| Проектируемая семинария не уподобится выскочке, она не вырастет в одну ночь, она уже состоит не из одного имени: у нас есть основание для будущего обучения студентов в виде учебников и выработана программа для занятия учителей. Мы уверены, что из среды нашей будут выделены некоторые члены для выбора местоположения семинарии, формулировки планов и рапортов к следующему годовому митингу. Если первый шаг сделаем теперь, то будем иметь возможность надеяться на открытие семинарии в 1905 году. Это будет горделивое приобретение и настоящий праздник для нашей двадцатой годовщины от основания миссии. Богословские классы происходят в Пхён-яне и Сеуле, а «образовательные» по всей территории. Мы считаем долгом выразить горячую благодарность обществу Women’s Foreign Missionary Society. Сестры со славою держат свое знамя и развитием своего дела радуют наши сердца. За четырехлетний период, о котором я упоминал, Women’s F. M. Society прислало пять новых работниц в Корею и имеет шесть на специальных должностях. Выстроен прекрасный, комфортабельный дом в Сеуле, и теперь сооружаются для сестер дома в Пхён-яне и Чемульпо. В школах, госпиталях и округах сестры являются находкой для Кореи. Их служение и проявление истинно-женских свойств обещает им лучшие дни в Корее. Они же уделяют ревностное внимание проповедничеству. В течение долгих недель сестры проходят большие расстояния, посещая внутренние города и деревни с тем, чтобы научить своих корейских сестер заповедям Господа. «Ewa School for Girls» представляют для нас учреждение, которым мы гордимся. В женских госпиталях и лечебницах корейские женщины и дети находят телесное и духовное утешение. Dr. Ernsberger (у восточных ворот) рапортует об особенной успешности этого года. Dr. Esther Pak заслужил золотое мнение и является между нами доброй силой. Не можем мы иначе, как в возвышенных выражениях, говорить о деятельности Dr. Harris в Пхён-яне. Здесь ежедневно, благодаря Harris’y, мы встречаем защиту против серьезных болезней, угрожающих нашей жизни. |
| Город, где неожиданно война застигла Корейского повелителя, несмотря на искусственные и природные укрепления, не мог дать верной защиты многочисленным жителям и гарнизону. При самом начале осады, в Нань-хань-шане оказалась скудость в съестных припасах, так что солдаты должны были получать одну порцию на двоих. Еще ощутительнее был недостаток в воде, после того как неприятель пресек осажденным путь к четырем источникам, наиболее снабжавшим город водою. Надежды на приход вспомогательных войск из других областей совершенно были разрушены после жестокого поражения, нанесенного трем армиям, шедшим на выручку своего Государя; притом же многочисленные отряды неприятелей рассеялись по всей стране и каждый шаг их ознаменован был победами и опустошением; солдаты или гибли в неровной борьбе, или при одном виде врагов, бросали оружие, сдавали города и крепости, безусловно вверяя свою судьбу воле победителей. Две неудачных вылазки, дорого стоившие осажденным, ясно доказали Ли-цзуну, что он пленник маньчжур, которых силы и мужество особенно возросли с приходом Тай-цзуна, расположившегося лагерем недалеко от Нань-хань-шаня, а прибытие маньчжурской артиллерии погасило в корейцах последнюю надежду на продолжительность осады и утомление неприятеля. Итак решено было искать спасения в новых средствах: в покорности и переговорах. Пред лицо Тай-цзуна предстали послы короля с униженною просьбою даровать милость бедствующему их Государю; вместе с тем они представили Маньчжурскому Хану собственноручное письмо Ли-цзуна, который умолял Императора «покрыть великодушным забвением неблагодарные поступки своего младшего брата». Слова депутатов и письмо Ли-цзуна остались без ответа. Чрез десять дней, король отправил других послов, объявить победителям «что его силы рассыпались, мысли иссякли, что он с протянутою шеею и занесенною ногою, ожидает милостивого слова». «Хотите жить – выходите из города и покоритесь; хотите драться – выходите из города и дайте сражение» отвечал Тай-цзун. Такие лаконические слова, нисколько не определявшие судьбу осажденных, заставили Ли-цзуна обратиться к Хану с новыми мольбами. «Подлинно, – писал еще раз Король – в оцепеняющем холоде осени таится залог живительной весенней теплоты; в повелении Вашего Величества – явиться в стан – кроется глубина небесного милосердия... Но войска