| Печенеги не верили византийскому врачебному искусству, чувствовали себя неловко и тесно вблизи столиц и тосковали по своим степям. Напрасно Мономах старался усыпить их подозрительность вином, которое отпускали им в щедром количестве, и примирить их с собою роскошными яствами, которыми кормили их в изобилии. Когда, по его приказанию, сделана была попытка потихоньку отобрать у Печенегов оружие и коней, вся орда Кегенова ночью снялась со своего лагеря и ускакала по направлению на север. На третий день она уже была за Балканами, где соединилась с прочими ее соплеменниками. 30 По дороге, теперь уже хорошо знакомой, Печенеги скоро воротились и, раскинув свои кочевья при подошве Балкан, ближе к Адрианополю, начали опустошительные набеги на города и села Фракийского округа. Константин Арианит, Адрианопольский воевода, пошел на них со своим ополчением, но был разбит на голову при крепости Диамполе (Jamboli) близ балканских проходов. Константин Мономах принужден был вызвать свои военные силы из Азии, где Турки-Сельджуки оставили на короткое время в покое византийские владения, чтоб овладеть столицею халифата Багдадом. В ожидании, когда соберется вся его армия, Мономах сделал еще раз попытку склонить Печенегов к покорности или, по крайней мере, к дружелюбному соглашению. В Константинополе оставались еще Тирах и несколько князей печенежских, задержанных здесь с 1048 года. Осыпанные богатыми дарами, обнадеженные еще большими милостями в будущем, они были отправлены в печенежские кочевья с поручением уговаривать своих соплеменников к примирению с византийским императором и с клятвенным обязательством во всяком случае воротиться назад. Но в родных вежах Печенеги забыли свои обещания, отреклись от христианского креста, на котором клялись, и от самого крещения. Византийцы увидели Тираха во главе печенежской конницы, когда их полки собрались, и дело дошло до борьбы в открытом поле. Ополчения «восточных» округов под главным начальством евнуха Никифора, который был некогда домашним священником у Мономаха, потом покинул служение алтарю ради мирского славолюбия и носил теперь звание ректора и стратопедарха, 31 и сверх того отряды наемных Франков с их предводителем Ерве (Hervé, Ερββιος) прибыли из Азии. |
| Однако вернемся к василевсам. Надо сказать, Константин Мономах в действительности остался верным своему слову: он ни в чем не стеснял царственных сестер, и в официальных актах значилось не только его имя, но и Зои с Феодорой. Помимо этого, и законы подписывались всеми императорами, чтобы не нарушить права последних представительниц Македонской династии. Каждая из императриц пользовалась известной свободой действий и по негласной договоренности могла отдавать распоряжения, обязательные для всех лиц. Удивительно, но в течение нескольких лет их совместного правления Римскую империю не посетил ни один политический кризис – все как-то улаживалось само собой. Так продолжалось до 1050 г., когда Зоя умерла. Теперь Константин IX продолжал править совместно с Феодорой, хотя их отношения резко ухудшились. Кто-то из сторонников Феодоры попытался отстранить Мономаха от власти, ссылаясь на ее статус последней порфирородной царицы. При неопределенности порядка наследования трона византийцы интерпретировали традиции необычайно широко. И положение императора-вдовца далеко не для всех предполагало непременное сохранение за ним и впредь царских полномочий. Конечно, Константин IX быстро пресек такие разговоры, причем без применения силы, но инцидент не забыл, постепенно отодвинув соправительницу в тень. Феодора тяжело переживала унижение, много позднее с горестью вспоминая о тех годах 794 . Надо объективно сказать, что в лице Константина Мономаха на Византийский престол взошел далеко не однозначный для оценки человек. Человек опытный и благородный, мудрый и острожный, прекрасно ориентирующийся в международных делах и вопросах управления государством, он имел многие слабости, нередко обесценивающие его качества прирожденного царя. Никто не мог сказать, что василевс глуп или необразован – напротив, все отмечали его высокие интеллектуальные способности. Император никогда не был заносчивым, не мстил никому из своих былых недоброжелателей, умел найти подход к любому и отыскать компромисс даже в самых трудных ситуациях. Его речь была полна очарования, и веселое выражение лица всегда сопровождало Константина IX – казалось, он просто не умеет хмуриться или гневаться. Мономах обладал замечательной памятью и острым умом, был опытен в политических делах и умел держать себя в руках, очень и очень редко давая место гневу. По обыкновению, василевс часто заседал в суде, и вел дело так красиво и просто, что обе стороны – и проигравший, и победитель, уходили от него довольными 795 . |
