| После святок я отправился в Варшаву сдавать должность новоназначенному епископу Николаю; оттуда мне надо было ехать в Петербург с нашим проектом о выделении Холмщины в отдельную губернию. Генерал-губернатор Скалон отнесся к проекту недоброжелательно, видел в нем личную обиду: " Я ведь всегда иду вам навстречу… " Я ссылался на историю нашего края, особую народную психологию, особые пути и задачи: " Я желаю Польше самоуправления, однако и Холмщине надо оберегать свою самобытность. Ее надо по-новому очертить, отделив от Польши… " — убеждал я Скалона. Он стоял на своем. " Я буду с вами спорить " , — сказал он. В Петербург я приехал зимним утром. На вокзале меня встретил благочинный Лавры и ожидала карета митрополита. Это были дни московского восстания, бурных заседаний петербургского Совета рабочих депутатов, выступлений Хрусталева-Носаря и т. д. В столице я пробыл долго — протискивал наш проект в правительственных кругах. Побывал и у Председателя Совета Министров Витте, и у Министра Внутренних дел Столыпина. Витте принял меня нелюбезно, сидя в небрежной позе с сигарой во рту. Думаю, этот оттенок небрежности он придал приему не без нарочитости. — Выделение Холмщины… да что это такое — " Холмщина " ? Какое это имеет значение? Я скажу, чтобы рассмотрели… Столыпин сразу понял важное национальное значение проекта и обещал рассмотреть его в совещании в моем присутствии. Проект он передал своему Товарищу Крыжановскому, который образовал комиссию под своим председательством для рассмотрения нашей записки. В Петербург был вызван управляющий канцелярией варшавского генерал-губернатора Ячевский, умница, тонкий человек, но мой ярый враг. Выписали люблинского и седлецкого губернаторов. Приехал и Скалон. Заседания шли недели две-три. Всего было четыре-пять заседаний. Члены комиссии горячо спорили. В сущности, никто, кроме Ячевского, в курсе дела не был. На последнем заседании Скалон хотел сделать решительный натиск. Были торжественно разложены географические карты, этнографические и вероисповедные атласы с обозначением по уездам процентного соотношения русских и поляков, православных и католиков. Скалон начал важно критиковать записку, но через пять минут запутался, и, если бы не Ячевский, который поспешил ему на, помощь, он очутился бы в весьма жалком положении. Меня поддерживал Крыжановский (племянник матери Афанасии, игуменьи Радочницкого монастыря). В конце концов поручили Министру Внутренних дел разработать законопроект и представить его на одобрение Государя. Проект залежался. Его пришлось проводить уже в III Государственной думе. |
| Если ученый позволяет такие речи, то почему бы поэту не выразиться? Ляхи були - усе взяли, Кровь повыпивали, А москали и свит Божий В путо закували. Обратим внимание, что поляки, которые фактически уничтожали Православную Русь, для Шевченко терпимее, чем русские люди, те самые люди, спасшие Малую Русь от физического уничтожения. Он не помнил об этом, он воспитывался на «Истории Русов», этой фальшивки, вышедшей из под пера неизвестного писателя, но приписываемой Епископу Георгию Конисскому. То, что «История Русов» станет его настольной книгой, видно из произведения Шевченко «Близнецы», кстати, написанной по-русски. В этой книге рассказывается о некоем помещике Сокире. «Я сам, будучи его хорошим приятелем, часто гостил у него по нескольку дней и кроме летописи Конисского, не видал даже бердичевского календаря в доме. Видел только дубовый шкаф в комнате и больше ничего. Летопись же Конисского, в роскошном переплете, постоянно лежала на столе и всегда заставал я ее раскрытою. Никифор Федорович несколько раз прочитывал ее, но до самого конца ни разу. Все, все мерзости, все бесчеловечья польские, шведскую войну, Биронова брата, который у стародубских матерей отнимал детей грудных и давал им щенят кормить грудью для свой псарни - и это прочитывал, но как дойдет до голштинского полковника Крыжановского, плюнет, закроет книгу и еще раз плюнет». «Переживания героя этого отрывка были, несомненно, переживаниями самого Шевченко. " История Русов " с ее собранием " мерзостей " трансформировала его мужицкую ненависть в ненависть национальную или, по крайней мере, тесно их переплела между собой. Кроме " Истории Русов " , сделавшейся его настольной книгой, поэт познакомился и со средой, из которой вышло это евангелие национализма. Приехав, в середине 40-х годов, в Киев, он не столько вращался там в университетских кругах среди будущих членов Кирилло-Мефодиевского Братства, сколько гостил у хлебосольных помещиков Черниговщины и Полтавщины, где его имя было известно и пользовалось популярностью, особенно среди дам. |
