| А приняв городища, и новозаседалые места Царскаго Величества в сторону, из стороны королевскаго Величества, и говорили есмы с ним же велможею с паном радным, и с межевыми судьями королевскаго величества, Станиславом Пенчинским судиею земским черниговским, да с Яном Пенчинским подчишим новагорода северскаго и з ротмистром королевскаго величества о довершении межеваго дела, и расположили есьмы темы месты, которые именно в договорных записях описаны, а Инде по сыску с обе стороны старожильцов, рубежи от прежняго межеванья 154 году, от Прилуцкой дороги, от копцов, по меж едучи прямо степью с версту до копцов, на левой стороне копец Царскаго Величества, а на правой стороне копец королевскаго величества. А от тех двох копцов едучи прямо версты с полторы копец Царскаго Величества, а на правой стороне копец королевскаго величества. А от тех копцов сверсту возле, колок осиновой большой, а околок осиновой королевскаго величества в стороне. А от того копца едучи две версты, два копца близко дороги, что ездят и с Путивля в литовский город Красной. А от тех копцов едучи версты с четыре прямо степью, что ездят из Путивля за рубеж в город Ромен два копца. А от тех копцов едучи чрез тую дорогу версты с три над лугом два копца; против тех дву копцов в стороне Царскаго Величества в перестрел, две берёзки. А от тех копцов едучи версты с две, переехав лог, в перестрел, два копца. А от тех копцов едучи версты с две два копца. А от тех копцов едучи под гору с версту, верх сухаго ромна, внизу на долине против Терновых Верхов, два копца, а Терновые Верхи и речка Терн, в стороне Царскаго величества. А от тех дву копцов, едучи с пол версты чрез лог, два копца, во одном копце в стороне королевскаго величества, поставлен крест деревянный. А от тех копцов едучи версты з две, два копца, а против копцов в стороне Царскаго Величества берёзовой кол, да курган Вываренной в перестрел. А от тех копцов едучи версты с две, промеж Белаго березья на дву курганах, два копца. А от тех копцов, едучи версты с три на Большом кургане, копец общей. |
| Задолго до окончания этой речи, весьма прозаической для мистера Пиквика, – мы вынуждены это отметить, – королевский юрисконсульт снова впал в рассеянность. Впрочем, спустя несколько минут, вновь взявшись за перо, он как будто вспомнил о присутствии своих клиентов. Оторвавшись от бумаг, он сказал довольно раздражительно: – Кто со мной в этом деле? – Мистер Фанки, королевский юрисконсульт Снаббин, – ответил поверенный. – Фанки, Фанки... – повторил королевский юрисконсульт. – Никогда не слышал этой фамилии. Должно быть, очень молодой человек. – Да, он очень молод, – отозвался поверенный. – Он допущен совсем недавно. Позвольте припомнить... он не состоит при суде и восьми дет. – А, я так и думал! – сказал королевский юрисконсульт тем сострадательным тоном, каким простые смертные говорят о беспомощном младенце. – Мистер Моллерд, пошлите за мистером... мистером... – Фанки, Холборн-Корт, Грейз-Инн – вмешался Перкер (кстати, Холборн-Корт переименован теперь в Саут-сквер). – Скажите, я буду рад, если он зайдет сюда. Мистер Моллерд отправился исполнять поручение, а королевский юрисконсульт Снаббин снова впал в рассеянность, продолжавшуюся до появления мистера Фанки. Этот младенец-адвокат был вполне зрелым человеком. Он отличался большой нервозностью и мучительно запинался, когда говорил. По-видимому, это не был природный дефект, а скорее результат застенчивости, возникшей от сознания того, что его «затирают» вследствие отсутствия у него средств, или влияний, или связей, или наглости. Он был преисполнен благоговения к королевскому юрисконсульту и изысканно любезен. – Я не имел удовольствия видеть вас раньше, мистер Фанки, – сказал королевский юрисконсульт Снаббин с высокомерной снисходительностью. Мистер Фанки поклонился. Он имел удовольствие видеть королевского юрисконсульта; и он, бедняк, завидовал ему на протяжении восьми лет и трех месяцев. – Вы выступаете со мной в этом деле, насколько я понимаю? – сказал королевский юрисконсульт. Будь мистер Фанки человеком богатым, он немедленно послал бы за своим клерком, чтобы тот ему напомнил; будь он человеком ловким, он приложил бы указательный палец ко лбу и постарался вспомнить, имеется ли среди множества взятых им на себя обязательств также и это дело; но, не будучи ни богатым, ни ловким (в этом смысле, во всяком случае), он покраснел и поклонился. |
