| «Хотя Ефрем возрастает между тростниками, но придет восточный ветер, поднимется дуновение Ягве из пустыни, и иссохнет родник его и иссякнет источник его: он опустошит сокровищницу всех драгоценных сосудов» (13:15). Время этому близко (10:9–15). Это будет, как буря (8:7), будут перебиты младенцы и беременные женщины (14:1), города будут сожжены (8:14), высоты, т.е. незаконные места поклонения, будут уничтожены (12:11–12), вся земля порастёт волчцами и тернием (10:8). г) Божественная любовь Хесед. Это основная тема Осии. Амос настаивал на праведности Божией и на Божественной силе и всемогуществе. Осия, человек более нежный, углубляет эти мотивы. В этом он походит на Иеремию, с которым часто его сравнивают и который, несомненно, является его продолжателем. Он учит о хесед , т.е. о благостности или, точнее, о нежности любви Божией. Ею он объясняет рождение Израиля как избранного народа: «Когда Израиль был юн, Я любил его, и из Египта вызвал сына Моего... Сам Я поучал Ефрема ходить, носил его на руках Моих, а они не сознавали, что я заботился об них. Я был для них как поднимающий грудного младенца к щеке и ласково подкладывал пищу их» (11:1–4). Эта же любовь хесед возымеет последнее слово: «И обручу тебя Мне навек, и обручу тебя Мне в правде и суде, в благости (хесед) и милосердии, Я обручу тебя Мне в верности, и ты познаешь Ягве» (2:19–20). Но божественная хесед не является слабостью. Она сопровождается требованьями со стороны Бога. Суд является как бы ее обратной стороной, Бог требует истины, суда, хесед и Боговедения (6:6). д) Знание Даат: Это – знание Бога. Понятие даат неразрывно связано у Осии с понятием хесед . Даат не есть знание умственного или рационального порядка, но порядка внутреннего, основанного на опыте. Подобно тому, как Бог открывается человеку и заключает с ним Завет, являя ему Свою хесед через Свои благодеяния, точно таким же образом человек поднимается до даат , или знания Бога, являя Ему свою верность и благодарность. В хохмической письменности даат , знание, становится синонимом хохма, т.е. мудрости. |
| Ягве Бог Саваоф имя Ему». – б) 5:8: «Кто сотворил семизвездие и Орион, и претворяет смертную тень в ясное утро, а день делает темным как ночь, призывает воды морские и разливает их по лицу земли? Ягве имя Ему». – в) 9:5–6: «Ибо Ягве Бог Саваоф коснется земли и она растает, и восплачут все живущие на ней; и поднимется вся она как река, и опустится как река Египетская. Он устроил горние чертоги Свои на небесах и свод Свой утвердил на земле, призывает воды морские и изливает их по лицу земли, Ягве имя Ему». 6) Обвинение против Израиля (9:7–10). 7) Мессианское обетование о восстановлении скинии Давидовой падшей, а также о даровании земле чудесного плодородия, о возвращении народа из плена, о ниспослании мира и безопасности (9:11–15). Б. Авторство и вопрос о единстве: Что касается значительной части содержащихся в книге пророчеств, а также описаний видений, то в их отношении авторство Амоса никогда под сомнение не ставилось, Записи пророчеств и видений были собраны и приведены в порядок редактором, принадлежащим к кругу учеников и последователей пророка. Этот же редактор вставил в книгу биографический рассказ о столкновении пророка со священником Амасией в Вефиле, что несколько нарушило первоначальный порядок сборника. В настоящее время еще ставится под сомнение авторство Амоса в отношении пророчества об Иудее (2:4–5), отличающегося по своему стилю от прочих элементов книги. Ставится оно также под вопрос и в отношении гимнов (4:13, 5:8–9, 9:5–6), из-за того что они касаются темы творения вселенной, тогда как в остальных частях книги нигде о творении не говорится. И, наконец, ставится также под вопрос подлинность 9:11–15, т.