| 9. Michon C. Prescience et liberté. Essai de théologie philosophique sur la Providence. P., 2004. 10. Neveu B. Érudition et religion aux XVIIe et XVIIle siècles. P., 1994. 11. Pascal B. Oeuvres complètes de Pascal. P., 1991. 12. Sellier Ph. Pascal et saint Augustins. P., 1995. Блаженный Августин и восточная традиция M. В. Дмитриев. Peccatum originale: был ли возможен диалог Московской Руси с августинизмом? 349 В статье рассмотрена критика неизвестным московским православным автором 1660-х гг. августиновского копцепта «первородного греха», появившегося в «Учительном Евангелии» (1619) Кирилла Транквиллиона–Ставровецкого. Московский автор исходил из характерного для греческой патристики взгляда, что грехопадение Адама и Евы привнесло в человеческую жизнь смерть и подверженность греху, a не «первородный грех», и в этом выражал, видимо, установку, характерную для mainstreama древнерусской религиозной мысли. Позиция же Транквиллиона-Ставровецкого отразила «латинизацию» этого учения в украинско-белорусской православной письменности, что показывает, в частности, анализ рукописных «учительных Евангелий» конца XVI – начала XVII в. Вынося данную тему в заглавие статьи, я имею в виду встречу православной культуры Московской Руси с некоторыми конститутивными, основополагающими мотивами нормативного учения западного христианства, восходящими к взглядам блж. Августина. Но речь пойдет лишь об одной стороне традиции, связываемой с блж. Августином, – учении о первородном грехе. Говоря же о контексте – о встрече православной культуры Руси с западным христианством в XV–XVII вв. – нужно, конечно, иметь в виду, что присущие московскому духовенству и мирянам представления о «латинском» христианстве были в высшей степени односторонними и упрощенными и, полемизируя с католицизмом и протестантизмом 350 , отвергали тот католицизм и протестантизм, которые таковыми московским авторам представлялись, a не то, что на самом деле составляло основу религиозной культуры Западной Европы в новое время. Так и августинизм – тот, с которым велся или мог вестись диалог, – был или был бы, конечно, августинизмом более воображаемым, чем действительным. Но сколь бы упрощенными ни были представления о «латинстве», встреча и полемика с западно-христианскими традициями отражала огромную по своему историческому значению проблему: насколько и в чем именно византийско-православная культура Московской Руси и католическая культура Запада разошлись в понимании многих центральных вопросов христианского вероучения и какую роль эти различия играли в церковной жизни – и в жизни «вообще»! – и России и Запада. |
| Конечно, этот и другие памятники того же ряда пока изучены настолько мало, что сделать сколько-нибудь определенные заключения невозможно. Вместе с тем видно, что в православной культуре украинско-белорусских земель традиционные конфессионально-специфические православные представления о грехе вступили во взаимодействие с западно-христианской «августиновской» традицией. Появившийся в учительных Евангелиях мотив «врожоного запсования», который коррелирует с этих текстах с понятием «первородного греха», встречается во многих рукописях, и это очень существенная перемена, которая, как кажется, свидетельствует о начавшейся уже в XVI в. «латинизирующей» трансформации православной украинско-белорусской культуры. «Учительное Евангелие» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого, видимо, отражало и выражало соответствующую тенденцию, и, таким образом, за нападками московского автора на высказывания его оппонента о грехе и смерти скрывалось столкновение двух существенно различных подходов, «августиновского» и восточно-христианского, к проблеме греховности человека. To же самое можно сказать и о других линиях конфронтации Транквиллиона и его московских цензоров 400 . Ключевые слова: первородный грех, peccatum originale, богословие Московской Руси, православное богословие украинско-белорусских земель в XVI–XVII вв. Peccatum originale: Was there an opportunity for dialogue between Moscovia and Augustinianism? M. Dmitriev Article analyses reaction of an anonymous Muscovite author (in the 1660s) on the Augustinian concept of peccatum originale, which was used in „Teaching Gospel» (published in 1619) by KyriloTrankvillion-Stavroveckiy. Muscovite theologian departed from traditional east-Christian patristic teaching, than original Fall generated, within mankind, mortality and inclination to sin, but not the ’’original sin». Such approach seems to be typical of the traditional East-Slavic medieval Orthodox culture. In Ruthenia, however, the „latinization» of the Orthodox doctrine manifested itself in changing interpretation of the impact of the original Fall upon man. This mutation was reflected by the Ruthenian homiliaries („Teaching Gospels») of the late 16th – early 17th centuries. |
