| 166 См. напр. приходную книгу кирилловского казначея Пимена, где записано, что в январе 1568 года «старец Гурей Мудрой привез из села ис Тереботуни приказчикова приходу Истомы Ненашева выводных куниц и межных боранов и явок и пировых денег 36 алтын» (Рукоп. Кирил, мон. 1–601, л. 5 об.). 167 В приходных книгах Кирилова монастыря за 1567–1568 год (Рукоп. Кир. мон. 1–601) мы не нашли указаний о сборе и поступлении «праздничных денег» в монастырскую казну. Опись 1601 года упоминает о взимании праздничных денег только с Волока Словинского, Рукиной Слободки, Сизмы, Куралгина, Куликова и Вертлинского (см. Рукоп. Кир. библ. 70–1309 и ниже в приложение таблицы поступлений, составленные на основании ее). Но как видно из приходных книг монастырской казны за последующие годы, сбор этих пошлин не ограничивался названными селами. Писцы 1601 года, очевидно, во многих случаях соединили праздничные деньги с другими – под общее наименование оброчных денег. (См. ниже «приходные книги монастырской казны»). В монастырскую казну эти деньги поступали уже по уборке хлеба. Так в ноябре 1603 года в монастырскую казну поступили праздничные деньги с сел: Лозы, Новой Ерги, Раменья, Волока Славинского, Рукины Слободки, Покровского Кемы, Сретенского и друг. (См. Рукоп. Кирил. мон. 8–608, л. 9–13). Другие записи о постуилении праздничных денег не говорят, впрочем, о строгой неизменности взносов как в отношении постоянства, так и в отношении срочности их. В приходной книге 1606–1607 года записаны только следукщия праздничные суммы: в декабре 1606 года, с Волока Словинского с 4-х сох – 1 рубль 32 алтына (Рукоп. Кир. мон. 21–621, л. 25 об.), с села Покровского – 1 рубль 20 алтын (там же. л. 26), с села Лозы – 19 алтын 4 деньги (там же, л. 26 об.), с Карголома – 5 алтын 5 денег (там же), и в феврале 1607 года – с села Сретенского – 9 алтын пол 5 денги (там же, л. 31). 168 С 1 выти взималось таким образом по 30 яиц и 2 сыра. В других монастырях в конце XV в. эти пошлины были гораздо обременительнее. Так в Савво-Сторожевском монастыре, по грамоте от 30 января 1490 года, взималось с 1 десятины по 50 яиц и по 2 сыра (А. Л., т. I, 100, стр. 144). Пошлина по 2 деньга па праздник также собиралась там с десятины. Столовые запасы не взимались с кирилловского Подмонастырья (Белозерского уезда) – вовсе, потому что «те деревни были около монастыря и они» (т. е. крестьяне) делали «в монастыре всякое дело (Рукоп. Кир. библ 70–1309, л. 10 и об.). |
| Когда Белоозеро в конце XV века было присоединено к Москве, монастырская вотчина подпала еще более тяжелым условиям обложения. В московском государстве складывалась репартиционная система сошного и вытного письма, которая в сформировавшемся виде преследовала цель равномерного несения подати, хотя и не достигла этой задачи. Как та, так и другая раскладка подати основывала размер обложения на земельно-хозяйственных доходах владельца: поэтому размер сохи сообразовался с качеством пашенной населенной земли: доброй, средней или худой, и с разрядом лиц, ею владевших (насколько они приносили ту или другую пользу государству). Вследствие этого, если соха доброй или иной земли оставалась в известное время однообразной повсеместно, то с другой стороны черные земли, тянувшие непосредственно к государству, были обложены тяжелее (т. е. соха их была меньше), чем земли дворцовые и монастырские или вотчинниковы, владельцы которых несли еще иное тягло (первые – ко дворцу, вторые к епархиальной власти и также отчасти ко дворцу и военно-служилому делу; третьи несли тягло военной и государевой службы). – Но такая классификация земель, более или менее снисходительная к монастырям, по сошному письму установилась, вероятно, не сразу. Иван III, как известно, не был расположен увеличивать соху монастырскую, как земельную единицу для подати. Впрочем, первоначально coxa в монастырской вотчине, по-видимому, не имела характера поземельной единицы с определенным количеством четвертей пашни. Еще в 30-х годах XVI века соха в некоторых местах совпадала с делением монастырской вотчины на ключи, т. е. на округи, на которые подразделялась группа тянувших в административном и хозяйственном отношении к одному селу деревень и тяглых к монастырю на однообразных условиях 820 . – Но от половины XVI века сохранились уже данные, показывающая, что в монастырской вотчине сошная раскладка тогда применялась в общегосударственном порядке, и с увеличением посошных податей увеличивались они, следовательно, и в монастырских землях. |
