| Сант-Аполлинаре Нуово в Равенне. 60-е гг. VI в. В италийской редакции Иеронимова Мартиролога (1-я пол. V в.) под 13 авг. содержится запись о поминовении «в Риме, на Тибуртинской дороге, мученика Ипполита, и на Аппиевой дороге в [катакомбах] Каллиста... епископа Понтиана» (текст восстановлен А. Кантеном - MartHieron. Comment. P. 439). Под 2 февр., 6 авг. и 2 нояб. указана память освящения базилики святых Сикста, Лаврентия и И. в г. Форум Семпрония (ныне Фоссомброне) (см.: Hanssens. 1959. P. 321). В Карфагенском календаре VI в. под 13 авг. также отмечена память И. (ActaSS. Nov. T. 2. Pars 1. P. LXX). На последующую календарную традицию повлиял Мартиролог Беды (1-я пол. VIII в.), где под 13 авг. к памяти И. добавлена память «Конкордии, его кормилицы... и прочих 19 человек из его дома» ( Quentin. 1908. P. 80). Память И. и Конкордии значится в лионских календарях 1-й пол. IX в. и в т. н. Малом Римском Мартирологе (Ibid. P. 436). В Мартирологе Адона Вьеннского (2-я пол. IX в.) сказание об И. и Конкордии под 13 авг. существенно расширено заимствованиями из Мученичества Полихрония, в т. ч. рассказом об обретении тела Конкордии в клоаке (PL. 123. Col. 329-331; см.: Quentin. 1908. P. 353-355). В Мартирологе Узуарда (2-я пол. IX в.) сказание подверглось обратному сокращению по образцу записи Беды (PL. 124. Col. 357) и в таком виде было включено в Римский Мартиролог (XVI в.- MartRom. Comment. P. 335-336). В совр. календаре Римско-католической Церкви под 13 авг. восстановлено древнее поминовение святых Понтиана и И., указанное в «Depositio martyrum» и в Иеронимовом Мартирологе. Проприи мессы на день памяти И. 13 авг. содержатся в рим. литургических книгах VII-VIII вв. (Sacramentarium Leonianum/Ed. Ch. L. Feltoe. Camb., 1896. P. 100; The Gelasian Sacramentary=Liber Sacramentorum Romanae Ecclesiae/Ed. H. A. Wilson. Oxf., 1894. P. 192; Das Sacramentarium Gregorianum nach dem aachener Urexemplar/Hrsg. H. Lietzmann. Münster, 19582. S. 87), а также в ранних галликанских книгах (напр., в «Готском Миссале» (ок. |
| Отправившись однажды в новопостроенный французами форт для совершения там мессы, он заблудился в лесу. У него не было теплой одежды, а между тем поднялась сильная снежная вьюга. Выбившись из сил, он пал на колени и в молитве искал единственного прибежища. Эта его молитва была последней. Его после нашли; он стоял на камнях, с открытыми глазами и скрещенными на груди руками, и был замершим трупом. 126 Таковы опасности и трудности, с которыми приходилось бороться иезуитам. Но эти частные случаи были только началом бедствий, предвестниками ужасной судьбы всей миссии среди гуронов и самого этого племени индейцев. IV Эпидемия произвела страшное опустошения в деревнях гуронов. «Там, где восемь лет тому назад, пишет иез. Вимон, было сто шалашей, теперь едва видно пять или шесть. Предводитель, который некогда имел восемьсот воинов, теперь имеет только тридцать или сорок; и вместо флотов в три или четыре сотни челноков, мы видим менее десятой доли этого числа. 127 Такое бедствие подавляющим образом подействовало на нравственное состояние гуронов. Они сделались слабыми и трусливыми, терпели постоянные неудачи как в звероловстве, так и в столкновениях с враждебными племенами. Но чем слабее были они, тем смелее и дерзостнее становились их злейшие враги ирокуасы. Они чаще стали делать набеги на соседние гуронские деревни и смелее нападали на их партии по реке св. Лаврентия, постоянно захватывая и уводя пленных, иногда целыми сотнями. 128 Особенное преимущество им над гуронами давало огнестрельное оружие, которое они получали от голландцев в обмен за меха и с которым они освоились с замечательною быстротой. Они были, по выражению Вимона, «бичом для младенчествующей церкви» гуронской. 129 Зима еще была более или менее безопасным временем; но лишь только проходил лед по рекам, как повсюду появлялись ирокуасы на своих быстрых челноках и разносили смерть и разрушение. Скоро они проникли вовнутрь страны гуронов и повесть о их деяниях там есть повесть ужаса и страшных злодейств. К 1645 году иезуиты раскинули сеть своей миссии по всей стране гуронов. |