| В конце XVI века, бесспорно, лучшей братской школой являлась Львовская, а за ней Виленская. Первым устроителем дел братской школы во Львове был, как известно, ученый грек елассонский митрополит Арсений. С самого начала преподавание в этой школе пошло так успешно, что Львовское братство, по прошествии шести лет, могло снабжать учителями другие братские школы, как, например, Виленскую, Брестскую и Перемышльскую, а студенты этой школы были настолько сведущими в греческом и славянском языках, что в 1591 году могли составить «грамматику еллино-славянскую», которая и была в том же году напечатана на славянском и греческом языках в типографии братства. Среди учителей, отличавшихся на первых порах своею просветительною деятельностью, следует поставить: Кирилла Транквиллиона Ставровецкого, подвизавшегося в среде Львовского и Виленского братств, а также Стефана и Лаврентия Зизаниев. 127 Эти два последние педагога или, как их в то время типично называли, «детоводцы», составляли также учебники, в которых тогда ощущалась великая нужда. Так, Стефан Зизаний издал в Вильне в 1596 году, в типографии братства, «Азбуку», которая имела целью не только научить ребенка чтению, но и сообщить ему главные молитвы и краткое исповедание православной веры, 128 а Лаврентий Зизаний в том же году издал также в типографии братства «грамматику славянскую», в конце которой приложил толкование на молитву «Отче наш». 129 Кроме поименованных выше учебников и других книг, Львовское и Виленское братства отпечатали в первые годы своего существования (1586–1600 гг.) еще некоторые, из числа коих укажем на: 1) окружную грамоту Константинопольского патриарха Иеремии, об устранении некоторых обычаев, несогласных с христианским учением, напечатанную во Львове в 1591 году; 2) ответ патриарха Мелетия к иудеом, напечатанный в Львове, в 1593 году; 3) молитвы повседневные, с приложением молитв на всю седмицу св. Кирилла Туровского , пасхалии и лунного течения, изданные в Вильне в 1596 году; 4) Псаломницу (псалтирь) и часовник, напечатанные в том же году в Вильне, 130 и 5) оглашение церкви братской Львовской, изданное в 1600 году в Львове. В этом оглашении или воззвании братство обратилось за материальной помощью ко всем православным – духовным и светским – для поддержания своих учреждений, предназначенных ко спасению веры и русской народности. В этом воззвании указывалось, что даже жиды успели совокупными силами отстоять свою школу и божницу от иезуитов, а у православных русских берут не божницу, а насилуют их христианскую набожность и свободу: «Слыше небо! и внуши земле! щож терпим зле в том Львове», восклицало братство, заявляя при этом всем верным, в виде предостережения, что за упадком веры близко следует и уничтожение народности («народное згинение»). На подлиннике оглашения была вытеснена печать братства, с изображением башни со львом, стоящим в воротах и с надписью: оглашение церкве братской Львовской. 131 |
| Соч. «Зерцало...», в некоторой степени подражающее труду Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого) «Зерцало богословия», носит в первую очередь назидательный характер, содержит инструкции епархиальному духовенству. Книгу открывает гл. «Об артикулах веры» с подробным толкованием православного Символа веры, в которой, в частности, подвергается критике католический догмат о Filioque. Во 2-м разд.- «О сакраментах, албо о тайнах» - излагается правосл. учение о церковных таинствах. Объяснению десятисловия посвящена гл. «О десяти приказанех Божиих». Толкование молитвы Господней изложено в разд. «О молитве к Господу Богу». Пятая гл. носит название «О разсуждении грехопадений человеческих. До перестороги священником и духовным подается, абы ведали, которые грехи к разрешении самого власти епископа належат, а з которых священницы разрешати власть имут». Здесь перечисляются грехи, к-рые может отпустить священник, и грехи, разрешение которых входит в компетенцию епископа. К последней категории относятся колдовство, гадание, знахарство, целительство с использованием освященных предметов. И. пишет, что гаданием в Галичине занимаются нек-рые священники, употребляющие в этих целях Евангелие и Псалтирь, ладан и даже Св. Дары. Таких священников И. считал необходимым извергать из сана. В сочинении впервые в западнорусской пастырской практике обстоятельно изложены обязанности протопресвитеров и приходского духовенства, а также система надзора за деятельностью священников. Этим вопросам посвящен 6-й разд. «Яко