| Кочет и курица Жили курочка с кочетком, и пошли они в лес по орехи. Пришли к орешне; кочеток залез на орешню рвать орехи, а курочку оставил на земле подбирать орехи: кочеток кидает, а курочка подбирает. Вот кинул кочеток орешек, и попал курочке в глазок, и вышиб глазок. Курочка пошла – плачет. Вот едут бояре и спрашивают: «Курочка, курочка! Что ты плачешь?» – «Мне кочеток вышиб глазок». – «Кочеток, кочеток! На что ты курочке вышиб глазок?» – «Мне орешня портки раздрала». – «Орешня, орешня! На что ты кочетку портки раздрала?» – «Меня козы подглодали». – «Козы, козы! На что вы орешню подглодали?» – «Нас пастухи не берегут». – «Пастухи, пастухи! Что вы коз не берегете?» – «Нас хозяйка блинами не кормит». – «Хозяйка, хозяйка! Что ты пастухов блинами не кормишь?» – «У меня свинья опару пролила». – «Свинья, свинья! На что ты у хозяйки опару пролила?» – «У меня волк поросенчика унес». – «Волк, волк! На что ты у свиньи поросенчика унес?» – «Я есть захотел, мне Бог повелел». Смерть петушка Ходят курица с петухом на поповом гумне. Подавился петушок бобовым зернятком. Курочка сжалелась, пошла к речке просить воды. Речка говорит: «Поди к липке, проси листа, тогда и дам воды!» – «Липка, липка! Дай листу: лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит!» Липка сказала: «Поди к девке, проси нитки: в те поры дам листа!» – «Девка, девка! Дай нитки, нитки нести к липке, липка даст листу, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит!» Девка говорит: «Поди к корове, проси молока; в те поры дам нитки». Пришла курочка к корове: «Корова, корова! Дай молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст листу, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит!» Корова говорит: «Поди, курочка, к сенокосам, попроси у них сена; в те поры дам молока». Пришла курочка к сенокосам: «Сенокосы, сенокосы! Дайте сена, сено нести к корове, корова даст молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст листу, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит!» |
| Сенокосы говорят: «Поди, курочка, к кузнецам, чтобы сковали косу». Пришла курочка к кузнецам: «Кузнецы, кузнецы! Скуйте мне косу, косу нести к сенокосам, сенокосы дадут сена, сено нести к корове, корова даст молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст листу, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит!» Кузнецы сказали: «Иди, курочка, к лаянам, проси у них уголья; в те поры скуем тебе косу». Пришла курочка к лаянам: «Лаяна, лаяна! Дайте уголья, уголье нести к кузнецам, кузнецы скуют косу, косу нести к сенокосам, сенокосы дадут сена, сено нести к корове, корова даст молока, молоко нести к девке, девка даст нитки, нитки нести к липке, липка даст листу, лист нести к речке, речка даст воды, воду нести к петушку, – подавился петушок бобовым зернятком: ни спышит, ни сдышит, ровно мертвый лежит!» Дали лаяна уголья; снесла курочка уголье к кузнецам, кузнецы сковали косу; снесла косу к сенокосам, сенокосы накосили сена; снесла сено к корове, корова дала молока; снесла молоко к девке, девка дала нитки; снесла нитки к липке, липка дала листу; снесла лист к речке, речка дала воды; снесла воду к петушку: он лежит, ни спышит, ни сдышит, подавился на поповом гумне бобовым зернятком! Курочка Жил-был старик со старушкою, у них была курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко разбилось. Старик плачет, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась. Идет просвирня, спрашивает: что они так плачут? Старики начали пересказывать: «Как нам не плакать? Есть у нас курочка-татарушка, снесла яичко в куте под окошком: пестро, востро, костяно, мудрено! Положила на полочку; мышка шла, хвостиком тряхнула, полочка упала, яичко и разбилось! Я, старик, плачу, старуха возрыдает, в печи пылает, верх на избе шатается, девочка-внучка с горя удавилась». Просвирня как услыхала – все просвиры изломала и побросала. Подходит дьячок и спрашивает у просвирни: зачем она просвиры побросала? |