| Вышли 2 публикации писем архиепископа Смарагда (Крыжановского). Опубликовал в «Колоколе» заметки о III Велеградском съезде и статью «Идеалы иудейства в отношении к христианству и христианскому обществу»; в «С.-Петербургских ведомостях» – статью о проекте «учено-монашеской академии»; юбилейные заметки о профессоре Юрьевского университета M. E. Красножене (в «Миссионерском обозрении», «Прибавлениях к Церковным ведомостям», «Церковном вестнике», «Окраинах России»); в «Гермесе» – рецензии на труды R. С. Bultmann’a, J. H. Moulton’a, J. Rouffiac’a, N. Bonwetsch’a и др. 1912 12 апреля – Окончание работы над главой «Божественность «Евангелия» Павлова и метод обоснования сего в исследовании о нем», вошедшей в третий том «Благовестия св. Апостола Павла по его происхождению и существу». 24 апреля – Избран действительным членом Императорского Общества истории и древностей российских при Московском университете. 19 июня – Окончание работы над дополнениями и указателями, вошедшими в третий том «Благовестия св. Апостола Павла по его происхождению и существу». Между 19 июня и 12 июля – вышел третий том «Благовестия св. Апостола Павла по его происхождению и существу». Лето – Посетил родные места в Вологодской губ. Представил отзывы на кандидатские сочинения студентов СПб ДА П. В. Авраменко, В. И. Билибина, Л. Е. Иваницкого, В. В. Четыркина, И. М. Симашкевича. Опубликовал в «Христианском чтении» (с января по октябрь) четыре статьи об архиепископе Смарагде (Крыжановском), в «Колоколе» – заметку по поводу IV Велеградского съезда. 1913 1 января – В газете «Новое время» опубликован первый очерк Глубоковского «Богословие» (о состоянии богословской науки в 1912 г.), составленный по просьбе В. В. Розанова . 21 февраля – Награжден светло-бронзовой медалью в память 300-летия царствования Дома Романовых. 3 марта – Окончание работы над статьей «Православие по его существу», написанной по просьбе редактора журнала «The Constructive Quarterly». 17 марта – Окончание работы над статьей «О квириниевой переписи по связи ее с Рождеством Христовым». |
| Второе отделение объединило все архивы бывшего Духовного ведомства; его основу составили Архив и Библиотека Св. Синода; возглавлял 2-е отделение бывший начальник Архива и Библиотеки Синода К. Я. Здравомыслов (выпускник СПбДА 1887 г.). В свое время Здравомыслов активно сотрудничал в Православной богословской энциклопедии, не раз помещал в печати отзывы на работы Глубоковского, помогал в поисках документов архиепископа Смарагда (Крыжановского) 2764 . По заданию Здравомыслова, Глубоковский занимался в архиве «разбором лоскутков» А. И. Никольского, относительно которых запрашивал разъяснений у Соболевского. Тот ответил довольно пространным письмом, изложив «общую мысль» Никольского при описании старопечатных книг и заметив при этом, что в «лоскутках» есть и его (Соболевского) мысли 2765 . В связи с приближавшимся в 1921 г. юбилеем Св. Синода он предлагал Глубоковскому исследовать по документам Синодального архива греко-болгарский церковный вопрос. «Должен быть свежий материал. Или вообще отношения восточных патриархов, сербских и черногорских митрополитов и т.д. с русским Синодом» 2766 . Во второй половине 1920 г. Глубоковский начал работу по рассмотрению «последних исправлений новозаветного текста, сделанных профессорами разных академий», о чем сообщал председателю Комиссии по изданию Славянской Библии И. Е. Евсееву 2767 . 19/6 марта 1920 г. Глубоковский был избран действительным членом Общества российских архивных деятелей. 25−28 мая 1920 г. в Петрограде проходила первая Архивная конференция. Глубоковский не присутствовал на ней, но был выбран почетным председателем одной из секций («Б»), которой руководили К. Я. Здравомыслов и Г. С. Габаев 2768 . В письме Соболевскому Здравомыслов сообщал о работе 2-го отделения: «Политиканствующие главари, хотя и выражают сочувствие, но больше на словах. Забрали все в свои руки, и что хотят, то и делают. Конечно, больше шуму, чем дела. Устроили Архивную конференцию – шумели, шумели, а главное, требуют, чтобы и мы все шумели. Собравшимся у меня профессорам я предлагаю устроить шум по случаю 200-летия нашего Архива в январе следующего года, но в настоящее время страшно загадывать, когда не можешь ручаться за завтрашний день – среди смятения и страха, средь пыток, казней и опал. |