| Первый опыт миссионерства среди индейцев сделал начальник миссии иезуит Лежон. В конце октября 1633 года партия индейцев в двадцать человек отправлялась в обычную зимнюю кочевку, для пропитания себя звероловством. Иезуит отправился с ней. Берестовые челноки быстро поскользили по реке Св. Лаврентия и чрез три недели прибыли к её верховью, где партия попрятала их в кустах и начала бродячую жизнь по окрестностям. Было уже около половины ноября, выпал глубокий снег и наступили довольно суровые морозы. Кругом была пустыня, покрытая непроходимыми лесами и холмами. Через нее потянулись индейцы, мужчины, женщины и дети, неся на себе все свое имущество или везя его на длинных санях. Привыкшие к такой бродячей жизни, индейцы довольно легко переносили её трудности, ловко скользили по снегам в своих лыжах, карабкались по холмам, пробирались чрез чащи лесов, перелезали чрез груды валежника. Но для иезуита такая жизнь была мучением. Подобно другим обремененный ношей, он то и дело падал от непривычки в своих лыжах, или тонул в глубоких снегах; лыжи его тяжелели от прилипавшего к ним снега и он с болью и страданием едва влачил свои ноги. 89 Пройдя известное расстояние, партия останавливалась, мужчины расчищали место от снега и женщины наскоро строили шалаш, покрытый корой и кожей. Среди его зажигался костер и партия отогревала свои закоченевшие члены. Тут она оставалась до тех пор, пока в окрестности верст на десять можно было находить дичь для пропитания. Весь шалаш занимал пространство около тринадцати квадратных футов, и в нем-то помещалась вся пария в двадцать человек, ела и спала одной сплошной массой вокруг огня, и вместе с собаками. Чрез щели шалаша дул холодный ветер, а с другой стороны пламя костра невыносимо жгло, распространяя в тоже время удушливый дым. Во время снежных бурь, препятствовавших выходу дыма в верхнее отверстие, он до того наполнял шалаш, что индейцы едва могли дышать, из красных глаз их ручьями лились слезы, и самые буквы молитвенника для иезуита казались писанными кровью. |
| 151 Тит Таций (ум. ок. 720 г.) – вождь сабинян, впоследствии римский царь, со-правитель Ромула. За что Энний объявил его тираном, не вполне понятно. Возможно, только за то, что когда родственники Тация как-то обидели лаврентийских послов, он, вопреки спарведливости, принял решение не в пользу лаврентийцев (и за это был убит). Подробнее о нем см. у Тита Ливия (Liv., I, 10–14). 152 Гомеоптотон – доел., греч. «то, что в одном падеже». Гомеоптотон, гомеоте- левтон и ирмос относятся к фигурам перемещения. 153 Гомеотелевтон – досл., греч. «то, что с одним окончанием», то есть рифма. При-мер Исидора соответствует скорее такой фигуре, как климакс (градация). Для гомой- отелевта лучше бы было: «Omnia praeclara гага» (Все прекрасное редко). Русский пример: «Какая река так широка, как Ока?» 156 Асинтетон – досл., греч. «бессоюзие», διαλυτς – «разборный», отсюда еще одно название этого тропа – диалелимомен. Единственная у Исидора фигура убавления. Пример полисинтетона и асинтетона в русской поэзии: «И солнце жгло,//И дело шло,//И все, казалось, пело.//Коси, коса,//Пока роса,//Роса – долой//И мы домой.» (А. Твардовский). 157 Пример антитезы в русской литературе: «Они сошлись. Волна и камень,//Стихи и проза, лед и пламень» (А. С. Пушкин). Любопытно, что у Аристотеля антитеза трактуется не в числе фигур, а как форма периода (см. Arist., Rhet., Ill, 9), иначе она могла относиться к фигурам мысли. 158 Гипаллага – доел., греч. «подмена». Это уже скорее троп, чем фигура, так как касается уже отклонения от «естественной нормы» в пределах одного слова. 