| Вообще монастырская пашня была менее устойчивым источником поступлений, чем оброчное крестьянство, которое доставляло ежегодно с каждой выти окладную сумму дохода, независимо от степени производительности земли в тот или другой год. Риск от неурожая ложился там, следовательно, на крестьянина, который (как член волости) становился должником монастыря в случае неисправного доставления оброка. Напротив при разработке монастырской пашни количество получавшегося хлеба непосредственно зависало от продуктивности почвы. Но и в последнем случае доходность обусловливалась наличностью рабочих сил, я подобно тому, как приходили в запустение крестьянские выти, точно также превращалась из живущего в пусто при отсутствии рабочих рук и монастырская пашня. Если крестьяне de facto были долгосрочными или вообще оседлыми арендаторами, то состав земледельцев на монастырской пашне, кроме дворцовых людей, включал в себя и подвижный элемент, от численности которого зависела площадь запашки. При отсутствии его неизбежно происходило пустение. Можно подозревать, что в начале XVII века почувствовался именно такой недостаток в наемных рабочих людях, почему для превращения пуста в живущую пашню писцы 1601 года и привлекли, как мы видели, крестьянское население. У монастыря, к этому году оказалось пустых земель 3944 чети с осминою да 67 пустошей, поросших лесом, т. е. свыше 1972 десятин, из числа которых «к старой к монастырской пашне в прибавку» было учинено 884 десятины (по 2 чети в десятине) и распашка их была поручена крестьянам 294 . Но введение этой меры не сопровождалось, вопреки ожиданиям, уменьшением пуста. За наделом 34 монастырских слуг по 20 четей на человека (34 x 20=680) в 1601 году количество пустых земель уменьшилось (3944 – (884 х 2)=2176; 2176 – 680=1496) до 1496 четей с осминою. По описи же, произведенной в начале XVII века, «нового пуста во всех селех, что запустело во 110 году», было 255 вытей, да старого пуста – 3944 чети с осминою да 67 пустошей, что лесом поросли 295 . Писцовые книги 1625–1627 годов обнаружили еще большую площадь пустот 296 . |
| Палаткою этою заведывал подкеларник. Здесь хранились: «судки столовые, солонки, росольники оловянные, иголья медяная, горшок медяной молочной, котлы медяные, котлики меншие медяные, сковородки медяные, противни большие медяные с помочми» (т. е. ремнями), более дюжины ножей, «да кляпик в ножнах» 760 . Вблизи от этой пристройки помещалась и сама каменная поварня, где готовили еству и в которой для этого было устроено «6 очагов котельных, да ошесток на чем есть варят про братию». В длину она была 5 сажен, а поперег 4 сажен 761 . Поварня эта служила средоточием для целого ряда построек, имевших по отношению к ней зависимое, служебное значение 762 . Позади ее была расположена поваренная изба 763 , вверху над которою была каменная полатка, где летом жили поваренные старцы. Тут-же стояли и две деревянных келлии, из которых одна была занята «большим поваренным» старцом, а в другой жили «служебники», или «детеныши». Насупротив к городовой стене», т. е. к монастырской ограде прилегала деревянная поварня, в которой варили пищу для «гостей» («поварня гостинная»). Перед кельею большого поваренного старца (вероятно, над дверью) помещался «деисус» из пяти образов 764 . В поварне же и в келлиях, кроме нескольких икон (по описи 1601 года) хранились «суды медные, котлы большие и малые, горшки медные, противни», множество «сковород брацких», «косари луковые» (по описи 1621 года «секачь луковой, уполовники»), «секиры капустные», «ножи большие» («а режут ими лапшу и рыбу»), «холсты большие» («завешиваютца коли крушки делают») 765 , «платки кружешные», «платки толстые», «шендан стенной железной», «решотки железные на чем рыбу пекут», «светец железной», «топор», «рукомойник медной», «заслоны железные», «ряски служебные», «чепя железные (т. е. цепи), вислые на очагех» (на них навешивали котлы), «таган большой железной» (но описи 1621 года «2 тренога железные»), «таганы круглые большие железные», «клещи железные», «кочерга железная», «чюмичи медные», «чюмич железной», «замки вислые», «замки прибойные», «лопатки железные, чем мосты скребут», «кадильница медная», «ключи от поваренных дверей», «ковши деревянные», «шенданы деревянные» 766 и т. |