е. мессианского финала книги. Причиной сомнения является упоминание о падшем, т.е. об уже не царствующем доме Давида и о возвращении из плена. На этих основаниях критика относит составление этого текста к эпохе Вавилонского плена, т. е. после 586 года. Однако оригинальный текст говорит не о павшей, а о расшатанной или потрясенной скинии Давида, которая, т.о., еще может мыслиться стоящей. |
| БОКОВ. В общем, я это специально для тебя устроил. Если бы ты знал, чего мне это стоило. КНЯЗЕВ. Но ты хоть скажи, в чём дело. БОКОВ. Я тебе устроил возможность вступить в фиктивный брак. КНЯЗЕВ . Какой ещё фиктивный брак? БОКОВ. Законный. Надо пойти и расписаться: в загсе. КНЯЗЕВ. Не хватало мне ещё жениться. БОКОВ. Ну вот, вместо благодарности. Тебе не жениться, а только оформиться. Всей работы на десять минут, и за это тебе дают три тысячи. Хочешь баксов, хочешь в еврах. Я бы евры предпочёл. КНЯЗЕВ. Ну, а что… а эта… ну которая… БОКОВ. Серёжа! какая баба! Ты даже пару раз переспать с ней можешь. Мужу (подмигивает) это разрешается. А! Серёжа! Ну! КНЯЗЕВ. Так она что… БОКОВ. Ей прописка нужна. КНЯЗЕВ. Так что, я и прописать к себе должен? БОКОВ. Да, это, Серёжа, обязательно. КНЯЗЕВ. И она сюда ко мне жить приедет что ли? БОКОВ. Да нет, жить она будет в другом месте. Да чего ты волнуешься! Через полгодика разведётесь. Она останется с пропиской, ты с той часть гонорара, которую ещё не успеешь пропить. КНЯЗЕВ. Так она скажет: я имею право на жилплощадь. БОКОВ. Договоритесь. Поставишь предварительное условие, что она ни на что претендовать не будет. КНЯЗЕВ. А как я договорюсь? БОКОВ. Ты как дитя. Встретитесь на нейтральной территории. У моей сестры можно. Я тебя отведу туда. Вот хоть завтра. КНЯЗЕВ. Как-то всё это неожиданно. Я подумаю. БОКОВ. Он подумает! Так говорит, как будто умеет это делать. Это, Серёжа, занятие не для всех. КНЯЗЕВ. Почему это ты так уверен? БОКОВ. Утю-тю! Обиделся мальчик! Не надо, Серёжа, не надо. Я знаю, о чём говорю. Да я опускался в такие бездны, о которых ты и понятия не имеешь. Вы все только воображаете, что это просто. КНЯЗЕВ. Почему? БОКОВ. А потому, что мне это слишком большой ценой досталось… Ладно. Мы не об том с тобой говорим. Времени нельзя терять. Пока ты будешь думать, окажется, что поезд ушёл. Желающих и так выше крыши. КНЯЗЕВ. А разводиться когда? БОКОВ. Ты можешь вообще не разводиться. Болтаешься по бабам. Остепениться пора. КНЯЗЕВ. Я серьёзно. |
| Они остаются вдвоём. ПОКРОВСКИЙ. Слушай, я ведь знаю, что ты любишь давать обещания, но никогда не выполняешь. БОКОВ. А что с такими, как ты, ещё остаётся? Не пообещаешь, так и не отвяжетесь. ПОКРОВСКИЙ. Ну так вот, поскольку это дело вообще имеет несколько коммерческий характер, то ты за труды можешь иметь некоторую компенсацию. БОКОВ. Комиссионные предлагаешь? ПОКРОВСКИЙ. Я же знаю, что ты выше этого. Но дело ещё в том, что я являюсь у нас в секторе составителем сборника, ты знаешь. Твоя публикация обеспечена. Но это мелочь. У нас создаётся своё издательство, в котором я многое буду решать. Имей в виду. БОКОВ. Ты мне – я тебе? Деловухин. ПОКРОВСКИЙ. А что с такими, как ты, ещё остаётся? Действие второе Картина первая Квартира Бокова. Боков, Князев. КНЯЗЕВ. Ты знаешь, вот если хоть зубную щётку бабе позволишь принести, то уж потом её не выживешь. БОКОВ. Женщины одолели? КНЯЗЕВ. Алексей, ну а что делать? Куда от того денешься? БОКОВ. В известном смысле, Серёжа, вся тончайшая лирика есть не что иное, как отражение утончённости – что поделаешь!