еще окружают мое убежище; пора гнева не миновалась. Буду ли защищать свои стены, покину ли ограду, – там и здесь ожидает меня одна участь – смерть... Итак погибну, взирая только издали на знамя дракона. Древние покланялись сыну неба со стен своего города, чтобы только не нарушить долга покорности. Может быть Император, как небо и земля, одушевленный одною готовностью питать все существующее, ниспошлет защиту, жизнь и милость бедному государству». Тай-цзун уверял своим словом, даровать Ли-цзуну жизнь и пощаду, оставить его по прежнему повелителем своего владения, если только Король явится в стан нового Императора и произнесет пред ним раскаяние в своих винах. |
| 14-го февраля произошло свидание между обоими Государями. На восточном берегу Хань-цзяна, в урочище Сань-тянь-ду, раскинута была желтая палатка, куда скоро прибыл Тай-цзун, окруженный блестящею свитою ванов и бэйл, сопровождаемый всадниками и пехотою, выстроившеюся в две линии внизу императорского шатра, стоявшего на значительном возвышении. Знамена, зонты, музыка, бесчисленные ряды воинов, все было соединено, чтобы придать особенную торжественность начинавшейся церемонии. Едва Тай-цзун воссел на приготовленном для него престоле, – отворились ворота Нань-хань-шаня и из города показалась печальная процессия Корейского Короля. Ли-цзун, облеченный во все одежды своего высокого сана, держа в руках миньскую печать и жалованную грамоту на Королевское достоинство, со свитою важнейших своих военных и гражданских чинов, медленно и пешком приближался к ханской ставке. Пять ли должно было пройти Ли-цзуну и только за полверсты до палатки несколько чиновников встретили побежденного Государя. С приближением Ли-цзуна к маньчжурским рядам, Император встал со своего престола и совершил девятикратное поклонение небу; примеру его последовал и Король; но по окончании священного обряда, Тай-цзун занял прежнее место, а Ли-цзун, со всею своею свитою, пал на колени и с преклоненною головою, обратившись к маньчжурским вельможам, молил их упросить Великого Императора, чтобы он, по необыкновенной милости своей, простил виновному Королю – его тысячи преступлений, не лишил жизни и достояния отцов, положил пределы своему мщению и пролил радость на погибающий народ. «Отныне, – говорил пленник, – обновлю свое сердце и дела, а дети и внуки мои во веки не забудут великого благодеяния». «Корейский Король, – отвечал Тай-цзун со своего престола, – пришел к нам сознаться в прежних своих винах – и мы прощаем его. Пусть наслаждается жизнью и руководится во всех своих поступках – только мыслью о справедливости и благодарным воспоминанием о нашем великодушии!» – «Милости священнейшего повелителя пребудут незабвенными» сказал Ли-цзун, снова преклонивший колена пред своим победителем. |
| Они выглядели очень счастливыми, довольными жизнью. После своей депрессии в прошлом месяце, вся та положительная энергия придала мне новой жизни. Я вернулся домой в тот вечер, чувствуя себя счастливым, что встретил таких прекрасных людей… Я находился в таком воодушевлении, думая о том, что…моя жизненная тропа шла теперь «верным курсом»… о том, что Бог активно занимался тем, чтобы вернуть нам Эдемский сад. Больше никаких войн, никакой бедности, никакого разрушения окружающей среды. Только любовь, истина, красота и доброта… Мы по–настоящему считали себя подобными ранним христианам: чем больше люди препятствовали нам, тем более решительны мы были. Мы были словно Божьей армией посреди духовной битвы – единственными, кто мог идти на передовую и каждый день противостоять Сатане. Этого мужчину очень скоро стали поощрять делиться с другими тем, что он узнал. Вот что он говорит о тех, кто откликался на его свидетельство: Мы рассматривали верующих в качестве людей, ищущих Бога, находящихся в поиске духовного смысла в своей жизни… Я не переставал удивляться тому, как много людей из этой категории говорили нам, что они как раз молились Богу и просили Его показать им, что им делать в жизни. Многие считали, что кто–то словно «духовно» подвел их к встрече с кем–нибудь из наших членов. Эти слова могли легко сойти с уст многих Свидетелей Иеговы. Их можно точно также легко найти среди случаев, приводимых в журналах «Сторожевая башня» и «Пробудитесь!». Однако эти слова были сказаны не Свидетелем Иеговы. Их написал Стивен Хассен, бывший член Церкви Объединения (или, как ее еще иногда называют на русском языке, Церкви Унификации), руководимой корейским вождем Преподобным Муном, – движения, которое часто называют «Мунитами» 504 . За два с половиной года, проведенных им в этом движении, он стал его пылким защитником и уважаемым лидером, стал полностью преданным его миссии. Он сопротивлялся всем стараниям со стороны членов своей семьи или других людей отвести его от того, что он считал «истиной». |