| Жили-были петушок и курочка. Петушок все торопился, да торопился, а курочка знай себе да приговаривает: — Петя, не торопись. Петя, не торопись. Клевал как-то петушок бобовые зернышки, да второпях и подавился. Подавился, не дышит, не слышит, лежит не шевелиться. Перепугалась курочка, бросилась к хозяйке, кричит: — Ох, хозяюшка, дай скорей маслица петушку горлышко смазать: подавился петушок бобовым зернышком. Хозяйка говорит: — Беги скорей к коровушке, проси у нее молока, а я уж собью маслица. Бросилась курочка к корове: — Коровушка, голубушка, дай скорее молока, из молока хозяюшка собьет маслица, маслицем смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зернышком. — Ступай скорее к хозяину, пусть он принесет мне свежей травы. Бежит курочка к хозяину: -Хозяин! Хозяин! Дай скорее коровушке свежей травы, коровушка даст молочка, из молочка хозяюшка собьет маслица, маслицем я смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зернышком. — Беги скорей к кузнецу за косой, — говорит хозяин. Со всех ног бросилась курочка к кузнецу: — Кузнец, кузнец, дай скорее хозяину хорошую косу. Хозяин даст коровушке травы, коровушка даст молока, хозяюшка даст мне маслица, я смажу петушку горлышко: подавился петушок бобовым зернышком. Кузнец дал хозяину новую косу, хозяин дал коровушке свежей травы, коровушка дала молока, хозяюшка сбила масла, дала маслица курочке. Смазала курочка петушку горлышко. Бобовое зернышко и проскочило. Петушок вскочил живехонький и во все горло запел: — Ку-ка-реку! Лиса, заяц и петух Жили-были лиса да заяц. У лисицы была избенка ледяная, а у зайчика лубяная; пришла весна красна — у лисицы растаяла, а у зайчика стоит по-старому. Лиса попросилась у зайчика погреться, да зайчика-то и выгнала. Идет дорогой зайчик да плачет, а ему навстречу собаки: — Тяф, тяф, тяф! Про что, зайчик, плачешь? А зайчик говорит: — Отстаньте, собаки! Как мне не плакать? Была у меня избенка лубяная, а у лисы ледяная, попросилась она ко мне, да меня и выгнала. — Не плачь, зайчик! — говорят собаки. — Мы ее выгоним. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 274 голоса: 4.0 из 5) Оглавление Глава одиннадцатая. Искры из глаз Круги поплыли у Васи перед глазами — кривые, в красную крапинку. И в кругах этих стоял черноусый, у которого не было теперь усов. Он издали показывал на Васю пальцем: — Это он! Я узнаю его! Старшина Тараканов по-прежнему держал Васю повыше локтя и тянул его в угол, где стояла лавка, похожая на желтое пианино. Вася сел, а мешок поставил в ноги. Матрос, видно, почувствовал, что дела идут неладные, свернулся в мешке и лежал неподвижно, как пять кило картошки. — Рассказывайте по порядку, Курочкин, — сказал старшина, обернувшись к черноусому, у которого не было теперь усов. — Сейчас, — сказал Курочкин. — Попью только. Он подошел к настольному графину и попил, булькая горлом, как голубь-горлица. — Прошлое воскресенье, — сказал Курочкин, попив, — я купил поросят, как раз вот у этого типа. Приехал домой, гляжу — в мешке пес. Он, рожа кривая, мешки подменил, пока я деньги считал. — Чего? — крикнул Вася, вскакивая с лавки. — Кто купил? Ты купил?! — А ну-ка сядь! — сказал старшина, хватая Васю за плечо. — Сядь! Разберемся! Он подождал, пока Вася усядется, и дальше спрашивал Курочкина: — Какой именно был в мешке пес? Какой породы? — Бандитской породы, — ответил Курочкин и поглядел на Васю. — Весь мохнатый. И Вася поглядел на Курочкина. Нет, не было у него теперь усов, голые губы синели под курочкинским носом и шевелились, выговаривая слова. А по словам этим выходило все наоборот, как будто Вася обманул Курочкина и подсунул пса вместо поросят. «Вон как, — думал Вася ошеломленно, — вон как честного Васю обвиняют!» У Васи заныла голова. Он сидел на лавке тупо и неподвижно, как сидел бы фонарный столб. «Ну ладно, — думал Вася, — болтай, болтай, Курочкин. Я пока помолчу, а потом и открою рот. Погоди, куриная слепота, только закроешь рот — я свой живо открою!» Но рта открыть не удавалось, потому что Курочкин своего никак не закрывал, он молол и молол, как приехал покупать поросят, а Вася его обманул. |