– эротической безудержности поэта. Сублимация и всё прочее. На то ты и поэт. КНЯЗЕВ. Да, поэт. Вон видишь, как живу. Уж давно за тридцать мужику, а чего добился? Хоть бы что-нибудь напечатано было. БОКОВ. А вы всё только о результатах думаете! Болезнь нашего времени: не внутренняя суть, а внешний результат – только это вас волнует. Сплошные деловухины. Поэты! КНЯЗЕВ. Но ведь я же хочу тоже чего-то добиться. БОКОВ. Пачку зелёных бумажек, Серёжа? (Подмигивает.) КНЯЗЕВ. Один в редакции сказал: Серёжа родился с пером в руке. А что толку! БОКОВ. Всё сторожем? КНЯЗЕВ. По подвалам через две ночи на третью сижу. БОКОВ. И хватает? КНЯЗЕВ. Тётка у меня часто приговаривала: думай – не думай, сто рублей не деньги. БОКОВ . Значит, двести рублей не деньги вдвойне. КНЯЗЕВ. Ага. А триста втройне. БОКОВ. Хочешь заработать сразу много и ничего при этом не делать? КНЯЗЕВ. Сколько много? БОКОВ. Три тысячи. КНЯЗЕВ. Деревянных? БОКОВ. Обижаешь. КНЯЗЕВ. И как это? |
| Те же и Минутка. Князев. Вот я здесь домик свой, что на провалье, продал Ивану Максимовичу, и то есть не Ивану Максимовичу, а Гусляровым, Марине Гусляровой, только на Ивана Максимовича деньги, так сядь-ка напиши какую следует расписку, что деньги, мол, три тысячи рублей за сей проданный дом я от Молчанова получил и обязуюсь в месячный срок совершить на оный купчую крепость на имя Марины Гусляровой, а расписку сию положили до совершения крепости дать за руки секретарю Минутке. (Сажая его за бюро.) Пиши так, как сказано. (Про себя с самодовольною улыбкою.) Очень бы хотелось мне видеть теперь какого-нибудь петербургского мудреца, чтобы он, глядючи на меня теперь, сказал, что это по его разуму я делаю? Нечего больше и сказать, что Князев дом продает… А Князев душу человеческую и всю совесть мирскую под ногами затоптать собирается… Минутка. Готово. Князев (скоро подписывается. Минутке). Подпишись свидетелем. (Дробадонову.) Теперь пожалуй деньги. (Дробадонов подает.) И ты также подпишись. (Смотрит через плечо, пока тот пишет, и потом, взяв в руки бумагу, читает.) Кипец Калина… Как ты это, братец, скверно пишешь: не кипец надо писать, а купец. (Свертывает лист.) Минутка, спрячь. Дробадонов. Прощай покуда, Фирс Григорьич. Князев (быстро). А?.. Да! Прощай, прощай покудова. Дробадонов уходит. Явление 9 Те же без Дробадонова. Князев (посмотрев вслед Дробадонову). Ну что ж, брат Вонифатий, понял? Минутка. Дом продали, я больше ничего не понял. Князев. Ничего? Минутка (пожимая плечами). Н… ничего. (Спохватясь.) Расписку уничтожить?.. Князев (злобно смеется). Ха, ха, ха! (Делая притворно свирепое лицо и наступая на Минутку.) Подай ее! подай сюда расписку! Минутка (испуганный, защищаясь и убегая). Фирс Григорьич, Фирс Григорьич, я не могу… что ж вы это в самом деле… Фирс Григорьич? Вы деньги взяли, а я должен даром… Князев. Давай, давай! я поделюсь с тобой. Минутка. А сколько же мне? (Опять убегая.) Позвольте прежде: сколько же мне? Князев (глядя на Минутку). Ну как же вас, таких-то поползней, не запугать судами да законами? Свет умудряется: везде, на всякий час искусства новые; а вы всё только хап да цап. Это время прошло теперь, чтоб по-нижегородски соль красть. Нет, я, брат, не в вас! Это ты вот давеча с перепугу бормотал здесь, что уж тебе теперь и прикоснуться к взяткам страшно; а только посулили — ты уж опять и лапу суешь. (Смеясь.) Ах ты, бесстрашный этакой! В такие времена, при таком суде брать взятки! Нет, я не беззаконник! Теперь кто глуп, так тот пускай законы нарушает, я чту закон. Сам на себя я, видишь, выдаю расписки. Как око, береги ее! Дом продан, только в нем не жить тому, кому его купили: на это есть закон. |