| Благодарю вас за вопросы. Хочу пожелать всем жителям православной Камчатки крепости телесных и духовных сил. Если сказать по-военному, вам доводится нести здесь вахту на страже православной России. Пусть благословение Божие по молитвам святителя Иннокентия неизменно пребывает со всеми вами. Беседовал иеродьякон Николай (Белозеров) Фото С. Лигостаевой Поскольку вы здесь... У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей. Сейчас ваша помощь нужна как никогда. Поделитесь, это важно Выбор читателей «Правмира» Подпишитесь на самые интересные материалы недели. Материалы по теме 26 марта, 2021 22 марта, 2021 16 июня, 2021 31 мая, 2021 20 мая, 2021 27 апреля, 2021 14 апреля, 2021 12 апреля, 2021 3 апреля, 2021 26 марта, 2021 22 марта, 2021 16 июня, 2021 31 мая, 2021 Лучшие материалы Показать еще Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее! Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира. Давайте дружить! © 2003—2024. Сетевое издание Правмир зарегистрировано в Федеральной службе по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций (Роскомнадзор). Реестровая запись ЭЛ ФС 77 – 85438 от 13.06.2023 г. (внесение изменений в свидетельство ЭЛ ФС 77-44847 от 03.05.2011 г.) Учредитель: Автономная некоммерческая организация информационно-познавательный центр «Правмир» (АНО «Правмир») (ОГРН 1107799036730) Главный редактор: Данилова А.А. Адрес электронной почты редакции: info@pravmir.ru Телефон: +7 929 952 59 99 Чтобы связаться с редакцией или сообщить обо всех замеченных ошибках, воспользуйтесь формой обратной связи . |
| Закрыть itemscope itemtype="" > Россия и Корея: обзор церковных связей 23.04.2007 499 Время на чтение 61 минут Первые контакты История русско-корейских связей восходит к эпохе Киевской Руси. В 1236 г. киевский престол занял Ярослав II Всеволодович (1195-1246); ранее он княжил в Новгороде, затем во Владимире. Ярослав II был устроителем русских земель после нашествия татаро-монгольских войск; он первый из русских князей ездил в ханскую резиденцию. Известный европейский путешественник Плано Карпини, посетивший в XIII веке Монгольское государство, отмечал, что в ставке великого хана он видел много послов, в том числе русских и корейских: здесь был " знатный муж Ярослав, великий князь Руссии, а также сын царя и царицы грузинской, и много великих султанов, а также князь солангов (корейцев - а. А.) " . В дальнейшем русско-корейские контакты были редкими и косвенными. В начале XVIII века эти контакты стали более частыми, и это имело место в Пекине. В 1807 г. сопровождавший Русскую Духовную миссию в Пекин помощник пристава М. Попов доносил директору Кяхтинской таможни П. Д. Ванифатьеву: " Приметны в Пекине в числе съезжающихся к новолетию корейцы. Они привозят на продажу разные лекарства, шелковые материи и писчую бумагу " . В Пекине русские купцы задерживались на долгие месяцы и здесь они нередко являлись свидетелями приезда в китайскую столицу корейских послов и купцов. Корейских посланцев обычно поселяли в Пекине в помещении российского посольского двора, если ко времени их приезда там не оказывалось русских торговых караванов. Поэтому китайцы называли этот двор корейской факторией, когда в нем поселялись корейцы, и русской факторией, когда его занимали русские. А в 1808 г. в Пекине русская и корейская миссии обменялись подарками. Первыми русскими, ступившими на землю Кореи, были моряки фрегата " Паллада " , обследовавшие в 1854 г. прибрежные воды Корейского полуострова. Среди них был писатель И. А. Гончаров, изложивший затем свои впечатления об этой стране в известной книге " Фрегат " Паллада " " . " Корейцы бывают в Пекине, - писал Гончаров, - наши отец Аввакум и Гошкевич видали их там и даже, кажется, по просьбе их, что-то выписывали для них из России " . |
