| На столе лежал человеческий череп. Я приблизился, бесцельно потыкал пальцем в пустую глазницу и рассеянно спросил: — Ваш череп? — Конечно, мой. А то чей же. — Очень симпатичное лицо. Обаятельная улыбка. Скажите, он вам служит для практических целей или просто как изящная безделушка? — Помилуйте! Это череп одного халдейского мага из Мемфиса. — А вы говорите — ваш. Впрочем, дело не в этом. Погадайте-ка сему молодому человеку. Мой новый знакомый застенчиво протянул хироманту правую руку, но тот отстранил ее и сказал: — Левую. — Разве не все равно, что правая, что левая? — Отнюдь. Исключительно по левой руке. Итак, вот передо мной ваша левая рука… Ну, что ж я вам скажу? Вам пятьдесят два года. — Будет. (Мягко возразил мой «патрицианский раб»). Пока только двадцать четыре. — Вы ошибаетесь. Вот эта линия показывает, что вам уже немного за пятьдесят… Затем проживете вы до… до… Черт знает, что такое?! — А что? — заинтересовался я. — Никогда я не видал более удивительной руки и более замечательной судьбы. Знаете ли, до каких пор вы проживете, судя по этой совершенно бесспорной линии?! — Ну? — До двухсот сорока лет!! — Порядочно! — завистливо крякнул я. — Не ошибаетесь ли вы? — медовым голосом заметил обладатель замечательной руки. — Я голову готов прозакладывать! Он наклонился над рукой еще ниже. — Нет, эти линии!! Что-то из ряду вон выходящее!! Вот смотрите – сюда и сюда. В недалеком прошлом вы занимали последовательно два королевских престола — один около тридцати лет, другой около сорока. — Позвольте, — робко возразила коронованная особа. — Сорок и тридцать лет — это уже семьдесят. А вы говорили, что мне и всего-то пятьдесят два. — Я не знаю, ничего не знаю, — в отчаянии кричал хиромант, хватаясь за голову. — Это первый случай в моей пятнадцатилетней практике! Ваша проклятая рука меня с ума сведет!! Он рухнул в кресло, и голова его бессильно упала на стол рядом с халдейским черепом. — А что случилось? — участливо спросил я. — А то и случилось, — со стоном вскричал хиромант, — что когда этот господин сидел на первом троне, то он был умерщвлен заговорщиками!! Тут сам черт не разберет! Умерщвлен, а сидит. Разговаривает!! Привели вы мне клиента — нечего сказать!! |
| – Вот так,– сказал король,– а теперь опишу-ка я битву пером очевидца. Он схватил новый лист обоев в тот самый миг, когда в редакцию вошел Бак с перевязанной головой. – Мне сказали,– заявил он с обычной неуклюжей учтивостью,– что Ваше Величество находитесь здесь. – Скажите пожалуйста,– восторженно воскликнул король, – вот он и очевидец! Или, вернее, оковидец, ибо я не без грусти замечаю, что вы смотрите на мир одним оком. Вы нам напишете отчет о битве, а, Бак? Вы владеете газетным слогом? Сдержанный до вежливости Бак счел за благо не обращать внимания на королевское бессовестное дружелюбие. – Я позволил себе, Ваше Величество, – коротко сказал он,– пригласить сюда мистера Баркера. И точно, не успел он договорить, как на пороге возник Баркер: он, по обыкновению, куда-то торопился. – Теперь-то в чем дело? – облегченно вздохнув и поворачиваясь к нему, спросил Бак. – Бои продолжаются,– сказал Баркер.– Четыре западно-кенсингтонские сотни почти невредимы: они к побоищу не приближались. Зато бейзуотерцев Уилсона – тех здорово порубали. Но они и сами рубились на славу: что говорить, даже Насосный переулок заняли. Ну и дела на свете творятся: это ж подумать, что из всех нас один замухрышка Уилсон с его рыжими баками оказался на высоте! Король быстро черкнул на обойной бумаге: «Геройские подвиги мистера Уилсона». – Н-да,– сказал Бак,– а мы-то чванились перед ним правильным произношением. Внезапно король свернул, не то скомкал клок обоев и запихал его в карман. – Возникла мысль,– сказал он.– Я сам буду очевидцем. Я вам такие буду писать репортажи с передовой, что перед ними померкнет действительность. Подайте мне сюртук, Паладин. Я вошел сюда простым королем Англии, а выхожу специальным военным корреспондентом «Придворного летописца». Бесполезно удерживать меня, Палли; не обнимайте моих колен, Бак; напрасно вы, Баркер, будете рыдать у меня на груди. «По зову долга…» – конец этой замечательной фразы вылетел у меня из головы. Первый репортаж получите сегодня вечером, с восьмичасовой почтой. |