ся мают отцове протопопове, а як священницы и весь клир духовный в порядках церковных заховувати». Как указывает И., протопоп обязан обеспечивать присутствие всех клириков протопопии на ежегодном епархиальном Соборе духовенства, практика созыва к-рых была заведена по инициативе И. Епископ рекомендует священнослужителям исповедоваться как можно чаще - не менее одного раза в месяц; за назначение достойного духовника для клириков несет ответственность протопоп. В данном разделе содержится также обширное поучение о необходимости ведения в приходах церковных метрик для регистрации крещений и венчаний. Ответственность за ведение метрических книг возлагалась на епископских наместников (благочинных), а также на местные Соборы духовенства. Считается, что именно в 1680 г., после выхода в свет «Зерцала...», во Львовской епархии была начата метрическая реформа. |
| В иезуитских школах юношество отрывалось от семьи и общества и становилось безропотным орудием чужой воли, которая указывала ему властной рукой на Рим, как на единственное и общее им всем отечество. В конце XVI века, бесспорно, лучшей братской школой являлась Львовская, а за ней Виленская. Первым —235— устроителем дел братской школы во Львове был, как известно, учёный грек елассонский митрополит Арсений. С самого начала преподавание в этой школе пошло так успешно, что Львовское братство, по прошествии шести лет, могло снабжать учителями другие братские школы, как, например, Виленскую, Брестскую и Перемышльскую, а студенты этой школы были настолько сведущими в греческом и славянском языках, что в 1591 году могли составить „грамматику эллино-славянскую“, которая и была в том же году напечатана на славянском и греческом языках в типографии братства. Среди учителей, отличавшихся на первых порах своей просветительной деятельностью, следует поставить: Кирилла Транквиллиона Ставровецкого, подвизавшегося в среде Львовского и Виленского братств, а также Стефана и Лаврентия Зизаниев 2384 . Эти два последние педагога или, как их в то время типично называли, „детоводцы“, составляли также учебники, в которых тогда ощущалась великая нужда. Так, Стефан Зизаний издал в Вильне в 1596 году, в типографии братства, „Азбуку“, которая имела целью не только научить ребёнка чтению, но и сообщить ему главные молитвы и краткое исповедание православной веры 2385 , а Лаврентий Зизаний в том же году издал также в типографии братства „грамматику славянскую“ и, в конце которой приложил толкование на молитву „Отче наш“ 2386 . —236— Кроме поименованных выше учебников и других книг, Львовское и Виленское братства отпечатали в первые годы своего существования (1586–1600 гг.) ещё некоторые, из числа коих укажем на: 1) окружную грамоту Константинопольского патриарха Иеремии, об устранении некоторых обычаев, несогласных с христианским учением, напечатанную во Львове в 1591 году; 2) ответ патриарха Мелетия к Иудеям, напечатанный в Львове, в 1593 году; 3) молитвы повседневные, с приложением молитв на всю седмицу св. |
| Вероятно, одно из пожалований стало наградой за участие Н. в прениях о «Евангелии учительном» архим. Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого) . В этот период политика руководства страны была направлена на ограничение доступа продукции правосл. типографий Речи Посполитой в Россию. Первые из сохранившихся грамот о «книгах литовской печати» датируются осенью 1626 г. Очевидно, воеводы, выполняя царское распоряжение, задержали на границе крупную партию украинско-белорус. изданий. Среди них преобладали экземпляры «Евангелия учительного» Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого) (1619, Евье или Рахманов), получившего негативные отзывы в Речи Посполитой. В 1625 г. Поместный Собор в Киеве во главе с Киевским митр. Иовом (Борецким) обнаружил множество неканоничных суждений в опубликованном 6 лет назад «Евангелии учительном». Текст Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого) был подвергнут осуждению. Постановления Собора не сохранились до наст. времени. Согласно пересказу Н. и др. участников прений 1627 г., приговоры представляли собой перечень обвинений «Евангелию учительному», прежде всего в следовании католич. постулатам. Постановления Киевского Собора 1625 г. содержали рекомендации, как исправить текст в строго правосл. духе. Кирилл (Транквиллион-Ставровецкий) предпочел перейти в униат. церковь. Украинские и белорусские книготорговцы стремились избавиться от неблагонадежного товара и свозить нераспроданные издания в Россию, но их товар был конфискован и отправлен в Москву. Монах Киево-Печерского мон-ря Афанасий (Китайчич), назначенный в России игуменом переяславль-залесского во имя сщмч. Никиты муж. мон-ря, предоставил патриарху Филарету «тетради»-определения Иова (Борецкого) о произведении Кирилла (Транквиллиона-Ставровецкого). Патриарх попросил Афанасия указать на печатном экземпляре «Евангелия учительного», какие именно положения Кирилла вызвали несогласия Киевского митрополита. «Тетради» и экземпляр с пометами Афанасия в нояб. 1627 г. патриарх Филарет отдал на апробацию рус. богословам - проявившему себя в диспуте с Лаврентием Зизанием Богоявленскому игум. |