| Долго стоял маньчжурский посланник пред королем и ждал приветствия и поклона; по Ли-цзун не делал ни каких движений и не говорил ни слова. «Не истукан ли ты, сбитый из глины?»–наконец сказал Лю-син-цзу, обратившись с этим вопросом к Ли-цзуну. – «Я в трауре и оплакиваю смерть моей матери», едва мог проговорить Ли-цзун, пораженный такими словами. «Вот плоды вашей гордости! – продолжал посланник: – народ гибнет без правосудия, солдаты падают под неприятельским мечем! Впрочем, в нынешний день можешь одним разом положить конец всем неустройствам. Если хочешь мира, посылай скорее своего сына и брата произнести клятвенный договор; а, между тем, сам определи, какую будешь доставлять нам ежегодную дань». – «Но, – возразил король, – в книге Чунь-цю говорится: позор падет на голову того, кто заключит мир с неприятелем под стенами своего города. – Если есть в вас чувство справедливости и великодушия, наперед удалитесь с войсками, потом уже будем говорить о мире». – «Искусно сказано, – заметил посланник; – днем позднее, днем более страданий для твоего народа; и вечер спасет ли утро? Не за себя говорю, а за твоих подданных. Посылай скорее своего брата, нечего медлить». – Несчастный Ли-цзун должен был покориться своей судьбе и Ли-цзю, брат его, явился в маньчжурском лагере с дарами и покорностью. Уже оставалось только произнести торжественную клятву пред небом, и мир должен был даровать тишину потрясенной Корее, как один из бэйл, Амин, недовольный ранним заключением трактата, поразил свих товарищей странным протестом, что он во всю свою жизнь мечтал о том, как бы увидеть дворцы Китайского Императора и Корейского короля, и что теперь, когда маньчжуры почти достигли уже ворот столицы, – он по возвратится домой, не осуществивши своего всегдашнего желания. «Пойдем вперед, там будем вести переговоры» повторял Амин, на все возражения бэйл, которые, отчаявшись победить упрямство своего товарища, решились тайно от него довершить начавшиеся переговоры. Дела были приведены к концу, армия готовилась выступить в обратный поход, – один Амин, оскорбленный действиями бэйл, не думал о мире и, как человек не участвовавший в трактате, поклялся грабить и разрушать все, что встретится ему на пути. Слова его не были пустою угрозою, и, как ни странно было поведение генерала, однако же король принужден был заключить новый отдельный договор с Амином. |
| Молчание с которым Тай-цзун перенес этот неприязненный ответ, увеличило смелость короля, который решился уменьшить число вещей, представляемых им в дань Маньчжурскому двору и предложить ему – совершенно прекратить взаимные посольства между тем и другим государством. Грозное письмо Тай-цзуна заставило Корею подчиниться условиям трактата, но не подавило враждебных чувств, одушевлявших Ли-цзуна против Маньчжурии. Пленники, возвращенные Ханом, были преданы смертной казни за то, что позволили обезоружить себя неприятелю и не искупили жизнью чести отечества. Все китайские перебежчики, скрывавшиеся в Корею из мест, покоренных маньчжурами в Ляо-дуне, передавались пограничным начальникам Империи; точно также корейские суда, крейсировавшие на водах залива, перехватывали островитян и китайцев, плывших в Маньчжурию с желанием вступить в подданство хана, и возвращали их Миньскому правительству. Когда Гэн-чжун-мин и Шан-кэ-си, с единоземцами в числе 20,000 человек удалившиеся из Китая, во время пути своего в Маньчжурию отправили в Корею посольство с просьбою, чтобы, на основании братского мира, заключенного между ханом и королем, оказано было им пособие в хлебных припасах, корейцы выслали эту помощь не ранее, как когда уже беглецы достигли Мукдена. В след за тем Ли-цзун, несмотря на многократные требования Тай-цзуна, отказал ему в выдаче перебежчиков из Хой-нина и прежнего аймака Ула и, оспаривая права маньчжурского владычества над аймаком Варка, на все доказательства Хана, что варканцы искони составляли родовое владение Нюйчжэнэй, Король отвечал Тай-цзуну советом – внимательнее прочитать историю династий Ляо и Гинь. Подобную участь испытали предложения Маньчжурского двора Корее о том, чтобы она приняла посредничество в заключении мирного договора между Китаем и Ханом. Согласно с трактатом 1627 года, Корейский Король должен был признавать себя, в отношении к Маньчжурскому Государю, только младшим братом; несмотря на то, во всех дипломатических делах сохранялось почти совершенное равенство между тем и другим владением. |