| Эдмунд Кампион. Гравюра М. Лерха. 1631 г. (Британская б-ка) Во Франции, где 1-я провинция была основана в 1555 г., орден также пользовался поддержкой франц. королей (начиная с Генриха III (1574-1589) королевские духовники были, как правило, из числа И.), однако против его деятельности выступали Парижский парламент (высший суд) и Парижский ун-т, часто отстаивавшие позиции галликанизма . Орден поддерживали и нек-рые франц. прелаты, напр. Клермонский еп. Гийом Дюпра в 1550 г. подарил И. свой особняк в Париже, где в 1563 г. открылась иезуитская коллегия (с 1564 после судебного разбирательства, начатого по инициативе Парижского ун-та, недовольного популярностью бесплатного образования, предоставляемого И., коллегия стала называться Клермонской, а не «коллегией Об-ва Иисуса», т. е. вошла в состав ун-та; в наст. время - лицей Людовика Великого). В период религиозных войн во Франции И. часто обвиняли в подстрекательстве к религ. погромам, в частн. к Варфоломеевской ночи , хотя в наст. время исследователи опровергают эти обвинения. В 1594 г., после покушения на франц. кор. Генриха IV , совершенного Жаном Шастелем, бывш. воспитанником иезуитской коллегии, по решению Парижского парламента И. были изгнаны из Парижа и ряда областей Франции, хотя причастность ордена к покушению доказать не удалось. В 1603 г. запрет на деятельность И. был снят (орден пользовался покровительством кор. Марии Медичи и ее окружения); в 1608 г. по просьбе кор. Генриха IV на 6-й генеральной конгрегации была учреждена Французская ассистенция ордена, включавшая в себя 4 провинции (Аквитанскую, Лионскую, Тулузскую и Иль-де-Франс). После гибели короля в 1610 г. обвинения против ордена были возобновлены в связи с тем, что нек-рые иезуитские писатели (Х. де Мариана, Франсиско Суарес ) оправдывали в своих трудах тираноубийство, однако И. публично осудили эту теорию. С сер. XVII в. И. вели активную полемику с последователями янсенизма . Самым ярким моментом этой полемики стали «Письма к провинциалу» Б. Паскаля - сатирическое произведение, направленное против этики и практики ордена. Папа Римский и власти Французского королевства выступили тогда на стороне И. |
| В ц. Санта-Мария-ин-Трастевере К. предстает как художник, к-рый предпочел каноническим условным методам работы с цветом, характерным для Византии, систему градуированных оттенков, позволяющих передать круглящийся объем («большой рельеф» (grande rilievo), по выражению Гиберти). Подобное использование цвета органично для текучей и легкоподвижной краски, но не для мозаики с условностью ее приемов, предопределенных материалом. Исполнением большей части сцен занимались мастера-мозаичисты, а К. лично сделал отдельные части «Благовещения», «Богоматери с Младенцем», «Принесения во храм». А. Пранди, изучивший мозаики во время послевоенной реставрации, выдвинул предположение о последовательности их создания, принимаемое не всеми исследователями ( Prandi. 