| Третий монументальный цикл македонского искусства – ансамбль монастыря Неа Мони на Хиосе – относится к следующему стилистическому этапу. Заказчик этих мозаик – Константин Мономах, и потому они тесно сопряжены с константинопольским памятником – вотивным образом императрицы Зои и Константина Мономаха перед Спасителем на престоле в южной галерее храма Св. Софии Константинопольской. Дата исполнения обоих циклов определена временем пребывания на троне Константина – 1042–1056 гг. 61 . Мозаика с портретами императоров в Св. Софии, несмотря на высокую технику исполнения и художественное совершенство, несет в себе нечто стереотипное, правда, стереотип этот еще поражает своим величием. При внешней красоте и блеске внутреннее явно утрачивает интенсивность, характерную для прежнего стилистического этапа. Мозаика была исполнена одновременно с ансамблем Неа Мони и, конечно, лучшими мастерами столицы. Но в отличие от последнего, живопись которого отличается многоплановыми характеристиками и высотой одухотворенности, императорские портреты отмечены налетом придворной мишуры и игрушечности. Главный новый эффект тот же, что и в мозаиках Неа Мони, но здесь он выражен еще более отчетливо: ритм теряет жесткую обусловленность и подчиненность архитектурным формам, живопись становится свободнее и самостоятельнее. Со всей очевидностью намечены новые принципы взаимодействия формы с фоном: в фигуре Спасителя в центре композиции ощутим сложный ракурс, многоосевой разворот относительно фона, она вольно и естественно располагается в пространстве. Хотя контуры сохраняют идеальную гладкость, внутри них складки одеяний исполнены пространственного движения. Множество мелких складок, трон Христа располагаются под углом к изобразительной поверхности, что было немыслимо ни в Осиос Лукас, ни в Софии Киевской. Цвет понимается совершенно иным образом: тона взаимодействуют друг с другом по принципу разных цветов, а не света и тени. Появляется множество тонких оттенков, создающих переливчатую гамму. Лики носят отвлеченно-идеализированный характер, и духовная и психологическая энергия из них уходит. Письмо ликов – скользящее, эмалевидное – строится по законам идеально геометризированной формы. Императорская чета представлена в акте сакрального ритуала, являющегося частью богослужения: василевс, вступающий на трон, возлагал на престол Св. Софии хрисовул с перечислением даров храму. Здесь грамоту держит в руках законная наследница Константина VIII, порфирородная Зоя, юная и нежная красавица (на самом же деле ей в это время было 66 лет). Ее супруг Константин Мономах прижимает к груди мешок с золотом, вручавшийся императором клиру храма Св. Софии как личный дар. |
| Кеген узнал о бедственном положении соплеменников и склонил своих теперешних товарищей, греческих воевод, в виду вражеского многолюдства соблюдавших робкую осторожность, к решительному удару. Византийские силы двинулись вперед; Печенеги, упавшие духом, не в силах были противопоставить какое-либо сопротивление. Они побросали оружие; Тирах с прочими князьями, а затем и вся остальная масса, отдались в плен Византийцам. Кеген советовал перерезать всех пленников, прикрывая дикую жажду мести заботами об интересах усыновившей его империи. Он говорил: змею всего лучше убьешь зимою, когда она не может пошевелить своим хвостом, а когда она отогреется на солнце, то это будет хлопотливо и трудно. Византийский историк 22 считает не лишним отдать честь глубокому смыслу варварского аполога. Но воеводы Константина Мономаха последовали более утонченным и более мягким внушениям византийской государственной мудрости. Болгария, которая еще не оправилась после ужасного погрома при Василие II, представляла много пустых, не заселенных земель. 23 Византийская казна сильно нуждалась в исправных плательщиках поземельного налога, а византийская армия – в хорошей коннице. Последняя потребность была особенно настоятельна в настоящий момент, когда Турки-Сельджуки уже начинали свои завоевания в восточных провинциях империи. Голоса византийских воевод взяли верх над кровожадными требованиями мстительного Печенега. Кеген мог располагать судьбою только тех из своих соплеменников, которые попали в плен к нему самому. Он перерезал всех тех, которых не успел продать в рабство. Но большинство пленников, целые десятки тысяч Печенегов были поселены Василием Монахом в Болгарии, состоявшей под его управлением, главным образом около Средца (Сардики), Ниша и Евцапела, 24 но также и в других местах. Оружие было, разумеется, отобрано. Тирах и сто сорок знатных Печенегов отведены в столицу; Константин Мономах велел их окрестить и потом дал им надлежащие чины и титулы византийской табели о рангах. 