| — Сии–сии, — мелодично просвистела синичка. Мальчик обрадовался ей и, открыв окно, насыпал немного крошек. Она сразу же быстро стала клевать их, благодарно посматривая на него черными блестящими глазками. — Ну вот, — сказал мальчик, — завтра Праздник, а у нас в доме ничего нет… — и тихонько вздохнул. Синичка защелкала клювом, что-то говоря на своем птичьем языке, немного еще покрутилась и улетела. — Ничего, внучек, не беспокойся, — сказала бабушка, — Бог даст. А синичка, наклевавшись крошек, летела и думала: «Какой хороший мальчик! Он помог мне зимой, когда мне было трудно и голодно. Надо и мне помочь ему и его бабушке» И полетела синичка к курочке. — Здравствуй, курочка-сестричка! — Здравствуй, синичка-сестричка! — Курочка, дай мне яичек, — попросила синичка — Зачем тебе, синичка-сестричка? — Хороший мальчик и его добрая бабушка, которые кормили меня холодной и лютой зимой, ничего не имеют к Светлому Христову Воскресенью, — ответила птичка. — Бери, сколько хочешь, сестричка! – сказала курочка. И тут же огорченно добавила: — Только вот, все они у меня беленькие, и нет красок, чтобы расписать их. — Что же делать? – тоже огорчилась синичка. Они задумались. Но тут к ним подошел муж курочки-сестрички – красавец-петух. — Ку-ка-ре-ку! – громко прокричал он, сильно замахал крыльями и щелкнул шпорами. — О чем задумались, сестрички? – спросил он. — Вот синичке надо достать краски, а мы не знаем где, — ответила курочка. — Эх вы! – гордо сказал петушок. – Все краски можно достать у радуги. И тут же добавил: — Я для своего хвоста именно там и брал. И он с гордостью прошелся перед ними, демонстрируя свой яркий разноцветный хвост. — Правда, — обрадовалась курочка, — лети-ка ты, сестричка-синичка, к радуге. У самой курочки не было такого красивого хвоста, поэтому она и не знала, где достать краски. Полетела синичка к радуге. — Здравствуй радуга! — Здравствуй, синичка! — Помоги мне! Дай мне краски для того, чтобы можно было расписать яички, которые дает курочка-сестричка для хорошего мальчика и его доброй бабушки, которые кормили меня холодной и лютой зимой, — ответила птичка. — А то у них к Светлому Христову Воскресенью ничего нет. |
| Мы долго и дружно кричали «ура». Мы бесновались, вскакивали, хлопали в ладоши и за неимением шапок подкидывали к потолку свои книги, тетради и письменные принадлежности. Наконец Викниксор поднял руку. — Кончено. Разговор исчерпан. В радужном, праздничном настроении мы приступили к «текущим делам». Через два дня, в субботу, состоялась экскурсия на Канонерский остров. Утром после чая мы строились во дворе в пары, когда в воротах показалась величественная фигура Василия Петровича. Он приблизился к нам, улыбнулся и дружелюбно поклонился. — Здравствуйте, друзья мои, — сказал он. — До свиданья, друг мой, — ответили мы. Мы могли бы ответить иначе, покрепче, но поблизости стоял Алникпоп и строго сверкал очками. География с изюмом Однажды в перемену к нам в класс ворвался третьеклассник Курочка. — Ребята, послушайте, вы видели нового халдея? — Нет, — сказали мы. — А что такое? — Увидите, — засмеялся Курочка. — А что такое? — поинтересовались мы. — Заика? Трехглазый? Двухголовый? — Нет, — сказал Курочка. — Обжора. — Ну-у, — разочарованно протянули мы. Потому что обжорство вовсе не казалось нам интересным, достойным внимания качеством. Мы сами прекрасно и даже мастерски умели есть. К сожалению, наши способности пропадали даром: наш ежедневный паек стоил всего двадцать четыре копейки золотом и очень легко умещался на самом дне самого мелкого желудка. — Он у нас только что на уроке был, — продолжал Курочка. — Потеха! — А что он преподает? — спросил Янкель. — Что преподает? — переспросил Курочка. — А черт его знает. Ей-богу, не знаю. Курочка добился своего. Мы с любопытством стали ждать появления нового халдея. Он пришел к нам на четвертый урок. Толстенный, бегемотообразный, он и без предупреждения развеселил бы нас. А тут, после загадочных рассказов Курочки, мы просто покатились со смеху. — Наше вам! — прокричал Японец. — Наше вам, гиппопотам!.. Тряхнув двойным подбородком, новый халдей грузно опустился на стул, который, как нам показалось, жалобно застонал под его десятипудовой тушей. |
