более того, нельзя не заметить, что императорских актов, регулирующих самые разные вопросы церковного быта и дисциплины, несопоставимо больше, чем синодальных актов, вторгающихся в сферу гражданского или публичного права. Их привычное соотношение между собой и степень участия византийских царей в каноническом законотворчестве прекрасно иллюстрирует тот факт, что указанное выше синодальное постановление о 7-й степени родства было введено в действие императором Мануилом I Комнином (1143-1180) в том же 1166 г. царским законом. Василевс постановил, что данное синодальное постановление должно неукоснительно исполняться всеми и оставаться неизменным в будущем. Впрочем, иного и быть не могло, поскольку на протяжении многих веков именно император являлся единственным законодателем в Римском государстве. Цари придавали отдельным и разрозненным церковным правилам, принятым в разное время различными Соборами, значение общеобязательных и общецерковных канонов, имеющих силу государственных законов . Первый опыт на этот счет был осуществлен императором св. Юстинианом Великим в 131 новелле, которой он предписал считать канонами правила первых четырех Вселенских Соборов . Следует попутно отметить, что, делегируя священноначалию часть своих законотворческих полномочий, императоры тем самым резко возвеличивали авторитет епископата в глазах и обывателей, и государственного аппарата. |
|
|