| – Совершенно бесполезно, милорд, пытаться пробить непроницаемую тупость этого свидетеля. Не буду утруждать суд дальнейшими вопросами. Можете удалиться, сэр. – Не желает ли еще какой-нибудь джентльмен спросить меня о чем-нибудь? – осведомился Сэм, беря свою шляпу и озираясь с большим спокойствием. – Мне не нужно, мистер Уэллер, благодарю вас, – смеясь, сказал королевский юрисконсульт Снаббин. – Вы можете удалиться сэр, – сказал королевский юрисконсульт Базфаз, нетерпеливо махнув рукой. Сэм удалился, нанеся делу мистеров Додсона и Фогга такой ущерб, какой мог нанести, не нарушая приличий и почти ничего не сообщив о мистере Пиквике, что и было целью, которую он преследовал. – Я не буду отрицать, милорд, – сказал королевский юрисконсульт Снаббин, – если это избавит нас от допроса других свидетелей, – не буду отрицать того, что мистер Пиквик удалился от дел и имеет значительное и независимое состояние. – Очень хорошо! – сказал королевский юрисконсульт Базфаз, предъявляя обе записки мистера Пиквика. – Больше мне нечего добавить, милорд. Засим королевский юрисконсульт Снаббин обратился к присяжным с речью в защиту ответчика и произнес очень длинную, очень выразительную речь, в которой осыпал величайшими похвалами поведение и характер мистера Пиквика; но так как наши читатели могут составить более правильное представление о заслугах и качествах этого джентльмена, чем королевский юрисконсульт Снаббин, то мы считаем излишним излагать сколько-нибудь подробно наблюдения высокоученого джентльмена.. Он пытался доказать, что предъявленные суду письма относились только к обеду мистера Пиквика или к приготовлению для приема в занимаемой им квартире по случаю его возвращения из какой-то загородной экскурсии. Достаточно добавить в общих словах, что он сделал все возможное для мистера Пиквика, а больше того, что можно сделать, не сделаешь, как гласит старая истина. Судья Стейрли сказал напутственное слово по давно установленной и самой испытанной форме. Он прочел присяжным столько своих заметок, сколько успел расшифровать за такой короткий срок, и попутно дал беглые комментарии к свидетельским показаниям. |
| Британский ученый-креационист уволен с поста директора образования Королевского общества 18 сентября 2008 г. 18:53 Майкл Рейсс (Michael Reiss), предложивший на прошлой неделе сделать креационизм частью школьной программы, был вынужден подать в отставку с поста директора образования Королевского общества — его коллеги решили, что креационист портит репутацию британской науки. Майкл Рейсс, ведущий британский биолог, директор образования Королевского общества (Royal Society), выражал уверенность, что теория креационизма должна преподаваться в школах Великобритании наряду с дарвиновской теорией эволюции. Рейсс считает, что учителя должны обсуждать с детьми и идеи креационизма (библейскую теорию сотворения мира за 6 дней в промежуток от 6 тыс. до 10 тыс. лет назад), и научные теории зарождения жизни, такие как естественный отбор и «Большой взрыв». Заявление Рейсса произвело настоящий фурор в научных кругах Британии. Реакция не заставила себя ждать. Сэр Ричард Робертс, нобелевский лауреат в области медицины, назвал идеи Рейсса возмутительными и организовал сбор подписей в пользу отставки последнего. За отставку Рейсса были также наиболее авторитетные члены Королевского общества — например, такие, как Фил Уилис, глава правительственного комитета по образованию. В результате появилось заявление, в котором члены общества заявили следующее: «Некоторые из последних заявлений профессора Майкла Рейсса по поводу преподавания креационизма в школах были могли быть неверно истолкованы и повредить репутации Королевского общества. Поэтому профессор Рейсс и Королевское общество пришли ко мнению, что он оставит пост директора образования и вернется на свою прежнюю должность профессора научного образования в Институте образования». Сегодня в семьях около 10% британских учеников верят в библейскую теорию сотворения мира, в то время как в США этот показатель составляет 40% учащихся. По словам Майкла Рейсса, он сам придерживался «евангельской» теории эволюции, когда преподавал биологию в школах. Но поскольку становится все больше детей, придерживающихся альтернативных идей, креационизм стоит рассматривать не как «неправильное представление», а как особое «жизнепонимание». Если же учитель попытается внушить детям, что библейская теория неверна, это может оттолкнуть их от изучения других идей зарождения жизни на Земле. |