159 О фигурах речи. Не упомянуты фигуры речи: эналлага, гендиасис, анаколуф, брахиология и зевгма, если ее понимать не как параллелизм. См. также: Quint. IX, 3; Rhet. ad Her., IV, 19–41; Rut. Lup., De fig.; Demetr., De stylo, 22–29, 193; Hermog., De id., I,12,285–287. Исидор приводит фигуры и тропы без особой классификации, и это производит впечатление беспорядка. На самом деле у античных риторов была разра-ботана подробнейшая система фигур и тропов. Верхний уровень классификации – фигуры мысли (средства выделения мысли), фигуры слова (средство привлечения внимания к данному месту посредством необычного словосочетания) и тропы (необычное употребление одного слова), см. у М. Л. Гаспарова, который ориентируется, в основном, на Г. Лаусберга (Гаспаров М. Л. Античная риторика как система//Гаспаров М. Л. Об античной поэзии. Поэты, поэтика, риторика. – СПб., 2000). |
| 27 янв. 1843 г. папа Григорий XVI нарек Печчи архиепископом Дамиетты in partibus infidelium и на следующий день назначил апостольским нунцием в Бельгии. 10 февр. Печчи стал ассистентом папского трона. Епископское рукоположение, состоявшееся 19 февр. 1843 г. в рим. ц. св. Лаврентия (Сан-Лоренцо-ин-Панисперна), возглавил кард. Л. Ламбрускини. 7 апр. 1843 г. новый нунций прибыл в Бельгию. Он принял участие в рассмотрении вопроса о преподавании в школах католич. катехизиса, за отмену к-рого активно выступали либеральные политики. Печчи призвал бельг. епископов оказать поддержку католич. депутатам, чтобы они могли противостоять принятию парламентом либеральных законов. Нунцию пришлось участвовать в разрешении конфликта между бельг. епископатом и иезуитами из-за открытого в 1845 г. при орденской коллегии в Намюре философского ф-та, на который было разрешено поступать мирянам, что влекло за собой изменение положения Лувенского (Лёвенского) католич. ун-та, с 1834 г. содержавшегося на средства бельг. епископов. Нунций призвал обе стороны доверить решение спора Папскому престолу. В 1844 г. Печчи стал одним из инициаторов создания в Риме Бельгийской коллегии для подготовки бельг. духовенства. После смерти в апр. 1845 г. еп. Перуджи Карло Филезио Читтадини духовенство и члены муниципального совета города через кард. Джованни Марию Мастаи Ферретти (впосл. папа Римский Пий IX ) подали петицию папе Григорию XVI с просьбой назначить на вакантную кафедру Печчи, хорошо зарекомендовавшего себя на посту апостольского делегата в Перудже. 19 янв. 1846 г. Печчи был назначен на кафедру Перуджи. В знак признания заслуг на посту нунция бельг. кор. Леопольд I наградил его Большим крестом ордена Леопольда. По окончании дипломатической службы Печчи совершил поездку в Лондон и Париж и 22 мая 1846 г. прибыл в Рим, где дождался избрания нового папы Римского Пия IX. 26 июля 1846 г. Печчи вступил в управление кафедрой Перуджи. Одним из постоянных объектов внимания правящего епископа являлось развитие духовного и религ. образования. В 1846-1850 гг. на собственные средства Л. было построено новое здание ДС, куда приглашали преподавать лучших профессоров из ун-та Перуджи и др. ун-тов, ряд курсов в ДС читал Печчи. В 1872 г. его стараниями в Перудже была открыта задуманная еще в 1858 г. академия св. Фомы Аквинского. В 1856 г. было предпринято новое епархиальное издание катехизиса, в 1857 г. опубликовано практическое руководство для клириков. Работа по катехизации молодежи была доверена приглашенным из Бельгии монахиням конгрегации Святейшего Сердца Иисуса, их эффективная деятельность в образовательной сфере привлекла внимание Печчи, когда он был еще нунцием. При нем в еп-стве Перуджа было построено 36 новых храмов, активно развивалась социально-благотворительная деятельность (напр., оказывалась помощь пострадавшим в 1854, во время голода, начавшегося после землетрясения в Умбрии). |