| Маньчжуры на корейские посольства отвечали своими; по случаю кончины какого-нибудь лица из членов королевской фамилии, отправляли они нарочного посланника для совершения жертв над прахом умершего. Каждая сторона, при взаимной переписке, употребляла имя своего соседа не иначе, как с прибавкой слова «почтенное государство», между тем как о себе говорила с унизительным эпитетом «ничтожное владение». Сами государи в письмах своих, для соблюдения равенства и вежливости, прилагали к своим особам один титул «бездарный» даже дань, доставляемая корейцами, не носила на себе оскорбительного имени «дань», по называлась «ежегодными тканями». Несмотря однако на скромную и благоразумную политику маньчжур, Корея считала обидным для своего достоинства – равенство с едва образовавшеюся ордою, и Ли-цзун 1634 года отправил к Хану посланника с предложениями, чтобы Маньчжурия отказалась от своих требований касательно выдачи перебежчиков, прекратила взаимную торговлю и предписала своим посланникам при королевском дворе занимать место ниже корейских вельмож. Тай-цзун, оскорбленный желаниями Ли-цзуна, отвергнул дань, представленную Кореей, и задержал при своем дворе посланника, надеясь, что такая строгая мера смирит Короля; но дело о поднесении Хану Императорского титула наконец раскрыло замыслы и чувства Корейского Государя. Ингултай, отправленный в Корею с письмами маньчжурских и монгольских бэйл, не был допущен на аудиенцию к Ли-цзуну; вместо свидания с самим королем, посланнику предложено было явиться для переговоров к первому министру и объявить ему цель своего приезда; квартира Ингултая была окружена стражею, и в Государстве обнародовано повеление готовиться к войне. Посланник, узнавши враждебные замыслы Корейского правительства, тайно бежал из столицы, и нарочный отряд должен был гнаться за Ингултаем, чтобы вручить ему ответные грамоты на письма бэйл, и вместе с тем доставить пограничным корейским начальникам строжайшее повеление Короля – немедленно привести в самое крепкое положение пределы Государства. |
| Итак, вражда между Маньчжурией и Кореей была погашена; жизнь и мир дарованы были потрясенному Государству. Но еще оставалось определить один важный пункт о том, какое значение должен был иметь Корейский Король при дворе Маньчжурского Хана, среди ванов и бэйл, сейчас бывших зрителями горестного унижения повелителя Кореи? Сам Ли-цзун, еще стоявший за чертою солдат, с нетерпением ожидал ответа на вопрос, немедленно предложенный для разрешения Императору. Слова, которыми Хан окончательно решил судьбу своего пленника, достойны истории и Тай-цзуна: «Покорять лучше милостью, чем страхом; потому повелеваю воздавать Корейскому Королю все почести и уважение, должные повелителю иностранного Государства». С этой минуты кончилось тяжелое испытание Ли-цзуна. Государю, восстановленному во всех своих правах, предложено было место рядом с Тай-цзуном, который угощал по-царски своего высокого посетителя. По окончании стола, когда настало время той и другой стороне возвратиться к своим местам, в ханскую палатку вошли жены, наложницы и дети Ли-цзуна, с семействами важнейших корейских сановников – и пали на колена пред Императором. Тай-цзун возвратил сии драгоценные залоги своим гостям, и Ли-цзун, мужественно перенесший все тревоги бедственного дня, не мог удержаться от слез при неожиданной встрече со всем, что так дорого было для его сердца. «Государь, – сказал он при общем рыдании своей свиты, – в один раз ты излил на нас все твои милости; но продли гнев твой только на день, и мы давно были бы прахом и пеплом»! Таким торжественным явлением заключена была драматическая корейская война. 16-го февраля маньчжуры предприняли обратный поход и 7 апреля достигли Мукдена. Первым делом победителя было явиться в храм неба и, только после благодарственной жертвы теням предков за счастливое окончание войны, Тай-цзун возвратился во дворец, где ожидали его данники из Ордоса. Самым главным плодом настоящего похода было то, что Корея, совершенно отделившись от Миньского дома, тесно соединилась с новою покровительствующею державою и доселе, более двухсот лет, неизменно хранит даннические отношения к Маньчжурскому престолу; Китай утратил последних своих союзников, а слава побед распространила имя Тай-цзуна так далеко, что даже Гуши-хан с пределов Хухэнора отправил посольство засвидетельствовать пред новым Императором чувства преданности и покорности от повелителя элютов (калмыков.) |
|
|