1952. Р. 282-297). Он счел, что первым было исполнено «Рождество Богоматери». Здесь модуль смальты достаточно крупен, объемы моделированы сухо, широко применен контур (см. изображения складок со «штампованным», независимым от формы орнаментом), цвет преимущественно замкнут в границах локального пятна. В др. сценах, напр. в «Успении», исполненном позднее, модуль смальты различен по размеру (крупный - на фонах, мелкий, вплоть до 2 мм,- на ликах) и форме (квадратный, треугольный, криволинейный), ряды кладки повторяют форму, контур использован реже, мягко моделированные формы выявляют пространство, цвет локален. На панели с образом Богоматери с Младенцем использована плотная кладка мелким, регулярным модулем (чуть более крупный модуль и более свободный набор - на нимбе и складках), графические приемы (контуры, пробела) сведены к минимуму, форма убедительно вылеплена с помощью деликатных градаций цвета, напоминающих эффект сфумато, характерный для живописи кистью, в ликах очевидно влияние античной скульптуры. Видимо, эта часть была исполнена последней. Вазари упоминал о существовании в ц. Санта-Мария-ин-Трастевере «множества росписей фреской во всей церкви». Это сообщение представляется сомнительным не только из-за отсутствия сохранившихся фрагментов живописи, но и потому, что с росписей, несмотря на известность базилики и художника, нет зарисовок (в отличие от многочисленных воспроизведений мозаик: Vat. Barb. lat. 4404; Vat. Cod. lat. 5408; Виндзор, королевская б-ка). Столь же маловероятно утверждение Вазари, что К. работал в конхе апсиды (реставрировал лик Богоматери работы Я. Торрити) и делал мозаичные фигуры на фасаде церкви. |
| Февраль. Ты нас в глаза не видала, и нам неведомо, кто ты такая и откуда пожаловала… Королева, говоришь? Ишь ты! А это кто, учитель твой, что ли? Королева. Да, учитель. Февраль (Профессору). Что ж вы ее такому простому делу не выучили? Приказывать умеет, а просить не умеет! Где же это слыхано? Профессор. Ее величество учились только тому, чему им угодно было учиться. Королева. Ну, уж если на то пошло, так за сегодняшний день я многому научилась! Больше узнала, чем у вас за три года! (Идет к Падчерице.) Послушай-ка, милая, подвези нас, пожалуйста, в своих санях. Я тебя за это по-королевски награжу! Падчерица. Спасибо, ваше величество. Не надо мне ваших подарков. Королева. Вот видите — не хочет! Я же говорила! Февраль. Ты, видно, не так просишь. Королева. А как же надо просить? (Профессору.) Разве я не так сказала? Профессор. Нет, ваше величество, с точки зрения грамматики вы сказали совершенно правильно. Солдат. Уж вы меня простите, ваше величество. Я человек неученый — солдат, в грамматиках мало смыслю. А позвольте мне на этот раз поучить вас. Королева. Ну, говори. Солдат. Вы бы, ваше величество, не обещали ей больше никаких наград, — довольно уже было обещано. А сказали бы попросту: «Подвези, сделай милость!» Вы ведь не извозчика, ваше величество, нанимаете! Королева. Кажется, я поняла… Подвези нас, пожалуйста! Мы очень замерзли! Падчерица. Отчего же не подвезти? Конечно, подвезу. И шубу я вам сейчас дам, и учителю вашему, и солдату. У меня в сундуке их много. Берите, берите, я назад не отниму. Королева. Ну, спасибо тебе. За эту шубку ты получишь от меня двенадцать… Профессор (испуганно). Вы — опять, ваше величество!.. Королева. Не буду, не буду! Падчерица достает шубы. Все, кроме Солдата, закутываются. (Солдату.) А ты что же не одеваешься? Солдат. Не смею, ваше величество, шинелка-то не по форме — не казенного образца! Королева. Ничего, у нас сегодня все не по форме… Одевайся! Солдат (одеваясь). И то правда. Какая уж тут форма. Обещали мы нынче других покатать, а сами в чужих санях катаемся. Посулили шубу со своего плеча пожаловать, а сами в чужих шубах греемся… Да уж ладно. И на том спасибо!.. Дозвольте мне, хозяева, на облучке пристроиться! С лошадками управляться — это не то что с собаками. Дело знакомое. |