| В это гонение скончался мученически 14 сентября 258 г. Киприан, епископ карфагенский, и 21 января 259 г. Фруктуоз, епископ тарраконский. Еще ранее, 10 августа 258 г., пострадал Ксист, епископ римский, и его диакон Лаврентий. Киприана через год снова вызвали в Карфаген. Здесь он уже не застал Патерна; проконсулом был Галерий Максим. 14 сентября к нему представлен был Киприан. «Ты Таский Киприан?» — «Я».— «Ты папа сакрилегов?» — «Я».— «Императоры приказали тебе принести жертву (caeremoniare)».— «He сделаю (non facio)».— «Подумай о себе (consule tibi)».— «Делай, что приказано. В деле столь справедливом нечего раздумывать (fac quod tibi praeceptum est; in re tarn justa nulla est consultatio)». Проконсул так формулировал обвинение: «Ты долго жил как sacrilegus (diu sacrilega mente vixisti). Ты показал себя врагом римским богам и священным законам. Августейшие императоры не могли убедить тебя возвратиться к исполнению римских религиозных обрядов. В предостережение тем, кого ты вовлек в свое преступное сообщество (conspiratio), ты своею кровью заплатишь за нарушение законов». И затем прочитал приговор: «Thascium Cyprianum gladio animadverti placet» (Таския Киприана подобает казнить мечом). — «Deo gratias» (благодарение Богу),— ответил св. епископ. Гонение и при Валериане соединено было с пытками и продолжительным томлением в темнице. Языческое население и в это время относилось к христианам довольно спокойно, и так как второй эдикт с особенною силою ударял только на предстоятелей и между ними на особенно выдающихся, то простые христиане в самую эпоху гонения держали себя с замечательной свободой. Так, например, когда Киприан был взят окончательно под стражу, то приведенный в Карфаген лишь позднею ночью, он не мог тогда же явиться на суд. Все карфагенские верующие собрались ночью к тому дому, в котором находился епископ. Составилась, таким образом, христианская vigilia; но, опасаясь за благосостояние паствы, епископ сам просил собравшихся разойтись, чтобы в настоящее время не случилось какой-нибудь неприятности. Точно так же верующие собрались и утром и немало не скрывали того, что они принадлежат к церкви Киприана. Когда старца епископа вели на суд, один из верующих предложил ему переменить одежду, потому что утомленный епископ был весь покрыт потом. Когда, наконец, Киприан был осужден и веден на место казни, то при этом присутствовали пресвитеры, которым он передал свои одежды; диакон и епископ обвязали ему одежду на руках, прежде чем он наклонил голову под меч. Акты рассказывают, что Киприан поручил собравшимся клирикам выдать 25 золотых монет тому палачу, который должен был казнить его. |
| До нас дошли канонические сборники V века, которые представляют собой переводы с греческого языка. Около середины V столетия в Италии был составлен сборник канонов, переведённых с греческого на латинский язык неизвестным автором. Этот сборник (Versio Isidoriana) назван, однако, именем святого Исидора, архиепископа Севильского, жившего в первой половине VII века, потому что именно в этом переводе читаются помещённые здесь правила, в позднейшем сборнике усваиваемые Исидору. Известны две редакции этой компиляции. В первую вошли каноны I Вселенского, Анкирского, Неокесарийского и Гангрского Соборов, во второй редакции к ним добавлены ещё правила Сардикийского, Антиохийского, Лаодикийского, а также II и IV Вселенских Соборов. Во второй половине V века в Италии был составлен ещё один переводной сборник канонов, куда вошли все правила, помещённые во второй редакции Исидорова сборника (Versio Isidoriana), кроме Лаодикийских. Римский аббат Дионисий Малый назвал этот перевод «translatio prisca» – «Старый перевод». В XVI веке Пасхазий Кинель издал «Кодекс канонов Римской Церкви» («Codex canonum ecclesiae romanae»). Этот