| Помимо этих грустных размышлений, юбилей СПбДА оставил значительный след в «историческом» наследии Глубоковского, подготовившего для проектировавшегося к юбилею биобиблиографического «Словаря» очерки о пяти преподавателях столичной корпорации 958 . Импульсом к появлению замечательной биографии архиепископа Смарагда (Крыжановского) 959 также послужил «Словарь», для которого Николай Никанорович готовил очерк о Смарагде, выпускнике СПбДА (1819 г.), ее преподавателе (1819–1820 гг.) и ректоре (27 августа 1830 г. – 11 сентября 1832 г.). Получив одну из первых статей о высокопреосвященном Смарагде, С. Г. Рункевич замечал: «Не обратил ли Вас Промысел на путь историка? Необозримое поле жатвы ждет мощного жателя» 960 . В том же духе писал Глубоковскому и профессор КДА протоиерей Ф. И. Титов: «Удивительная у Вас чуткость в понимании лиц! Вам бы быть чистым историком! Как жаль, что Алексей Петрович [Лебедев] не устроил Ваш путь научный по исторической дороге!..» 961 . По словам самого Глубоковского, к осени 1909 г. было собрано много материала, «оригинальная личность Смарагда вызвала и укрепила во мне живой интерес широкого научного значения» 962 . Ввиду этого он продолжал начатое дело и с декабря 1908 г. по июнь 1914 г. опубликовал (преимущественно в «Христианском чтении») более полутора десятков документов и научных статей 963 . Затем объединил их в книгу, оставив без существенных изменений общий план исследования и всю конструкцию, чем объяснял многие ее особенности: отсутствие «единства происхождения» и «целостности построения» 964 . В жизни архиепископа Смарагда Η. Н. Глубоковский находил «ключ» к точному пониманию и объективному освещению «знаменательных явлений русской церковно-исторической жизни XIX столетия», богатого «выдающимися – даже прямо исключительными – иерархами» 965 . «Мы видим теперь, – писал Николай Никанорович, определяя задачи и метод исследования, – что личность Смарагда служит к раскрытию его деятельности, а эта последняя, будучи правильно понята, существенно помогает всестороннему и отчетливому уразумению целого периода нашей церковной истории во всех главнейших моментах, часто влиявших на все дальнейшее церковно-историческое течение. Так самым положением вещей определяется научная важность и фактический характер биографии архиепископа Смарагда (...). Этот архипастырь был одною из тех особых личностей, биографии которых нельзя и несправедливо ограничивать только изложением фактов, хотя бы и самым подробным и точным. Дело в том, что у таких людей все эти фактические частности являются лишь крайне фрагментарным и слишком условным отражением их оригинальной натуры, почему сами находят свое освещение в последней и не могут быть поняты истинно, пока не найден верный ключ к тайникам внутреннего первоисточника разных жизненных преломлений. А вот – с этой-то стороны преосвящ. Смарагд и остается трагическою загадкой, не разъясненною доселе» 966 . |
| В официальном совещании 28-го вопрос о Польше не поднимался. Это уже было знаменательно. На другой день на «всеподданнейшем докладе» Сазонов по собственной инициативе поднял вопрос, сославшись на «высокомилостивые слова» о манифесте, сказанные Царем Велепольскому. Государь подтвердил эти слова и спросил министра: «как, по его мнению, лучше всего осуществить намеченное дело...» Министр откровенно ответил, что если это дело будет поручено людям, не сочувствующим ему, то «мудрое и великодушное решение Е.В. может быть искажено, и все дело испорчено»... Сазонов предложил поручить означенную работу гос. секретарю Крыжановскому. Государь «вполне одобрил эту мысль» и уполномочил министра передать названному кандидату «высочайшее повеление изготовить проект Манифеста со включением в него главных основ будущей автономии Польши, заключающихся в составленной мин. ин. дел записке, дабы поляки увидали в этом акте не только выражение доброжелательности, но и положительные обещания». Палеолог и Бьюкенен изображают Сазонова ликующим по возвращении из Ставки 1-го июля. Под строжайшим секретом он тут же сообщил французскому и английскому послам о принятом решении, как о блестящей своей победе над Штюрмером. Как будто бы обстановка в Могилеве должна была довольно ясно показать министру ин. дел, что в сущности восторжествовала по всей линии позиция председателя Совета. Если по польскому вопросу и принято было решение, то приводить его в исполнение должен был во всяком случае не министр, делавший ставку на международное положение вопроса, и следовательно «высочайшая милость» должна была осуществиться в каких-то ограниченных размерах.... «Голова у меня еще идет кругом от всех дел, о которых я думал или слышал, когда здесь были министры и очень трудно привести опять мысли в порядок», – откровенно признавался Царь в письме 30 июня... Надо было подыскать заместителя Сазонову, а он не находился. И решено было поручить все дело временно тому же «верному человеку» – «старику Штюрмеру», – так же было, когда неожиданно пришлось отставить министра вн. |