| – Кто с вами, коллега Базфаз? – спросил судья. Мистер Скимпин поклонился, давая понять, что это именно он. – Я – со стороны ответчика, милорд, – сказал королевский юрисконсульт Снаббин. – А с вами кто, коллега Снаббин? – осведомился судья. – Мистер Фанки, милорд, – ответил королевский юрисконсульт Снаббин. – Королевский юрисконсульт Базфаз и мистер Скимпин – со стороны истицы, – сказал судья, записывая фамилии в записную книжку и повторяя вслух. – Со стороны ответчика – королевский юрисконсульт Снаббин и мистер Банки. – Прошу прощения, милорд, – Фанки. – Очень хорошо! – сказал судья. – Я еще не имел удовольствия слышать фамилию джентльмена. Мистер Фанки поклонился и улыбнулся, и судья тоже поклонился и улыбнулся; затем мистер Фанки, покраснев до самых белков глаз, постарался принять такой вид, словно он не подозревает, что все на него смотрят, – задача, с которой никогда еще не мог справиться ни один смертный и, по всей вероятности, никогда и не справится. – Продолжайте, – сказал судья. Судебные приставы снова призвали соблюдать тишину, и мистер Скимпин «открыл дело» ; но когда дело открылось, то оказалось, что в нем почти ничего нет, ибо мистер Скимпин оставил при себе все обстоятельства, какие были ему известны, и сел по истечении трех минут, оставив присяжных в той же стадии осведомленности, в какой они пребывали раньше. Затем поднялся королевский юрисконсульт Базфаз со всем величием и достоинством, каких требовало существо дела, шепнул что-то Додсону и, кратко переговорив с Фоггом, натянул мантию на плечи, поправил парик и обратился к присяжным. Королевский юрисконсульт Базфаз начал с заявления, что никогда на протяжении всей своей профессиональной карьеры, никогда с той минуты, как он посвятил себя юридической науке и практике, не приступал он к делу с чувством такого глубокого волнения или с таким тяжелым сознанием ответственности, на него возложенной, – ответственности, сказал бы он, которую он не мог бы принять на себя, если бы его не вдохновляло и не поддерживало убеждение столь сильное, что оно равно подлинной уверенности в том, что дело правды и справедливости, или, иными словами, дело его жестоко оскорбленной и угнетенной клиентки, должно воздействовать на двенадцать высоконравственных и проницательных людей, которых он видит сейчас перед собой на этой скамье. |
| Королевский юрисконсульт Снаббин был человек со впалыми щеками и желтоватым цветом лица, лет сорока пяти, или, как говорится в романах, ему могло быть и пятьдесят. У него были те тусклые, осовелые глаза, какие часто можно увидеть на лицах людей, предающихся в течение многих лет утомительным и тягостным кабинетным занятиям, и какие могли и без добавления лорнета, висевшего на широкой черной ленте, обвивавшей шею, предупредить посетителя о том, что он очень близорук. Волосы у него были тонкие и редкие, что отчасти объяснялось постоянным отсутствием досуга для ухода за ними, а отчасти ношением в течение двадцати пяти лет адвокатского парика, который в настоящее время висел перед ним на подставке. Следы пудры на воротнике фрака, плохо выстиранный и еще хуже повязанный галстук свидетельствовали о том, что у него не было времени, вернувшись из суда, произвести какие-нибудь изменения в своем туалете. Впрочем, неопрятный вид остальных принадлежностей его костюма наводил на мысль, что внешность его не улучшилась бы в значительной степени, если бы у него и было свободное время. Юридические книги, кипы бумаг и распечатанные письма валялись на столе в полном беспорядке; мебель в комнате была старая и расшатанная; дверцы книжного шкафа подгнили на петлях; при каждом шаге пыль взлетала маленькими облачками над ковром; шторы пожелтели от времени и грязи; вид всех предметов в комнате доказывал с несомненной ясностью, что королевский юрисконсульт Снаббин слишком занят своими профессиональными делами, чтобы обращать внимание на личные удобства или заботиться о них. Королевский юрисконсульт писал, когда вошли его клиенты. Он рассеянно поклонился мистеру Пиквику, представленному поверенным, а затем, предложив им сесть, заботливо опустил ручку в чернильницу, покачал левой ногой и приготовился слушать. – Мистер Пиквик – ответчик по делу Бардл и Пиквик, королевский юрисконсульт Снаббин, – сказал Перкер. – Я выступаю по этому делу? – спросил королевский юрисконсульт. – Да, сэр, – ответил Перкер. |