кодекс считается официальным кодексом Римской Цекрви конца V столетия. В нём помещены правила I Вселенского, Сардикийского, Карфагенского, Анкирского, Неокесарийского, Гангрского, Халкидонского и Лаодикийского Соборов, канонические послания (декреталы) пап, относящиеся к V веку, несколько императорских законов по церковным делам и различные статьи религиозного содержания. Самый важный из древних канонических сборников Запада составлен римским аббатом Дионисием Малым. Дионисий был родом из Далмации, возможно, славянином. Скончался после 526 года. Дионисий – учёнейший из современных ему латиноязычных писателей. За составление сборника канонов он принялся ещё в Далмации по просьбе некоего пресвитера Лаврентия, который затруднялся в пользовании правилами из так называемого «Старого перевода», а также по желанию епископа Солинского Стефана. За основу своего переводного сборника Дионисий взял Понтийский сборник в расширенной Халкидонской редакции, включавшей правила I Вселенского, Анкирского, Неокесарийского, Гангрского, Антиохийского, Лаодикийского и II Вселенского Соборов – всего 165 канонов. |
| 19 окт. 1845 г., после смерти Дросте-Вишеринга, Г. унаследовал должность архиепископа Кёльнского. 24 нояб. 1845 г. папа Григорий XVI пожаловал ему паллий , 2 дек. 1845 г. назначил Г. ассистентом папского трона. 11 янв. 1846 г. состоялась церемония вступления в должность архиепископа Кёльнского. В окт. 1848 г. Г. председательствовал в Вюрцбурге на первой конференции нем. католич. епископов, к-рая положила начало созданию объединений епископата по принципу национально-гос. принадлежности. 30 сент. 1850 г. папа Римский Пий IX возвел Г. в достоинство кардинала-пресвитера, в тот же день ему была направлена кардинальская биретта . Остальные знаки кардинальского достоинства и титулярный рим. храм св. Лаврентия (S. Laurentii in Panisperna) Г. получил только 19 марта 1857 г., когда смог прибыть в Рим. В 1854 г. Г. распорядился торжественно отметить провозглашение догмата о непорочном зачатии Девы Марии. Приверженец политики Рима, он активно поддерживал обсуждавшиеся в те годы идеи об усилении папской власти и о необходимости ее догматического определения. На провинциальном Синоде в Кёльне (1860) Г. стал инициатором обсуждения и одобрения тезиса о папской безошибочности в делах, касающихся вероучения и морали, утвержденного впосл. Ватиканским I Собором . При Г. были закончены строительные работы и состоялось освящение кафедрального собора в Кёльне (окт. 1863), в крипте к-рого он был погребен. Соч.: Der Kaiser-Dom zu Speyer: Eine topogr.-hist. Monogr. Mainz, 1828. 3 Bde; Sammlung aller Gesetze und Verordnungen über das Kirchen- und Schulwesen im bayerischen Rheinkreise vom Jahre 1796-1830. Speyer, 1830; Der Kirchsprengel des alten Bisthums Speyer. Speyer, 1832; Die Schlacht am Hasenbühl und das Königskreuz zu Göllheim. Speyer, 1835; Die Erziehung der Kinder aus gemischten Ehen: Eine gesch.-rechtliche Erörterung. Speyer, 1837; Schriften und Reden/Hrsg. v. K. Th. Dumont. Köln, 1869-1870. 3 Bde. Лит.: Hierarchia CMRA. Vol. 7. P. 156, 222, 351, 376; Remling F. X. Kardinal von Geissel, Bischof zu Speyer und Erzbischof zu Köln, im Leben und Wirken. Speyer, 1873; Baudri J. A. F. Der Erzbischof von Köln Johannes Kardinal von Geissel und seine Zeit. Köln, 1881. |