25 Служба Печенегов скоро понадобилась. Сельджукский султан Тогриль-бей (Тогрульбег) грозил новым нападением византийским, владениям в Азии. По этому поводу пятнадцать тысяч печенежских конников были отправлены к греческой армии, стоявшей на армянской границе. Отпуская Печенегов, Константин Мономах наделил их щедрыми подарками, богатым оружием и статными конями. Четверо печенежских князей, находившихся в Константинополе, были поставлены во главе отряда. История сохранила имена их: это были Сульчу (Σουλτζος), Селтé, Карамá и Кáталим. 26 Некоторые из этих имен прямо напоминают о родстве Печенегов с тем турецким племенем, против которого их посылали. Но ошибка византийского правительства состояла не только в том, что оно посылало против Турок близкое и родственное им войско. С совершенно близорукой неосмотрительностью Печенеги были отправлены в поход целой массой, без всякой греческой силы, способной наблюдать за ними и обуздывать их. |
| Эти государственно–политические воззрения складывались параллельно с деятельностью «московских собирателей» и политическим расцветом Москвы. Ключевский дал краткую характеристику этого идеологического построения и его содержания: «Московским политикам начала XVI в. мало было брачного родства с Византией (т. е. с принцессой Софьей Палеолог. — И. С.), хотелось породниться и по крови, притом с самым корнем или мировым образцом верховной власти — с самим Римом. В московской летописи того века появляется новое родословие русских князей, ведущее их род прямо от императора римского. По–видимому, в начале XVI в. составилось сказание, будто Август, кесарь римский, обладатель всей вселенной, когда стал изнемогать, разделил вселенную между братьями и сродниками своими и брата своего Пруса посадил на берегах Вислы–реки по реку, называемую Неман, что и доныне по имени его зовется Прусская земля, «а от Пруса четырнадцатое колено — великий государь Рюрик». Московская дипломатия делала из этого сказания практическое употребление: в 1563 г. бояре царя Ивана, оправдывая его царский титул в переговорах с польскими послами, приводили словами летописи эту самую генеалогию московских Рюриковичей… Хотели осветить историей и идею византийского наследства. Владимир Мономах был сын дочери византийского императора Константина Мономаха, умершего за 50 лет с лишком до вступления своего внука на киевский стол . В московской же летописи, составленной при Грозном, повествуется, что Владимир Мономах, вокняжившись в Киеве, послал воевод своих на Царьград воевать этого самого царя греческого Константина Мономаха, который с целью прекратить войну отправил в Киев с греческим митрополитом Крест из Животворящего Древа и царский венец со своей головы, то есть мономахову шапку, с сердоликовой чашей, из которой Август, царь римский, веселился, и с золотой цепью… Владимир был венчан этим венцом и стал зваться Мономахом, боговенчанным царем всея Руси. «Оттоле, — так заканчивается рассказ, — тем царским венцом венчаются все великие князья владимирские…» …Основная мысль сказания: значение московских государей как церковно–политических преемников византийских царей основано на установленном при Владимире Мономахе совместном властительстве греческих и русских царей–самодержцев над всем православным миром» . 3. Инок Филофей и его мессианские идеи |
| Мария переехала во дворец, где поселилась по соседству со спальней императора. Другая дверь из спальни вела в покои императрицы, и ни одна из женщин не смела входить к Константину IX без стука. Склирена получила от Зои титул севасты и на официальных приемах появлялась четвертой после Мономаха, его жены и Феодоры. По словам бывшего свидетелем всего этого Пселла, синклитики краснели, но терпели, так как Мария была женщиной обаятельной и по отношению к окружавшим ее царедворцам щедрой. Народ же возмущался конкубинатом и весной 1043 г. едва не взбунтовался, опасаясь за судьбу законных василис. Толпа собралась перед дворцом с криками: «Не хотим Склирену императрицей, да не умрут из-за нее наши матушки, порфирородные Зоя и Феодора!» и не расходилась до тех пор, пока невредимые «матушки» не появились на балконе. Через пару лет Склирена умерла, Мономах искренне ее оплакивал, а спустя некоторое время утешился другой женщиной – красавицей аланкой, бывшей в Константинополе заложницей. Та тоже получила титул севасты и осыпаема была милостями не меньше прежней фаворитки. К концу правления Константин IX стал мучиться подагрой, но, превозмогая сильнейшую боль, не прекращал появляться на приемах и торжествах. Болезнь свою он считал наказанием за грехи и усердно молился Богу. Умер Мономах в