| Единственный автопортрет Л. да В., исполненный уже в старости (ок. 1515, Королевская б-ка, Турин), служит далеким отголоском описания внешности молодого мастера, оставленного анонимным автором: «…он был прекрасен собою, пропорционально сложен, изящен, с привлекательным лицом; до середины груди ниспадала прекрасная борода, вьющаяся и хорошо расчесанная» ( Beltrami. 1919. Р. 163). Среди рисунков Л. да В. совсем немного примеров обращения к античным прототипам или образам, напр. Диомеда (Королевская б-ка, Виндзор) или Геркулеса (Королевская б-ка, Турин). Маленькие аллегорические композиции («Аристотель и Филлида», ок. 1480, Кунстхалле, Гамбург; «Аллегория государственности», «Слава изгоняет Зависть», ок. 1483-1485, Крайст-Черч-колледж, Оксфорд и др.) отличаются не только стремительной легкостью воплощения, но и большой ироничностью в трактовке сюжета. Особое место в графике Л. да В. занимают пейзажные рисунки. Разрабатываемый в них мотив - долина реки с крутыми скалистыми берегами, возвышающимися горами - тот же, что занимает дальний план многих его картин (Королевская б-ка, Виндзор). В период пребывания в Риме тема трансформируется в мотив природной катастрофы: Л. да В. делает множество рисунков с изображением потопа и апокалиптических пейзажей, захлестнутых водным вихрем (Королевская б-ка, Виндзор). Здание центрической планировки. Эскиз. Ок. 1487–1490 г. (б-ка Института Франции, Париж) Здание центрической планировки. Эскиз. Ок. 1487–1490 г. (б-ка Института Франции, Париж) Рукописное наследие Л. да В. составляет 19 записных книжек и более 300 отдельных листов, которые дают представление не только о его изысканиях в различных областях знания, от анатомии до оптики, механики и гидравлики, о его технических изобретениях, но и о его воззрениях - эстетических, философских, натурфилософских. Самое раннее собрание его заметок осталось в Милане и принадлежало Дж. Тривульцио, благодаря чему получило название «Кодекс Тривульцио» (Codice Trivulziano; хранится в Кастелло-Сфорцеско, Милан). |
| В области политической теории наиболее известны трактаты «Изыскание о власти папы» и «О королевской и папской власти». Вопрос об авторстве «Изыскания...» долгое время оставался спорным, т. к. в известных лат. рукописях и раннепечатных изданиях трактата атрибуция отсутствовала. Она сохранилась лишь в одном из франц. переводов-переложений «Изыскания...» в составе «Miroir historial abrégé de France» (Сокращенное историческое зерцало Франции, 1448-1461), источником для к-рого послужила, вероятно, более ранняя редакция текста, чем известные к наст. времени рукописи; автором текста там неоднократно назван И. П. (см.: Saenger. 1981). Историки политической мысли указывали, что взгляды автора «Изыскания...» близки к взглядам И. П., выраженным в трактате «О королевской и папской власти», вместе с тем отмечали первичность «Изыскания...» по отношению к соч. «О королевской и папской власти». Это соотносится с предположительной датой написания «Изыскания...» - июнь 1303 г. Сочинение состоит из пролога, постановки вопроса, аргументов в поддержку папства и аргументов против власти папы (в разных редакциях их число и содержание не совпадает), заключения. Текст, вероятно написанный И. П., впосл. был сильно переработан, что объясняет отсутствие сведений об авторе. Изложенные в этом сочинении тезисы, расширенные и измененные, легли в основу трактата «О королевской и папской власти», авторство которого бесспорно признается за И. П. Соч. «О королевской и папской власти» пользовалось большой популярностью как в XIV в., так и позднее: с 1506 по 1683 г. произведение, в к-ром обосновывался тезис о независимости духовной и светской власти, выдержало 6 изданий. Трактат состоит из 25 глав, в первых 10 главах И. П. описывает основные принципы, на к-рых зиждется светская и духовная власть, в 11-й главе приводит 42 аргумента позиции сторонников папы в ходе спора 1303 г., в 12-20-й главах опровергает их. Главы 20-25 представляют собой дополнения к основному тексту, они посвящены критическому разбору «Константинова дара» , вопросу об отречении и низложении папы. |