| Материал из Православной Энциклопедии под редакцией Патриарха Московского и всея Руси Кирилла Содержание КАПУЦИНЫ [лат. capuccini; офиц. название - Ordo Fratrum Minorum Capuccinorum, O. F. M. Cap., орден меньших братьев капуцинов], монашеский орден, представляет собой ветвь 1-го (муж.) ордена францисканцев . Монахи-К. носят рясу бурого цвета с коническим капюшоном (итал. cappuccio). История Орден К. возник в XVI в. в Италии в рамках движения за церковное обновление, к-рое активизировалось в период подготовки к Тридентскому Собору (1545-1563). Появление К. было связано с реформой францисканского ордена после его разделения в 1517 г. на конвентуалов и обсервантов . Основатель ордена францисканец-обсервант Маттео да Башо (ок. 1495-1552) в 1525 г. покинул обитель в Монтефьорентино и стал странствующим монахом-проповедником, живущим в соответствии с заветами католич. св. Франциска Ассизского и питающимся подаянием. В княжестве Камерино он получил поддержку местного епископа и кнг. Катарины Чибо, племянницы Римского папы Климента VII (1523-1534). Действия М. да Башо не были одобрены провинциальным капитулом обсервантов. Францисканец отправился в Рим, и папа Климент VII бреве «Сит nobis nuper» (от 8 марта 1526) и буллой «Religionis zelus» (от 3 июля 1528) официально признал деятельность М. да Башо и его последователей и их право свободно проповедовать. Новая община получила название «меньшие братья отшельнической жизни» и сначала существовала как конгрегация в рамках ордена францисканцев-конвентуалов. Первым настоятелем К. стал М. да Башо, однако вскоре он отказался от должности и вернулся к обсервантам. В 1535 г. его преемник Лудовико да Фоссомброне также оставил общину К., вернувшись к обсервантам. В 1542 г. следующий настоятель, Бернардино Окино, перешел в кальвинизм. Внутренний кризис в общинах К. удалось преодолеть при настоятелях Марио из Меркато-Сарачено (в миру Андреа Фабиани) и католич. св. Лаврентии из Бриндизи . Орден К. был утвержден буллой Римского папы Пия IV «Pastoralis officii cura» от 2 апр. 1560 г. 28 янв. 1619 г. Римский папа Павел V буллой «Alias felicis recordationis» провозгласил полную автономию К. и присвоил главе ордена титул генерального министра. |
| Идеализация князей, павших в борьбе с врагами Русской земли, не была единичной особенностью Лаврентьевской летописи. Мы видели такую же идеализацию в «Повести о разорении Рязани Батыем» и в Похвале роду рязанских князей. В известной мере она была даже общенародной. И это легко показать на той же истории с владимирским великим князем Юрием. Дело в том, что героем древнейшей основы Китежской легенды сделан именно Юрий. Его гибель в неравном бою послужила основой в разное время возникавших и переделывавшихся и так или иначе отражавшихся в письменности рассказов о том, что есть такие места, куда не проникли враги и куда может попасть только чистый сердцем человек, внутренне не причастный злу и не вступивший в союз с врагами. Сделать главным героем такой легенды Юрия могла только всеобщая вера в то, что Юрий не запятнал себя ни в чем своим прежним поведением. В том, что народные легенды о Юрии возникали очень рано и что какие-то первоначальные версии Китежской легенды существовали уже в XIII веке, убеждает один сравнительно короткий текст Новгородской первой летописи, древнейшая рукопись которой относится к XIII веку. Согласно этой летописи, Юрий бежал в сторону Ярославля и о смерти его существуют разные рассказы: «...Бог же весть како скончася: много бо глаголють о немь инии». Не приходится сомневаться, что из этих народных рассказов и выросла знаменитая Китежская легенда, согласно которой, потерпев поражение в битве на Сити, Юрий с остатками своего войска очутился в невидимом граде Китеже. Моральное значение этой легенды верно почувствовал в конце XIX века Н. А. Римский-Корсаков, сделав ее сюжетной основой своей оперы «Сказание о невидимом граде Китеже и деве Февронии». Жизнь Февронии относится к совсем иной эпохе, но и в ней есть та моральная основа, которая позволила Н. А. Римскому-Корсакову и либреттисту оперы В. И. Бельскому соединить обе легенды в один музыкальный рассказ: вышедшая из крестьянской среды муромская княгиня Феврония не уступает преследованиям спесивых боярских жен и уходит из Мурома, уводя с собой своего князя и оставив в Муроме все земные блага. |
|
|