| Ему такая роль виделась унизительной. А Некрасов и Терещенко, напротив, сами выдвинулись, очень хотели. Их и выбрали. У Милюкова вот какая забота: Палеолог задумал дать банкет в честь полного состава Временного правительства. Это, конечно, мило и приятно – но какие это вызовет кривотолкования в Совете рабочих депутатов. Увы, увы. Надо, Павел Николаевич, тактично отговорить французского посла. Просить его отказаться от этого замысла, понять наше положение. Теперь ещё такой вопрос: что делать с бывшими царскими поездами? Их – пять, и они великолепно оборудованы для поездок. Если кому понадобится из правительства. И неужели теперь их разорить?… Жалко. Но и оставить одиозно: что о нас подумают? Милюков решительно заметил, что эти поезда могут понадобиться для иностранных гостей, например. Склонились так: оставить три лучших – собственный императорский, заграничный и императрицы Марии Фёдоровны. А свитский и пригородный – упразднить. И будет пополам. Дальше потекли назначения, назначения… Отставного полковника Грузинова назначить постоянным командующим Московского военного округа. (Грузинов имел большие заслуги: прошлой осенью он выхлопотал разрешение на знаменитый Продовольственный съезд, развернувший грозную критику царского правительства.)… Казённую продажу питей поручить профессору Политехнического института Фридману… Разрешить бывшему государственному секретарю Крыжановскому свободное проживание в Петрограде (опасается ареста). Что-то сегодня всё заседание промолчал обер-прокурор Синода Львов, но с самым значительным дегенеративным выражением, зловеще прокатывая глаза и черня бородой. Он – ещё не открывал им своей ярости, не пришёл час. Он был оскорблён, заножен, разъярён вчерашним внезапным непослушанием Синода, даже если не забастовкой архиереев! И он готовил удар: расчистить эту святую братию! Но ещё не всё про себя решил. 543 В плане своей поездки только одно Гучков упустил: ведь Ригу надо ехать черезо Псков. Снова по той же бездарной дороге его сомнительной поездки – и снова через тот вокзал, не принесший ему настоящей победы. |
| Доминирующим жанром в фильме стал серьезно снятый " мистический детектив " (правда, тут сэкономили на Коте, которого позаимствовали с детсадовского утренника). Роман вышел из оккультных детективов Крыжановской 1910-х годов и к ним же вернулся. В итоге фильм у Бортко вышел " учебным " – вроде экранизаций " Дубровского " или " Муму " . Не такой уж и плохой на нынешнем фоне, но бездарный. И очень плохо смонтированный. Мастер в романе произносит знаменательную фразу: " Пилат летел к концу... " . Ощущения полетной легкости в фильме нет, фильм не летит, а тащится. Впрочем, помимо вины режиссера есть обстоятельства и такие, которые от него не зависели. Роман был написан как антисоветский и именно в таком качестве был протащен в печать Константином Симоновым, который таким способом замаливал свои старые грехи. Это в огромной степени определило место и роль романа. Интеллигенция полюбила его, прежде всего, за оппозиционность. Рукописи сжигали, и знаменитая фраза о правде, которую говорить легко и приятно, звучала как девиз сопротивления. Детально выписанные сцены с Иешуа в стране принудительного атеизма выглядели в 1967 году тоже, мягко говоря, непривычно. Иными словами, роман воспринимался тогда как неожиданное нарушение запретов. Было веселое ощущение обмана всесильной власти. Сейчас, когда опубликовать можно все, уже иначе воспринимается история с запретом на публикацию романа мастера о Пилате. Сейчас, когда православие стало государственной религией, нарушение канонов атеизма в виде библейских сцен тоже не звучит. И мистика – необычная для советской литературы, стала привычной для телезрителя. Кульминация восприятия " Мастера и Маргариты " осталась в прошлом, частично он еще актуален, но нет того идеологического взаимодействия с властью, с ее запретами, которое давало " МиМ " особую жизнь. Два слова об актерах. Актеры с хорошей актерской школой (Басилашвили, Лавров, Золотухин) играют великолепно, актеры без школы, с эстрады и из сериалов (Безруков, Галкин, Олейников, Панкратов-Черный) играют плохо. Какая, однако, неожиданность. |