| – К вашим услугам, сэр, – отозвался Сэм с беспредельным добродушием. – Припоминаете ли вы, что как-то вечером, в ноябре прошлого года, вы зашли к миссис Бардл? – О да, прекрасно помню. – А, вы это помните, мистер Уэллер! – сказал королевский юрисконсульт Базфаз, воспрянув духом. – Я так и думал, что в конце концов мы до чего-нибудь договоримся. – Я тоже так думал, сэр, – ответил Сэм, и слушатели снова захихикали. – Так вот, я полагаю, вы зашли побеседовать об этом процессе, не так ли, мистер Уэллер? – сказал королевский юрисконсульт Базфаз, многозначительно взглядывая на присяжных. – Я зашел, чтобы уплатить за квартиру, но мы и в самом деле побеседовали о процессе, – ответил Сэм. – О, так вы побеседовали о процессе! – подхватил королевский юрисконсульт Базфаз, с удовольствием предвкушая важное разоблачение. – Ну, так что же вы говорили о процессе, не будете ли вы так добры сообщить нам, мистер Уэллер? – С величайшим удовольствием, сэр, – отозвался Сэм. – После нескольких незначительных замечаний, сделанных двумя добродетельными женщинами, которых допрашивали здесь сегодня, леди выразили большой восторг по случаю достойного поведения мистеров Додсона и Фогга – вон тех двух джентльменов, что сидят сейчас возле вас. Эти слова, разумеется, привлекли всеобщее внимание к Додсону и Фоггу, которые приняли по возможности добродетельный вид. – Поверенные истицы, – пояснил королевский юрисконсульт Базфаз. – Прекрасно! Они высказались с большой похвалой о достойном поведении мистеров Додсона и Фогга, поверенных истицы, не так ли? – Да, – подтвердил Сэм, – они говорили о том, как это великодушно со стороны джентльменов принять это дело на свой риск и не требовать уплаты судебных издержек, если им ничего не удастся вытянуть из мистера Пиквика. При этом весьма неожиданном ответе зрители снова захихикали, а Додсон и Фогг, сильно покраснев, наклонились к королевскому юрисконсульту Базфазу и торопливо стали шептать ему что-то на ухо. – Вы совершенно правы, – громко сказал королевский юрисконсульт Базфаз с притворным спокойствием. |
| Теодора Ивановича шереметова да бояринаж и наместника Суздальскаго, князя Алексея Михайловича Львова Ярославскаго, с товарищи; и великих послов по договору бояринаж и наместника Суздальскаго, князя Алексея Михайловича Львова Ярославскаго с товарищи, королевскаго величества с великими послы, с Якубом Жадином, быскупом Хеминским и Познанским, с товарищи; и после того и те, с паны рады коруны польской и великаго княжества литовскаго с ксендзом Андреем Шолдринским Бискупом Познанским, с товарищи; и нынешнее обоих великих Государей, Царскаго Величества и королевскаго величества на прежнее вечное докончание, подтверждаем: которое учинено Царскаго Величества чрез великиз послов, боярина и наместника Вологодскаго василия Ивановича Стрешнева, с товарищи; не нарушивать и не разрывать.– А где, в которых местах земли, и угодия всякие, мы обои межевые судьи, размежевали и розвели; и на тех местах и межах, велели есьмы, признаки учинить; а где какая признака по меже учинена, и то описано всё в записе, выше сего именно. А которые старожильцы с паны, на межевании были, и тем старожильцам имена всем в межевании записали есьмы». Следуют имена старожилов. Далее: «А к сей межевой записи, для большаго утверждения, что тому, как в наших договорных записях написано крепку, и стоятельну и нерушиму без всякой хитрости и обману задержану ести, мы Великаго Государя Царя, и великаго Князя Алексея Михаиловича всея России Самодержца, и многих государств Государя и обладателя, Его Царскаго Величества межевые судьи, стольник и наместник Кашинский, и города Севска и Комаринских волостей драгунскагострою воевода Замятня Теодоров Леотьев, да я Государскаго величества дворянин Теодор Михаилович Макинин, да я Государскаго величества дьяк Григорий пятой; наияснейшаго великаго Государя Владислава четвертаго; Божиею милостию короля Польскаго и великаго князя Литовскаго, и иных Его королевскаго величества с вельможным паном Радным, и великим послом коруны польской, с Адамом Свентолничем кисилем каштеляном, генералом Киевским Житомирским Оврутским старостою носовским; да с межевыми судьями Станиславом Пенчевским судиею земским Черниговским, с Яном Пенчинским, подчашим Новгородским ротмистром королевскаго величества, по сему нашему договору, и сей записи, руки свои приписали, и печати приложили, чтоб то в предь было крепко и нерушимо. |
|
|