| (Из собрания народных сказок.). 17. Мужик и медведица Как весенней полной порой, из-под утренней белой зорюшки, что из лесу, лесу дремучего, выходила медведица, с малыми детушками – медвежатами, поиграть-погулять, себя показать. Села медведица под березкой; стали медвежата промеж себя играть, обниматься, бороться, да кувыркаться. Отколь ни возьмись мужик идет: он в руках несет рогатину, а нож-то у него за поясом, а мешок-то у него за плечами. Как завидела медведиха мужика с рогатиной, заревела медведиха, стала кликать детушек, глупых медвежат своих: «Ах вы детушки, медвежатушки! Перестаньте валяться, обниматься, кувыркаться! Становитесь, хоронитесь за меня. Уж я вас мужику не выдам, а сама мужика съем, проглочу!». Медвежатушки испугались, за медведиху побросались; а медведиха осерчалась, на дыбы поднималась. А мужик-то он догадлив был, он пустился на медведиху, он сажал в нее рогатину. (А. Пушкин.) 18. Стариково великое горе Жил-был старик со старухой, у них была курочка рябушечка; снесла рябушечка первое яичко в куте перед печкой, под самым окошком; пестро-востро-костяно-мудрено. Положила старуха яичко на полочку, мышка бежала, хвостиком вильнула, полочку свернула, яичко скатилось, об пол разбилось. Старик плачет, старуха рыдает, курочка кудахчет, огонь в печи пылает, двери скрипят, сор под порогом вскружился, тын покосился, ворота хлопают, щепы в поле летят. Сбежались соседи: – что, что? Старик говорит: «вот так и так, наша курочка рябушечка снесла яичко, пестро-востро-костяно-мудрено. Положила старуха яичко на полочку, мышка бежала, хвостиком вильнула, полку свернула, яичко скатилось, об пол разбилось; я, старик, плачу, старуха рыдает, курочка кудахчет, огонь в печи пылает, двери скрипят, сор под порогом вскружился, тын покосился, ворота хлопают, щепы в поле летят!». Как услыхали соседи про стариково горе, так развели руками и ну вопить на все село. Сбежалось село: что, что? Старик говорит: «вот так и так, наша курочка рябушечка, снесла яичко пестро-востро-костяно-мудрено. Положили яичко на полочку, мышка бежала, хвостиком вильнула, полку свернула, яичко скатилось, об пол разбилось! Я, старик, плачу, старуха рыдает, курочка кудахчет, огонь в печи пылает, двери скрипят, сор под порогом вскружился, тын покосился, ворота хлопают, щепы в поле летят, соседи на все село плачут, руками машут!». Тут заголосило все село в голос, стало рвать на себе волос, тужить по стариковом великом горе. (Из Первой Первинки Даля.). |
| Виктор Александрович более всего дорожил тем, чтобы дети развивались самостоятельно, без постороннего влияния. Старший мальчик, Андрейка, был замечательно умен. Отец восхищался его живым, любознательным умом. Его все интересовало, он добивался всего, во все вникал, все хотел знать, и отец очень любил удовлетворять его любознательность. “Папа, отчего маятник на часах не останавливается, а качается целые сутки, а в столовой даже целую неделю?” – спрашивал Андрейка. И отец открывал часы и показывал механизм, объяснял причину, почему часы идут. То вдруг Андрейка заинтересуется швейной машиной или роялем и добивается, отчего происходит звук. Особенно интересовало мальчика, как люди дошли до таких открытий. Отец ему рассказывал, что прежде люди шили рыбьей костью, вместо иголки, долго не знали, что из железа можно сделать иголку, а теперь шьют на швейных машинах. Такие рассказы ужасно радовали Андрейку, и он целые вечера проводил с отцом в беседах о пароходах, паровозах, фабриках и т.п. Более же всего интересовало Андрейку, кто и как достиг до какого-нибудь изобретения, и однажды он так увлекся рассказами отца, что в восторге вскочил, выпрямился, засунул руку за кушак и сказал: – Когда я вырасту большой, то я непременно что-нибудь выдумаю! – Папа, отчего животные не выдумывают ничего нового? – Оттого, что они не так умны, как человек, – отвечал Виктор Александрович. – Но собаки и лошади очень умны и, между тем, никогда ничего, ничего нового не придумают. Это очень странно! – Папа, отчего они ничего не говорят? Как жаль, что они не говорят! – Да все оттого же – их ум не развит. – Идиоты даже говорят, – вставил Андрейка. – Это очень удивительно, я бы не хотел быть животным. Однажды Андрейка, сидя за завтраком, спросил няню: – Откуда взялось яичко? – Курочка снесла, – отвечала няня. – А курочка откуда? – опять спросил Андрейка. – Курочка из яичка вышла, – отвечала няня. – Значит, яичко из курочки, курочка из яичка, вот так славно, как же так? – А так: вот курочка сядет на яички, выйдут цыплятки, вырастут и будут курочками, нанесут яичек и тоже сядут на яички, – объяснила няня, думая, что это очень понятно. |