| В 1845 г., будучи членом Консистории, о. Софония навестил архимандрита Игнатия в Сергиевой пустыни. «Видя богатую обстановку его келлии, он спросил: «Что же, о. Игнатий? Где наши мечты о пустыне, о строгих подвигах и лишениях?» Архимандрит Игнатий молча повел его в одну из отдаленных комнат своего настоятельского дома, и что же увидел там вопросивший? – Голые стены, одну небогатую икону с неугасимою лампадою пред нею, убогую рогожку на полу, и только! Архимандрит Софония понял этот безмолвный ответ своего друга: вся роскошь, все великолепие жизненной обстановки о. Игнатия были только наружные, в действительности же он был аскет в подлинном значении этого слова». Письмо святителя Игнатия к архимандриту Софонии (Сокольскому) 67 Ваше Высокопреподобие! Досточтимый Отец архимандрит Софония! Примите раскаяние грешника, смиренно преклоняющего главу свою пред Вами и пред прочими отцами членами Консистории той экспедиции, в которой Вы заседаете. Дело состоит в следующем: уволенный из казаков города Полтавы Иван Васильев сын Токаренко подал 30 января 1845 года прошение на имя Его Высокопреосвященства о определении его, Токаренко, в число братства Сергиевой пустыни. Обольстившись его отличным голосом – тенором, которого одного только нам недоставало, я нарушил свое правило, по коему раньше года не соглашаюсь изъявлять моего согласия на определение разночинцев в число братства вверенной мне обители. Я написал на прошении Токаренка свое согласие. А теперь, к крайнему моему оскорблению, этот… (не хочу употребить слова осудительного!) он начинает ломаться и просить выдать ему обратно его увольнительный вид! – Прошу у Вас извинения в моей опрометчивости; примите также на себя труд извинить меня пред прочими Отцами членами. С чувством совершенного почтения и преданности имею честь быть Вашего Высокопреподобия покорнейший послушник Архимандрит Игнатий. Сергиева Пустынь 1845 года февраля 12-го дня XIII. Письмо Преосвященного Смарагда (Крыжановского), архиепископа Орловского, к святителю Игнатию 68 |
| Теперь эта опасность должна прекратиться. – Между служителями моими, и прочими меня окружающими, произошла перемена. Ивана Иванова уже нет при мне. Я его не мог держать далее при себе; потому, что много за ним открылось проказ, вольностей и недобросовестностей, кои были б совершенно вредны, на будущее время, для моего интереса и спокойствия. Он живет теперь в городе и приискивает для себя место. Я однакож стараюсь пристроить его в Москве в приказчики, к одному богатому купцу, здешнему уроженцу, коему я писал уже об этом, и ожидаю на днях ответа. Ив. Андр. 29 Хотя еще находится здесь, но уже собирается в свой путь. Негодная трава из поля вон! – На его место к 15-му Мая ожидаю к себе прибытия родного брата, Семена Петровича 30 , из Киева. Я уже послал к нему и денежное пособие (ибо он очень беден), необходимое для его путешествия и перемещения с женою (Екатериною Евгениевной 31 ) и малыми детьми: Владимиром и Георгием 32 . И он пишет ко мне, что всевозможно постарается прибыть сюда как можно скорее. Я надеюсь найти в нем бескорыстного человека, вместо алчного и хищного волка… Надеюсь иметь помощника в делах, вместо ленивого и безрассудного невежи..– Вот и весна, царица листьев и цветов, открывает уже шествие свое! Прежде думал было я, в начале весны, и именно с 15° Мая отправиться для обозрения подчиненного ведомства, но теперь полагаю отложить мое путешествие до 20° Июня 33 , и даже далее, как позволят обстоятельства. И Дома много накопилось дел, кои предлежит окончить; при том ожидаю переезда одной особы, с коею очень нужно б свидеться и переговорить о нужных делах: все это удерживает меня в резиденции до неопределенного времени. – Относительно повара 34 , скажу вам, что я собственно для себя, очень доволен нашим Филиппом. Но, когда бывают у меня люди, тогда чувствую не малое затруднение, в приготовлении лучших, и более деликатных кушаньев; а здешних метр-д-отелей держать не хочется. За то, что взят мальчик на кухню, приношу вам мою особенную признательность, уповая, что из него, по крайней мере, чрез несколько лет, выйдет хороший повар, который и мне сколько-нибудь послужить может. |
|
|