| Как же в нормативной христианской культуре Московской Руси понимались последствия Адамова грехопадения и соответственно греховность человека? Повторю, что, как ни неожиданно, отражение даже этого коренного вопроса христианского мировоззрения в текстах Московской Руси не изучено. Обычно принимается, что грех и греховность понимали так же, как на Западе – в рамках того, что называют «общехристианским» вероучением. В самом ли деле так же? Такого рода сомнение возникает при чтении многих русских источников XV–XVII вв., в том числе при чтении текстов, опубликованных в приложении к замечательной книге Т. А. Опариной 360 . В качестве примера возьму отклик на «Учительное Евангелие» Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого 361 . О самом Кирилле Транквиллионе-Ставровецком мы знаем, что в конце 1580-х – начале 1590-х гг. он был учителем во Львовской братской школе и в Вильно. В начале XVII в. Транквиллион снова во Львове и выступает здесь одним из руководителей знаменитого Успенского братства. В 1610-е гг. мы его встречаем как игумена сначала Уневского, a потом Любартовского монастырей, позднее, в 1621–1625 гг., как проповедника в Замостье. На рубеже 1625–1626 гг. (видимо, после осуждения написанного им «Учительного Евангелия» собором киевского духовенства в 1625 г.) Транквиллион перешел в Униатскую (Греко-Католическую) Церковь . Он известен и как автор еще двух больших книг – «Зерцала богословия» и «Перла многоценного» 362 . Хорошо известно, что в Москве, в кругу патриарха Филарета, «Учительное Евангелие» вызвало резкие нарекания. Первым цензором книги был назначен киевлянин, бывший монах Киево-Печерской лавры Афанасий Китайчич, подвизавшийся в 1620-е гг. в России и ставший игуменом одного из русских монастырей. Он составил заключение о книге Транквиллиона-Ставровецкого 363 . Вторая группа цензоров – Иван Наседка, справщик Печатного двора, и игумен московского Богоявленского монастыря Илья – познакомились одновременно и с отзывом Китайчича, и с самим сочинением. Книга была признана содержащей многие «латинские ереси» и была запрещена к распространению. Более того, экземпляры запрещенной книги разыскивались и какое-то количество экземпляров было даже сожжено на Красной площади 364 . |
| Отношение Филарета к богослужебным и учительным книгам, напечатанным в Речи Посполитой, в типографиях Виленской, Львовской Братской, Киево-Печерской, Супрасльской, поначалу было вполне терпимым. Но взгляд Патриарха на печатную продукцию Западной Руси резко изменился после того, как в 1627 г. в Россию была завезена книга Кирилла Транквиллиона-Ставровецкого «Учительное Евангелие». Игумен Московского Никитского монастыря Афанасий, родом киевлянин, ознакомившись с книгой своего земляка, докладывал Филарету, что православному христианину никак нельзя содержать ее в своем доме и читать, поскольку она уже осуждена и запрещена соборно в Киеве за многочисленные еретические идеи. Афанасий проанализировал сомнительные моменты, присуствующие в книге Транквиллиона. Справщики игумен Илия и Иван Наседка также исследовали это произведение и нашли в нем еще больше еретических мест. В результате царь и Патриарх издали окружную грамоту, которая повелевала «Учительное Евангелие» и все прочие книги Кирилла Транквиллиона, которые имеются у кого-либо, повсеместно изъять и сжечь. Книг же литовской печати и даже рукописей из Речи Посполитой впредь не принимать под страхом наказания от гражданских властей и анафемы от Патриарха. Вероятно, к вопросу о еретических суждениях в упомянутой книге добавились и опасения относительно повреждения Православия среди выходцев из Западной Руси, о которых уже говорилось. Филарет испытывал серьезную озабоченность в связи с возможным проникновением латинства и ересей через книги литовской печати. Поэтому в 1628 г. последовали еще более жесткие распоряжения со стороны Патриарха и царя. Велено было учесть все богослужебные книги литовской печати по храмам и монастырям и по возможности отправить их в Москву. Не может вновь не поразить на редкость мудрый и взвешенный подход Патриарха к делу. При всей своей решимости бороться с литовскими изданиями он все же объявляет, что литовскими книгами можно пользоваться, пока на замену им не пришлют новые, московской печати, что Патриарх старался сделать как можно скорее. Вновь можно сопоставить такой подход с деятельностью Патриарха Никона, который в подобных ситуациях обычно шел напролом, действуя самыми крайними мерами без учета возможных последствий. |