| — Не скажи. Волшебники не все могут. Если бы волшебники все могли, житья бы от них не было, да и не вымерли бы они к настоящему времени. Нет такого волшебника, чтобы умел в ступе летать. Это ведьмино дело. А уж на метле летать они и не мечтают. — Что же случилось потом? — Потом пропала курочка Ряба. — Какая еще курочка? — Ах, эти современные дети! Могут перечислить все спутники Юпитера, а забыли, чем знаменита курочка Ряба. — А, я вспомнила! Она снесла золотое яичко? — И не одно. А потом исчезла. И директор Царевич сказал Кусандре: «Вы отвечаете за порядок. Куда делась курочка? Чтобы завтра курочка была на месте! Иначе я вас уволю!» — А что дальше? — Вчера ночью директор пропал. Когда утром за ним прилетела машина, вышел Кусандра и сказал, что директор ушел пешком. А это неправда. Все двери были заперты. И он не уходил. Он исчез. Теперь власть в заповеднике находится в руках страшного злодея Кусандры. И если ты нам не поможешь, мы все погибли. А может, погибнет весь город. И вся Земля! — Может, скажем моему папе? Он взрослый… — Взрослые не верят в сказки. Единственный взрослый, который верит в сказки, — это Иван Иванович Царевич. А он заколдован или заточен. — Но я тоже не верю в сказки. Я верю в космические путешествия, в достижения науки, мне некогда верить в сказки. Мне как будущему ученому нужны доказательства. — Ах, тебе нужны доказательства? — Гном вскочил и выпрямился на диване во весь рост. — А я что, не доказательство? — Почему ты доказательство? — Так я же гном! Я сказочное существо! — А как ты докажешь… — Хватит! — Гном был страшно разгневан. — Если бы я сказал тебе, что прилетел с планеты Паталипутра, где все жители такого роста и ходят в красных колпаках, ты бы мне поверила? — Поверила бы, — сказала Алиса. — А если я говорю тебе, что я гном, ты мне не веришь? Это же чепуха! Если на другой планете, значит, не противоречит науке, а если у тебя на Земле, то противоречит! О нас, гномах, написаны тысячи книг, сняты замечательные фильмы, созданы целые энциклопедии — но все равно ты веришь в нас меньше, чем в какого-то там паталипатрянина! |
| — Куда мы то есть? — говорил Вася, совсем запутавшись в таких делах, и не мог ничего сообразить: за руку его дергал милиционер, в спину толкался Матрос, в вдогонку хихикал стекольщик и прохожие болтали: «Смотри-кось, мелкого жулика повели!» Старшина Тараканов взвел Васю на какое-то крыльцо, открыл коричневую дверь, и они оказались в большой коричневой комнате. И не успел Вася разглядеть, что это за комната и сколько в ней народу находится, как на него кинулся какой-то плоский, невзрачный человек, ткнул его со всего маху в бок и завопил: — Ага! Попался, проклятый! И трах — кулак этого человека прилип к Васиному носу. Матрос завыл в мешке, а милиционер сжал Васину руку. — А ну, — крикнул старшина, — успокойтесь, гражданин Курочкин! Отойдите! Сядьте! Разговаривать с применением кулаков законом не дозволено! И тут Вася увидел, что гражданин Курочкин, этот самый невзрачный и плоский, который накинулся на него, есть не кто иной, как черноусый. Да только под носом у него нету никаких усов — одни губы! Глава одиннадцатая. Искры из глаз Круги поплыли у Васи перед глазами — кривые, в красную крапинку. И в кругах этих стоял черноусый, у которого не было теперь усов. Он издали показывал на Васю пальцем: — Это он! Я узнаю его! Старшина Тараканов по-прежнему держал Васю повыше локтя и тянул его в угол, где стояла лавка, похожая на желтое пианино. Вася сел, а мешок поставил в ноги. Матрос, видно, почувствовал, что дела идут неладные, свернулся в мешке и лежал неподвижно, как пять кило картошки. — Рассказывайте по порядку, Курочкин, — сказал старшина, обернувшись к черноусому, у которого не было теперь усов. — Сейчас, — сказал Курочкин. — Попью только. Он подошел к настольному графину и попил, булькая горлом, как голубь-горлица. — Прошлое воскресенье, — сказал Курочкин, попив, — я купил поросят, как раз вот у этого типа. Приехал домой, гляжу — в мешке пес. Он, рожа кривая, мешки подменил, пока я деньги считал. — Чего? — крикнул Вася, вскакивая с лавки. — Кто купил? Ты купил?! — А ну-ка сядь! — сказал старшина, хватая Васю за плечо. |
|
|