| Разделы портала «Азбука веры» ( 52 голоса: 3.8 из 5) Поди туда – не знаю куда, принеси то – не знаю что В некотором государстве жил-был король, холост-неженат, и была у него целая рота стрельцов; на охоту стрельцы ходили, перелетных птиц стреляли, государев стол дичью снабжали. В той роте служил стрелец-молодец, по имени Федот; метко в цель попадал, почитай – николи промаху не давал, и за то любил его король пуще всех его товарищей. Случилось ему в одно время пойти на охоту раным-ранехонько, на самой зоре; зашел он в темный, густой лес и видит: сидит на дереве горлица. Федот навел ружье, прицелился, выпалил – и перешиб птице крылышко; свалилась птица с дерева на сырую землю. Поднял ее стрелок, хочет оторвать голову да положить в сумку. И возговорит ему горлица: «Ах, стрелец-молодец, не срывай моей буйной головушки, не своди меня с белого света; лучше возьми меня живую, принеси в свой дом, посади на окошечко и смотри: как только найдет на меня дремота, в ту самую пору ударь меня правой рукою наотмашь – и добудешь себе великое счастье!» Крепко удивился стрелок. «Что такое? – думает. – С виду совсем птица, а говорит человеческим голосом! Прежде со мной такого случая никогда не бывало…» Принес птицу домой, посадил на окошечко, а сам стоит-дожидается. Прошло немного времени, горлица положила свою головку под крылышко и задремала; стрелок поднял правую руку, ударил ее наотмашь легохонько – пала горлица наземь и сделалась душой-девицей, да такою прекрасною, что ни вздумать, ни взгадать, только в сказке сказать! Другой подобной красавицы во всем свете не бывало! Говорит она добру молодцу, королевскому стрельцу: «Умел ты меня достать, умей и жить со мною; ты мне будешь нареченный муж, а я тебе богоданная жена!» На том они и поладили; женился Федот и живет себе – с молодой женой потешается, а службы не забывает; каждое утро ни свет ни заря возьмет свое ружье, пойдет в лес, настреляет разной дичи и отнесет на королевскую кухню. Видит жена, что от той охоты весь он измаялся, и говорит ему: «Послушай, друг, мне тебя жалко: каждый Божий день ты беспокоишься, бродишь по лесам до по болотам, завсегда мокрехонек домой ворочаешься, а пользы нам нет никакой. Это что за ремесло! Вот я так знаю такое, что без барышей не останешься. Добудь-ка рублей сотню-другую, все дело поправим». Бросился Федот по товарищам: у кого рубль, у кого два занял и собрал как раз двести рублей. Принес к жене. «Ну, – говорит она, – купи теперь на все эти деньги разного шелку». Стрелец купил на двести рублей разного шелку. Она взяла и сказывает: «Не тужи, молись Богу да ложись спать; утро вечера мудренее!» |
| Так жили они до тех пор, пока все чашки и плошки до последней не были распроданы. А потом муж снова закупил целый воз глиняной посуды. Королевна уселась на рыночной площади, возле дороги, расставила вокруг свой товар и приготовилась торговать. Как вдруг, откуда ни возьмись, какой-то пьяный гусар на горячем коне вихрем вылетел из-за угла и пронесся прямо по горшкам, оставив за собою облако пыли да груду битых черепков. Королевна залилась слезами. – Ах, как мне достанется! – в страхе приговаривала она, перебирая остатки растоптанной посуды. – Ах, что теперь скажет мой муж! Она побежала домой и, плача, рассказала ему о своем несчастье. – Да кто же садится с глиняной посудой на рынке с краю, у проезжей дороги! – сказал муж. – Ну ладно! Полно реветь! Я отлично вижу, что ты не годишься ни для какой порядочной работы. Нынче я был в королевском замке и спросил там на кухне, не нужна ли им судомойка. Говорят – нужна. Собирайся-ка! Я отведу тебя в замок и пристрою к месту. Будешь, по крайней мере, сыта. Так прекрасная королевна стала судомойкой. Она была теперь на посылках у повара и делала самую черную работу. В глубокие карманы своего большого фартука она засунула по горшочку и складывала туда остатки кушаний, достававшиеся на ее долю. А вечером уносила эти горшочки домой, чтобы поужинать после работы. В то самое время, когда королевна-судомойка