| Минутка (осклабляясь). Нет, большого ума, большого ума человек, Фирс Григорьевич! Не дети, а мужи, самые настоящие мужи, дельцы и те приуныли. Одно слово, как стряпчий сказал, нечего и рецептов писать, когда наши аптеки все закрыты. (Разводит руками.) Князев. Как же это, — стало быть, и ты уже без взяток жить собираешься? Минутка. А что ж поделаешь! Князев (встает и начинает ходить). А вытерпеть надеешься? Минутка. Представьте, Фирс Григорьич… чтоб вы знали, ни денег дать, ни упросить его, ни подкупить… Как вам это нравится? Князев. А обмануть? Минутка (смотрит на Князева с изумлением и растерянно повторяет). Обмануть… Князев. Да… обмануть? Минутка. И обмануть… Ну, чтоб вы знали, и обмануть я, Фирс Григорьич, не в надежде. Князев. Ну обойти, коли не обмануть? Минутка молча разводит у себя под носом руками. (Про себя.) Однако и у пиявки брюшко залубенело. (Громко.) Нет, пан Вонифатий, вижу я, что двадцать лет назад, когда тебя только что прислали из Польши на смирение, ты смелей был. Помню я, как ты, первый раз, как я тебя у полицеймейстера за завтраком увидел, рассуждал, что «в России невозможности нет». За одно это умное слово я тебя, сосланца, возлюбил, и на службу принял, и секретарем в Думе сделал, и двадцать лет нам с тобой и взаправду невозможности не было. Минутка. То двадцать лет назад ведь говорил я, Фирс Григорьич. Князев. Да; в эти двадцать лет ты понажился, а я… а я прожился. Минутка. Кто ж этому причиной, Фирс Григорьич? Не я тому причиной: я жил по средствам, вы же… Князев (перебивая). Молчи, сморчок!.. В тебе сидит один польский черт, а во мне семь русских чертей с дьяволом, так не тебе про то судить, кто виноват. Когда б не эти черти, я и теперь бы дома не сидел и не послал бы тебя в Питер. (Успокаиваясь.) Говори, велико ли время еще дадут мне на передышку? Минутка (пожав плечами). Сказали так, что дело об отчете два месяца, не более могут продержать и тогда потребуют остатки. Князев. Сколько? Минутка. Насчету будет тысяч двести. Князев. Двести тысяч!.. |
| ЛАШКОВА. Так может, зря всё это? ЛЮДМИЛА. Влад против неё с шефом разыграет. ЛАШКОВА. Трудно. ЛЮДМИЛА. А кто говорит, что легко? В конце концов, не получится, так не получится. Но попытаться надо. Время ещё много, за тот срок, что у нас есть, всё прояснится. И шеф вернётся, и вообще. ЛАШКОВА. Но мне же со своим педуниверситетом определиться нужно, согласна или нет. ЛЮДМИЛА. Потяни резину. К тому же если Татьяна узнает, она начнёт против тебя активно действовать. А так пока бдительность усыплена. ЛАШКОВА. Ой, как всё сложно. ЛЮДМИЛА. А ты что хотела? Жизнь есть борьба. Картина вторая Жилище Князева. Обстановка более чем скромная. Князев, Боков, Людмила. ЛЮДМИЛА. Но всё-таки вы же должны понять, что она не миллионерша. Она и так последнее отдаёт. КНЯЗЕВ. Но и вы меня тоже поймите. Я же рискую. ЛЮДМИЛА. Господи, да чем же? КНЯЗЕВ. Ну-у... Это же не совсем чистое дело. БОКОВ. Что, Серёженька, хочется и капитал приобрести, и невинность соблюсти? ЛЮДМИЛА. Она тоже рискует в таком случае. КНЯЗЕВ. Она рискует ради определённых выгод. ЛЮДМИЛА. А вам две с половиной тысячи получить разве не выгодно? КНЯЗЕВ. Тут, знаете, себе дороже получается. БОКОВ. Я как человек в общем-то