Константинополе 7 или 11 января 1055 г. В 1043 г. Византия отразила последний вооруженный натиск русских. Поход большой армии великого князя Ярослава Мудрого 93 на судах окончился неудачно – русичи, которых вели сын князя Владимир Ярославич и воевода Вышата, были разбиты, их флот сожжен «греческим огнем», а 800 пленных император приказал ослепить. Позже, до самого падения Константинополя, отношения были сугубо мирными: русские купцы и путешественники ездили в Византию, греческие священники поставлялись на Русь епископами и митрополитами, византийские мастера украшали своими творениями Суздаль и Киев, Владимир и Новгород. А в XIV-XV вв. Русь слала обедневшим греческим автократорам и иерархам «милостыню». |
| Спиридон-Сава, автор на «Посланието за Мономаховите дарове» (ок. 1503 г.), влага в устата на византийския император от XI в. Константин Мономах следното напътствие към неговия внук, руския княз Владимир Мономах: «Да пребъдат Църквите Божии без несгоди, и цялото Православие да пребъде в покой под властта на нашето царство и твоето волно самодържавство над Велика Русия. Да бъдеш от този момент наричан боговенчан цар, увенчан с този царски венец с ръката на светейшия митрополит Неофит и неговите епископи». Характерно е, че императорът тук ни най-малко не отстъпва титлата си и централното си място на покровител на целия православен свят, но сякаш присъединява към своето служение руския княз — признаван за «волен и самодържавен» цар на Велика Русия. Именно тази титла ще «възстанови» през 1547 г. Иван Василиевич Грозни по времето на своята знаменита коронация. Но най-известният текст, съдържащ концепцията за новата мисия на Московската държава, става посланието на монаха от псковския Елеазаров манастир Филотей до царския чиновник Михаил Мисюр-Мунехин, написано през 1523 г. В края на своето писмо (посветено на една твърде актуална по онова време тема — опровергаване на предсказанията на западните астролози) ученият старец съобщава на своя адресат «нещо съкровено» «за днешното православно царство на пресветлейшия и високопрестолнейши господар наш» (има се предвид великият княз Василий III Иванович): «Знай, христолюбче и боголюбче, че всички християнски царства са приключили и са се събрали днес в единственото царство на нашия господар — според пророческите книги туй е Ромейското царство. Защото два Рима паднаха, а третият стои, а четвърти не ще има. Многажди и апостол Павел споменава Рим в посланията си, и в тълкуванието е речено: «Рим е целият свят». … Виждаш ли, избраниче Божи, че всички християнски царства са превзети от неверниците и само царството на нашия господар стои с Христовата благодат. Подобава на царя да пази [това призвание] с огромна страхопочит и надежда на Бога, да не разчита на злато и преходно богатство, но да се уповава на Всеподателя Бог». |
| Эти государственно-политические воззрения складывались параллельно с деятельностью «московских собирателей» и политическим расцветом Москвы. Ключевский дал краткую характеристику этого идеологического построения и его содержания: «Московским политикам начала XVI в. мало было брачного родства с Византией (т. е. с принцессой Софьей Палеолог.— И. С.), хотелось породниться и по крови, притом с самым корнем или мировым образцом верховной власти — с самим Римом. В московской летописи того века появляется новое родословие русских князей, ведущее их род прямо от императора римского. По-видимому, в начале XVI в. составилось сказание, будто Август, кесарь римский, обладатель всей вселенной, когда стал изнемогать, разделил вселенную между братьями и сродниками своими и брата своего Пруса посадил на берегах Вислы-реки по реку, называемую Неман, что и доныне по имени его зовется Прусская земля, «а от Пруса четырнадцатое колено — великий государь Рюрик». Московская дипломатия делала из этого сказания практическое употребление: в 1563 г. бояре царя Ивана, оправдывая его царский титул в переговорах с польскими послами, приводили словами летописи эту самую генеалогию московских Рюриковичей... Хотели осветить историей и идею византийского наследства. Владимир Мономах был сын дочери византийского императора Константина Мономаха, умершего за 50 лет с лишком до вступления своего внука на киевский стол . В московской же летописи, составленной при Грозном, повествуется, что Владимир Мономах, вокняжившись в Киеве, послал воевод своих на Царьград воевать этого самого царя греческого Константина Мономаха, который с целью прекратить войну отправил в Киев с греческим митрополитом Крест из Животворящего Древа и царский венец со своей головы, то есть мономахову шапку, с сердоликовой чашей, из которой Август, царь римский, веселился, и с золотой цепью... Владимир был венчан этим венцом и стал зваться Мономахом, боговенчанным царем всея Руси. «Оттоле,— так заканчивается рассказ,— тем царским венцом венчаются все великие князья владимирские...» ...Основная мысль сказания: значение московских государей как церковно-политических преемников византийских царей основано на установленном при Владимире Мономахе совместном властительстве греческих и русских царей-самодержцев над всем православным миром» . |