чистила на кухне закопченные котлы и выгребала из очага золу, во дворце готовились отпраздновать большое событие – свадьбу молодого короля. Настал наконец и торжественный день. Окончив работу, королевна тихонько пробралась из кухни наверх и притаилась за дверью парадной залы, чтобы хоть издали полюбоваться на королевский праздник. И вот зажглись тысячи свечей. Огни заиграли на золоте, серебре и драгоценных камнях, и гости – один нарядней другого – стали входить в королевские покои. Королевна смотрела на них из своего угла, и чем дольше она смотрела, тем тяжелее становилось у нее на сердце. “Я считала когда-то, что я лучше всех на свете, что я первая из первых, – думала она. – И вот теперь я – последняя из последних…” |
| Действительно, как мы уже сказали, замок стоял почти на равнине, если не считать небольшого склона, который от стен его незаметно спускался к опушке леса. Желая окончательно поразить Дорварда, его спутник сообщил ему, что все окрестности замка, за исключением единственной тропинки, по которой он его вел, точно так же, как и лес, были усеяны ловушками, западнями и капканами, грозившими смертью тому несчастному, кто осмелился бы проникнуть сюда без провожатого; вдоль стен, по его словам, тянулся целый ряд железных сторожек, так называемых ласточкиных гнезд, где в полной безопасности сидели регулярно сменяемые часовые и откуда они могли незаметно прицелиться в каждого, кто отважился бы подойти к замку, не подав условного сигнала и не зная ежедневно менявшегося пароля; охрану замка, сказал незнакомец, день и ночь несли стрелки королевской гвардии, получавшие от короля Людовика за свою службу большое жалованье и богатую одежду, не считая почета и других милостей. – Нус, а теперь, молодой человек, – продолжал он, – скажи-ка мне: случалось ли тебе когда-нибудь видеть такую сильную крепость и считаешь ли ты, что ее можно взять приступом? Дорвард давно уже, не спуская глаз, рассматривал замок, который так сильно заинтересовал его, что в порыве юношеского любопытства он забыл и думать о своем промокшем платье. При этом вопросе глаза его сверкнули отвагой и лицо ярко вспыхнуло, точно он обдумывал про себя смелый подвиг; наконец он ответил: – Спору нет, крепость сильная, почти неприступная, но для храбрецов нет ничего невозможного. – И на твоей родине, конечно, водятся такие храбрецы? – спросил его спутник презрительным тоном. – Утверждать не берусь, – ответил юноша, – знаю только, что у меня на родине найдутся тысячи людей, готовых на смелый подвиг за правое дело. – Еще бы! – воскликнул незнакомец. – Может быть, и ты из их числа? – Не хочу хвастать без надобности, – ответил Дорвард. – Но мой отец славился храбростью, а я родной и законный его сын! – Что ж, – заметил незнакомец с улыбкой, – в таком случае тебе здесь есть с кем помериться силами. |
| Т. Нёльдеке. Фотография. Ок. 1906 г. [Нем. Nöldeke] Теодор (2.03.1836, Харбург, ныне в городской черте Гамбурга - 25.12.1930, Карлсруэ), нем. востоковед, филолог и историк. Род. в семье потомственного пастора, директора Лингенского лицея (ныне Gymnasium Georgianum, Линген (Эмс)), в котором и получил среднее образование (1849-1853). Высшее образование получил в Гёттингене (1853-1856; учился у известного теолога и востоковеда Г. Г. А. Эвальда и лингвиста Т. Бенфея), где помимо латинского, древнееврейского и санскрита основательно познакомился с араб., персид. и тур. языками. В 1856 г. защитил докт. дис. «О происхождении и составе коранических сур и самого Корана» («De origine et compositione surarum qoranicarum ipsiusque Qorani»), за франц. перевод к-рой («L " histoire du Coran», 1858) был удостоен в 1859 г. премии парижской Академии надписей и изящной словесности; в 1860 г. Н. опубликовал переработанный нем. вариант исследования. Уже