посторонний должен объективно признать определённую правоту Серёжи. Всё-таки беспокойство тоже чего-то стоит. ЛЮДМИЛА. Ты теперь ещё будешь выступать. КНЯЗЕВ. Кроме того: а если это больше года протянется? ЛЮДМИЛА. А вам бы хотелось: сегодня расписались, завтра развелись? Это уж слишком откровенно. КНЯЗЕВ. Хорошо, я согласен, что так нельзя. Но мне-то оттого... БОКОВ. В общем, беспокойство имеет определённую стоимость. КНЯЗЕВ. Ну-у-у... в общем-то... ЛЮДМИЛА. Но сроков ведь мы ещё не знаем. Тут же всё по обстоятельствам. Допустим, пройдёт год — и станет видно, можно ли на развод подавать. Кто сейчас скажет? Может, будет большой срок, может, маленький. БОКОВ. Тут тоже есть свой резон, Серёжа. Плата за страх должна быть пропорциональной. КНЯЗЕВ. А как же, если мы не знаем? БОКОВ. Тогда можно так: какая-то сумма единовременно, а при необходимости — новые взносы. |
| Минутка. Такого нет закона. Князев (нервно). Неправда, есть! (Бросает на пол к ногам Минутки лежавшую на столе пачку ассигнаций.) Бери! Три тысячи здесь: одну из них возьми себе; остальные же две представить в Думу и объявить народу, что бог послал мне великую удачу в деле трудном и что за это я от своих щедрот плачу за бедных города всю податную недоимку. (Подумав.) А на тот год дарю на подать (с ударением) десять… нет! двадцать… тридцать тысяч. Минутка. Что вы? что… вы? Откуда это будет? Князев. Откуда?.. Отгадай! Минутка. Нет, извините, не могу. Князев (надевая перчатку). Я клад нашел. Минутка (поникает головой и выражает недоумение). Ряхнулся! Князев. Аптеку, — понимаешь, аптеку выискал. Минутка (не понимая). Какая аптека? Что это вы, Фирс Григорьич! Князев. А что стряпчий-то писал: «нет, говорит, аптеки!» Вздор! есть аптека! И не на сей день, а на два века та аптека. Минутка (оглядываясь по сторонам в недоумении). Где вы это видите? Вы нездоровы! Где аптека? Князев. Она вот в головах в таких премудрых, как твоя, да промеж зубов, которым чавкать нечего. Подай мне трость и шляпу… Нет, врете все: Фирс Князев не пропал! Пусть черви грома прячутся, а стрепету за тучами еще простора вволю. Явление 10 Те же и две слободские девушки (пролезают в дверь. Одна постарше, очень смела, другая молоденькая, робко жмется). Князев (встречая их, обнимает старшую, которая вскрикивает; потом трется около младшей и, когда эта закрывает рукою глаза, сажает ее на свою постель). Побудьте здесь, Аленушка и Саша. Погрейте старичку местечко. А там вот в поставце винцо, наливка и мятные груздочки. Покушайте покуда. Я враз сейчас вернусь. Алена (развязно указывая на Сашу). Она робеет, Фирс Григорьич, с непривычки. Князев (гладя Сашу по голове). Робеет. Ничего. Ты не робей: мы добрый. (Минутке.) Ступай домой теперь. (Уходит.) Явление 11 Те же без Князева. Минутка (выпустив Князева, берет свою фуражку. Про себя). Домой? Нет, я уж лучше за тобою издали пройдусь, поприсмотрю, что это ты затеял ночью. (Уходит.) |
| Все трое направляются к выходу. Уже у дверей Покровский останавливает Бокова. Они остаются вдвоём. ПОКРОВСКИЙ. Слушай, я ведь знаю, что ты любишь давать обещания, но никогда не выполняешь. БОКОВ. А что с такими, как ты, ещё остаётся? Не пообещаешь, так и не отвяжетесь. ПОКРОВСКИЙ. Ну так вот, поскольку это дело вообще имеет несколько коммерческий характер, то ты за труды можешь иметь некоторую компенсацию. БОКОВ. Комиссионные предлагаешь? ПОКРОВСКИЙ. Я же знаю, что ты выше этого. Но дело ещё в том, что я являюсь у нас в секторе составителем сборника, ты знаешь. Твоя публикация обеспечена. Но это