| Греция вспомнила бедствия, претерпенные некогда ею от флотов Российских – и Послы Константина Мономаха встретили Владимира. Император писал к нему, что дружба счастливая и долговременная не должна быть нарушена для причины столь маловажной; что он желает мира и дает слово наказать виновников обиды, сделанной Россиянам. Юный Владимир не уважил сего письма, отпустил Греческих Послов с ответом высокомерным, как говорят Византийские Историки, и шел далее. Константин Мономах, приказав взять под стражу купцов и воинов Российских, бывших в Цареграде, и заключив их в разных областях Империи, выехал сам на Царской яхте против неприятеля; за ним следовал флот и конница берегом. Россияне стояли в боевом порядке близ фара. Император вторично предложил им мир. «Соглашаюсь, – сказал гордый Князь Новогородский, – ежели вы, богатые Греки, дадите по три фунта золота на каждого человека в моем войске». Тогда Мономах велел своим готовиться к битве и, желая заманить неприятелей в открытое море, послал вперед три галеры, которые врезались в средину Владимирова флота и зажгли Греческим огнем несколько судов. Россияне снялись с якорей, чтобы удалиться от пламени. Тут сделалась буря, гибельная для малых Российских лодок; одни исчезли в волнах, другие стали на мель или были извержены на берег. Корабль Владимиров пошел на дно; некто Творимирич, один из усердных чиновников, спас Князя и Воевод Ярославовых, взяв их к себе в лодку. Море утихло. На берегу собралось 6000 Россиян, которые, не имея судов, решились возвратиться в отечество сухим путем. Главный Воевода Ярославов, Вышата, предвидя неминуемую для них опасность, хотел великодушно разделить оную и сошел на берег, сказав Князю: «Иду с ними; буду ли жив, или умру, но не покину достойных воинов». Между тем Император праздновал бурю как победу и возвратился в столицу, отправив вслед за Россиянами флот и два Легиона. 24 Галеры Греческие обогнали Владимира и стали в заливе: Князь пошел на них. Греки, будучи со всех сторон окружены неприятельскими лодками, сцепились с ними и вступили в отчаянный бой. |
| Астрономы, не обращаясь к сложным математическим выкладкам, применили элементарные геометрические приемы и сделали наблюдение, что все наполнено кровью и печалью, что необходимо поэтому оставить намерение или отложить до другого времени. Но император намерен был следовать советам астрологов лишь в том случае, если бы они совпали с его планами, вопрос же об удалении Зои был предрешен в его уме окончательно и бесповоротно. Поэтому Калафат, выслушав результат наблюдений астрологов, громко захохотал и стал издеваться над их наукой, называя ее шарлатанством. 2843 Большей благосклонностью к астрологам отличался и большую любовь к их науке питал Константин Мономах, который и сам знаком был с геометрией, с законами движения небесных светил и, находясь в ссылке на острове Лесбос, любил на досуге рассматривать звезды и читать по ним свою судьбу. Раз, по словам его панегириста, произошла удивительная вещь: наблюдая звездное небо и остановившись на одной звезде, Мономах сказал: «Теперь узнаю, будет ли мне по слову, реченному Господом» и загадал. что получит царскую власть, если звезда двинется и упадет. И вдруг звезда, точно столкнутая кем с места, сорвалась и покатилась с неба. 2844 О Михаиле Парапинаке известно, что он в критических обстоятельствах обращался к содействию астрономов, истолкователей небесных знаков и выслушивал их прорицания. 2845 Отношение образованных византийцев к астрологии было нерешительное: с одной стороны, опасаясь за логические последствия при столкновении системы астрологов с ортодоксальной системой, они восставали против астрологии, не признавали ее значения, вооружались против астрологов, с другой – подчиняясь духу времени, неудержимо увлекавшему всех в область таинственности и сверхъестественности, а также склоняясь перед авторитетом старины, – они сами изучали астрологию, объясняли с точки зрения астрологических положений судьбу государства и отдельных лиц и вообще в применении к конкретным случаям допускали то, что отвергали в принципе. Пселл говорит о себе, что не разделяет того убеждения, будто звезды управляют поступками людей и от их расположения зависят земные дела. |
|
|