в диссертации обозначились 2 основных направления, в к-рых Н. продолжал работать всю последующую жизнь,- семит. языкознание и история ислама. Параллельно с 1856 г. в Вене, а с осени 1857 г. в Лейдене Н. работал с араб. и тюрк. манускриптами университетских книгохранилищ и занимался изучением персид. поэзии. Это способствовало его тесным контактам с такими корифеями голл. ориенталистики, как отец и сын Т. В. Я. и А. В. Т. Йейнболл, Р. П. А. Дози, М. Я. де Гуе, В. Энгельманн и П. Й. де Йонг. Весной 1858 г. Н. переехал в Готу, а затем в Берлин, где ему была поручена каталогизация тюркских рукописей Королевской б-ки (ныне Берлинская гос. б-ка). Это привело к более тесному знакомству Н. с османским и чагатайским языками. В Берлине он сблизился с Г. Кипертом, у к-рого прослушал курс исторической географии Др. Ирана. Вернувшись в Гёттинген, Н. в качестве приват-доцента (с 1861) одновременно с преподаванием руководил составлением каталога тюркских рукописей, а также углубился в исследование арамейского языка (талмудического, сирийского, мандейского), Танаха и Мишны . В 1864 г. Н. перешел на должность экстраординарного профессора, в 1868 г. стал 1-м ординарным профессором восточных языков Кильского ун-та. После присоединения Страсбурга ко Второму рейху и основания там ун-та Н. занял в нем в качестве профессора кафедру семит. языков (1872), к-рую возглавлял до формального выхода на пенсию (1906). В 1920 г. поселился в Карлсруэ, где и скончался после продолжительной болезни. В 1926 г. был признан почетным гражданином г. Харбурга. |
| Экспериментально за лет наблюдений, не зарегистрировано ни единого звездообразования. Протоиерей Олег Мумриков, Москва 21 мая 2011г. 01:51 Насколько мне известно, ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНЫЕ оценки по мнению специалистов, дают очень большую " вилку " , в зависимости от их оптимизма и пессимизма в данном вопросе. Число семь отсюда: Еще об этом: http://www.astronet.ru/db/msg/1222187/sect11.html Василий, Москва 21 мая 2011г. 16:38 Количественные оценки предполагаемого звездообразования из соотношения возраста галактики и средним возрастом жизни звезды происходят. Непосредственно о звездообразовании неплохо писал о.Георгий Нейфах(физик по образованию): " Такой механизм появления новых звезд предсказывал еще Ньютон, а известный музыкант и еще более известный директор Королевской английской обсерватории в Гринвиче Уильям Гершель спал и видел образование звезды из облака. Бодливой корове Господь рогов, правда, не дал — ничего такого он не увидел. И не увидели ничего такого и до сих пор, но нашли облака межзвездной пыли, которые якобы годятся для образования звезд. Обнаружили и звезды, которые по ка-ким-то гипотетическим соображениям стали считать новообразовавшимися, тогда как строго истинный возраст их неизвестен. " В отличии от ненаблюдаемого звездообразования, прямыми методами найдено более 20ти экзопланет. И отличие от нуля второго члена ф-лы Дрека не вызывает сомнений, что нельзя сказать о первом. Андрей, Кишинев 22 мая 2011г. 15:12 Интересная статья, все же нам известно, что Господь создал более разумные существа чем мы - это Ангелы а про " марсиан " Господь ничего нам не говорил )) и Стивен Хокинг также писал, что по исследованию не может быть больше жизни во вселенной также не стоит забывать про антропный принцип или Промысел Божий по нашему) Смоленский Валерий Борисович 26 мая 2011г. 19:33 Мы не одиноки в нашей вселенной. В соответствии с универсальным космологическим принципом, должна существовать неживая и живая материя. Живая материя должна пребывать в двух состояниях: неразумная (флора и фауна) и разумная (разум). Поэтому, разумная материя в нашей вселенной есть тривиальный факт, а не случайное стечение обстоятельств. |
|
|