| Топография и планы группы построек, находившихся подле хлебни не могут быть в настоящее время восстановлены с желательною точностью вследствие позднейших переделок и замены деревянных строений каменными. Но приблизительно местоположение их определяется чрез сопоставление с планом 1720 года и позднейшими описями. Так палатка, в которой держали хлеб, в 1601 году находилась, очевидно, под тою частью трапезы, которая была обращена к Сиверскому озеру (ближе к квасоварне, т. е. по компасу – на северозападе; возле сеней палатки начинались деревянные мучные амбары, о местоположении которых см. ниже. С этой стороны у палатки были сени, т. е. выход на так называемый впоследствии хлебенный двор, – см. план 1720 года, л). Как видно из монастырской описи 1773-го года, «хлебенная келья» помещалась с той стороны хлебопекарни, которая была наиболее удалена от существующего ныне домика с проходными воротами (т. е. от 5 по плану Мартынова, об этом домике см. далее). В 1773 году, сзади хлебопекарни, начиная от этого домика, находилась вопервых «келья», затем «кладовая палата», наконец, хлебенная келлия: «От тех келей (т. е. здания с проходными под ним воротами, находившегося между Введенскою и Преображенскою церквами, см. на плане Мартынова 5) при вышеписанной в 2-й статье под 12 (см. прим. 639) хлебопекарне с полденной стороны келья и з сенми, по наружной мере вдоль шесть сажен с четвертью аршина, в ширину две сажени два аршина и два вершка, в ней три окошка без оконниц, печь кирпичная розвалилась. От оной кельи и сеней на западную сторону кладовая полата, по наружной мере в длину сажен два аршина в ширину две сажени два вершка. При оной кладовой полате от полденной стороны хлебенная келья с чюланом каменным в длину четыре сажени три четверти аршина, в ширину и з сенцами две сажени два аршина, в келье и в чюлане три окошка с оконницами слюдными ветхими, печь кирпичная ветха, на оных кельях, кладовой полате и сенях крыша тесовая ветха» (Рукоп. Кир. библ. 102–1338, л. 63 и об.) – Возможно, что приблизительно на том же месте находилась хлебенная келлия и в 1601 году. |
| 805 Башня эта на плане Мартынова (см. 27, а также в альбоме рисунков его 38) несправедливо названа хлебенной (у Бороздина она именуется «угловою», см. 4). Такое наавание принадлежало башне, показанной на плане Бороздина под 6 и ошибочно названной в объяснении к Бороздинскому плану «поваренною» (Ср. Рукоп. Кир. библ. 102–1338, л. 25 об.). – В описи 1732–1733 года угловой башне, стоявшей на мысу, вдающемся в Сиверское озеро, справедливее усвоено наименование «свиточной», так как «свиточная» эта еще в 1601 году помещалась в самой башне, и на плане 1720 года подле нее обозначен еще «амбар свитошной» (см. – Башня эта существует и в настоящее время, но пришла в большую ветхость, о чем засвидетельствовали уже писцы 1773 года: 8) «При восточной и полденной стенах на углу четвероуголная башня от полночи на полдень, в длину четыре сажени три четверти аршина два вершка, в ширину четыре сажени. По(?)опой башни в восточной полденной и западной стенах сверху до низу трещины великие, а снутря монастыря близ фундаменту в стене сквозь вывалилась великая скажня. Оная башня вся ветха, на ней крыша тесовая ветха ж» (Рукоп. Кир. библ. 102–1338, л. 25). Сравн. рисунок XXXVII. – Эти трещины и великая скважня в текущем столетии еще более увеличились, и если не будут приняты меры, башне предстоит скорое разрушение. Внутри ее внизу (над бывшею свиточною) видны остатки коробового свода с осью от (юго-)запада на (северо-)восток (по компасу). Толща стены (2 арш. 3 вершков) нижнего этажа с внутренней стороны разделана рядом небольших арочек, глубоко вдающихся в стену. Остальные этажи уже не имеют потолков, которые, очевидно, были настланы на балки. Внутренний план и разрез при современном состоянии башни снять затруднительно и потому приводим лишь ее наружные измерение. (См. рисунок XXXVIII.). 806 В «расходных книгах Кириллова монастыря» сооружение «свиточницы» отнесено к февралю 1569 года, но это была деревянная постройка, а не каменная, о которой упоминает опись 1601 года. (В феврале 1569 года «свиточницу Колупай поставил и нутро зделал и покрыл, дал полтину», – Рукоп. Кир. мон. 2–602, л. 14). |