мелочь. У нас создаётся своё издательство, в котором я многое буду решать. Имей в виду. БОКОВ. Ты мне — я тебе? Деловухин. ПОКРОВСКИЙ. А что с такими, как ты, ещё остаётся? Действие второе Картина первая Квартира Бокова. Боков, Князев. КНЯЗЕВ. Ты знаешь, вот если хоть зубную щётку бабе позволишь принести, то уж потом её не выживешь. БОКОВ. Женщины одолели? КНЯЗЕВ. Алексей, ну а что делать? Куда от того денешься? БОКОВ. В известном смысле, Серёжа, вся тончайшая лирика есть не что иное, как отражение утончённости — что поделаешь!— эротической безудержности поэта. Сублимация и всё прочее. На то ты и поэт. КНЯЗЕВ. Да, поэт. Вон видишь, как живу. Уж давно за тридцать мужику, а чего добился? Хоть бы что-нибудь напечатано было. БОКОВ. А вы всё только о результатах думаете! Болезнь нашего времени: не внутренняя суть, а внешний результат — только это вас волнует. Сплошные деловухины. Поэты! КНЯЗЕВ. Но ведь я же хочу тоже чего-то добиться. БОКОВ. Пачку зелёных бумажек, Серёжа? (Подмигивает.) КНЯЗЕВ. Один в редакции сказал: Серёжа родился с пером в руке. А что толку! БОКОВ. Всё сторожем? КНЯЗЕВ. По подвалам через две ночи на третью сижу. БОКОВ. И хватает? КНЯЗЕВ. Тётка у меня часто приговаривала: думай — не думай, сто рублей не деньги. БОКОВ . Значит, двести рублей не деньги вдвойне. КНЯЗЕВ. Ага. А триста втройне. БОКОВ. Хочешь заработать сразу много и ничего при этом не делать? |
| КНЯЗЕВ (перебивает). Это меня не касается. Понимаете, у меня жилплощадь, и мне нужны гарантии, что никаких претензий у вас на неё не будет. ЛАШКОВА. Ой, ну что вы, какие претензии! Мне только прописка нужна, а где жить – я снимать буду. Ну потом, может быть, от института дадут. КНЯЗЕВ . В нынешние времена никто ничего за так не даёт. Да и жилплощадь дают только после известного срока проживания. ЛАШКОВА. Всё равно, это не должно вас беспокоить. КНЯЗЕВ. Понимаете, я ведь вас совсем не знаю. ПОКРОВСКИЙ. Послушайте, чего темнить: ясно, что у нас всё держится на честном слове. Но в конце концов, ты ведь всегда можешь объявить этот брак недействительным, в случае если заметишь посягательства на свои права. КНЯЗЕВ. Это ведь лишнее беспокойство. Потом: зачем мне лишние судебные хлопоты? (Бокову) Как тут быть? БОКОВ. Серёжа, решай сам. Мы с тобой обо всём говорили. (Выходит.) КНЯЗЕВ. Да, но понимаете, что получается? Тут некоторая степень риска. ПОКРОВСКИЙ. Да через полгода разведётесь, и никаких забот. ЛЮДМИЛА. Так быстро, наверно, нельзя. Это будет слишком уж явно всё. Да и оставят ли прописку в таком случае? ПОКРОВСКИЙ. Надо узнать у юриста. КНЯЗЕВ. Вот видите, а если это вообще надолго? А потом, если всё обнаружится? Может, это подсудное дело? ПОКРОВСКИЙ. Да кто узнает? Если ты только сам на себя не настучишь. КНЯЗЕВ. Я же не один тут. ПОКРОВСКИЙ. А нам-то что за резон? Если дело подсудное, то мы все однодельцы. На себя что ли стучать? Да и нет тут ничего подсудного. КНЯЗЕВ. Узнаётся же как-то что-то. ПОКРОВСКИЙ. Так тебе что, подписку надо о недонесении? КНЯЗЕВ. Просто я хочу, чтобы вы поняли, что я… ЛАШКОВА. Нет, ну честное слово, у меня к вам никаких претензий, ничего. ПОКРОВСКИЙ. Давайте только не будем резину тянуть. Я предлагаю вот что: не теряя времени подать заявление в загс. Это никого ни к чему не обязывает. Там дают срок. (Людмиле) Сколько теперь? ЛЮДМИЛА. Кажется, три месяца. ПОКРОВСКИЙ. Ну вот. За это время вы ещё успеете сто раз всё обсудить, обдумать, обговорить. Утрясти материальную сторону. Собрать нужную сумму. (Матери) Как я понял, у вас ещё денег нет? |
|
|