| Но с 1627 г., когда привезена была в Москву из Литвы в значительном числе экземпляров книга Кирилла Транквиллиона Ставровецкого «Учительное Евангелие» взгляд Филарета на книги литовской печати изменился. Игумен Никитского монастыря Афанасий, киевлянин, которому поручено было сделать выписки из книги Транквиллиона, донес (1 октября) патриарху, что этой книги «всякому верному христианину и в доме держати, и чести недостоит», так как она уже осуждена в Киеве Собором архипастырей за содержащиеся в ней ереси и читать ее запрещено православным под страхом проклятия . Царь и патриарх велели Афанасию указать самые ереси, и он одни места в книге, которые считал еретическими, подчеркнул, а против других сделал пометки. Тогда царь и патриарх велели еще рассмотреть книгу богоявленскому игумену Илии и соборному ключарю Ивану Наседке. Эти последние нашли в ней, кроме указанных Афанасием, и многие другие погрешности и ереси и (3 ноября) изложили их в 61-й статье. Критики были слишком придирчивы и иное называли ересью по одному лишь недоразумению и непониманию литовского языка . Получив такое свидетельство о книге, царь и патриарх издали (1 декабря) окружную грамоту, в которой, объявляя, что в этой книге «сыскались многия ереси и супротивства древним учительным Евангелиям и иным святых отец Божественным книгам», указывали: «На Москве и во всех городех литовския печати (не только) «Учительныя Евангелья» архимандрита Кирилла Транквиллиона Ставровецкаго, (но) и иныя книги его, Кириллова, слогу (хотя оне вовсе не были рассмотрены) собрати и на пожарех сжечь, чтоб та ересь и смута в мире не была». Этого мало: указывали еще объявить всем людям, чтобы «впредь никто никаких книг литовския печати и письменных литовских не покупали», а кто «учнет литовския книги какия-нибудь покупати», тем быть от царя в великом градском наказании, а от патриарха в проклятии. В Москве 4 декабря действительно сожжены были рукою пристава всенародно 60 книг «Учительного Евангелия» Транквиллионова «за слог еретический и составы, обличившиеся в книге» . |
| И в самой Киево-Литовской Руси шли споры о некоторых книгах. Так, игумен Московского Никитского монастыря Афанасий, по происхождению киевлянин, наблюдая широкое распространение в Москве «Учительного Евангелия» Кирилла Ставровецкого, по школьно-латинскому прозванию Транквиллиона, написал патриарху, что книга эта уже осуждена в Киеве собором, а посему «всякому верному христианину и в доме держати и чести не достоит…» Царь и патриарх просили Афанасия составить доклад, указав и подчеркнув все еретические и неправильные места. Параллельно ту же задачу богословской критики возложили и на московских богословов: Богоявленского игумена Илию и протопопа Ивана Наседку. Эти оказались еще более придирчивыми критиками и изложили свои замечания обстоятельно в 61 пунктах. В результате, в циркулярном указе царя и патриарха объявлялось всем, что в Учительном Евангелии «сыскались многие ереси и супротивства древним Учительным Евангелиям и иным св. отец божественным книгам». Отсюда практический вывод. Во всех городах разыскать книги этого автора «собрати и на пожарех сжечь, чтобы та ересъ и смута в мире не была». По этому же поводу и в этом же указе сделано еще более широкое и строгое обобщение, чтобы впредь никто никаких книг литовской печати и литовской рукописи не покупал, а кто «учнет литовские книги какие-нибудь покупати, тем быть от царя в великом градском наказании, а от патриарха в проклятии». 4.XII.1627 r. в Москве всенародно сожжено было «за слог еретический и составы, обличившиеся в книге» 60 экземпляров Уч. Евангелия Транквиллиона. После этого пред патр. Филаретом встал вопрос о генеральной чистке от книг литовской печати. В 1628 г. царь и патриарх вновь приказали произвести по всем церквам точную перепись: а) сколько в каждой церкви книг московской печати и литовской?; б) от каких годов печати идут литовские книги?; в) не останутся ли церкви без пения, если все литовские книги отобрать? и г) церкви извещались, что решение царя и патриарха твердое, — что на место отобранных будут высланы книги московской печати, а литовские дозволялось держать лишь по нужде до получения новых, «чтобы в церквах без пения не было»; д) требовалось заявление о литовских книгах и от всех решительно граждан в ожидании указа, как в дальнейшем поступать с ними. |
|
|