| Она возникла после 1601 года 786 и служила складочным местом для оружия, купленного монастырем., отбитого у литовцев 787 , и полученного от разных лиц вместо вкладов 788 . Так в 1621 году в составе хранившегося здесь оружейного наряда входили: «8-ры латы, 2 юмшана 789 , 72 пансырей 790 и колчюг и полубоданья 791 и бехтерцов 792 целых и битых, 66 шеломов и шапок целых 793 , 14 самопалов корельских, 18 самопалов шкотцких, 6 самопалов колесных, 118 самопалов свитцких московское дело, 92 пищали без замков московское дело 794 , 18 пуд свинцу с четью, да пороху 16 бочек да бочка ямчюги (т. е. селитры), 1015 ядер железных пушечных да пулек свинцовых 21 пуд, 40 колыпей железных, 17 копей, 16 рогов связнями, 41 трещетка самопалные, 4 разряда пушечных» 795 . Как оружейная, так и все перечисленные выше здания большого монастыря к началу XVII-ro века были обнесены кругом каменною оградою с несколькими воротами, угловыми башнями, окнами и ходами по стене. Условия нашей понизовой общественности делали для поселения необходимым огораживаться валом, каменною или кирпичною стеною. Этому примеру следовали особенно в эпоху Грозного и московские северные монастырские колонии, не редко отличавшиеся в этом отношении от новгородских. Правда более западные древне-русские города также окружались земляными валами или стенами из гранита, но на далеком севере, под защитою лесов и озер, новгородские монастырьки за немногими исключениями Долго оставались без прикрытия стен. Даже в Устюжне Железной укрепления отсутствовали еще в начале XVII века. Другие тамошние селении стали обноситься стенами не без содействия московского влияния, и кирилловская ограда, строившаяся в XVI веке 796 , также не отступала от принятых монастырем московско-ростовских обычаев, по своему устройству и кладке. На мысу, вдающемся в Сиверское озеро, городовая стена заканчивалась второю башнею (свиточною) 805 четвероугольною, 7 саженей вышины до кровли и в 3 сажени ширины, с 60 окнами, расположенными в 3 яруса. Нижний этаж башни («под башнею») занимала келья с каменными сводами, в которой жили «детеныши», что «мыли на братью свитки» 806 . |
| на плане 1720 года л.) до XIII века включительно. Но в 1773 году их было уже только четыре, причем не все из них сохранили то свое первоначальное назначение, о котором говорит опись 1601 года: «От полденной на полуночную сторону погреба каменные в одной линии I пивной, II и III рыбные, IV крошивной, по наружной мере в длину дватцать две сажени, в ширину семь саженъ один аршин с четвертью, в оных погребах с восточной, полденной, западной и полуночной сторон в стенах трещины. При оных погребах с западпую сторону четыре быка каменные ветхи и развалились и на них тес весъ изгнил и обвалился, с полуночной стороны пятой бык тверд, и на нем крыша тесовая тверда. Над оными погребами сушило деревянное в длину и в вышину той же меры, что и погреба. На оных погребах и сушиле крыша тесовая весма ветха. При показанном пивном погребу с восточную сторону сени деревянные с перерубом, по наружной мере в длину пять сажень один аршин с половиною, в ширину две сажени один аршин. При оных сенях с восточную сторону крылцо деревянное. Оные сени, крылцо и на них крыша тесовая ветха. От полденной стороны на рыбной двор ворота деревянные рубленые с чюланы, в длину три сажени два аршина, в ширину одна сажень один аршин. Над воротами три чюлана деревянные. Оные ворота, чюланы и на них крыша тесовая ветха. На рыбном дворе при рыбных погребах в столбах деревянной забор и на нем крыша тесовая ветха. При крошивном погребу с восточную сторону в погребе лесница каменная под сводом каменным, в длину четыре сажени, в ширину одна сажень два аршина с половиною. Оная лесница с сводом тверда. Между настоятельскими кельями и показанным крошивным погребом каменной простенок и с воротами в длину шесть сажен один аршин с четвертью, в ширину полтора аршина. Оной простенок и на нем крыша тесовая тверды» (Рукоп. Кир. библ. 102–1338, л. 66 об.–67 об.). – На планах Бороздина и Мартынова погреба позади игуменских келлий уже не значатся. 1 Последнюю для краткости будем называть «московскою» (в виду первенствующего значения Москвы в истории северного иночества). |
| е. на плане Бороздина от 32 по 34) и юговосточной (т. е. на плане Бороздина от 34 по 36). Но и часть стены, окаймлявшая Сиверское озеро (см. на плане Бороздина от 8); повидимому подвергалась тогда же одновременной перестройке (о чем свидетельствуют следы кладки добавочных кирпичей) и потому не может быть признана несомненным образцом крепостной архитектуры XVI века. Другие стены внутреннего ограждения, нетронутые при сооружении второй стены, к настоящему времени не избегли разрушения: отчасти превращены в низкие заборы (см. стену на северозападной стороне), отчасти совсем разобраны (сравн. на плане Бороздина 2 – 3 с планом Мартынова; см. также прим. 811), отчасти переделаны в веках (часть стены между казенными палатами и бывшей «грановитой башнею», быть может, переделана, во время перестройки казны, см. выше). Из башен XVI века в настоящее время заканчивает свое существование одна только «свиточная», стоящая на мысу, вдающемся в Сиверское озеро. Остальные разрушились (см. выше примечание 805 и рисунок XXXVII). 818 О переменах, происшедших на Руси в способах сооружения каменных крепостных стен со времени введения огнестрельных орудий, см. в очерке Л. Фримана, История крепости в России, ч. I, СПБ. 1895, стр. 16–30. – Перемены эти стояли также в связи с прибытием в Москву иностранных мастеров (итальянцев и друг.), научивших делать (вместо прежних толстых и высоких стен, на которых живая оборона действовала только с их вершины) ограды с внутренними ходами и внутренними помещениями для орудий. 820 В московской древности нередко ставились четвероугольные башни и на протяжении удлиненных сторон огради. В XVIII веке две таких башни: хлебенная (см. на плане 1720 года м) и поваренная (см. на плане 1720 года н), сохранившиеся до наших дней, стояли на кирилловской ограде, окаймлявшей Сиверское озеро. Ни опись 1601 года, ни опись 1621 года не упоминают однако о них, хотя и говорит о палатках однородного с ними наименования (см. выше). Возможно, что эти палатки в XVII веке при перестройке ограды были превращены в башни. |
| Но этой обширной площади новгородских монастырских колоний не соответствовала устойчивость их существования. Во время новгородского владычества они оставались обыкновенно ничтожными «малыми монастырьками», как их называли еще в XVI веке 9 . Это зависело не только от условий географических, но и от характера отношений Новгорода к своему северу и от внутреннего устройства самих, монастырей. Из всех областей нашей северной окраины только местность системы Онежского озера вошла в состав новгородских владений, как одна нераздельная, равноправная часть их. Другие же земли, хотя новгородцами в договорных грамотах и признавались за свои «волости», находились под новгородским протекторатом, который выражался в посылке вооруженных отрядов для сбора дани. Так югорцы, напр., оставались сами по себе под управлением своих князей, и новгородского управления среди них не было 10 . Менее отдаленные северные местности, напр. двинский край, имели у себя новгородских тысящниковых и посадниковых бояр, которые жили по разным волостям наместниками, но цель этого управление, как заметил и летописец, состояла опять в надзоре за платежом «даней и оброков» 11 . Таким образом в основе отношений промышленного города к Заволочью лежала жажда к выгоде, к барышам 12 . Поэтому то на новгородском севере большинство земель были черными, т. е. тяглыми, и общинными (с которых платежи закреплялись взаимною порукою всех отдельных членов общины) и остались такими до позднего времени московского владычества. Вече, как толпа, как правительство народное по своему составу, было слишком чутким к денежной выгоде и не любило выдавать, льготных грамот своим выходцам-колонизаторам 13 . Служилых земель на новгородском севере было немного 14 даже в более позднее время. Монастыри не получили в этом деле исключений. Наоборот, ради тех же выгод Новгород гражданский очень часто превышал свою власть над Новгородом церковным (в древне-русском значении слова) и пытался отнимать доходы и земли у церквей и монастырей 15 . Нисколько малозначительных льгот монастыри новгородских колоний получили от новгородских владык, но часть этих льгот (в XV и XVI столетиях) могла быть вызвана подражанием московским государям 16 . После присоединения Новгорода к Москва, монастыри его на севере долгое время находились в условиях не менее тяжелых сравнительно с теми, в каких находились и другие поселенцы на негостеприимной окраине 17 . |
|
|
